Прочтя лишь абзац из заметки Зои Световой о себе на сайте Радио Свобода, я решил было не отвечать. Почему? Мою работу, как двухчасовое кинорасследование, результат пятилетнего труда, так и мою вышедшую только что книгу, Светова назвала "пропагандистской агиткой" – эдакое оскорбительное масло масляное, – не утруждая себя даже попыткой его обосновать. Это неприятно, несправедливо, но не повод распинаться перед автором, поступающим, с моей точки зрения, непрофессионально.

К тому же я сейчас работаю над большим кинофильмом и времени ну совсем нет. Но тут мне приходит сообщение, что "типа" Кашин написал что-то в мою защиту, и Светова с ним сцепилась в комментариях… Wow, вот это что-то новенькое! Кликнул в телефоне, стоя в пробке – "Роскошь бескомпромиссности". Некрасов… Светова… Читать сразу целиком возможности не было. Ехал, признаюсь, в приподнятом настроении. Мои виртуальные отношения с Олегом Кашиным не были особенно теплыми, но и грубыми взаимными нападками они вроде не омрачены. Его брендовая фронда не казалась мне до конца подлинной, и пишущий на "Дожде" и "Свободе" Кашин должен был, по-моему, держаться в определенных идеологических рамках. Но ведь не побоялся же, в конце концов, "Дождь" согласиться со мной в том, что многое в версии дела Магнитского, рассказанной Браудером, не соответствует действительности! Вот теперь и Кашин, кажется, прозрел.

Прочтя наконец его статью, я посмеялся над своей наивностью. Я ведь был абсолютно уверен, что "роскошь бескомпромиссности" – это обо мне. Мол, хорошо таким, как я, не зависящим ни от Путина, ни от Ходорковского, ни от Эрнста с Добродеевым, ни даже от Синдеевой. Хорошо иметь свободу публично говорить что думаешь и снимать что хочешь, не оглядываясь ни на аппарат президента, ни на либерально-оппозиционную княгиню Марью Алексеевну. И, пожалуй, самое важное: хорошо иметь свободу признавать свои ошибки. Хорошо, но в реальном мире это очень редко, так что радуйся, но не зазнавайся.

Оказалось, все с точностью до наоборот: говоря о бескомпромиссности, Кашин имел в виду себя, ну и Зою Светову. Это им, оказывается, повезло – быть независимыми и бескомпромиссными. Ну а Некрасов как раз пример полной зависимости, грубой и материальной. От путинской России. Но с высоты своей независимости благородный Олег призывает себе подобных: не возгордитесь, пожалейте слабого. Некрасова, государственных тележурналистов с ипотекой ну и прочих рабов "Единой России".

Впрочем, такие христианские нотки оттеняются у Кашина вполне размашистыми ударами: "запутавшийся… продавшийся". "Человек не превращается в совсем отвратительного черта только потому, что в обществе существует приемлемая, нестрашная нижняя граница доступного грехопадения. Особенность путинской России как раз в том, что в ней эта граница опущена до самого нижнего дна, и те люди, о которых в любом другом обществе мы бы и не подумали, до какой степени они отвратительны, валятся туда, оставляя за собой зловещее бульканье".

Олегу не откажешь в ассоциативности мышления: "Бескомпромиссность – это роскошь, доступная каждому в той же мере, в которой каждому же доступны другие, понятные и осязаемые предметы роскоши, то есть буквально: не все могут купить себе автомобиль "Ламборгини", и точно так же не все могут позволить себе бросать в лицо палачам и негодяям, что те палачи и негодяи". Кашин всё это себе позволить, само собой, может, притом что из текста не до конца понятно, обладает ли он этой роскошью только в моральном смысле или в материальном тоже. Обстоятельства, благодаря которым Кашин роскоши добился, он называет очень сложносочиненными.

Обстоятельства создания моего фильма "Акт Магнитского. За кулисами" я описал в книге, ничего не сочиняя. Я могу, как всякий, в чем-то ошибаться (чего никогда не говорят о себе мои яростные оппоненты), но в данном, хорошо изученном мною случае я четко отличаю суть дела от второстепенных деталей и отвлекающих маневров. Кашин мою книгу, по всей видимости, не читал, а Светова заявила, что на нее не следует обращать внимания, притом что в книге есть "амбициозная" часть. То есть и Кашин, и Светова, как и большинство других моих критиков, ни разу не возразили мне по сути. Ведь я утверждаю, что суть "дела Магнитского" – в деятельности Уильяма Браудера и подконтрольных ему организаций. Как я подчеркивал (в своих статьях, в книге, и на обсуждении в студии "Дождя", сидя рядом с Зоей Световой), вопрос условий содержания Магнитского в тюрьме не имеет отношения к планированию и совершению крупного финансового преступления – теме моего фильма. Да и сама Светова не нашла мотива убийства в действиях тюремщиков.

Проблема халатности, безответственности и жестокости в обращении с заключенными в России необычайно остра. Она заслуживает первоочередного внимания еще потому, что отражает глубоко укорененное в отечественной культуре безразличие к опасностям и страданиям, пока им не подвергаются наши родственники, друзья или еще какая-то заслуживающая особого отношения персона. Это безразличие проявляется во всех сферах жизни, от манеры езды на автомобиле до большой политики и экономики. И в тюрьмах оно показывает свой особенно отвратительный оскал.

Однако вопрос содержания заключенных совершенно неправомерно, недобросовестно и цинично поднимается в связи с моим расследованием финансового преступления, совершенного с помощью компаний Браудера. На самом деле, если что-то и связывает историю Браудера с темой качества российских тюрем – так это то, что если бы оно не было таким низким, следовало бы заподозрить коллег Магнитского в том, что это они, а не тюремные условия, помогли ему умереть. Ибо только им была выгодна смерть свидетеля в уголовных делах об уклонении от уплаты налогов компаниями "Сатурн инвестментс" и "Дальняя степь" и о незаконном возмещении налога на прибыль "Парфенионом", "Махаоном" и "Рилендом".

Отвлекающий от сути дела маневр еще и в том, чтобы без малейших на то оснований утверждать, что российское государство, фигуранты санкционного списка или подобные "темные силы" каким-то образом заплатили за мою версию дела Магнитского. Из заметки Кашина можно сделать вывод, что платил Павел Карпов. До уровня доказательств, хотя бы косвенных, автор не опускается. Мне не привыкать, какого только бреда о моих мотивах не писали! Распространялись и вымыслы, призванные, видимо, объяснить доступ, который я имел к самому Браудеру, в Европарламент и в другие организации. Уважаемое Радио Свобода сообщало, например, что меня связывают романтические отношения с финским политиком Хейди Хауталой. Это неправда.

​"Акт Магнитского. За кулисами" финансировался исключительно западноевропейскими государственными кинофондами и телеканалами. Первым и основным источником был Норвежский киноинститут. В книге я детально рассказываю, кто и как поддержал фильм. Информация о финансировании открытая, и она много раз перепроверялась прессой, а в Норвегии – еще и политиками. Уже после ожесточенной полемики в европейских СМИ, вызванной фильмом, он был номинирован от норвежского государственного телеканала NRK на всеевропейский конкурсе Prix Europa, а затем получил там специальный приз. Этого, конечно же, не произошло бы, если кто-то из профессионалов, посмотревших фильм, увидел бы торчащие за ним уши Кремля.

О своем отношении к институту ипотеки, в котором если верить Олегу Кашину есть что-то зазорное, я рассказывать не буду, но замечу, что все мне известные успешные западные журналисты, как и другие профессионалы своего дела, через ипотеку прошли. История моих финансовых отношений с Павлом Карповым сводится к одному эпизоду, когда я заплатил за его чашку кофе.

Хотим мы этого или нет, дело Магнитского будет преследовать нас еще долго. Правильные лозунги у нас худо-бедно научились произносить все. Сегодня все – за борьбу с коррупцией. Главные действующие лица приватизационных драм 1990-х не прочь порассуждать о несправедливости, а иной олигарх лучше коммуниста объяснит всю ущербность "инвестиционных конкурсов". Никто из кандидатов в президенты не скажет, что он не патриот. Так вот, в условиях такого единодушия предлагается тривиальный, на первый взгляд, тест: каждый политик, общественный деятель, поддерживавший и распространявший байки гражданина Браудера о том, что милиция украла у него 3 компании-пустышки, и таким образом – 230 миллионов долларов из казны, и что Магнитский это преступление раскрыл, должен будет объясниться. И раскаяться.

Когда я начал сомневаться в истории Билла Браудера, анализируя его презентации и пресс-релизы, я сформулировал для себя понятие "псевдоновости", записав его по-английски – false news. Было это задолго до того, как сторонники и противники Дональда Трампа стали обвинять друг друга в распространении fake news. Большинство, включая меня, не обладает неоспоримыми доказательствами той или иной версии событий, на глазах обретающих историческое значение. Большинство, в большинстве случаев, судит о мире в соответствии со своими политическими убеждениями, а если говорить грубо – предрассудками. Приключения одного финансиста в России, как бы к нему ни относиться, кажутся каплей в океане недавних событий. Несмотря на то что уже бывший президент США подписал два закона, вдохновленных историей, рассказываемой лично им, этим финансистом. Законов много. Каждый день нас поражают новые новости. Все идет, несмотря на все потрясения, своим чередом.

А что, если законы были приняты на основании fake news? Когда я посмел это предположить публично, главный аргумент против сводился к тому, что политики всего западного мира не могли не проверить факты. И этот аргумент звучал убийственно… до того, как fake news не вошли в обиход политического мейнстрима. Да, пока для либеральной общественности fake news – это что-то из России или, о ужас, может быть, теперь… не только из России. Но главное то, что забарахлил сам механизм абсолютной теоретической неоспоримости хотя бы какой-то информации.

И сегодня, когда политизированность, то есть относительность правды выходит из абстрактных соображений на всеобщее уличное обозрение, человек, который считает, что обладает фактами, развенчивающими fake news в одном конкретном криминальном сюжете, не может не настаивать на своем. А ведь сюжет этот все-таки сильно повлиял на международную политику, расколол российское общество, создал обширный прецедент презумпции виновности российских граждан по щучьему велению человека, ничем, кроме финансовых спекуляций, нежелания платить налоги и навязчивого самопиара, себя не зарекомендовавшего. Если кто-то считает, что я не прав, пусть выходит биться за факты. А не бросает косой взгляд на скорости из своего "Ламборгини". Морального или реального.

Андрей Некрасов – российский кинорежиссер и сценарист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции