Российская сторона в ходе слушаний в Международном суде в Гааге по иску Украины против России заявляет, что дело находится вне юрисдикции этого судебного органа ООН.

Украина подала иск в Международный суд в Гааге 16 января этого года. России предъявлены обвинения в нарушении двух конвенций – о ликвидации расовой дискриминации и о борьбе с финансированием терроризма. В ответ представитель России в суде Роман Колодник заявил, что Украина явно пытается втянуть суд в рассмотрение "вопросов, касающихся Украины и России, которые в данном случае явно не входят в юрисдикцию суда".

Тем не менее, российские официальные лица сочли нужным ответить на обвинения, содержащиеся в иске Киева. В качестве подтверждения финансирования терроризма Украина представила данные о количестве снарядов, выпущенных по Авдеевке с начала этого года, – 15 тысяч.

Такого количества боеприпасов, по заявлению украинской стороны, не может быть на складах в Донецкой области, поскольку это 14 вагонов, полностью загруженных снарядами. Российская сторона, однако, настаивает, что сепаратисты захватили боеприпасы, находившиеся в местах хранения оружия бывшей советской армии, которые располагались в шахтах. Доказательства украинской стороны об использовании сепаратистами в Донбассе новейшего оружия, которое имеется на вооружении только в российской армии, представитель России не прокомментировал.

В качестве доказательства нарушения конвенции о ликвидации расовой дискриминации Киев привел репрессии против крымских татар в Крыму и запрет на деятельность меджлиса. Российская сторона ответила, что это украинские власти, а отнюдь не Россия, притесняли крымских татар на полуострове.

Юрист, специалист по международному праву Владимир Гладышев полагает, что точка зрения российской стороны на юрисдикцию суда имеет право на существование:

– Надо посмотреть в суть того, что происходит и на основании чего был подан иск. У Международного суда ООН очень узкая юрисдикция, дел там в принципе мало. В свое время, когда после Второй мировой войны создавалась Организация Объединенных Наций, предполагалось, что это будет один из самых мощных международных институтов. Планировалось, что Совет Безопасности ООН будет рассматривать все важные политические споры, касающиеся мер безопасности, а всё, что не подпадает под эту категорию "особой важности", все споры без исключения будет рассматривать Международный суд ООН. Но этого не случилось. Страны, которые разрабатывали устав ООН, – прежде всего США, СССР и другие участники антигитлеровской коалиции – решили, что в Международный суд ООН будут обращаться только те государства, которые так или иначе признают юрисдикцию этого суда. Юрисдикцию суда признали мало стран, более того, они признали эту юрисдикцию только в отношении нескольких узких вопросов. Признать юрисдикцию Международного суда ООН можно двумя способами: либо сделать общее заявление, что страна признает его юрисдикцию в целом или по отдельным вопросам, либо включить в некоторые конвенции оговорку, статью, которая говорит, что все споры по конвенции решаются в рамках Международного суда ООН.

Россия не признаёт общую юрисдикцию суда ООН, как и большинство других стран. Но Россия признаёт юрисдикцию Международного суда по решению споров по некоторым международным конвенциям. Две таких конвенции – это конвенция по запрещению всех форм расовой дискриминации и конвенция о предотвращении финансирования терроризма. Обе они достаточно специфические. И в той, и в другой фактически речь идет о следующем: государства договорились, что каждое на своей территории будет принимать определенные меры по выполнению этих конвенций. То есть по конвенции о запрещении всех форм расовой дискриминации договорились, что Россия у себя примет законодательство, в котором будет предусмотрено, что в России нет расовой дискриминации. В конвенции по предотвращению финансирования терроризма договорились, что Россия, как и Украина, и США примет законодательство, в котором финансирование терроризма будет криминализировано, хотя на самом деле международного определения терроризма до сих пор нет. То есть речь и в том, и в другом случае идет о том, что каждое государство берет на себя обязательство принять некоторые законодательные меры в рамках своей территории. Поэтому, по большому счету, предмета спора по этим конвенциям, как правило, не возникает. Россия приняла законодательство по борьбе с отмыванием преступных доходов, в том числе с финансированием терроризма? Приняла. Россия приняла законодательство по запрещению всех форм расовой дискриминации? Приняла. Собственно, на этом все обязательства и кончаются.

Что получается в итоге? Украина говорит: мы не согласны с тем, как у вас применяется ваше собственное законодательство – это нарушение конвенции. На что Россия отвечает: это не подпадает под действие конвенции, мы свои обязательства по конвенции выполнили, приняв законодательство. А для всего остального, например, есть комитет по расовой дискриминации в рамках ООН, все вопросы туда. То же самое по финансированию терроризма: Россия приняла соответствующее законодательство. Хотите посотрудничать, направьте запрос, мы не отказываемся на ваш запрос ответить. Собственно говоря, вот об этом и речь. А на требование Украины, например, закрыть границу с Донбассом с российской стороны Россия отвечает, что это вообще не про конвенцию, а про что-то другое, по конвенции мы просто были обязаны принять закон о противодействии финансированию терроризма. По конвенции должен быть общий законодательный принцип – либо выдай подозреваемого, либо суди. У России такое законодательство есть. Точка, всё, на этом российские обязательства закончены. А то, что хочет украинская сторона, конвенцией не предусмотрено. Это вне рамок конвенции, и Международный суд не вправе выходить за рамки того, что предписано конвенцией, вводить какие-то меры, которые ею не предусмотрены.

– Да, это объясняет то, что Украина делала упор именно на двух проблемах – на расовой дискриминации и на поддержке терроризма. В качестве примера расовой дискриминации Украина представила дискриминацию крымских татар. На что Россия, тем не менее, сочла нужным ответить в суде. По словам ее представителя, крымские татары притеснялись не Россией в Крыму, а украинскими властями. Российский представитель, правда, не представил каких-то доказательств ущемления этих прав. Почему, с вашей точки зрения, Россия решила ответить на эти обвинения?

– В данном вопросе пока еще до обвинения дело не дошло. Была представлена общая позиция, а дело по существу не рассматривается. Есть три стадии рассмотрения дела. Самая главная стадия – это рассмотрение по существу, когда говорят: да, вы нарушаете конвенцию, притесняете татар, финансируете терроризм, – говорит Украина. Россия говорит: нет, мы не нарушаем. До этой стадии надо пройти еще два этапа. Это стадия юрисдикционная, когда Украина будет доказывать, что у Международного суда есть компетенция рассматривать данный спор. Но даже до этой стадии в суде пока не дошли. Речь идет пока о совершенно особой стадии принятия предварительных мер. Что такое принятие предварительных мер? Это по аналогии с национальными судами. То есть, скажем, я вам должен денег. У меня есть счет, на котором эти деньги лежат, которые я вам могу заплатить. Но как только вы мне предъявляете иск, я говорю: ага, мне предъявлен иск. И эти деньги сразу перевожу на счет друзей, договорившись, что они мне потом их отдадут. И я говорю вам и суду: а у меня денег нет, взыскивайте, но у меня нет денег. Чтобы такого не происходило, есть категория так называемых обеспечительных мер, когда вы приходите в суд и говорите: вот я подал иск, прошу вас арестовать эти деньги на счету, чтобы мой должник их никуда не перевел. Это называется "обеспечительные меры". Примерно того же на данном этапе просит Украина. Эти меры у украинской стороны немного абстрактные, но, скажем, конкретная мера – обеспечить охрану границы между Россией и восточными областями Украины.

– Владимир, я тоже заметила это реальное требование Украины – обеспечить охрану границы. Но ведь фактически, глядя на историю Международного суда юстиции ООН, даже если принимались какие-то конкретные решения, они очень редко потом реально воплощались в международной политике. Вспомнить хотя бы 2004 год, консультативное заключение Международного суда по израильской стене – забору на границе с палестинскими территориями. Международный суд рекомендовал Совету Безопасности ООН принять меры и разобраться, как быть с этим нелегальным, по мнению суда, строительством. А стена-забор как существовала, так и существует и обеспечивает относительно спокойный сон израильтянам. Каким образом требования украинской стороны обеспечить охрану границ могло бы быть выполнено?

– Конечно, это слабость, если хотите, особенность, как говорят, международного права: нет государственной силы, которая бы принудила государство выполнять предварительные меры. Да, это дело сугубо добровольное. Так что в суде можно попытаться только набрать пропагандистские очки. Вопрос, например, израильской стены очень политизирован и касается на самом деле жизненных интересов конкретного государства. Были споры, в которых предварительные обеспечительные меры, установленные Международным судом ООН, исполнялись сторонами. Как правило, это споры о делимитации морских границ – это самая популярная категория споров, которая находится в ведении Международного суда ООН. А такие совсем политизированные споры, как правило, подаются для зарабатывания пропагандистских очков. Серьезный спор, который всерьез разрешился и всерьез нанес репутационный ущерб серьезной стране, на моей памяти, был в 1986 году – дело Никарагуа против США, когда Рейган заминировал морские порты Никарагуа. Тогда Международный суд ООН большинством голосов решил, что это акт агрессии: если у вас нет состояния войны с государством, вы не можете минировать его морские порты. Больше на моей памяти решений Международного суда ООН по серьезным проблемам не было. Этот суд всегда старается избегать сильно политизированных споров. Повторяю, в основном там споры о делимитации. Кстати, у Украины с Румынией был спор, Румыния выиграла его – по делимитации в районе Змеиного острова.

– Зачем тогда, по вашему мнению, Украине нужно было выходить с этим иском, если не говорить действительно о пропагандистских очках? Хотя в данном случае я не стала бы говорить о пропаганде, когда речь идет о конфликте, в котором гибнут люди, и о стране, которая всячески пытается себя защитить.

– Да, люди гибнут с двух сторон. Пропаганда в этих конфликтах как раз играет огромную роль с обеих сторон, поэтому тут пропагандистское направление имеет большое значение. Но я думаю, что в основном дело не в пропаганде, а в следующем. Во-первых, Украина стремится подтвердить свои претензии как на восточную Украину, так и на Крым, хочет подтвердить свой суверенитет. Конечно, основной юрист Украины сказал в суде, что это не является целью, что для Украины никакого подтверждения не требуется, потому что это и так ясно. На самом деле, конечно, стремятся это подтвердить, но в суде напрямую сказать не могут, потому что конвенции не об этом. Во-вторых, как мне кажется, Украина не хочет навредить своим будущим позициям. Чем больше сейчас будет заявлений и протестов, тем больше шансов для отстаивания тех же позиций в дальнейшем. То есть Украина хочет использовать все имеющиеся правовые средства для заявления всех своих позиций в спорах с Россией. Общее положение международного права, это во всех учебниках международного права и международного арбитража написано, что если вы не заявляете свою позицию, то рано или поздно проигрываете. Если вы не протестуете, значит, вы соглашаетесь. Молчание – знак согласия. Чем больше таких протестов Украина заявит, тем больше у нее шансов отстоять эти позиции в будущем. Скажем, пройдет 10 лет, Украина скажет: а вот Крым хотелось бы назад. А Украине ответят: а, собственно говоря, с какой стати? Вы последние 10 лет про это молчали, молчание – знак согласия. Его все признали. Этот момент технический, вроде, как кажется, неважный, а на самом деле это, видимо, самое важное соображение, – полагает юрист Владимир Гладышев.