• Стремительная демодернизация России в эпоху Путина воскрешает социальные и политические модели прошлых веков, в том числе – Средних.

• Местничество, кормления, откупы, сословные привилегии, новое дворянство, несменяемость высшей власти – это лишь некоторые приметы времени.

• При этом в стране есть продвинутый модернизованный городской класс, который выпадает из логики нового Средневековья, и таких людей становится все больше.

Сергей Медведев: "День опричника", антиутопия Владимира Сорокина, написанная в 2006 году, с каждым годом кажется все ближе и ближе к реальности. Формы жизни – политической, социальной, духовной – в современной России все чаще напоминают феодализм: местничество, кормления, откупы, сословные привилегии, опричники, новая аристократия, новое дворянство…

^{Видеоверсия программы}

Почему Россию все чаще описывают в терминах "нового Средневековья"? В самом ли деле в стране наступил новый феодализм? К чему это приведет? У нас в гостях Владислав Иноземцев, экономист, политолог, основатель Центра исследований постиндустриального общества.

Корреспондент: После поправок в Конституцию 2020 года политическая система России все больше напоминает монархию. Главные феодальные элементы в стране – это сословность общества и сословные привилегии, а также феодальное отношение к собственности, слияние власти и собственности, характерное для феодализма. Общество разделено на сословия, где высшие классы имеют ряд привилегий: в судебной системе и доступе к социальным благам.

Детей силовиков без очереди зачисляют в школы и детские сады, чиновники получают социальные квартиры, как, например, глава Ростуризма Зарина Догузова получила квартиру стоимостью 60 миллионов рублей. Будущее человека определяется происхождением и связями, сформировалось наследование власти, принадлежности к элите и преференций.

Несмотря на Конституцию, власть в России все устойчивей стоит на клерикальных позициях, церковь проникает в культуру и СМИ, в школьное и высшее образование. После приговора участницам Pussy Riot, которых осудили на основании решений церковных соборов раннего Средневековья, можно говорить о появлении церковной цензуры.

Сергей Медведев: Зорькин с теплотой писал лет десять назад в статье о крепостном праве, что "это были подлинные скрепы России".

Владислав Иноземцев: Процесс активно идет в этом направлении. О Средневековье, может быть, говорить еще рано, но, безусловно, формируется сословное общество. Допустим, то, что касается компенсации за смерть чиновников, работников ФСБ или военных, очень напоминает, в сравнении с компенсациями и страховкой для обычных людей, "Русскую правду", где было 16 градаций по тому, какой выкуп платится за нанесение увечий или смерть определенных категорий лиц в зависимости от общественного положения. В обществе доминирует ощущение того, что есть люди, которым что-то позволено больше. Идея поступления детей силовиков в вузы вне конкурса не вызвала особого взрыва общественного недовольства.

Сергей Медведев: В этой средневековой системе сознания есть такой аргумент: "потому что имеет право". Даже фильм Навального о дворце Путина под Геленджиком смотрели все, но многие – просто из любопытства. "Они же власть. Они и правят нами для того, чтобы иметь такие дворцы". Да, можно и посмеяться, но это не подрывает легитимность власти, а даже как-то ее укрепляет.

Владислав Иноземцев: Мы все-таки живем в довольно открытом мире, поэтому полного повторения Средневековья быть не может. Но вот одна из самых больших проблем, которые возникали оттого, что они все могут. Российская элита едина в своем понимании: если у вас есть власть, то у вас будут деньги, а если у вас есть деньги, то будет вхождение во власть. Если же у вас есть власть и деньги, у вас будет возможность проецировать усилия силовиков на ваших противников. В конце концов, у вас будут докторские степени, дети в университетах и так далее. Это еще сильнее подрывает ситуацию. В любом нормальном обществе, даже во времена позднефеодальной Франции, существовали различные карьерные лифты. Сейчас они существуют совершенно различно. Никто из крупных американских бизнесменов, кроме Блумберга, пока не рвался во власть. Никто из профессуры не пытался становиться политическими деятелями с начала ХХ века. Эти лифты очень четкие – каждый хочет добиться успеха в глазах своей части общества. В России этого нет. Здесь успех – либо все, либо ничего. И это очень негативно.

Сергей Медведев: Это произошло за последние 20 лет. Нужно ставить вопрос о существовании в России системы сословий, как это уже много лет делает Симон Кордонский.

Владислав Иноземцев: И не только он. Была книга Владимира Шляпентоха 2007 года "Современная Россия как феодальное общество" и многие другие работы. И все равно возвращение в прошлое абсолютно невозможно. Просто мир идет в одном направлении, а мы движемся в противоположном, урывками и с напрягом.

Сергей Медведев: Но главное, что здесь происходит, это неравенство людей перед законом.

Владислав Иноземцев: В любом выступлении нашего президента мы слышим про традиционные ценности, про исконные духовные основы российского общества. Эта традиция предполагает то, что было раньше, а раньше это было очень четко. Вопрос был даже не в том, насколько ты богат, а в том, откуда ты произошел, насколько древний род, насколько серьезно положение в обществе, где ты в бюрократической иерархии. И мне даже кажется, что когда Путин начинал так называемую борьбу с олигархами, это было в значительной мере связано с тем, что он хотел забрать у денег роль, формирующую общественную иерархию, и вернуться к чему-то более привычному.

Сергей Медведев: В результате мы имеем тех же самых олигархов, но в погонах, облеченных государственными чинами, а олигархи на обеспечении.

Владислав Иноземцев: Это и есть путинский возврат – от мимолетной власти денег к власти власти.

Сергей Медведев: Один из показателей окончания Средневековья и наступления нового времени была замечательная английская максима – "собственность семье, власть королю". А в России власть и собственность сливаются, и это главная часть демодернизации, которая произошла при Путине.

Понятно, власти имеют особые привилегии, особый режим правосудия. А простые люди – это тоже какое-то сословие?

Владислав Иноземцев: Пока скорее нет. Регресс продолжается, в первую очередь, наверху. "Чернь" выключена из процесса, за исключением тех ее представителей, которые пытаются возражать против происходящего.

Сергей Медведев: Но они же, собственно, рабы государства, все, так или иначе, полностью на государственной зависимости. И голосование тоже идет по сословиям.

Владислав Иноземцев: Мы видим огромное количество людей, не допущенных до того, чтобы быть избранными.

Сергей Медведев: Я был потрясен, когда посчитали, сколько людей не могут быть избранными по новому закону – девять миллионов.

К нам присоединяется философ, политолог, сооснователь Свободного университета, редактор отдела политики "Новой газеты" Кирилл Мартынов.

Насколько всерьез мы можем говорить о том, что в России складывается средневековая система власти? Например, изменения в Конституцию 20-го года приближают нас к монархическому типу правления.

Кирилл Мартынов: Это все-таки некоторая натяжка. Россия – скорее страна третьего мира, которая не в состоянии поддерживать институты современного общества: она не успела их построить, и теперь они достаточно радикально разрушены. Но риторическая сила высказывания Владислава заключается в том, что когда ты что-то называешь средневековым, все обижаются: Средневековье считается еще чем-то плохим, темным.

Сергей Медведев: Россия вообще идет к позитивному наполнению средневековых образов. Например, люди скоро будут позитивно воспринимать "Домострой" и различные традиционные скрепы.

Кирилл Мартынов: Все не так просто. Даже недавний скандал с "ВкусВиллом" показал: с одной стороны, частная компания "ВкусВилл" прогнулась под виртуальный "Домострой", нигде в законах пока не прописанный, но, с другой стороны, была довольно мощная общественная контркампания. До сих пор в центре Москвы магазины "ВкусВилла" обклеивают наклейками "Мы не ошибка". Это означает, что на самом деле природа общественного конфликта в современной РФ все-таки имеет как минимум две составляющие: есть люди, которые взяли ставку на демодернизацию, чтобы сохранить свою власть, и есть люди, которые хотят жить совсем другой жизнью.

Сергей Медведев: С одной стороны, ездят "средневековые" машины с мигалками, а с другой, есть продвинутый модернизованный городской класс, выпадающий из этой логики нового Средневековья. Но есть и еще одна вещь: происходит очень сильная клерикализация.

Владислав Иноземцев: Речь идет даже не о клерикализации общества, а о клерикализации самой власти. Церковь воспринимается сейчас практически как государственный инструмент. В Средние века это часто происходило. РПЦ фактически является национальной церковью определенного национального государства и используется им для осуществления внешних и внутренних целей. И государство очень щедро платит за это, причем это началось даже до Путина. Он ведь не переломил через колено волю российского общества, а в значительной мере просто не стал его модернизировать, а поплыл по течению того, чего общество во многом хотело.

Сергей Медведев: Монархия в России: конечно, конституционно – пока еще нет, но на уровне восприятия это тот же русский белый царь. Видя прямые линии с Путиным, когда он решает проблемы ЖКХ, строит дороги, раздает квартиры, помогает отелиться корове, понимаешь: это абсолютно монархический тип мышления, традиционный для России.

Владислав Иноземцев: Конечно, либеральные круги и более продвинутая городская страта возмущены такого рода подходом, но в целом это не вызывает сильного отторжения. Но путинский режим все-таки больше напоминает не систему предреволюционной Франции с королями, которые правили по 70 лет, а систему франкистской Испании – чисто персоналистский режим, опирающийся на жесткое государственное правление. Если мы увидим передачу этой махины по наследству, вот тогда мы сможем говорить в полной мере о том, что этот период пришел.

Сергей Медведев: Российское общество невозможно описать с точки зрения классов: нет среднего класса, нет класса крупных собственников. Они просто "положенцы", как в воровской терминологии. Государство поставило их "смотрящими" над какими-то кусками собственности, которые все равно принадлежат государству.

Владислав Иноземцев: Сословные феодальные общества, ориентированные на власть, на удержание и на ренту, по большому счету не слишком склонны к развитию. Как только система становится сословной, настолько замкнутой и не желающей меняться, по большому счету нулевой рост – это и есть идеальная стабильность.

Сергей Медведев: Страна однозначно выбрала рентный путь, назначила рентное сословие. Какие цели развития могут быть, если люди сидят на трубе и используют традиционалистские идеологии для оправдания своего места?!

Владислав Иноземцев: Когда мы видим мечты нашего правящего класса о будущем, то ведь они, так или иначе, кружатся вокруг тех же элементов. Ни одна из этих идей почему-то не обращена ни на производство, ни на индустриализацию, ни на развитие человеческого капитала, ни на встраивание в мировую экономику.

Сергей Медведев: Вот это-то и есть средневековое, архаичное мышление, о котором Маркс в "Капитале" писал: крестьянин пахал, сколько ему нужно, чтобы заработать себе на дневное пропитание. И когда ему дали лучший плуг, он прекратил пахать еще до обеда, потому что отпахал нужную часть. Прибавочная стоимость, развитие ему не нужны.

В этом году в России практически незамеченным прошло 160-летие отмены крепостного права. Вспоминается анекдот. Путин выступает перед Федеральным Собранием: "Вот мы выполнили поставленные задачи, Крым присоединили, еще что-то... Пора и о людях подумать". Голос из толпы: "Да, душ по 500 на человека не мешало бы". В России, по большому счету, отменили крепостное право? Или это были лишь разные его формы – советское крепостное право, колхозное, прописка?

Владислав Иноземцев: Отменили, хотя колхозы были продолжением этой системы. И даже прописка была минимальным злом по сравнению с тем, как советское государство относилось к своим подданным.

Сергей Медведев: Но отношение к людям, как к крепостным глубоко прошито в структуре менталитета российской власти. По-моему, это был пензенский губернатор: людям провели дорогу, он приехал ее открывать, а ему стали задавать какие-то неудобные вопросы. И он так разгневался, что приказал разрушить, запахать эту дорогу. И ее разрушили. Это просто сюжет Салтыкова-Щедрина!

Владислав Иноземцев: Есть глубочайшее пренебрежение к этому низшему населению, ощущение того, что оно мешает: хочет пенсий, заботы о себе, качает какие-то права. А кто это такие? Разве они стояли у трубы? Они никто! "Государство вам ничего не должно", – это постоянный рефрен.

Сергей Медведев: Как выходить из этого всего? России нужна буржуазно-демократическая революция?

Владислав Иноземцев: Может быть, и нужна, но я не очень представляю себе возможности такого процесса.

Сергей Медведев: Такая попытка была в 1991-м.

Владислав Иноземцев: Нет, 91-й год произошел в условиях далеко не феодальных. Советский Союз был гораздо более современной страной, чем нынешняя Россия.

Прогресс здесь возможен за счет эволюционного процесса. Самый большой риск для России на сегодняшний день – это общий технологический прогресс в мире. Как появление полков регулярного строя в Европе вызвало кризис в России в конце XVII века, и начались петровские реформы, так и декарбонизация вызовет крах этой системы, и потребуется какая-то не рентная модель. Вряд ли эта система сможет к ней перейти, скорее всего, она просто развалится, и из ничего начнет строиться новое. Ремонт этой системы заведомо менее эффективен, чем ее просто полный крах и начало создания чего-то с нуля.

Сергей Медведев: Но эта средневековая монархия может существовать очень долго, обладая ресурсом устойчивости.

Владислав Иноземцев: Да, но для этого ей нужно становиться более самодостаточной. В СССР, когда мы якобы сидели не нефтяной игле, самая большая доля экспорта нефти от добычи была 24%. Сейчас это 70%! Если вы хотите создавать эту феодальную систему и держать ее дальше, то она должна еще что-то производить, конкурентоспособной. Китайская система тоже очень жестко управляема государственной системой, но она может существовать гораздо дольше, потому что внутренне самодостаточна.

Сергей Медведев: Это такой средневековый карточный домик, стоящий на нефтяной трубе. Россия, сейчас с головой обращенная назад, тем не менее, пытается идти вперед. Если так идет человек, рано или поздно он упадет. Архаизация и демодернизация России – это бомба, заложенная под фундамент государства, которое, как и всякое средневековое, рано или поздно кончается Новым временем.