Остатки бараков, детское кладбище, на котором захоронены не прожившие и года, руины бани для заключенных. Эти и другие сохранившиеся следы лагерной системы ГУЛАГа легли в основу фильма "Степь и мороз", снятого во время экспедиции в Казахстан группы чешских исследователей советских репрессий и системы принудительного труда в СССР.
Участники экспедиции, основатели проекта gulag.cz, уже 15 лет создают виртуальный музей и организуют экспедиции в те места, где раньше работали заключенные. Поездка в Казахстан стала пятой по счету – ее целью было задокументировать остатки административных зданий, бараков и территории, всего, что сохранилось до наших дней с тех пор, как в Казахской ССР были созданы крупные лагеря принудительного труда Степлаг и Карлаг.
Премьера фильма "Степь и мороз" по следам экспедиции состоялась в Праге, в ближайшие недели ее можно будет увидеть в кинотеатрах в нескольких чешских городах. Однако виртуальную экскурсию по двум казахским трудовым лагерям СССР может посмотреть каждый, посетив сайт экспедиции, в котором собрана документация казахских лагерей системы принудительного труда ГУЛАГа. Участники экспедиции также пополняют информацией и виртуальный музей ГУЛАГа, страницы которого доступны и на русском языке. Инициатор проекта Штепан Черноушек рассказывает в интервью Радио Свобода, какие объекты ГУЛАГа уже удалось задокументировать и почему он из года в год продолжает пополнять текстами, фотографиями, видео и 3D-моделями виртуальный музей, посвященный советским репрессиям:
– В отличие от нацистских концлагерей, которые стали музеями по всей Европе, в России этого не происходит. Наверное, это отражение того, как в России относятся к истории. Где-то в тайге, далеко, следы системы ГУЛАГа есть, но они не видны, да еще и со временем исчезают. То же самое происходит и с темой советских репрессий: она в России на первый взгляд не видна, при этом она существует в подсознании общества и это противоречие не разрешено, оно влияет на то, что происходит сейчас. Это, к сожалению, прямое наследство.
Это была одна из причин, почему мы решили, что собранные нами в экспедициях материалы станут виртуальным музеем. До Казахстана мы организовали четыре крупные экспедиции, если не считать отдельных поездок в Украину в архивы и посещение мемориалов в Москве и Петербурге еще до войны. Три раза мы ездили исследовать так называемую мертвую дорогу в Сибири, где сохранились в очень хорошем состоянии заброшенные лагеря ГУЛАГа, включая предметы заключенных (большая часть так называемой "мертвой дороги" расположена в Ямало-Ненецком автономном округе, между городами Салехард и Игарка, железная дорога строилась силами заключенных. – РС).
Туда мы ездили в 2009, 2011 и 2013 годах. Потом в 2016 году организовали поездку в Мраморное ущелье в Забайкалье, где тоже сохранились остатки лагерной инфраструктуры и рудник, где заключенные добывали уран. Во время этих поездок мы многое тщательно документировали, одним из результатов стала трехмерная модель, с которой мы сейчас работаем в виртуальной реальности, делаем и образовательные пособия.
Поскольку ГУЛАГ – это не только Россия, а система, созданная на всей территории бывшего СССР, следующей нашей остановкой стал Казахстан, где находился очень большой лагерь Карлаг, просуществовавший почти 30 лет. В него входило около 200 отдельных лагерей. В Казахстане были еще и особые лагеря – Степлаг, Песчаный лагерь (Песчанлаг), Луговой лагерь (Луглаг), были лагеря на строительстве экибастузских угольных разрезов. Вообще больше десяти больших подразделений ГУЛАГа было в Казахстане, сотни лагерей. Поэтому мы решили отправиться туда и посмотреть, что там сохранилось, не сохранилось и как к этому относится сегодня общество в Казахстане.
Также мы хотели, конечно, изучить чешские следы в ГУЛАГе. Потому что в Советском Союзе во время Большого террора были убиты, расстреляны, почти полторы тысячи чехов, а тысячи чехословацких граждан прошли через лагеря ГУЛАГа. Эта тема у нас очень мало изучена, и мы стараемся дополнить ее новыми находками непосредственно в местах, где лагеря располагались.
– Во время каждой экспедиции вы делаете много документации. Что вы документировали в Казахстане, какие материалы вам удалось там собрать?
– Мы стали уделять больше внимания документации только во время третьей нашей экспедиции. Стали записывать размеры построек, рисовать чертежи, делать панорамную съемку и определять расположение сохранившейся инфраструктуры лагерей, чтобы потом создавать трехмерные модели. Во время первой и второй экспедиций у нас был скорее журналистский подход, мы больше фотографировали. И потом оказалось, что места, которые мы посещали, плохо изучены, они исчезают, оттуда все забирают и что желательно было бы как-то сохранить на будущее все, что сохранилось на месте этих лагерей. Это можно назвать археологией ГУЛАГа. В России и Казахстане этим до недавнего времени никто не занимался, в Казахстане только сейчас начинаются такие проекты. Если сравнить, то в Германии или в Южной Америке научный подход применяют уже по меньшей мере 20 лет, когда используют методы современной археологии и сохраняют таким образом информацию о лагерях тоталитарных режимов XX века.
Мы используем неинвазивные археологические методы – мы ничего не трогаем, не нарушаем, не копаем, а фиксируем то, что там есть. В нашей работе нам очень помогают фотографии, которые делали в США с самолетов и спутников для нужд разведки. Они сейчас рассекречены, их можно скачать и благодаря им найти точные места расположения лагерей. Мы использовали эту документацию во время экспедиции по так называемой мертвой дороге в Сибири, а также в Казахстане. На нашем сайте мы публикуем как исторические снимки, так и наши, и можно сравнивать, как выглядели лагеря в начале 1960-х, когда там уже не было заключенных, но бараки еще сохранились, и как это выглядит сегодня.
– В Казахстане история репрессивной системы ГУЛАГа связана с женщинами, вы в фильме рассказываете про Акмолинский лагерь жен изменников Родины (АЛЖИР), а также посещаете кладбище, на котором похоронены дети заключенных, многие из них умерли в раннем детстве…
– Да, в Казахстане виден, я бы сказал, женский след в истории ГУЛАГа. Через лагерь АЛЖИР прошли порядка 18 тысяч женщин, 8 тысяч из них отбывали там весь свой срок. Это были в основном жены репрессированных, часто видных коммунистических деятелей, многие из которых стали жертвами Большого террора. Там есть музей. Говорят, что почти никаких построек того времени не сохранилось, но нам все же показали одно здание бывшей бани, которая использовалась заключенными.
Благодаря нашей поездке мы узнали историю семьи известного чешского писателя Зденека Немечка. В АЛЖИРе оказалась его двоюродная сестра Евжения, она была чешкой по происхождению, и до замужества ее фамилия была Немечек. Евжения Весник была матерью известного советского актера Евгения Весника. Судьбы членов этой семьи были разными, Зденек Немечек воевал в Чехословацком корпусе в России, потом вернулся в Чехословакию и был настроен антикоммунистически, а его двоюродная сестра вышла замуж за Якова Весника, который был видным коммунистом, первым директором завода "Криворожсталь". Его арестовали, а супругу Евжению отправили в АЛЖИР.
Еще у Караганды есть поселок Долинка, где находится музей Карлага и где сохранилось кладбище с могилами детей и их матерей. Это очень печальное место, потому что многие похороненные там дети умерли сразу после родов или в возрасте 1–2 лет. Это показывает, какие ужасные условия там были.
– Поскольку вы собирали материалы для вашего виртуального музея также в России, видите ли вы, может быть, какую-то разницу в той системе принудительного труда, которая была создана в советском Казахстане в рамках ГУЛАГа и в советской России? Было ли для вас это важным при создании документации для сохранения следов советской лагерной системы?
– Все это было частью одной репрессивной советской системы и для нас не играло очень большой роли. И в Казахстане, и на территории сегодняшней России умирали люди, а заключенные были вынуждены заниматься рабским трудом. Ужасные условия в лагерях ГУЛАГа были и там, и там. Отличались природные условия: в степи, в Сибири, на Крайнем Севере. Это, конечно, отражается и на тех остатках и руинах лагерных построек, которые мы изучали.
В Сибири, где мы были у полярного круга, бараки строили из того материала, который был на месте, это в основном деревянные бараки. В Казахстане в степи, где мы изучали руины бараков Степлага в окрестностях Жезказгана, лесов почти нет, и там использовали для строительства камень. Поскольку отличался материал, отличались и сами бараки, то есть и условия содержания заключенных. Вдоль "мертвой дороги" бараки были в основном 26 на 8 метров, а в Казахстане бараки были больше, 28 на 10 метров. Огромный барак в казахском поселке Жезды, который мы изучали во время нашей последней экспедиции, был 42 метра в длину и 10 метров в ширину, на 250 человек. Такого большого барака мы в Сибири не видели.
Эту разницу можно, конечно, изучать, но важно сказать другое: этот большой барак в поселке Жезды, который мы видели во время нашей последней экспедиции, там сохранился один-единственный. И вот недавно мы проводили верификацию и выяснили по спутниковым картам, что его в прошлом году разобрали. Очень жаль, что так произошло, потому что это большая ценность с точки зрения исторической памяти, памяти ГУЛАГа. Там были достаточно хорошо сохранившиеся стены, их теперь нет. Помимо этого разобрали и остатки стены самого лагеря в поселке Жезды, это было, по-моему, 5-е отделение Степлага. Поэтому я очень рад, что мы успели еще до этого провести документацию этого барака, чтобы это место сохранилось хотя бы виртуально.
– По вашему мнению, эти остатки бараков не только в Казахстане, но и в России сегодня должны быть превращены в музеи, как это произошло с нацистскими лагерями в Европе?
– Я думаю, что это было бы очень хорошо. Понятно, что не надо делать музей из каждого сохранившегося заброшенного лагеря. В основном они расположены в Сибири, где были десятки таких лагерей в местах, находящихся на огромном расстоянии от населенных пунктов. Там нет смысла делать из каждой сохранившейся постройки музей. Но хотя бы один объект превратить в музей – было бы хорошо. В Казахстане ситуация немного другая, чем в России. В Казахстане эта работа постепенно начинается. И это для нас стало большим сюрпризом.
В Жезказгане достаточно хорошо сохранились остатки 3-го лагерного отделения Степлага, где проходило Кенгирское восстание. Там до сих пор остались полуразрушенные лагерные здания, даже стена между мужской и женской частью сохранилась до наших дней, и женский барак, и здание клуба, а также административные здания, которые использовал в Степлаге НКВД. И вот часть этих полуразрушенных строений, бывший лагерь мужской зоны, в 2021 году стал основой для создающегося музея под открытым небом.
Местные власти обнесли территорию забором, вычистили эту территорию, поставили там обозначения, мемориальные таблички. И это очень важно. Мне кажется, это вообще первый случай в постсоветских странах, когда хорошо сохранившиеся остатки лагеря ГУЛАГа сталинского времени превратили в музей. За исключением "Перми-36", но там ситуация немного другая. Там все же речь идет об исправительной колонии, но она стала известна благодаря содержавшимся там в 1970–80-е годы политзаключенным.
– Да, это удивило многих зрителей фильма "Степь и мороз": места, которые вы посещали, часто огорожены, там установлены мемориальные таблички, есть списки жертв. Почему, как вам кажется, такого не происходит в России, но происходит в Казахстане?
– В каком-то смысле в Казахстане репрессии коснулись почти всех, каждой семьи. Во время Голодомора в 1930-е годы умерло полтора миллиона казахов, тогда это была почти половина казахского населения страны. Это, конечно, повлияло на всех, и люди хотят знать эту историю. Возможно, история репрессий помогает Казахстану отделить себя от России, ведь система ГУЛАГа в стране появилась там вместе с советским режимом, который пришел из России. Советский режим стал убивать казахов. Поэтому в Казахстане, возможно, в этом смысле проще изучать историю репрессий, чем в самой России, которая должна признать сама себя виновной.
К тому же есть интерес и историков, и общественности. Например, в Карагандинском университете ректором является Нурлан Дулатбеков, эксперт в области права, написавший несколько книг про Карлаг. Мы встречались с ним во время съемок фильма. Он говорит, что темой репрессий интересуются его студенты, что они собираются организовать экспедиции по теме археологии остатков системы ГУЛАГа. В Астане, где я читал лекцию о первых результатах нашей поездки студентам, этот интерес был виден, задавали много вопросов. Мы просто почувствовали, что интерес к этой теме растет, и власти этому не препятствуют. Даже наоборот, сейчас постепенно открывается доступ в архивы к личным делам заключенных.
Мы ни разу не увидели непонимания, нам не чинили препятствий. Мы в том числе снимали с дрона без каких-либо проблем. Я не могу себе представить, чтобы мы приехали к большим лагерям ГУЛАГа в России с дроном, там стали снимать и ничего бы не произошло.
– Вы в том числе изучали и продолжаете изучать тему репрессированных граждан Чехословакии. Расскажите, пожалуйста, сколько чехов оказалось в Казахстане, сколько было убито?
– Тема чехословацких граждан, репрессированных в Советском Союзе, пока не очень хорошо изучена, хотя несколько книг уже были опубликованы. Сейчас открыли украинские архивы, где очень много материалов. Дела оцифровывают, чему мы очень рады. В Советской Украине было расстреляно более 600 чехов – приблизительно половина от общего числа расстрелянных в Советском Союзе чехов. Многих депортировали или расстреливали в рамках операций против кулаков, в ходе немецко-польской операции. Даже готовилась репрессивная операция, направленная исключительно против жителей СССР чешской национальности. Многие попали в лагеря ГУЛАГа.
Что это были за люди? Это были потомки чешского меньшинства, сформировавшегося во второй половине XIX века, когда они переезжали жить в царскую Россию, в основном на Волынь, на территории нынешней Украины, переезжали к Черному морю, в Краснодарский край. Там они строили деревни, занимались сельским хозяйством, строили пивоварни. Их потомки часто становились жертвами репрессий. Вторая группа – это были энтузиасты, которые в 1920–30-е годы эмигрировали из Чехословакии в Советский Союз, хотели помочь там построить коммунистический рай на земле и, конечно, тоже попали в жернова репрессий. Там были и геологи-коммунисты, и обычные рабочие, потерявшие работу в Чехословакии и решившие искать ее в СССР, шахтеры, которые в Советском Союзе устроились на работу, а потом были репрессированы. Были еще чехословацкие граждане из Закарпатской Украины, это была часть Чехословакии до войны, и многих впоследствии обвиняли в шпионаже.
По официальным данным, в Советском Союзе в 1930-е годы было около 30 тысяч чехов. Если посчитать число расстрелянных, то каждый 20-й чех попал под репрессии. Вероятность того, что вас убьют в Советском Союзе только потому, что вы по национальности чех, была в тысячу раз выше, чем позднее в коммунистической Чехословакии, когда в 1950-е годы начались подобные репрессии после прихода к власти коммунистов.В тогда 15-миллионной стране казнили около 300 человек, а в СССР из 30 тысяч только расстреляли почти полторы тысячи человек, не считая тех, кто был осужден в реконструированных процессах.
До сих пор живы потомки как тех, кто был расстрелян и которые после войны вернулись обратно в Чехословакию, так и тех, кто остался в России. С некоторыми удалось поговорить сотрудникам "Мемориала", но и мы сами нашли несколько потомков репрессированных в Чехии. Они только сейчас соглашаются рассказать о пережитом, потому что годами при коммунистах вынуждены были молчать, это была секретная тема.
В Музее Карлага нам дали список из 12 чехов, о которых у них есть информация. В Музее АЛЖИРа есть информация о трех чешках. Еще одну нашли мы, она прошла через Акмолинский лагерь.
