Марьяна Торочешникова: 2016 год в России – каким он был, если взглянуть на него через призму судебной практики? О приговорах, арестах и судебных процессах 2016 года, заметных и едва упомянутых в прессе, говорим сегодня с гостями в студии Радио Свобода, судебными журналистами – Анастасией Михайловой из объединенной редакции РБК и Егором Сковородой из интернет-издания "Медиазона".

Благодаря текстовым трансляциям на сайте "Медиазоны" можно в реальном времени следить за самыми важными судебными процессами. В 2016 году Егор и сам угодил в историю, пока еще не дошедшую до суда. 9 марта 2016 года на микроавтобус Комитета по предотвращению пыток, в котором ехали журналисты, в том числе Егор, напали люди в масках. Дело происходило на административной границе Ингушетии и Чечни, автобус сожгли, а водителя и всех пассажиров силой вытащили на обочину и избили палками.

Егор, каково продолжение этой истории? Что известно о следствии и о тех людях, которые нападали на журналистов и правозащитников?

Егор Сковорода: Я бы сказал, ничего. Эта история находится на стадии следствия, детали которого неизвестны. Мы как потерпевшие получаем от следствия бумажки о том, что срок следствия продлен еще на два месяца, еще на два месяца, еще на два месяца – сейчас, по-моему, до начала февраля. Больше никаких вестей от следователя мы не получаем. Соответственно, никто не торопится звать нас опознавать людей, которых они, может быть, задержали. Мы даже не знаем, завершены ли там все экспертизы по видео, по диктофонной записи, которую я делал, но диктофон мне возвращать пока не торопятся.

Я не думаю, что в следующем году это дело дойдет до суда. Но очевидно, что нападавшие, так или иначе, связаны с Чечней и уехали в Чечню, а из Чечни, как мы знаем по делу того же Немцова, выдачи нет. Дело ведет Ингушский следственный комитет, и у них нет никакой возможности работать в Чечне, даже если предположить, что они добросовестно делают свою работу…

Марьяна Торочешникова: Но, судя по тому, что вам приходят сообщения о продлении сроков следствия, оно притормозилось.

Егор Сковорода: Пару месяцев назад мой адвокат там был, и следователи говорили ему, что они якобы каждый день отчитываются о своей работе наверх, но неизвестно, о чем именно.

Марьяна Торочешникова: Будем надеяться, что эта история получит продолжение в 2017 году и логичным образом дойдет до судебного завершения.

Теперь немного о Настиных делах. Мне кажется, то дело, за которым вы наблюдали на протяжении всего года, поглотило вас целиком. Я имею в виду "конфликт двух див", как его называют пользователи социальных сетей. Речь идет о конфликте между двумя московскими бизнесвумен – это Фатима Мисикова и Жанна Ким – у одной кафе Elements в Москве, другая дизайнер. Этот конфликт вырос в историю, которой заинтересовалась буквально вся страна. Что вы узнали за этот год об этом деле?

Анастасия Михайлова: Мы проводили журналистские расследования, у нас вышло два больших текста на эту тему и куча новостей. Действительно, с самого начала была очень интересная ситуация. Эти женщины были подругами, есть записи их разговоров, и мы изначально думали: что же такое произошло в кафе, что повлекло аресты коронованного вора в законе и высокопоставленных следователей? Мы думали, что там было что-то другое, – может быть, они решали какие-то другие дела. Нет, у них были договоренности о дизайне кафе.

Фигурантов очень много, и они разные: есть высокопоставленные следователи, о которых знают все, а есть, допустим, дело участкового, дело начальника криминальной полиции ОВД "Пресня", и в этих делах есть стенограмма записи того, что произошло между Фатимой Мисиковой и Жанной Ким. На протяжении нескольких часов они обсуждали, за сколько Мисикова покупала для Ким подушки, сколько было подушек, кто кому доплатил, а кто кому не доплатил. Весь казус этой ситуации в том, что отстаивать интересы Мисиковой и ее денег приехал известный в криминальных кругах Итальянец (Кочуйков), которого считают человеком Шакро.

А Ким тоже стала искать какую-то поддержку, и к ней прислали адвоката Эдуарда Буданцева, который приехал со своей командой и очень бурно всеми способами отстаивал интересы Ким, включая перестрелку с Кочуйковым. эта история произошла год назад, 24 декабря. Женщины поругались, мужчины подрались, а потом всех посадили.

Марьяна Торочешникова: Но это оказались не просто женщины и мужчины. В результате именно из-за этого сейчас в следственном изоляторе сидят три высокопоставленных представителя Следственного комитета.

Анастасия Михайлова: Когда их всех задержали, за Итальянца стал ходатайствовать Шакро, который, по официальной версии следствия, пытался деньгами смягчить ему обвинение, и следствие считает, что договариваться он и его люди пошли через Михаила Максименко (руководитель главного управления межведомственного взаимодействия и собственной безопасности СК РФ. – РС). Это человек, приближенный к Александру Бастрыкину, который уже по своим каналам стал пытаться, по версии следствия, переквалифицировать дело на более мягкий состав, якобы давал поручение Денису Никандрову (первый заместитель руководителя Главного следственного управления СК РФ по Москве. – РС ). Тот, в свою очередь, опять же по версии следствия, передал просьбу в отделение СК по ЦАО, и там якобы именно благодаря всей этой цепочке действий в мае дело переквалифицировали на более мягкую статью. Изначально им вменялось "хулиганство", потом переквалифицировали на "самоуправство".

Адвокат Буданцев, которого обвинили в убийстве, единственный оказался не под стражей, а под домашним арестом. Как мы понимаем, здесь сложная ситуация. У нас нет доказательств, но в материалах дела есть, допустим, ксерокопия фальшивого удостоверения ФСБ на имя Буданцева, прослеживаются какие-то странные звонки, странные связи. Никто не говорит о прямых связях с Федеральной службой безопасности, но, начиная с марта, все эти переговоры Максименко и Никандрова шли под контролем ФСБ, которая их прослушивала, и именно эти разговоры легли в основу ареста СКРщиков и ареста Шакро.

И получается, когда следователи переквалифицировали дело для Кочуйкова, прокуратура своим решением за сутки изъяла дело, передала его в МВД, они переквалифицировали дело на "мошенничество", и после этого все и закрутилось: пошли аресты, задержания.

Марьяна Торочешникова: А это напоминает тот конфликт, когда несколько лет назад поссорились Следственный комитет России и прокуратура на почве каких-то игорных дел? Можно ли говорить, что это дело показало сильнейшие коррупционные связи в высших ступенях правоохранительных органов?

Анастасия Михайлова: Коррупционные связи оно действительно показало. Но там была немножко другая история. Там было одно ведомство, которое начали разделять, и у них был передел подчиненности – подчиняется ли, например, руководитель СКР Генпрокурору или не подчиняется. Так что это, скорее всего, был вопрос, кто сильнее, дележ влияния.

Это дело больше похоже на арест Дениса Сугробова. У них прошли сейчас прения сторон, в ближайшее время там будет приговор, и прокуратура просит очень жесткие сроки для Сугробова, которого обвиняют в фальсификации доказательств. То есть ему не вменяют коррупцию, а вменяют то, что он слишком рьяно, незаконными методами доказывал вину и провоцировал различных чиновников на получение взятки. И вот это дело Сугробова тоже разрабатывала служба ФСБ.

Это уже не передел сферы влияния. Это больше заявление Службы безопасности о том, что она сейчас является главным следственным управлением, ведет главные дела и фактически контролирует все другие ведомства. Они начали с МВД, ГУЭБиПК, сейчас это был СКР, и они уже идут дальше…

Егор Сковорода: ФСКН вообще расформировали.

Анастасия Михайлова: То есть это заявление ФСБ о себе как об очень сильной и авторитарной структуре.

Марьяна Торочешникова: Но можно ли считать возбуждение подобных дел успехом ФСБ России? Они же, коль уж занимаются такими вещами, должны были не допустить подобных конфликтов, не допустить коррупции, прекратить это все раньше!

Егор Сковорода: Смотря, что считать успехом. Если бы они не допустили фактов коррупции, они бы не смогли красиво разоблачить и посадить людей из конкурирующих правоохранительных структур. Я думаю, что это в каком-то смысле успех ФСБ в плане установления первенства среди всех силовиков в России.

Анастасия Михайлова: Тот же Никандров, когда попал в следственный изолятор, написал письмо Бастрыкину (мы видели текст). В нем он утверждал, что есть конфликт между их службой и подразделением "М" службы ФСБ; эфэсбэшников не устраивали кадровые решения Максименко и компании, и это тоже сыграло роль. Они, видно, не могли идти на контакт, не могли договариваться, и для них было важно это показать.

Егор Сковорода: Как утверждают источники, он не сотрудничал с ФСБ, с Феоктистовым, и не ставил, соответственно, своими замами выходцев из ФСБ, которые были, видимо, подконтрольны службе. Очевидно, это все развилось в сильнейший конфликт, который привел к тому, что недавно для Сугробова попросили 20 лет (или 22 года) лишения свободы.

Марьяна Торочешникова: Они все сидят в Лефортово. И тут можно вспомнить о заявлениях членов еще старой Общественной наблюдательной комиссии, которые встречались с этими сидельцами и приходили в ужас от того, в каком состоянии они находились! Тот же Максименко, по-моему, даже перенес инсульт, жаловался на неоказание помощи…

Анастасия Михайлова: Он попал в медицинский блок, и его адвокаты и родственники в какой-то момент действительно били тревогу. Это очень закрытая структура следственных изоляторов, и туда могут проходить члены ОНК, но для журналистов и даже для адвокатов попасть в Лефортово сейчас большая проблема. Они могут неделями не попадать туда. Переговорных камер в Лефортово очень мало, а адвокатов очень много, громких дел и громких сидельцев огромное количество.

Марьяна Торочешникова: Так было, например, с адвокатами Варвары Карауловой, которая также содержалась в следственном изоляторе "Лефортово". И в декабре Московский окружной военный суд вынес приговор – четыре с половиной года реального срока лишения свободы за содействие терроризму.

Анастасия Михайлова: За попытку вступить в запрещенную организацию. По версии следствия, она дважды пыталась бежать в запрещенную в России организацию ИГИЛ. Она этого и не отрицает. Она говорит и о своих мотивах: "Я хотела не воевать, а выйти замуж". Но, по большому счету, она не отрицает, что вступала в контакт с вербовщиками, что она действительно по их приглашению вылетела первый раз в Стамбул, потом пыталась незаконно перейти границу, и только огромный скандал, вмешательство ее родителей, огромного количества СМИ и просто шумиха вокруг фактически ее остановили.

Марьяна Торочешникова: У нас есть фрагменты видео по этому делу.

Павел Караулов, отец Варвары: Самое главное, на чем базируется сегодняшнее обвинение, это фактически самооговор под воздействием следователя, о чем было совершенно четко сказано. Несмотря на то что ей 20 лет, она была ребенком, и ей было очень тяжело! Попав в такие условия, стараясь, как это ни печально звучит, угодить следствию, она следовала тому, что говорили ей взрослые. А одуматься ей удалось только тогда, когда в дело вступили адвокаты.

Иван Павлов, адвокат: Государство, вместо того чтобы спасти, посадит – вот эту мысль суд сегодня предельно четко изложил в своем приговоре: никому нет дела, что вы жертва, никому нет дела, что вам промыли мозги. Если вы каким-то боком оказались вовлечены в эту орбиту, то вас посадят.

Марьяна Торочешникова: Можно считать адекватным наказание в четыре с половиной года лишения свободы?

Анастасия Михайлова: Это санкция статьи. А суд, по сути, назначил ниже низшего.

Егор Сковорода: Дело в том, что у нас постоянно ужесточаются связанные с этим статьи. Суду при таких исходных данных сложно было дать меньший приговор, и он не мог дать условный срок. Законодательство в этом плане чересчур жестокое. Эта статья ужесточается последние несколько лет, и каждый раз там накидывают по три года, по два года…

И понятно, что это не за то, что человек уже присоединился к этой организации, воевал, брал в руки автомат, а просто за какую-то попытку уехать. Не только Караулова, глупая влюбленная девочка… Кто-то помешался на религии, его охмурили вербовщики, еще что-то подобное.

Мне не кажется, что такие репрессивные законы помогают прекращать поездки людей туда, потому что если уж они собираются становиться шахидами, джихадистами, то срок им не страшен – они же собираются умирать…

Анастасия Михайлова: Ни один репрессивный закон не ведет к уменьшению преступности. Человек не думает о том, что его поймают, о том, сколько он получит...

Марьяна Торочешникова: Вот еще что удивительно. Люди, которых обвиняют в попытке примкнуть к запрещенной в России организации ИГИЛ, считаются террористами, получают большие сроки, а люди, которые уже съездили в Донбасс и, по сути, были наемниками (а за наемничество Уголовным кодексом РФ тоже предусмотрена ответственность), вообще никак не преследуются в России. Они возвращаются, повоевав, и, напротив, их еще кто-то даже считает героями, и они могут об этом рассказывать.

Анастасия Михайлова: Мы же не признаем… Если бы, допустим, эти организации были признаны судом запрещенными, тогда мог бы встать такой вопрос.

Марьяна Торочешникова: Но наемничество же все равно запрещено!

Егор Сковорода: Да, у нас есть какие-то не запрещенные украинские батальоны, за участие в них судят людей, которые туда уехали – либо по "наемничеству", либо по 208-й статье, по "незаконным вооруженным формированиям". Мне кажется, это просто такое двоемыслие: те, кто едет воевать за украинскую сторону, если возвращаются, попадают в тюрьму, а те, кто едет воевать за антиукраинскую сторону, потом никуда не попадают.

Марьяна Торочешникова: В марте 2016 года был вынесен приговор в отношении украинской военнослужащей Надежды Савченко – ее приговорили к 22 годам лишения свободы. После этого ее помиловал президент Путин, и потом ее обменяли на двух бывших российских военнослужащих, от которых Минобороны сначала отказывалось, а потом вроде признало их своими.

Анастасия Михайлова: Ее официально помиловали и выдали.

Егор Сковорода: А их Минобороны никогда не признавало действующими…

Анастасия Михайлова: Обмена как такового не было, но фактически, конечно, это был обмен.

Марьяна Торочешникова: Но на этом история с украинцами в России не закончилась. В мае 2016 года в Грозном был вынесен приговор в отношении Клыха и Карпюка.

Егор Сковорода: Да, это двое украинцев националистических взглядов, Николай Карпюк был заместителем Дмитро Яроша – это такой старый деятель запрещенной в России УНА-УНСО, а также член запрещенного в России "Правого сектора". Клых тоже в юности был в этой тусовке УНА-УНСО. И их судили за то, что они якобы в 1994 году принимали участие в боях в Грозном на стороне чеченских сепаратистов против российских войск и то же самое якобы делали во второй чеченской кампании.

Дело забавное, потому что по нему видно, как оно развивалось. Оно все было построено на двух вещах – на показаниях некого Малофеева, человека, который родился в Крыму, якобы тоже воевал вместе с ними и всех их опознал, про всех рассказал. Малофеев приговорен к 24 годам лишения свободы в России уже за убийство при разбойном нападении. Он ужасно больной человек, терять ему явно нечего, и я боюсь, что у него просто не было вариантов. Он опознал в якобы воевавших вместе с ним людях не только Клыха и Карпюка, он опознал Яроша и братьев Тягнибоков, тоже правых украинских политиков, он опознал Арсения Яценюка, рассказывал, как Яценюк якобы бегал там с автоматом, то есть это совершенно неправдоподобные вещи. По поводу Яценюка Рамзан Кадыров очень долго возмущался, что тот, конечно, не мог там воевать.

Кроме того, есть приговор суда из Керчи, где сказано, что в тот момент, когда Малофеев якобы воевал, по версии российского следствия, он сидел в тюрьме в Крыму за кражу. И второе доказательство – это признательные показания, собственно, Клыха и Карпюка. Они очень подробно рассказывают, что эти показания были выбиты под страшными пытками в ИВС во Владикавказе. Весной это место посещал Совет по правам человека, и рассказывали, что люди, туда попадавшие, очень часто жалуются на страшнейшие пытки (туда свозят обвиняемых со всего Кавказа). Мы знаем, что проблема пыток на Кавказе стоит очень остро.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, присяжные ни в чем не усомнились?

Егор Сковорода: По словам адвокатов, было довольно много косвенных фактов давления на присяжных. А накануне приговора по грозненскому телевидению показали сюжет, в котором просто однозначно говорилось, что оправдывать таких людей нельзя, это преступники, и их вина совершенно очевидна. Видимо, в условиях нынешнего тоталитарного чеченского общества присяжные даже не думали о том, чтобы вынести оправдательный приговор.

Марьяна Торочешникова: И в итоге 22,5 года для Карпюка и 20 лет колонии Клыху…

Анастасия Михайлова: И Верховный суд признал все это законным.

Егор Сковорода: Да. Клых, судя по его поведению, там немножко тронулся умом, но при этом его пока признают вменяемым.

Марьяна Торочешникова: А сейчас появляются то какие-то "крымские диверсанты", то "украинские шпионы", которых судят в России. По данным судебного департамента при Верховном суде РФ, только в первом полугодии 2016 года в России было вынесено 16 приговоров по делам о шпионаже и госизмене. Мы не знаем, кто эти люди не знаем подробностей этих дел, большинство из них рассматривается за закрытыми дверями, и адвокаты почти никогда не рассказывают о том, что там происходит.

Так же было, например, с жительницей Сочи Оксаной Севастиди, которая в 2008 году имела неосторожность отправить своему приятелю смс-сообщение о том, что видела, как состав с военной техникой идет в сторону абхазской границы. И вот спустя семь лет к ней домой прибыла спецгруппа, ее арестовали и приговорили к семи годам заключения за государственную измену. Причем об этом деле стало известно совершенно случайно.

Анастасия Михайлова: Ну, такие дела – вообще не публичные, они всегда в закрытом режиме, и адвокаты тоже не имеют права об этом рассказывать. Средние сроки по ним – 15-20 лет. И то, что мы узнаем, – как правило, это оказываются не какие-то страшные шпионы, а странные люди, которые отправили куда-то резюме, совершенно случайно указав место работы, которые следственные органы считают засекреченным, или что-то в этом роде.

Марьяна Торочешникова: Можно вспомнить историю со Светланой Давыдовой…

Анастасия Михайлова: Да, она тоже что-то где-то увидела и сообщила. То есть это действительно не шпионы. По крайней мере, о реальных шпионах мы не узнаем. Это совершенно обычные люди, которых стало гораздо больше. Если пять-десять лет назад их было два-три в год, то сейчас их просто десятки, их больше и больше, и это действительно какая-то охота на ведьм.

Марьяна Торочешникова: В этом смысле Оксане Севастиди еще повезло, потому что во время ежегодной пресс-конференции Владимира Путина о ней упомянули журналисты. Он удивился и сказал: "Надо же, мы разберемся…" Но не факт, что после этого разбирательства ей станет лучше.

Егор Сковорода: Будем надеяться.

Марьяна Торочешникова: Мне хочется вернуться к московским историям, к делу, которое потрясло всех в 2015 году – я имею в виду убийство Бориса Немцова в центре Москвы, буквально под стенами Кремля. В 2016 году, наконец, начался судебный процесс над его предполагаемыми убийцами, и потерпевшие (а именно – адвокаты, представляющие Жанну Немцову) недовольны результатами следствия.

Вот что думает по этому поводу адвокат Ольга Михайлова.

Ольга Михайлова: Следствием до сих пор не установлены организаторы и заказчики этого злостного убийства. Соответственно, нельзя говорить о том, что убийство раскрыто. К уголовной ответственности не привлечены все лица, которые действительно совершали столь жесткое убийство.

Марьяна Торочешникова: Егор с каждого заседания довольно подробно и эмоционально ведет онлайн-трансляцию на сайте "Медиазона". Расскажите, что там происходит? Вызвали ли туда Геремеевых, как обещал суд? Удалось ли допросить кого-то из высокопоставленных чеченских чиновников?

Егор Сковорода: Нет, нет и нет. Суд, конечно, формально отправил повестки Геремеевым и руководителю батальона "Север" Алибеку Делимханову, но никаких их следов нет. Какие-то очередные источники Росбалта говорили, что невозможно установить местонахождение Геремеевых, поэтому им даже повестки не дойдут. На данный момент они не явились в суд, и ждать их там трудно.

Марьяна Торочешникова: Какая картинка складывается, судя по доказательствам, которые уже представили присяжным?

Егор Сковорода: Под конец года меня стала сильно не удовлетворять сторона обвинения, хотя сначала казалось, что у них довольно четко все расследовано, по крайней мере, относительно людей на скамье подсудимых. Нам известно, что были три человека, которые непосредственно участвовали в слежке и в самом убийстве. Это Анзор Губашев, Заур Дадаев, который находится на скамье подсудимых, и Беслан Шаванов, тоже из батальона "Север", который, как считается, взорвался при попытке задержания в марте 2015 года в Грозном. Довольно четко доказано (и ДНК, и так далее) что на этой машине они ездили, следили…

Мне не до конца ясна роль брата, Шадида Губашева, который вроде бы тоже тусовался там вместе с ними. Они жили вместе, но непонятно, насколько он участвовал, знал ли он, или его брат иногда просил что-то сделать втемную. И пока очень плохо доказана и представлена вина еще двоих – Темерлана Эскерханова и Хамзата Бахаева. По поводу Эскерханова вообще складывается впечатление, что они жили в одной квартире, вместе тусовались, он, может быть, что-то знал и делал, но есть ощущение, что непосредственная причастность его к убийству Немцова очень надуманна. Он, скорее, производит впечатление человека, который был вместе с Геремеевым и занимался какими-то другими незаконными делами. Считается, что у них тут был бизнес по выбиванию долгов, но эта часть их деятельности пока вообще не расследована.

Анастасия Михайлова: Каким образом был задержан Эскерханов? Когда произошло преступление, вся компания, за исключением Бахаева и Эскерханова, просто в ближайшие несколько дней уехала. А Эскерханов остался на квартире, на хозяйстве, и когда туда пришли с обысками, они его там нашли и задержали. А Бахаев был задержан в доме в Подмосковье, где официально жили братья Губашевы. Они участвовали вполне косвенно, если вообще участвовали.

Другой вопрос – где заказчик? Следствие считает, что заказчиком всего кровавого преступления являлся водитель Геремеева, Руслан Мухудинов, который фактически был на поручениях у Геремеева, но следствие в принципе не объясняет, какова личная заинтересованность этого человека. Есть сумма, которую он якобы заплатил исполнителям, а зачем конкретно это было ему нужно и откуда у него были деньги, – по этому поводу в материалах дела ничего нет.

При этом почти все обвиняемые говорили, что у них есть алиби, что они были не там, а в другом месте, и следствие пыталось опровергнуть алиби Дадаева, есть прямо поминутное опровержение. Получилось, что весь день до убийства, примерно до пяти часов они были вместе с Геремеевым, потом Дадаев уехал на его машине и вернулся к нему ночью, примерно в одиннадцать – в час ночи, и они выходили на улицу всей компанией, явно что-то обсуждая. Это странная ситуация, следствие ее описывает, но не дает никаких выводов. При этом заказчика не называют, заказчика у нас нет…

Егор Сковорода: Роль Геремеева вообще никак не прописана, хотя из того, что сейчас показывалось присяжным и говорилось в их присутствии, очевидно, что Геремеев – самый главный человек в этой компании, он платит за все квартиры, все деньги, все машины принадлежат ему.

Анастасия Михайлова: Одна квартира накануне покупается, вторая снимается. И было бы очень хорошо даже просто его допросить, ведь это был бы очень важный, ключевой свидетель (мы его ни в чем не обвиняем). Но этого не происходит.

Марьяна Торочешникова: Видимо, по тем же причинам, по которым некоторые вещи не происходили в процессе об убийстве Анны Политковской, когда просили допрашивать людей, в том числе, из Чеченской республики, и ничего не происходило.

Анастасия Михайлова: Прямая аналогия! И там, и тут потерпевшие говорят, что дело не расследуется и, скорее всего, расследоваться не будет, потому что неизвестно, куда оно приведет… Вероятно, никто этого не хочет.

Марьяна Торочешникова: По вашим ощущениям, присяжные заинтересованы в рассмотрении этого дела, члены коллегии не покидают ее?

Егор Сковорода: Нет, пока 22 человека были выбраны в основную и запасную коллегию, и только один человек выбыл по личным обстоятельствам. Они выглядят довольно заинтересованными. Пока сложно сказать, кому они больше верят.

Марьяна Торочешникова: Истории с присяжными вообще довольно непредсказуемы. Тут можно вспомнить дело Карпюка и Клыха или историю "приморских партизан", которых обвиняют в разбойных нападениях, в убийстве четырех жителей поселка Кировский с целью завладения их имуществом и наркотиками (это история 2010 года). Очень долго не могли собрать коллегию присяжных, чтобы разобраться в этом деле, первая коллегия оправдала часть людей, по части обвинений кого-то признала виновными…

Егор Сковорода: Нет, первая коллегия всех признала виновными, потом Верховный суд отменил решение по части осужденных, а сейчас коллегия оправдала двоих или троих людей, которые в основной движухе точно не участвовали, их как-то искусственно прицепили к делу.

Марьяна Торочешникова: Но и этот приговор уже тоже отменен, и дело направлено на новое рассмотрение, опять с участием присяжных. Я думаю, на Дальнем Востоке собрать коллегию будет уже очень сложно, потому что там, наверное, уже не осталось людей, которые не слышали об этом деле или не вызывались уже в качестве присяжных. Коллегию по делу об убийстве Немцова тоже собрали не с первого раза, потому что присяжные либо сами отказывались…

Егор Сковорода: Со второго, так что еще не так страшно. Это Московский военный округ, то есть это люди даже не из Московской области, а из сопредельных областей, и понятно, что не всем хочется так далеко ездить три раза в неделю.

Марьяна Торочешникова: Еще есть дело Алексея Навального, который уже заявил о своем намерении баллотироваться в президенты. С ним в этом году происходило много важных вещей в плане судебных дел. В частности, Европейский суд по правам человека вынес решение в его пользу по жалобе на несправедливое судебное разбирательство, после чего Верховный суд РФ был вынужден отменить приговор по тому самому делу Кировлеса, из-за которого Алексей Навальный был приговорен первый раз.

Анастасия Михайлова: И был лишен права баллотироваться в президенты.

Марьяна Торочешникова: Потому что у него было тяжкое обвинение – мошенничество. Теперь у него вроде бы появилась такая возможность – участвовать в президентских выборах, но в городе Кирове начали заново рассматривать это дело. У нас есть небольшое видео по этому поводу.

Алексей Навальный: ЕСПЧ скажет: мы установили, что российская судебная система несправедлива, и она повторно осудила Навального. Ну, окей. Для кого-то станет сенсацией то, что российская судебная система несправедлива? Не станет. Поэтому, если это дело закончится обвинительным приговором, нет ни малейших сомнений, что мы точно так же еще раз выиграем в ЕСПЧ, но я буду вновь лишен избирательного права на следующие три года.

Марьяна Торочешникова: Губернатор Кировской области Никита Белых, проходивший свидетелем по этому делу, сейчас сам находится под следствием за предполагаемое получение взятки. И он, уже будучи в следственном изоляторе, якобы говорил кому-то, что от него пытаются добиться каких-то показаний в отношении Алексея Навального.

Егор Сковорода: Это чьи-то анонимные источники говорили, что Белых якобы предлагали сделку – выйти под домашний арест в обмен на показания против Навального.

Анастасия Михайлова: Официально адвокаты не делали таких заявлений, напротив, он совершенно неожиданно поменял своих адвокатов. Но официальная версия того же Белых – что это была не взятка, а деньги на развитие региона. И вся эта история выглядит очень странно, потому что и фотографии есть, где он с деньгами, и он не отрицает, что их брал. С благими он намерениями их брал или нет, но Уголовный кодекс запрещает делать такие вещи. Это статья. И если это действительно так, то это очень плачевно.

Марьяна Торочешникова: Но после ареста Никиты Белых очень много писали и говорили о том, что, вероятно, у российских губернаторов есть такая практика. Губернаторы, арестованные в 2015 году, тоже имели какую-то свою черную кассу, какой-то нал, и это, вероятно, такая традиция, о которой знают в ФСБ и в нужный момент просто снимают нужного губернатора.

Анастасия Михайлова: Команду Вячеслава Гайзера обвиняли по-другому. Изначально ему вменяли коррупционные схемы с передачей акций (там была цепочка купли-продажи акций). Потом они поменяли обвинение и сейчас говорят, что часть схем была не мошенническая, он получал взятки акциями. Но это немножко другое, это махинации в плане передачи права пользования. Там, по версии следствия, были подставные лица, фирмы-однодневки. И эти компании действительно передавались, ими владели какие-то странные люди, выводили средства в оффшоры. Причастен ли был к этому Гайзер, давал он показания или не давал – вот это должно установить следствие.

Марьяна Торочешникова: В общем, ничего удивительного в этой истории не было.

Егор Сковорода: Кроме самого факта, что разрешили разрабатывать и снимать губернаторов – это невиданное дело в российской практике. Да, был Хорошавин (Сахалин), но до этого никогда такого не было.

Марьяна Торочешникова: Но зато в 2016 году уже начали арестовывать министров! Для всех большим сюрпризом стал арест, пусть и домашний, господина Улюкаева, в то время – министра экономразвития, которого обвиняют в коррупции.

Анастасия Михайлова: Да, в получении денег за одобрение сделки по продаже пакета "Башнефти" "Роснефти". Вообще, "Башнефть" оказалась коварной компанией – сначала попал первый владелец, который приобрел "Башнефть", Евтушенков, глава "Системы", это было громкое уголовное дело в 2015 году. Он провел под домашним арестом пару месяцев, после этого его компания, можно сказать, отдала акции государству в Арбитражном суде. А сейчас при покупке акций, приватизации Улюкаев повторно попал под домашний арест.

Марьяна Торочешникова: Так, может быть, это не "Башнефть" коварная, а "Роснефть" со своим руководством? Кстати, в 2016 году состоялись судебные тяжбы между компанией "Роснефть", ее президентом Игорем Сечиным и крупными журналистскими организациями. Под раздачу попали, в частности, РБК, газета "Ведомости" и "Новая газета". Сечину что-то не понравилось в расследовании РБК, и он потребовал, чтобы компания выплатила три миллиарда рублей в счет компенсации ущерба деловой репутации. Суд удовлетворил этот иск, снизив размер компенсации до 300 тысяч рублей.

Анастасия Михайлова: В этих историях есть новая тенденция. Например, бывший мэр Москвы Юрий Лужков обожал со всеми судиться, но его истории были о том, что все, что о нем говорят, неправда, он все опровергал. А в истории с Сечиным он не говорит, так это или не так, не опровергает информацию. Он говорит, что это тайна личной жизни, коммерческая тайна, это может навредить компании. То есть о нем нельзя писать правду, даже если эту информацию стопроцентно подтверждает куча источников, как это было с нашим иском!

Марьяна Торочешникова: У вас он потребовал денежной компенсации, а в случае с "Новой газетой" и "Ведомостями", которые рассказали о его строящемся загородном доме…

Анастасия Михайлова: И он не отрицал, что дом строится.

Марьяна Торочешникова: А "Новая газета" рассказала историю об одной из самых дорогих яхт в мире под названием "Принцесса Ольга", которая зарегистрирована где-то на Каймановых островах. Он потребовал, чтобы был изъят тираж этих газет, потому что все это задевает его личную жизнь.

Анастасия Михайлова: И публикации удалены с сайтов. К нам тоже есть такое требование.

Марьяна Торочешникова: С сайта проще удалить… Но здесь впервые появилось требование об удалении всего тиража!

Мы поговорили о мизерной части судебных разбирательств и арестов, которые были на слуху в 2016 году. Было очень много дел, связанных с экстремизмом, продолжались истории со штрафами и посадками за шеры, лайки и репосты в социальных сетях. Продолжались конфликты, связанные со столкновениями верующих и неверующих, которые выливались в административные и уголовные дела, в том числе, по парку "Торфянка".

Егор Сковорода: И блогер Соколовский, ловец покемонов…

Марьяна Торочешникова: В общем, было много сюрпризов. С вашей точки зрения, чем 2016 год в судебном плане отличался от предыдущих лет?

Анастасия Михайлова: Он сильно отличался. В этом году у нас фактически не осталось неприкосновенных. Аресты министров, высокопоставленных полицейских, арест Захарченко – это тоже сотрудник ГУЭБиПК, управления "Т"…

И самое неожиданное... Если раньше можно было говорить, что миллион рублей – это большая сумма, когда речь идет о взятке, то в случае Захарченко у него были найдены девять миллиардов, плюс еще несколько миллиардов на счетах. То есть выросли суммы, выросли масштабы. Я думаю, дальше будет только увеличение числа коррупционных дел. И будет, наверное, больше показываться, каковы у нас масштабы коррупции.

Марьяна Торочешникова: При этом о реальной борьбе с коррупцией речь не идет.

Анастасия Михайлова: Сложно сказать… Это тоже уже реальная борьба. Очень многие сотрудники полиции, прокуратуры, чиновники сейчас оказались в СИЗО, и это реальность.

Егор Сковорода: При этом мы не знаем, какие взятки берут, если берут, сотрудники ФСБ, которые их сажают, какие деньги у них, возможно, лежат дома. Это тоже было бы интересно проверить.

У нас шло наращивание репрессивной волны: все больше людей получают реальные сроки за какие-то мелочи типа репостов и так далее, продолжаются уголовные дела, связанные с Украиной: то шпионы, то диверсанты, по которым ничего не ясно...

И конечно, этот год переместил фокус на то, что задерживают очень высокопоставленных силовиков, чиновников, чего в 2015 году мы еще не ждали. Несмотря на то, что там были Гайзер и Хорошавин, не было ощущения, что эта волна пойдет дальше. А сейчас видно, что она пойдет, потому что это приводит к тектоническим сдвигам внутри устройства государственного аппарата. Ликвидировали ФМС, ФСКН – это тоже отчасти, видимо, эхо возбужденных уголовных дел против силовиков или борьбы между силовиками путем борьбы с коррупцией.