Распад СССР определил и судьбу многих киностудий, созданных большевиками в национальных республиках. Большая часть из них, лишившись финансирования, ныне влачит жалкое существование. Чем живут старые кинофабрики, некогда прославлявшие советский кинематограф?

«Таджикфильм», основанный в 1930 году, начал свою деятельность с выпуска хроники новостей и документальных короткометражек в стиле агитпропа. Первые звуковые игровые картины были сделаны в 1939 году режиссерами Николаем Досталем («Сад») и Камилем Ярматовым («Друзья встречаются вновь»). Они, как и положено сталинскому киноискусству, воспевали тогдашний строй, герои картины устанавливали Советскую власть в республике.

Но пик славы кинофабрики пришелся на 1970-е годы, когда классик таджикского кино Борис Кимягаров с голливудским размахом экранизировал поэму Фирдоуси «Шахнаме». Им была снята трилогия — «Сказание о Рустаме», «Рустам и Сухраб» и «Сказание о Сиявуше». Бюджеты этих картин исчислялись миллионами рублей, фантастические по тем временам суммы. Костюмированная массовка насчитывала десятки тысяч человек. Специально для съемок возводились целые дворцы, крепости и дорогостоящие царские интерьеры. Государство обеспечивало прокат картин по всей стране и даже гарантировало показы за рубежом. Накануне распада СССР в Таджикистане выпускалось около шести полнометражных игровых фильмов в год.

Сегодня не снимается ни одной. О том, как выглядит некогда успешная кинофабрика, рассказывает недавно вернувшийся из Душанбе кинорежиссер Валерий Ахадов: «Выглядит студия почти так же, как и много лет назад, визуально прилично. Проблема в другом. В полном запустении все цеха фабрики. Я зашел в зал перезаписи, в лабораторию, в монтажную — ни души. Большинство помещений административного корпуса сданы в аренду международным организациям. В каком-то павильоне стоит старая декорация к фильмам Тахира Сабирова "Сказки Шахерезады", вся в пыли. Иногда там, какие-то клипы снимают местные режиссеры. Главная потеря, конечно, это люди, профессионалы, которые покинули республику, и те, кто уже ушел из кинематографа в силу жизненных обстоятельств. Поэтому там явно несладко, даже в сравнении, скажем, с такими республиками, как Казахстан и Узбекистан. В Киргизии не знаю, как дела обстоят. В Туркмении, боюсь тоже не шибко. Но государство пока не в состоянии финансировать кинематограф. Кино как бы объединено с телевидением, но за счет международных организаций снимаются какие-то фильмы, в основном документальные. Игровое кино снимается не на пленку, а только на "цифру" или на обычный Betacam. Тем не менее, вот эта вот живучесть кинематографа, она, конечно, удивительна. Во-первых, сделали кинотеатр, где можно уже показывать, кинотеатр "Джами", который находится в центре города. Он в приличном состояния, там уже можно показывать кино на пленке, а не только на DVD и видео».

— А ведь в советские годы, несмотря на то, что довлела идеология в киноискусстве, у каждой студии, в том числе и у «Таджикфильма», было свое лицо.
— Что скрывать, у «Таджикфильма» тоже было свое название — «Басмачфильм», потому что очень много картин было связано с этим временем, когда была борьба с басмачами, установление Советской власти. И, кстати, были неплохие картины, профессиональные и зрелищные. Они и собирали неплохо в общесоюзном прокате. Потом были комедии, у нас был комедиограф Мукадас Махмудов, царство ему небесное. Недавно я по телевидению увидел «Белый рояль», и я просто с ума сошел от счастья. Мелодрамы… У нас, кстати, было жанровое разнообразие. Может быть, потому что над нами не довлела, скажем, мощная проза. У нас же с прозой было плоховато. Писались оригинальные сценарии, поэтому все было многожанровое – может быть, это был и плюс таджикского кинематографа. Этнокино. Скажем, Давлат Худоназаров снял хорошую картину «Юности первое утро» по роману Лукницкого «Ниссо», с новым взглядом на исторические события, с акцентом на этнокультуру. Но я как-то был в стороне, снимал черти что – «Кто поедет в Трускавец» и «Руфь» – совсем не таджикское кино. Нам еще очень помогало центральное телевидение, которое заказывало много картин. Поэтому у нас было многожанровое кино. Но самыми знаменитыми нашими фильмами были кимягаровская эпопея по «Шахнаме» и, конечно же, «басмачфильм» Тахира Сабирова. А потом пошли сказки «Шахерезады» и так далее. Надо сказать, что эти картины помогли создать хорошую техническую базу к тому времени, когда подошло наше и ваше поколение. Мы уже имели право делать и другое кино, выходить уже на другой уровень. Конечно, об этом я всегда говорю с грустью, таджикский кинематограф был подбит на взлете. Потому что, кто помнит эти времена — конец 1980-х годов, какое количество молодых режиссеров пришло, своеобразных интересных. И работали, и сделали по картине все, по первой, может быть, кто-то успел даже по второй, и резонанс был хороший. Все начинать с начала очень тяжело. Это трагедия. Я сужу по тому, что наши все, кто уехал, творцы, они здесь неплохо работают, и в России, и за ее пределами. Значит, умели делать.
В конце 1980-х Перестройка внесла коррективы в студийную жизнь, сменилась тематика и идейное содержание фильмов. Мне удалось поработать на «Таджикфильме» несколько лет во время учебы во ВГИКе, снять пару документальных картин. Это был очень короткий, но интересный период в моей жизни. Вначале 1990-х Таджикистан охватили народные волнения. Политические процессы привели к межэтническим столкновениям, к гражданской войне. Республику покинули сотни тысяч жителей, в том числе и высококлассные специалисты.

Кинорежиссер Валерий Ахадов, в те годы возглавлявший Русский драмтеатр имени Маяковского, совершил настоящий подвиг: он сумел договориться с Москвой и вывез свою труппу в Россию. Готовый творческий коллектив (к тому времени студия «Полуостров») осел в магнитогорском драмтеатре имени Пушкина. Люди получили не только работу, но и крышу над головой. Заметно обогатилась и культурная жизнь Свердловской области. Валерий Ахадов — автор таких известных картин, как «Руфь» с Анни Жирардо в главной роли, «Женщин обижать не рекомендуется» и «Парниковый эффект». Режиссер Ахадов ныне преподает во ВГИКе, изредка наведывается на родину. Один из его учеников, выходец из Таджикистана, сегодня приступил к съемкам своего дипломного проекта. О проекте рассказывает Валерий Ахадов: «Он получил из госбюджета 15 или 13 тысяч долларов. Государство все-таки выделило деньги на съемку. Исполнитель главной роли получает всего 200 долларов за весь фильм. И, соответственно, все остальные в такой же пропорции. И я, когда был там, — смотрел кинопробы, выбор натуры — поскольку это мой студент, то я подумал, что люди готовы даже бесплатно работать. Откуда-то появилась гример одна — из забытья, осветители, супертехники, механики аппаратуры. И все это очень трогательно, и они хотят работать в надежде, что это будет хоть маленький, но старт. Очень важно, видимо, показать эти картины хотя бы на телевидении, чтобы увидели, что — о, вот еще кино какое-то, снимается, оно еще живо. Там, кстати, сейчас хорошую молодежную телестудию сделали — «Сафина» («Парусник»). Что-то типа российского канала «Культура», так что показывать есть где. И важно, что люди хотят в Таджикистане смотреть свое кино».

— Как показывает практика, проблема с киноаппаратурой решаема, по крайней мере, на выручку пришел цифровой кинематограф, более доступный по ценам и широкий по техническим возможностям. Есть энтузиасты, которые готовы почти бесплатно работать на съемочной площадке. Но где взять хороших артистов?
— Актерская профессия там стала настолько не престижной, что когда мне мой дипломант показывал кинопробы, приводил людей из Института искусств, с актерского факультета, ну, это нечто, конечно. Это, видимо, люди, которым совсем уже некуда пойти, идут в артисты. Как когда-то я принимал экзамены и спрашивал: «А что ты пришел в артисты?» А он говорит: «Э, талант есть». «А кто сказал?» «Папа сказал». Вот приблизительно такие, немножко полусумасшедшие люди. Хотя там театры и сохранились, но такого притока молодежи, как раньше было, конечно, нет. Не престижная профессия, нищая.

— Таджикистан за последние пятнадцать лет превратился почти в мононациональную республику. Русская речь слышится все реже и реже на улицах Душанбе. Восстанавливать или возрождать кинематограф придется коренному населению. Валерий, я знаю, вы, несмотря на все трудности, склонны причислять себя к оптимистам.
— Вообще принято, чтобы интеллигенция ругала всех и все, но я, честно говоря, вижу, что руководство в лице президента на культуру обращает внимание. Консерваторию, например, открыли. В советское время мы так боролись, чтобы открыть Консерваторию — и ни черта не получалось. Притом что остался Институт искусств. Я сравниваю, скажем, с Туркменией, где закрыли Оперный театр, то есть я вижу, что грамотный подход — чтобы ничего не исчезло, сохранить то, что было, и что-то приумножить. И меня радует, что новый канал «Сафина» открыт на современном техническом уровне. И я когда туда зашел, у меня было ощущение, что я попал на молодежный канал какой-то, типа MTV, ходят молодые и красивые люди, и стиль канала такой же продвинутый.
Я там разговаривал с людьми, которые у власти, будем так говорить, в культуре. Я говорю: «Учить только людей надо». Добиться, чтобы, как когда-то в свое время, центральные вузы принимали на учебу, как мы говорили, национальные кадры, давали какие-то возможности бесплатно учиться. О чем люди думают? Я когда уезжал из Таджикистана с театром, я даже произнес такую фразу: «Ребята, никогда здесь в 19:00 зритель в театр уже не придет, потому что будет страшно, будет темно». Слава богу, что я оказался неправ. Театры работают, люди в кино ходят, ночью по улицам ходить можно. Следы войны есть – в душе. Внешне их уже нет практически. Я приезжал на фестиваль «Сталкер», после показов, там такие интересные обсуждения фильмов были, довольно нелегких картин, не развлекательных – я порадовался. Растет поколение не слабое, образованное и довольно критичное по отношению ко всему.