В Большой театр на "Лебединое озеро" не пустили пришедших с родителями детей. Об этом в своей ленте написала мама, чья дочка занимается балетом и в этот день предвкушала, что наконец-то увидит свою мечту. Да, дети болтают ногами, спрашивают про содержание постановки и иногда под музыку поют. А меня, например, на "Севильском цирюльнике" бесили сидевшие рядом три старушки, которые обменивалась домашними новостями всякий раз, когда певец замолкал. То есть вполне доступный Россини сам по себе их души не волновал. Так что же – теперь старушек в театр не пускать? Или строго по одной?
Еще хуже, когда попадаешь на камерную музыку в популярный среди богатых людей концертный зал, не будем называть какой. Исполнители не виноваты, они честно зарабатывают себе на хлеб и стараются в музыкальном отношении быть интересными. Рассказывают о композиторе и его странностях. Используют паузы и темноту. И если в такой момент дамы в леопардовых платьях начинают хихикать и повизгивать, подлинный меломан с горечью покидает зал.
Расслоение зрителей случалось и в советские времена. Публика "Современника", Таганки и Эфроса - одна, а зрители доефремовского МХАТа или Малого театра – совсем другие, и они не пересекались. "Если в советской Москве, - рассказывает историк театра Алексей Бартошевич, - Таганка была чем-то вроде острова вольности, то сегодня есть остров старого советского в скверном смысле слова театра - МХАТ на Тверском бульваре. С одной стороны, смотришь - Боже мой, какое бездарное и пустое зрелище! А с другой, испытываешь некоторые ностальгические чувства. Потому что у тебя ощущение, что вернулся во времена, когда тебе было лет 20".
Интервью с Алексеем Бартошевичем
Легко предположить, что среднестатистический зритель сегодня приходит в театр за тем же самым – вспомнить, как ходил на Островского вместе с классом, или под новый год с мамой на "Щелкунчика", или в Большой на "Лебединое озеро", куда теперь детей не пускают. Еще это повод красиво одеться, выгулять меховое боа и порадоваться отражению всей семьи в большом зеркале в позолоченной раме.
Традиционный театр постепенно превращается в музей – те же пьесы, мягкие кресла, бархатный занавес, дорогой буфет. Но все это не определяет театр сегодня, объясняет театральный критик Алексей Киселев:
Обычно театр определяется словосочетанием "синтез разных видов искусств», где литература смешивается с музыкой, с танцем, с изобразительным искусством и т. д.. Но если мы начнем убирать из этого определения разные виды искусства, что останется? Сможет ли театр существовать без литературы? Сможет. Без танца? Конечно, сможет. Без музыки - абсолютно точно. Так можно убрать практически все. Единственное ограничение для театра - это время, театр не может существовать без потраченного времени. Например, спектакль Яна Фабра "Гора Олимп» протяженностью в 24 часа или 5 минут спектакля Дмитрия Волкострелова "Солдат".
Социолог, журналист Анатолий Голубовский подтверждает это наблюдение
Помню, лет десять назад посмотрел спектакль тетра "Тень" под названием "Апокалипсис", который происходил в темной комнате, только жгли спички. Потом меня спросили, а сколько длится этот спектакль? И я не смог вспомнить, сколько он длится. Я пытался понять - Апокалипсис как таковой, вообще, сколько длится?!
То есть теперь действие разыгрывается внутри самого человека, в каждом случае индивидуально, режиссер только подталкивает зрителя – иногда буквально, хватая за рукав или заставляя бродить следом за персонажем, как в "Разговорах беженцев", спектакле-променаде по пьесе Бертольта Брехта, написанной в 1940-1941.
Константин Учитель о "Разговорах беженцев"
Хорошей иллюстрацией к новому, и не только европейскому театру может послужить недавно закончившийся фестиваль NET –здесь и танцевальный перформанс француза Жерома Беля с участием людей с особенностями развития, и играющие самих себя подростки в постановке Дмитрия Волкострелова, и "Разомкнутое пространство работы" Электротеатра "Станиславский", длящееся сорок часов. Известные режиссеры и заурядные люди – все они составляют единое пространство театра, в котором нет ни сцены, ни партера, а есть время и ощущение, не подсказанное актером, а свое личное.
Правда, нечто похожее уже было. В 70-е-80-е годы, рассказывает доктор искусствоведения Галина Макарова , ставили "Фауста" на французском вокзале, "Гамлета" и "Отелло" на пляже. То же открытое пространство, театр путешествий, организация спектаклей в нетрадиционных помещениях – российский зритель просто начинает получать то, что много раньше увидел европейский.
Есть еще одно обстоятельство, которое подталкивает новый театр к андеграунду и студийности – финансирование. Производство традиционных спектаклей требует серьезных вложение, а поддержку государство оказывает уже заслуженным и маститым.
Впрочем, это не главная причина появления новых форм, поскольку появился зритель с другим восприятием. "Каждое новое поколение, - объясняет организатор Форума независимых театров Павел Руднев, - воспринимает природу и искусство через новые поры, через новый инструментарий. Большая часть информации, которая входит в наши уши, это преобразованная цифрой информация, и это переструктурирует наши мозги".
Наверное, визуально избалованные зрители уже не могут принять и понять условность традиционного театра, они стали не такие доверчивые, и им совсем не хочется переживать чужую драму, как свою. Чтобы заставить современного человека эмоционально включиться, то есть выйти из привычного состояния, его как следует надо встряхнуть – посадить в неудобную позу, запереть в темной комнате, запихнуть в привокзальную толпу. И тогда, возможно, внутри него случится театр и он услышит слова – "Когда я был маленьким…"
А в Театре на Таганке тем временем поставили американский мюзикл «Суини Тодд», и самый дешевый билет стоит 7 тысяч рублей за стул.
