Александр Генис: Когда меня спрашивают, как туристу лучше всего посмотреть Америку, я советую проехать 1000 километров по любой из ее дорог. Дело в том, что если в Старом Свете дороги, связывающие (иногда узлом) страны, города, соседей, - это орудие цивилизации, то в Новом - способ бегства от нее. В Америке все наоборот: дороги не сокращают, а увеличивают расстояние, помогая разъехаться всем подальше друг от друга. Как великие реки, большие дороги ведут за собой вглубь континента, рассыпаясь по пути сетью автомобильных тропинок-ручейков, каждая из которых способна забраться уже в совершенные дебри. Но и в самых укромных уголках, среди первобытных гор и лесов, всегда слышен отдаленный гул хайвея, мерно несущего автомобильный поток от одного океана к другому.
В Новом Свете дорога важна сама по себе: она и есть приключение. Но в Старом Свете дорога - повествовательная условность, которая позволяет развернуть сюжет и обставить его реалистическими и символическими подробностями. Именно это произошло с фильмом, о котором нам расскажет ведущий “Кинообозрения” “АЧ” режиссер Андрей Загдаснкий.
Андрей Загданский: В Линкольн-центре недавно закончилась декада итальянского кино, на которой мне удалось посмотреть американскую премьеру итальянского фильма режиссера Джанфранко Роси «Кольцевая дорога». Фильм получил приз Венецианского фестиваля в прошлом году, точнее — главный приз фестиваля, «Золотого льва». И это первый случай в истории фестиваля, когда документальная картина получила первую награду в Венеции.
Напомню нашим слушателям, что несколько лет назад я рассказывал о другом фильме Роси «Киллер. Комната 164», в котором человек в черной маске, не выходя из комнаты в отеле, где-то на границе между Мексикой и Техасом, рассказывал автору фильма Джанфранко Роси историю своей жизни, историю наемного убийцы, профессионального палача наркомафии. Это была очень заметная картина, она мне понравилась. Еще мне понравилось, что Роси очень обаятельный, очень симпатичный человек и в прошлом студент нашего общего друга с вами бывшего рижанина, а ныне профессора киношколы Нью-Йоркского университета Бориса Фрумина.
«Кольцевая дорога» - фильм, который нужно смотреть на большом экране. (Собственно говоря, все, о чем я говорю в нашей передаче, нужно смотреть на большом экране, фильмы снимают для большого экрана). «Кольцевая дорога» - это неспешное классическое “синема верите” повествование, где нет дикторского текста, нет сквозного действия, но есть очерченная география действия: кольцевая дорога.
Александр Генис: Тут интересно порассуждать о том, что такое кольцевая дорога, особенно та, которая окружает Рим. Почему она называется Sacro, то есть священной? Потому что с этого начался Рим. Как мы помним, его основали братья Ромул и Рем. Началось с того, что один - Ромул - окружил какую-то территорию маленькой стеной, а Рем, потешаясь над хилой преградой, стал через нее перепрыгивать. За что Ромул и убил Рэма. Потому что любая стена в древности, если она окружает город, священна.
Городских стен уже больше нет, но кольцевая дорога по-прежнему остается той священной дорогой, которая окружает город, выделяя его от остального пространства и другой жизни. Мы можем вспомнить, скажем, Московскую кольцевую дорогу, которая имеет тоже метафорический, да и священный, я бы сказал, смысл: те, кто живут по эту сторону, очень отличаются от тех, кто прозябает по другую, правда?
Андрей Загданский: Московская кольцевая дорога имеет совершенно другое значение, но в одной реплике вам удалось нагрузить название фильма дополнительным, а может быть и изначальным метафорическим значением.
Александр Генис: Вы знаете, я не могу не вспомнить, когда-то, когда я первый раз приехал в Рим, то решил, что должен добраться до Аппиевой дороге и пройтись по ней. Денег на у меня почти не было, и я пешком из Рима шел к этой дороге и только к вечеру до нее добрался и вышел из города. И там среди грузовиков, проституток, каких-то ночных тратторий, где пьют вино эти самые проститутки вместе с шоферами этих самых грузовиков, я вдруг почувствовал, что нахожусь в фильме Феллини.
Андрей Загданский: К этому мы сейчас и перейдем. Итак, эта огромная дорога днем и ночью, гудит и шуршит через весь фильм. И все, что происходит в фильме, происходит ЗА пределами дороги. Это не Рим — это по ту строну, за пределами Рима. Таким образом по определению все то, что мы видим в фильме — это и есть, собственно говоря, Италия. Точно так же, все, что за пределами Московской кольцевой дороги — это Россия, а не Москва. И это один из уровней метафор, которые очень незаметно, ничего не форсируя, Роси вводит в картину.
В фильме очень много героев. Роси сплетает, спокойно двигаясь от одной истории, от одного персонажа к другому. И всюду, я подчеркиваю — это очень важное качество фильма, всюду ему удается установить абсолютный контакт доверия с героями. Он их очень хорошо знает — подумал я во время просмотра, они ему полностью доверяют. Это редчайшее качество документального кино. А среди его героев, очень разные люди. Я их перечисляю: рыбак, который ловит угрей, аристократ, сдающий свое поместье для различных социальных функций, герои фото-новеллы, я даже не знал о существовании подобного жанра, но в Италии это очень популярно, которая снимается в этом замке, жена аристократа и его дочь, их гости почему-то из Литвы, пожилые проститутки. (Вы спрашивали, когда будут проститутки — вот они: пожилые проститутки, ветераны профессии, практикующие свое ремесло в небольшом грузовичке на обочине кольцевой дороги). Еще - сотрудник «скорой помощи» и его больная Альцгеймером мать. Алхимик, философ, занимающийся спасением пальм в окрестностях кольцевой дороги. Две девочки, одна в рваных на заднице колготках сеточкой, которые танцуют на стойке бара. Бар, наверное, тот самый, о котором вы говорили несколько минут назад, на обочине дороги. Еще один аристократ, который живет вместе со своей взрослой дочерью в крошечной квартире-студии в доме, который переделали из офисного здания в жилой дом. И самолеты, которые постоянно пролетают над этим домом. Как тут не вспомнить мотоциклиста, который проезжает через Рим в фильме Феллини “Амаркорд”.
И еще одна замечательная сцена, которая связывает картину Джанфранко Роси с «Амаркордом» - снег, снег в Риме. Рима, конечно, мы не видим, но мы видим снег, который парализовал окружную дорогу. И все застыло, машины в безнадежной пробке. Девушка присела возле автомобиля облегчить нужду и смеется. И тут же рядом кладбище - тоже застывшее, почти как в автомобильной пробке. (Джанфранко давал интервью после картины, он говорит: это было первый раз, когда я увидел снег в Риме за 30 лет).
В своем портрете Италии, который Роси создает на экране, очень много бедности, очень много горя, много житейских катастроф, но все герои Роси живут какой-то подлинно оптимистической жизнью, они не унывают, они не сломлены, они идут, они шагают, они бодрые, наполненные жизнью и оптимизмом люди. В одной сцене, я признаюсь, ахнул. Роберто, который работает в команде «скорой помощи», навещает свою больную мать. Мать, как мы быстро понимаем, больна Альцгеймером и говорит неадекватно. Роберто, как и положено нежному и любящему сыну, говорит много, ласково и по-сыновьи совершенно влюбленно. Она продолжает отвечать невпопад. Роберто целует ее и просит, чтобы и она его поцеловала, но она не понимает. Во всяком хорошем неигровом кино, документальном есть моменты истины, когда вы смотрите на экран и понимаете всю Вселенную. Это - одно из таких мгновений. Не знаю, какая степень человеческого контакта и доверия должна была быть между Роберто и Джанфранко Роси, чтобы Роберто мог так раскрыться при работающей камере, позволить это снимать, пустить этого человека в дом, когда он разговаривает со своей больной матерью. Мои комплименты автору.
В этом эпизоде магия всего фильма. Это очень большой, очень развлекательный, смешной, в нем много феллиниевских нот, но ноты, по всей видимости, как мы начинаем понимать теперь, не просто феллиниевские, а итальянские в целом.
Короче, это - что это очень добрый фильм. Глядя, его, я вспомнил письмо моего любимого автора Курта Воннегута (не поленился, посмотрел в книге). Вот те слова, которые Воннегут написал в своем последнем обращении к публике, точнее, в последнем обращении, как он считал, к публике: «Так как же нам вести себя во времена апокалипсиса? Мы должны быть необычайно добры друг к другу. Но нам так же нужно покончить с излишней серьезностью. Шутки всегда помогают».
Александр Генис: Это замечательная фраза. Я всегда вспоминаю фразу Аксенова: «Главное, избавиться от звериной серьезности». В вашем рассказе об этом фильме меня больше всего заинтересовала сама дорога. Ведь как я уже говорил, есть гигантская разница между дорогами в Европе, в Старом Свете и Новом? Если в Старом Свете все дороги ведут в Рим и даже кольцевая дорога. Она окружает Рим и не попадает в него, но в то же время мы всегда знаем, что этот Рим лежит рядом - гигантский, огромный, вечный. И этот Рим притягивает к себе. А в Америке всякая дорога ведет “из Рима” - куда-нибудь далеко, на Запад, без конца. Помните, мы с вами ездили по 66-й дороге, которая ведет от Чикаго к Тихому океану? Кажется, что по ней можно ехать вечно и никуда. Вот эта “дорога в никуда” мне кажется центральной метафорой американской жизни. Все, что вы увидите по дороге, вам расскажет об Америке больше, чем любой путеводитель. Но в Старом Свете совершенно другая история: здесь мы ходим по кругу. Впрочем, любая дорога - готовый сюжет. Так построен и «Дон Кихот», и «Мертвые души». Пока мы едем, сюжет продолжает разворачиваться — это бесконечная история. И в этом отношении у нашего фильма не может быть конца, поэтому это «Кольцевая дорога».
Андрей Загданский: У фильма действительно нет конца. Он завершается, но у него нет конца, мы продолжаем двигаться по этому кругу. Это круг, между прочим, очень мастерски Роси вводит в изобразительный ряд фильма. Мы видим кольцо жизни - временное, сезонное, день и ночь, мы все время движемся в этом кольце. И еще - машины, мы никогда их толком не рассматриваем, мы лишь слышим этот звук, это жужжание, это шуршание.
Вы правы, говоря о том, что в Америке нужно ехать из конца в конец долго или просто пройтись по Главной улице любого маленького городка. Америка измеряется либо бесконечно вытянутыми длинными расстояниями, либо маленькими локальными, вполне обозримыми.
Глядя этот фильм, я вспомнил о целой волне фильмов, которые имеют географическое ограничение — это очень интересно. Так, мой коллега и товарищ Виталий Манский сделал фильм «Труба», где он путешествует от одного города к другому, наблюдая характеры и обстоятельства людей, живущих рядом с той самой трубой, которая определяет на сегодняшний день всю геополитику в России. Другой мой коллега Виктор Косаковский сделал картину «Вива, антиподы», где он соединяет жизнеописание и быт самых разных людей в Аргентине, в Китае, то есть, тех, которые находятся друг напротив друга в разных частях мира.
Александр Генис: То есть если пробуравить дырку сквозь земной шар, они встретятся.
Андрей Загданский: Именно. Группы антиподов, их жизнь составляет содержание этого фильма. Но и в том, и в другом, и в третьем случае есть попытка найти универсальное метафорическое, извините за это назойливое слово, значение внутри жесткого географического ограничения: Труба, Кольцевая дорога, Антиподы, противоположные стороны Земли. А задача одна и та же — создать и замкнуть Вселенную.
Александр Генис: Единственный способ создать Вселенную — это ее уменьшить, сконцентрировать и снять. Мне кажется, что могла бы появиться замечательная картина, если снять такой же фильм о Московской кольцевой дороге. Я возвращаюсь к этой мысли, потому что это большая метафора, чем любое другое явление подобного географического рода.
Андрей Загданский: Только пальм там не будет.
