Каждая семья в бывшем СССР прошла через время сталинского террора. Но об этом до сих пор не принято говорить.

"Это случилось ночью с 4 на 5 декабря 1937 г., и отца увезли. Он нас расцеловал и сказал: "Это недоразумение, я вернусь". Больше мы его не видели и ничего о нём не знали.
Потом мы с мамой стали вспоминать, что перед арестом он как-то изменился, бывал часто задумчив, молчалив и чем-то удручён.
В феврале 1938 г. меня и мать выслали в г. Бирск Башкирской АССР. Я училась в 10-м классе средней школы. В Бирске меня на учёбу нигде не приняли, отвечали, что детей врагов народа мы не принимаем".

Дагмара Карловна Ауман
Санкт-Петербург

"Зима 1932-1933 года в Ростове-на-Дону. Мне семь лет. Все чаще я слышу слово "голод". Появляются и другие новые слова: рабкоп, карточки, боны, торгсин. Мама относит туда свой перстень и пару серебряных ложек – наше семейное богатство. Торгсин для меня – сказка. Я стою у витрин с выставленными там колбасами, сосисками, черной икрой, конфетами, шоколадом, пирожными. Не прошу: прекрасно понимаю, что купить этого мама не может. Самое большое, что ей удавалось купить для меня, – это немного риса и кусочек масла. [...] Нет, я, единственный и болезненный ребенок, не голодаю. Я не хочу есть мамалыгу, такую красивую на вид, похожую на заварной крем, но, на мой вкус, отвратительную. Ненавижу я и перловку, и меня удивляет, с какой жадностью ее съедает Ленька – мальчик, что живет в квартире над нами и иногда приходит ко мне поиграть. Он тихий, добрый и не задиристый. Всегда как будто бы всех стесняется и боится. Какое-то время спустя я узнаю, что у Леньки умер дедушка, и взрослые говорят, что его не в чем похоронить. Нет гроба. Мне страшно и непонятно: значит, дедушка так и будет лежать у них мертвый дома? Я хочу расспросить Леньку, но он давно уже не приходит к нам. Потом я узнаю, что дедушке сделали гроб из разбитых ящиков и похоронили. А Ленька все не приходит. Лишь спустя много времени мне говорят, что он тоже умер. Они были очень тихими людьми, Ленькина семья, и голодали молча. Умерли самые слабые, старый и малый.

Не война, не блокада, не оккупация, даже не засуха... Богатейший наш юг! Пройдет еще много-много лет, прежде чем я пойму, что причина – еще в одном новом и очень для меня тогда трудном слове коллективизация"...

Воспоминания И.Г. Гентош

​ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ Союза С.С.Р. № 00486

15 августа 1937 года.
г. Москва

С получением настоящего приказа приступите к репрессированию жен изменников родины, членов право-троцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категории, начиная с 1-го августа 1936 года.

При проведении этой операции, руководствуйтесь следующим:

ПОДГОТОВКА ОПЕРАЦИИ

1) В отношении каждой, намеченной к репрессированию семьи производится тщательная ее проверка, собираются дополнительные установочные данные и компрометирующие материалы.

На основании собранных материалов составляются:

а) подробная общая справка на семью с указанием: фамилии, имени и отчества осужденного главы семьи, за какие преступления, когда, кем и какому наказанию подвергнут; именной список состава семьи (включая и всех лиц, состоявших на иждивении осужденного и вместе с ним проживавших), подробных установочных данных на каждого члена семьи; компрометирующих материалов на жену осужденного; характеристики, в отношении степени социальной опасности детей старше 15-ти летнего возраста; данных о наличии в семье престарелых и нуждающихся в уходе родителей, наличии тяжело или заразно больных, наличии детей, по своему физическому состоянию, требующих ухода.

б) отдельная краткая справка на социально-опасных и способных к антисоветским действиям детей старше 15-ти летнего возраста.

в) именные списки детей до 15 лет отдельно дошкольного и школьного возраста. [...]

СОВ.СЕКРЕТНО
УПРАВЛЯЮЩЕМУ ДЕЛАМИ СОВНАРКОМА СОЮЗА С.С.Р.
тов. ПЕТРУНИЧЕВУ

"В порядке выполнения решения ЦК.ВКП(б), НКВД СССР на 10 июля с.г. в Москве и по Союзу устроил в детдома Наркомпросов Союзных Республик – 17.365 детей репрессированных родителей. По предложению НКВД СССР потребуется из"ять и разместить еще до 5.000 детей".

Это карточки (документы и личные страницы), собранные редакцией сайта "Бессмертный барак". Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР, старшему майору госбезопасности Семену Жуковскому не хватило лимита на детей репрессированных и "изменников родины", определенного в приказе от 15 августа 1937 года. Перевыполнили на 5 тысяч детей.

Люди же оставляют свою память о годах сталинского террора.

"Все началось в конце 20-х годов, когда нашу семью Шевчуков и еще семьи Поцелуйко и Кузьменко сослали с Украины в Сибирь. Сначала раскулачили, а потом отправили в вагонах для скота. Это была лютая зима, так что по дороге многие погибли.

Я знаю, что Шевчуков и Поцелуйко поселили в бараках на лесоповале под Канском, это Красноярский край. Как раз там и расстреляли в 1937 году моего деда Сосфена Ивановича Шевчука. Он служил в царской армии, был белым офицером, казаком. Знаем мы, к сожалению, немного. Мой отец Юлиан Сосфе­нович ездил в те края, искал могилу, ­поднимал архивные документы ФСБ, но мало что сохранилось. Ну а мы в результате переселения оказались на севере, я родился в поселке Ягодное Магаданской области".

Это карточка музыканта и лидера группы ДДТ Юрия Шевчука.

– В мае 2015 года библеист Андрей Десницкий заметил, что было бы неплохо, если бы за "Бессмертным полком" прошел "Бессмертный барак", тогда бы это все уравновесило, и память о победе в войне уравнялась бы с теми людьми, которые положили свои головы в борьбе, в той или иной мере участвовали в этой победе, но не могли сами противостоять, – рассказывает об идее создать сайт "Бессмертный барак" его редактор Андрей Шалаев. – Если мы помнили о победе, то о людях, которые положили голову за эту победу, мы не вспоминали. Если данные люди, которые шли в "Бессмертном полку", воевали и шли в атаку, то о людях, которые погибали в рудниках, на шахтах, в жестких тисках ГУЛАГа не принято было говорить.

– Среди опубликованных вами документов есть несколько о детях. 17365 детей репрессированных были "изъяты" из семей и определены в детские дома, в соответствии с одним из них. И мест в детдомах не хватило. Какова история этого документа?

– Был закон о том, что нужно ликвидировать членов семей "изменников родины", в первую очередь жен "изменников родины", направить их в соответствующие лагеря. То есть мужья уже "изъяты", они расстреляны, жены тоже, чтобы, не дай бог, ничего плохого для советского строя не сделали, соответственно, следующим этапом были дети, их же тоже надо было куда-то девать. Соответственно, чтобы не поступали глупые вопросы из разных регионов от местных партийных комитетов о том, что же делать с детьми, был составлен общий документ о том, как нужно обращаться с социально опасными детьми, что делать с женами изменников родины, как поступать с больными, как поступать с инвалидами, куда их девать, как принимать. По достижении определенного возраста – 15–16 лет детей нужно было сажать, привлекать к ответственности за то, что у них был такой отец. В российских архивах этот документ еще не рассекречен. Но у нас на сайте лежит подлинник, точная копия того, что рассылалось по всем регионам. Нам передали эту копию из украинского архива. Именно такие депеши рассылались по всей стране Советов.

– У вас в семье были репрессированные. Расскажите вашу историю.

– Так получилось, что в моей семье не только репрессированные. Как во многих семьях случается – у меня по одну сторону семьи палачи, а по другую сторону репрессированные. Со стороны мамы были люди, которые служили в ЧК, которые крушили церкви, сбрасывали колокола. А по другую сторону были люди, которые подверглись репрессиям, в том числе расстрелу. Со стороны отца у меня есть дед, который был расстрелян в 30-е годы. Но даже сегодня, при всех возможностях, знании того, как можно обходиться с архивом и с документами, я просто не могу найти концов. Мне отвечают – такого не было.

– Из той документации, которую вы сейчас получили и собрали, какие жизненные истории вас лично потрясли больше всего?

– По сути дела, каждая семейная история, судьба каждого человека пестрит какими-то отдельными деталями, в которые ты пытаешься вникнуть, пропустить через себя. Есть много историй, которые не поддаются осмыслению, как такое могло произойти. Я расскажу вам историю Евгении Гаркуши (Ширшовой). Мы хорошо знакомы с ее дочерью, которой был один год, когда ее мать забрали. Отец Марины Ширшовой был наркомом морского транспорта, был одним из тех, кто покорял Полярный полюс. Мать была великая актриса, знаменитая Евгения Гаркуша. Забрали ее за то, что на одном из приемов у Сталина к ней подошел Берия с не совсем пристойным предложением, и она ударила его по щеке.

За это она через несколько месяцев была просто уничтожена в лагерях. Ее отправили на Дальний Восток, она работала на руднике имени Берии, то есть это такая особая месть была. Мы с Мариной Ширшовой встречались, она показывала документы, рассказывала обрывки воспоминаний. Приходит ее отец к Берии, Берия достает пистолет и говорит: "Еще раз спросишь, где жена, я тебя застрелю". Или как он ходил к Сталину, просил, чтобы его жену вернули, а тот сказал: "Найдем мы тебе новую жену". Эти моменты заставляют задуматься о том, что было в стране. Марина Ширшова жила в Доме на набережной, в "доме правительства", как принято его называть в Москве. Из этого дома было репрессировано 800 человек, из них реабилитировано около 700.

В связи с тем, что у нас архивы не совсем доступны даже после смерти человека, не всегда удается точно узнать судьбу. Письма из личных архивов, которые хранятся у людей дома, тоже очень интересные, мы их иногда публикуем. Есть документы в музеях. В феврале мы ездили в Микунь – в сохранившиеся останки лагерей. Там есть Княжпогодский музей, в котором люди просто по крупицам собирают то, что осталось. Возможно, это даст кому-то надежду узнать о том, где их родственники похоронены. В тех болотах стоят палочки – из земли торчат – и на них фамилии. Но палочки имеют свойство сгнивать…

– На основании того, что вы собрали, вы сможете сделать для себя оценку, насколько глубоко затронула советское общество эта пора, эти несколько волн террора власти против собственного народа?

– Вся история советского периода складывается из того, что когда что-то не получалось, когда власть не могла прийти к цели, то виновными становились обычные люди. В той или иной мере это продолжается до сих пор. Оценить, насколько глубоко, нет возможности, назвать точные цифры репрессированных тоже нет возможности. Вряд ли кто-то когда-то оценит и назовет точную цифру жертв политического террора. Я бы не называл их репрессиями, а именно террор, который начался с 1917 года, закончился в определенный период в 90-х годах, а теперь опять начинает потихоньку реализовываться.

Я еще не встречал людей, которые бы сказали: нет у меня родственников, которые были репрессированы. Но я встречал людей, которые могут сказать: "Да, он сидел, но сидел за дело, он же украл. Он украл целую буханку хлеба. Но он же за дело сидел". Или: "Он за дело был расстрелян". Есть люди, которые не могут понять, что есть какие-то общечеловеческие нормы. Вот иногда говорят, что это же не Сталин написал 4 миллиона доносов, общество само виновато, ведь оно же само доносы писало. Да, не Сталин написал, но ту структуру, которая занималась этими 4 миллионами доносов, ее создал Сталин, ее создал тот советский строй, который был в стране. На этой карательной системе строилось развитие экономики, строительство каналов, заводов. В результате этого и получилась эта схема: нам нужно столько человек, давайте репрессировать, с этого региона – столько, с другого – столько.

Говорить о том, что наше общество разделено на палачей и репрессированных, жертв репрессий, невозможно. Советский террор заключил человека в определенные рамки, из этих рамок выход был один: либо на расстрел, на убой, в лагерь, где ты умрешь, либо ты будешь выполнять то, что в один прекрасный момент приведет тебя практически к тому же выходу – либо ты умрешь, будешь палачом по жизни, тебя осудят потом. Все общество больно, оно все пострадало от того, что было сделано в советское время. К сожалению, понимания того, что все общество больно, у нас нет.

В ельцинские времена еще была возможность как-то из этого выползти, реорганизовать ФСБ, придумать какую-то новую структуру, которая бы вообще никаким образом не была связана с КГБ. А сейчас опять есть четкое понимание того, что КГБ, ФСБ – это одна линия. Рамки размыты, не было сделано того, что должно было быть сделано. Не вылечено наше общество, не возят детей на места расстрелов, не объясняют, что там лежат совершенно невинные люди. Поэтому общество продолжает быть больным. Правнуки, праправнуки, мы все тут больные, мы не понимаем этого до сих пор и не хотим понимать, к сожалению, – говорит Андрей Шалаев.

"Бессмертный барак" предложил в этот день, 30 октября, почтить память погибших не только тем, что возложить цветы к немногим созданным в России памятникам жертвам террора. Идея акции #ПамятьКричи – увековечить память миллионов человек рассказом. Честным и правдивым рассказом дома, собственным детям, о том, что было в семье. Обо всем, может быть, очень немногом, что известно из семейной истории.

"Проснувшись, я увидел двух незнакомых мужчин в форме, дворника и какую-то женщину. Услышал плач сестрёнки на руках у тёти Лиды и вдруг поймал растерянный взгляд дяди, что-то собиравшего в какую-то сумку. Дедушка выглядел совершенно поникшим, безмолвно опустошённым, он лучше всех понимал происходящее, ведь только недавно вернулся домой, отбыв трёхлетнюю ссылку в Сыктывкаре. Бабушка беззвучно плакала, пыталась чем-то помочь дяде Коле в его печальных сборах. Дядю торопили, он пытался сохранить самообладание, говорил какие-то успокаивающие фразы: "Это ошибка, я скоро вернусь…". После того, как его увели, все некоторое время стояли в оцепенении. Потом началась длинная череда хождений на Шпалерную (улицей Воинова у нас дома её не называли), стояние в очередях, пронзительно точно описанное в знаменитом "Реквиеме" великой Анной Андреевной Ахматовой. В декабре на Шпалерной сообщили, что передачи больше принимать не будут, обвиняемый осуждён на 10 лет без права переписки. Последнее вызвало у бабушки недоумение и плохо скрываемое возмущение. Тогда невозможно было догадаться о дьявольском смысле этого приговора.

2 января 1938 г. внезапно выслали плачущих и потрясённых тётю Лиду и трёхлетнюю Наташу. Как оказалось впоследствии, – на лесоповал, в Кировскую область".

Никита Владимирович Благово
Санкт-Петербург