По возвращении в Москву из Донбасса в конце лета 2014 года Игорь Стрелков, бывший "министр обороны" самопровозглашенной "Донецкой народной республики" (ДНР), стойко поддерживал типичный для офицера спецслужб в современной России имидж "лояльности государю": портрет Путина красовался над рабочим столом. Однако год спустя, как утверждают его коллеги, портрет исчез.

Сегодня бывший офицер ГРУ возглавляет одно из оппозиционных движений.

Россия стоит перед лицом вызова путинизму, но он брошен с самой неожиданной стороны – не прозападными либералами, а националистами, которых Кремль, как ни обхаживал, так и не смог соблазнить. Именно они предлагают политическую альтернативу.

Во многом в этом виноват сам Путин. Любые ростки подлинного либерализма – в западном понимании – Кремль систематически проклинает. А господствующую домашнюю модель либеральной экономической политики отстаивают клептократы, которые вложились в улучшенные отношения с Западом, но, несмотря на все разговоры о верховенстве закона, хотели бы сохранить для себя свободу воровать.

Сколько бы Запад ни поддерживал такие фигуры, как бывший министр финансов Алексей Кудрин, или бывший премьер-министр Михаил Касьянов, или нынешний вице-премьер Игорь Шувалов, видя в них прагматичных реформаторов, их "акции" в самой России весьма низки. Кудрина ассоциируют с чрезмерным фискальным консерватизмом, заставляющим простых россиян страдать во имя экономической теории. Оппозиционный лидер Касьянов в народе до сих пор знаменит как "Миша два процента" за откаты, которые он, как считают, получал от основных сделок, совершенных в его бытность премьером. Что касается Шувалова, этот высокообразованный космополит и "друг бизнеса" подозрительно хорошо устроился в существующей системе, даже использует личный самолет, чтобы возить на выставки своих собак. Как бы там ни было, и независимо от достоинств тех или иных личностей, существует широко распространенное убеждение, что либеральная элита корыстолюбива и насквозь коррумпирована, готова защищать западне ценности, лишь пока они приносят выгоду.

Говоря словами одного высокопоставленного офицера полиции, называющего себя "новообращенным националистом", "элита страны разделилась на тех, кто крестится и ворует, прославляя матушку-Россию, и тех, кто говорит по-английски и ворует, превознося Запад. Но все они воруют и никто из них не является патриотом".

Встречаются, конечно, и исключения. Но по иронии судьбы громче всех о необходимости верховенства закона, независимости судебной власти, прозрачности владения активами и борьбе с коррупцией говорят персонажи внутри широкого националистического спектра. На одном его конце их лучше всех представляет Алексей Навальный, а на другом – личности вроде Игоря Гиркина, более известного под псевдонимом Стрелков. Они аутсайдеры в России, которая, казалось, во многом отражает их ценности.

Этот парадокс – следствие идеологического вакуума или, по крайней мере, неуверенности в самой сути "путинизма". Нет сомнений, что Путин – националист: он верит в российскую исключительность, считает, что есть что-то ценное, уникальное и великое в ее культуре, истории и цивилизации. В сущности, вполне вероятно, что за усилиями по утверждению роли России в мире и борьбы с тем, что Путин считает попытками Запада навязать свои ценности и таким образом подорвать российскую уникальность, кроется искренняя вера, а не просто "реалполитик". Как он отметил в канун последних президентских выборов, "мы будем укреплять наше "историческое государство"… государство-цивилизацию… Великая миссия русских – объединять, скреплять цивилизацию".

Но что это означает? Вот в чем вопрос. Путинский национализм по-прежнему изменчив и непонятен при всей очевидной страсти, которую он в него вкладывает. Речь идет не просто о базовом отличии между этнической и государственной моделями национализма, а о попытках определиться с тем, что больше подходит для России. В отсутствии ясного понимания цели и до тех пор, пока возглавляемые Путиным государственные институты укомплектованы клептократами, злоупотребляющими законами и "снимающими сливки" с бюджета, единственным местом, где происходит реальное "зондирование" национализма, становится оппозиция. Ирония в том, что в то время как Кремль периодически пытается привлечь в свои ряды и контролировать различные националистические движения, он также способствует появлению сил, которые вряд ли свергнут существующий режим, но могут обозначить его преемника.

"Патриотическая оппозиция"

Россия всегда была империей, но никогда – нацией. В результате, по меткому выражению русского националиста Константина Крылова, распад Советского Союза был похож на приватизацию коммунальной квартиры: отдельные комнаты перешли во владение этнических республик или наций, в то время как Россия застряла в коридоре. Этот исторический парадокс подчеркивает разнообразие, разброс и непоследовательность националистических движений. Если Россия – де-факто государство, то от кого националисты хотели бы добиться независимости? Если они против того, чтобы выбросить из федерации любую из 21 этнических республик, что привело бы к дальнейшей потере территории, но не имеют ясного представления о том, как интегрировать этнические меньшинства, являющиеся российскими гражданами, то кто они такие? В то время как расизм и ксенофобия попадают в газетные заголовки после очередной вспышки насилия или когда Кремль открыто заигрывает с национализмом в своей риторике, зачастую игнорируется, насколько враждебны власти большинство националистических группировок и насколько, в свою очередь, опасна игра в кошки-мышки, которую Кремль ведет, дабы притушить угрозу, которую он чувствует от этих групп.

Националистические группировки появились в 1990-е годы. А националистические настроения сыграли существенную роль в оппозиции президенту Борису Ельцину и в его тупиковом жестком противостоянии с парламентом в 1993 году. Если прогуляться вокруг московского Белого дома, можно набрести на сохранившийся рукотворный мемориал 187 защитникам здания парламента, погибшим во время тех трагических событий. (Последняя официальная цифра – 158 погибших, 75 из которых – в районе Белого дома. – Прим. переводчика.) Мемориал дает четкое представление о стороне, которая чувствует себя проигравшей в этом противостоянии – либо вероломно преданной, либо просто оказавшейся в меньшинстве. Замаскированное под разные требования и тактики, их послание обществу по сути одно и то же: страной руководят предатели, продавшиеся либо Западу, либо обслуживающие другой, "нерусский" интерес. Впрочем, если присмотреться повнимательнее, трудно определить, в чем же, собственно, заключается их собственная "русскость".

В 2003 году Кремль способствовал объединению патриотических, националистических и части левых сил в партию "Родина" под руководством умеренных, связанных с властью националистов Дмитрия Рогозина и Сергея Глазьева. К 2006 году партия под давлением кремлевской администрации, последовавшим за широко распространившимися обвинениями в расизме, была распущена. Однако карьера обоих – и Рогозина, и Глазьева – прошла перезагрузку, когда Кремлю снова понадобились националистические политики и идеологи для оправдания внутреннего и внешнего политического курса.

Националистические философы

Неудивительно, что все это сопровождалось всплеском националистической и империалистической мысли в рядах писателей и философов, тесно связанных с военным сообществом и спецслужбами. Пример тому Александр Дугин и Александр Проханов.

Звезда Дугина взошла на послеперестроечной волне, когда реакционное мышление вошло в моду среди сил, выступивших против Ельцина в 1993-м. В 90-е Дугин читал лекции в Академии Генерального штаба и был близок к генералу Игорю Родионову, министру обороны в 1996–1997 годах, человеку, который, несмотря на прозападные настроения в ельцинской администрации, пытался поддерживать настрой на холодную войну.

Возможно, из-за его тесных связей с сообществом спецслужб Дугина ошибочно начали считать философом, повлиявшим на позицию Путина, на поворот к более агрессивной внешней политике в 2014 году. Но это – заблуждение: приливы и отливы популярности идеологов вроде Дугина зависят от идеологической линии Кремля, а не наоборот. Другими словами, это не мысли Дугина вливаются Путину в уши, а образ мыслей Путина способствует тому, что взгляды таких, как Дугин, оказываются востребованными и, следовательно, временно популярными.

Подобным образом карьера Проханова, получившего в советское время прозвище Соловей Генштаба за лирические панегирики вторжению в Афганистан, в большей степени была следствием, а не причиной заигрывания режима с ультранационализмом. В 1990-е годы он оказался парией из-за поддержки августовского путча 1991 года – именно он сочинил манифест для путчистов, а впоследствии – и манифесты антиельцинских сил в 1993 году. Во времена Путина он сразу получил больше возможностей для выражения своих взглядов, хотя временами отчаянно критиковал власть, в том числе за ее предполагаемую причастность к взрывам домов в Москве в 1999 году. Милитарист и самопровозглашенный империалист, Проханов превозносит доблесть российских солдат начиная с чеченских войн.

От ручного к дикому

Ситуация воспроизводится на протяжении всех путинских лет: националистические "проекты" инициируются или поддерживаются Кремлем, но неизменно пытаются вырваться из его объятий, стоит им почувствовать лицемерие режима.

Показательный пример – "дружба" с Движением против нелегальной иммиграции (ДПНИ), поначалу вполне лояльно относившимся к власти.

Движение было одним из главных организаторов ежегодного националистического Русского марша, начиная с 2005 года. "(Зам. главы администрации президента) Владислав Сурков был одним из крестных отцов Русского марша 2005 года, – говорит Егор Холмогоров, прокремлевский аналитик со связями в националистических кругах. – Всем было ясно, что тот марш не состоялся бы без благословения президентской администрации".

Но ДПНИ и другие группы, вроде "Славянского союза", стоявшие за маршем, вскоре показали себя слишком радикальными и, главное, слишком неуправляемыми.

Как рассказывал нам в 2011 году бывший лидер ДПНИ Александр Белов, "было предложение сформировать общественный совет из националистических групп, таких как ДПНИ и "Славянский союз", которые бы сотрудничали с московской полицией". Но оно не прошло, как он считает, по указанию президентской администрации.

В конце концов и московские власти, и Кремль оказались застигнуты врасплох, когда убийство болельщика "Спартака" Егора Свиридова лицами нерусской национальности обернулось яростными массовыми беспорядками на Манежной площади 11 декабря 2010 года. "Под раздачу" неожиданно попали члены ДПНИ, имевшие дружеские связи в местной полиции и не принимавшие участия в бесчинствах. Владимир Квачков, к тому моменту оправданный присяжными по предыдущему делу о попытке покушения на либерального политика Анатолия Чубайса, вскоре после бунта на Манежной был снова арестован, уже по обвинению в организации вооруженного мятежа.

Бывший спецназовец, знавший Квачкова по ДПНИ, рассказывал нам тогда, что эти события убедили их в том, что Кремль употребляет националистическое движение весьма цинично: "Все как всегда: они используют нас, когда им нужны солдаты, а затем выбрасывают нас на помойку, когда мы становимся проблемой".

Впоследствии власти решили опереться на националистов в гораздо более важном и опасном деле, подстрекая их воевать на Востоке Украины. Но к этому моменту Кремль уже осознал, что игра в кошки-мышки с националистами становится слишком опасной – либо националистическая мышь стало слишком большой, либо кремлевский кот слишком обленился.

Бело-коричневый альянс?

Сами националистические организации тем временем влились в антикремлевскую уличную оппозицию 2011–2012 годов, впоследствии получившую известность как Болотное протестное движение. Его символом стала белая лента. В какой степени либеральное космополитическое сообщество избирателей, выступавшее против возвращения Путина на третий президентский срок и "подстроенных" выборов, абсорбировало или оказалось совместимо с националистическими идеями, продемонстрировало создание, в конечном счете, обреченного Координационного комитета оппозиции, попытавшегося объединить националистов, либеральных и левых активистов под нестатуированным руководством фактического лидера протестного движения Алексея Навального.

Одной ногой стоя в либеральном лагере, Навальный немедленно вызвал вопросы по поводу его политических симпатий из-за альянса с националистами, которого он не скрывал. Он участвовал в Русских маршах с 2007 года и перестал это делать лишь в 2013-м, когда это вызвало гнев более либеральных групп в оппозиции. Твердо выступая против нелегальной иммиграции и за прекращение федеральных субсидий кавказским республикам, Навальный казался сторонником некоего современного, западноевропейского национализма: неистовая ксенофобия отвергается, а верховенство закона и демократия для своей собственной культуры вкупе с исключением чужой принимается.

Националисты скептически относились к Навальному, когда он появился в 2011 году, но с самого начала было ясно, что одной из основных проблем, по которой они сходятся, была борьба с коррупцией, которую другие видные деятели оппозиции недооценивали.

Как сказал в 2011 году член националистического Конгресса русских общин Александр Босых, "если Навальный по-настоящему возьмется за проблему коррупции, у него будет авторитет". Впоследствии националисты увидят в Навальном главного соперника, но уже тогда Босых скептически отзывался о его антикоррупционной кампании, считая ее не более чем политической пиар-акцией. Идея, что коррупция является преступлением одновременно и против государства, и против народа, а также предательством интересов, на представление которых политики и чиновники получили мандат, стало приоритетом националистов. И эту идею они хотели оставить для себя. Это легко понять, едва взглянув на мотивировку причин межэтнических конфликтов, за которую упорно цепляются националистические группировки: коррумпированная полиция не в состоянии обуздать этническую мафию, в то время как русские, дескать, остаются бесправны и беззащитны. Так были представлены массовые беспорядки 2010 года после убийства Свиридова, а также события 2013 года в московском спальном районе Бирюлево, когда русский был зарезан на рынке продавцом – выходцем из Средней Азии.

Эскиз в коричневых тонах

В 2016 году опасный вызов Владимиру Путину был брошен из самого маловероятного места. Стрелков, бывший офицер ГРУ, командир "проповстанческих" сил на юго-востоке Украины, которого Кремль убрал с передовой за неподчинение, создал собственную оппозиционную организацию "Общероссийское национальное движение" (ОНД).

Стрелков не согласился на интервью, но его союзник Константин Крылов, автор манифеста движения, вспоминает о последовательной трансформации Стрелкова – о превращении верного путинца в человека, которого лучше всего можно было бы охарактеризовать как патриотического диссидента.

"Игорь Иванович долго пытался сохранять лояльность. По характеру он – типичный патриот, – говорит Крылов. – И дело даже не в том, что он хочет любить свою страну. Он, к примеру, верит, что у нас хорошая власть. Принимая во внимание, где он работал в прошлом, все это накладывается на типичный советский "комплекс спецслужбиста". Эти люди верят, что они все знают лучше, чем другие, что у них есть право смотреть свысока на обычных людей. В то же время он привык думать, что начальству виднее, что некоторые жертвы в угоду власти неизбежны. Но все имеет свои пределы. Когда те же самые начальники начинают себя вести таким неприемлемым, необъяснимым образом, тогда приходится признавать, что во власти есть воры и предатели".

Рефрен о предателях и ворах во власти стал у националистов общим местом. Но в случае с ОНД он оттенил появление платформы, которая до недавних пор была в распоряжении либерального лагеря: установление верховенства закона, независимой судебной системы и институционализация прав человека.

"Мы обеспечим реальное равенство всех граждан перед законом, – гласит Политическая декларация ОНД. – Для этого мы восстановим независимость судебной власти, ныне превратившейся в инструмент по штамповке неправосудных приговоров. Порядок начинается с честных и независимых судов, распад государственности и анархия начинаются с распада судебной системы".

Это обещание соседствует с призывами объединить Украину, Россию и Беларусь с "иными русскими землями", поддержкой проекта "Новороссии" и идеей восстановления "национального" контроля над политической системой.

Многое из этого манифеста было настолько "белоленточно" по тональности, что Алексей Навальный даже разместил некоторые пассажи в своем блоге, попросив читателей определить, к программам какой партии они принадлежат, и таким образом намекая, что платформы, типичные для либерального лагеря, были позаимствованы националистами.

Между Стрелковым и Навальным никогда не было "любви". "В Кремле очень боятся националистов, потому что они используют ту же имперскую риторику, что и Путин, но умеют это делать лучше, чем он, – заявил Навальный в июне в интервью газете Guardian. – Вот поэтому националисты и сидят в тюрьмах, даже те, кто поддерживал Путина. Они целовали ему ноги, и он их выкинул".

Стрелков, в свою очередь, отреагировал скептически, но признал некоторое сходство позиций. В интервью интернет-газете Znak он отметил: "Я не спорю с Навальным. Вся система держится на коррупции, на мотивации "воровать, продавать и посылать за границу".

По мнению Крылова, в позиции националистов никогда не было непоследовательности. "Националистическое движение первоначально задумывалось как союз организаций, недовольных как правительством, так и либеральной оппозицией, – подчеркнул он. – Национализм в европейских странах был либеральным. Вопрос нужно ставить по-другому: почему наши либералы не националисты? Или не националисты других национальностей?"

Будущее принадлежит мне

"Представьте себе хищника, загнанного в угол, – говорит Крылов о Путине. – Он все еще опасен и может искалечить вас до смерти. Но вы можете подождать, пока он истечет кровью. Вот как все сегодня воспринимают нынешнюю власть".

В интервью национал-большевистскому писателю Захару Прилепину Проханов, к примеру, нарисовал поразительно экуменическую картину пришествия "Пятой Российской Империи", в которой "будет место для каждого – для левых и правых, для православных и для мусульманских фундаменталистов. Будет там синагога и крупный бизнес… Как большевики использовали весь потенциал романовской империи, так будет строиться и Пятая Империя, – из разного рода несопоставимых элементов".

Хотя прохановские идеи нельзя воспринимать как манифест всего националистического движения, они, тем не менее, отражают серьезность поисков альянсов и желание привлечь в свои ряды новых союзников в ближайшие годы.

Нетрудно заметить, что эти идеи, особенно с учетом того, что замешаны они на неприятии коррупции и комфортно устроившейся элиты, которая воспринимается как получившая эти блага в результате распродажи страны, привлекательны для многих. Принимая это во внимание и учитывая итоги опроса "Левада-центра", согласно которым только 33 процента россиян чувствуют, что страна после попытки путча 1991 года пошла в правильном направлении, а 40 процентов придерживаются противоположного мнения, возможно, Проханову придется сдуть пыль с его старого манифеста.

Впрочем, это все еще система, в которой доминируют элиты. И более сложный вопрос состоит в том, смогут ли националисты получить серьезную поддержку среди них. Казалось, главной их опорой могли бы стать аппаратчики из спецслужб. Но, как это ни странно, до сих пор эти контакты были весьма ограниченны.

Если прошлое подсказывает националистам искать связи среди силовиков, им понадобятся "мостостроители" со статусом в обоих лагерях. Телохранитель Бориса Ельцина Александр Коржаков сыграл решающую роль как в том, что убедил бывших коллег по КГБ не присоединяться к путчистам, так и в создании долгосрочных связей на будущее, что позволило этой спецслужбе плавно "перетечь" в постсоветскую эпоху. По мнению осведомленных источников, Стрелков сохранил связи и в ФСБ, и в ГРУ (военная разведка), но их уровень не слишком высок. Впрочем, сила Коржакова была не в его личном социальном капитале, а в том, что его воспринимали как эмиссара неизбежных победителей.

Это не то, что националисты в их нынешнем виде могут организовать, да, похоже, они к этому и не стремятся. Вместо этого их политика состоит в том, чтобы просто ждать падения путинского режима, а пока суть да дело – выстраивать свою политическую платформу, идеи и доверие к себе. По мере того как режим подвергается все большему давлению извне и изнутри, националисты проникаются надеждой, что все получится, как у Ленина в 1917 году: режим сам собой рухнет, власть будет валяться на земле, а они ее просто поднимут.

Перевод: Галина Сидорова