Ссылки для упрощенного доступа

Влюбленная в жизнь. Звездный дождь Елены Щаповой де Карли


Коллаж Максима Кравчинского
Коллаж Максима Кравчинского

В издательском доме "Зебра Е" вышла книга Елены Щаповой де Карли "Эдуард Лимонов. Письма любви". В апреле она была представлена на книжной ярмарке non/fiction в Москве. Поклонникам Лимонова не нужно объяснять, кто такая Лена Щапова. Девочка из хорошей семьи, юная этуаль столичного андерграунда 70-х, она ввела провинциального поэта в свой круг, стала его возлюбленной, женой и музой. Теперь она живет в Риме, носит титул графини, но Лимонов, как видно, не отпускает ее.

Бóльшая часть книги – это письма Лимонова к Елене, сбивчивые, задыхающиеся, в которых искренность смешана с цинизмом и злобой на весь мир, и ее комментарии к ним. Это и запоздалые ответы Эдичке, и рассказы о людях и обстоятельствах, о которых он пишет, и о себе тогдашней. Почти каждый комментарий – самостоятельная новелла. А еще в книге есть воспоминания о детстве и беззаботной юности и о знаменитостях, с которыми ее свела судьба. В ней много трогательного и пронзительного. Ее лучшие страницы написаны старомодно-возвышенным слогом, в котором мерцает отблеск Серебряного века: "капризные дети на воздушных шарах, пожарные своих слез, возлюбленные миражей, убийцы своего страха" – это о себе и своих друзьях юности. "Благородный запах конюшни" – это выражение оценит каждый лошадник. Или стихи, покоряющие неуклюжей грацией подростка:

Лене Козловой (Щаповой) 14 лет
Лене Козловой (Щаповой) 14 лет

Девочки и мальчики
Играли в салочки
Чур не я
Чур не я
А у меня тонкие руки
И длинные пальцы покойника
Я помню детство на даче
У садового рукомойника
.....
Принц и принцесса
вышли из леса
он ее обнял
и поцеловал
а гамак застонал...
......
А вечером со свечкой
Перед усатым человечком
Которого звали Христос
Я молилась до слез
Я просила прощенья
За ужасное преступление...
Чур не я
Чур не я

Елены Щаповой де Карли рассказала Радио Свобода о своей новой книге

– Ваша книга меня очаровала. Я будто побывал в собственном детстве. А когда пришел работать в "Литгазету", там сотрудники еще донашивали брюки, сшитые Лимоновым.

– Да, брюки он шил хорошо.

– Вот я задумался: как вас представлять? Кто вы – поэт, модель, сошиалитэ?

– Я все-таки поэт, конечно, я так им и останусь, все остальное – прикладное искусство, скажем так.

– А мне кажется, ваше призвание – это просто жить, жить полной жизнью, не думая о последствиях. Когда читаешь книгу, ваша жизнь представляется французским фильмом с Бельмондо, Делоном и Джейн Биркин.

– Поэт так и должен жить, на то он и поэт. Он же не бухгалтер какой-то. Вся его жизнь должна быть такой, иначе что же это за поэт, если вся его жизнь не полна приключений, каких-то фантастических похождений. Жизнь поэта должна быть поэзией.

– В своей московской молодости, когда вы вели такой, я бы сказал, беспечный образ жизни, как вы представляли себе свое будущее? Или вы не думали об этом вообще?

Эдуард и Елена на даче. Начало 70-х
Эдуард и Елена на даче. Начало 70-х

– Я не думала совершенно. Я была легкомысленным человеком, который совершенно не думал о будущем. Впрочем, как и сейчас. Я как-то о будущем никогда не задумывалась и не задумываюсь, всегда живу сегодняшним днем.

– А о политике вы думали? Например, ваш конфликт с отцом, полковником КГБ, – это было о чем?

Меня воспитывали чуть ли не в муштре

– Это совершенно не политический вопрос. Конфликт с отцом был конфликт моральный, конфликт двух поколений, но никак не политический совершенно. Скорее мне недоставало отцовской любви и отцовского внимания. Я была поздним ребенком, поэтому я была избалованной, я была очень хилая. С отцом отношения у меня как-то... я его и любила, и боялась. Меня воспитывали чуть ли не в муштре, мог и ремнем отлупить. У меня было скорее воспитание мальчишечье, чем девичье.

– Вашу хулиганскую натуру я оценил. Когда вам с Лимоновым представился шанс уехать на Запад, у вас был момент колебаний, лично у вас?

– Нет. Просто не было другого выхода. Потому что у Лимонова тогда не было прописки московской. Его очень сильно прихватил КГБ. Его просто заставили уехать, мы не собирались. Иначе Лимонова могли выслать, посадить. Была угроза, что его посадят за тунеядство, за то, что у него не было прописки. В конце концов просто сказали прямо: давайте уезжайте и все, вы здесь совершенно лишний элемент. Нам ничего другого не оставалось делать, поэтому мы уехали. Причем нас выгнали очень быстро, мы даже не ожидали. Визу дали с какой-то молниеносной быстротой. Люди обычно ждут визу месяцами, нам же выдали буквально за несколько недель. Мы были на море, когда позвонила моя мама и сказала: вам пришла виза, вызов, вы должны уезжать. Мы совершенно были даже не готовы, мы выехали с одним маленьким чемоданчиком. Никто даже не думал, куда мы едем, зачем. Это была, конечно, та еще авантюра, полное безумие. Безумству храбрых поем мы песню.

(Обстоятельства, при которых Лимонову было предложено покинуть страну, известны только с его слов в интервью 1989 года. Вернувшись в Россию, он не делал никаких попыток подтвердить свой рассказ документально.)

– Родители не пытались вас отговорить?

– Нет, родители не пытались отговорить совершенно. Отец как раз был за. Он потерял работу, между прочим. Его выгнали из университета сразу же, у него были большие неприятности. Так как ему было плевать, он пошел на пенсию и все, но из университета он полетел.

Михаил Шемякин, Лимонов, неизвестная и Щапова в Париже. Фото Леонида Лубяницкого
Михаил Шемякин, Лимонов, неизвестная и Щапова в Париже. Фото Леонида Лубяницкого

– В книге Эмманюэля Каррера, по которой Кирилл Серебренников снял фильм – и он будет показан в основной программе Каннского кинофестиваля, есть эпизод вашей встречи перед отъездом с первой женой Лимонова Анной Рубинштейн. Каррер пишет, что это была сцена в духе Достоевского: она, мол, валялась у вас в ногах, обливаясь слезами. Я только не понял: она умоляла вас о чем? Отказаться от Лимонова?

Подонок самый настоящий Каррер этот

– Я ездила с Лимоновым в Харьков – это было. Никаких там душераздирающих сцен из Достоевского не было совсем. Хотя Анна Моисеевна была безумная, ничего такого особенного я не помню, чтобы кто-то валился, кричал, визжал. Вообще книжка Каррера довольно отвратительная. Человек, который обо мне пишет гадости, причем не зная меня, совершенно никогда со мной не встречался, никогда со мной не говорил, хотя это было довольно легко сделать, тем более я живу в Италии, а он живет в Париже. Подонок самый настоящий Каррер этот.

(Анна Рубинштейн покончила с собой в 1990 году. В 2022 году аукционный дом "Литфонд" выставил на продажу ее письма к Лимонову.)

– Посмотрим, какое кино получилось.

– Я думаю, ужасное. Мы с Лимоновым расстались и поругались после книги Каррера. Я ему сказала: "Все, больше не звони, на этом все закончено. Все это безобразие". Лимонов такой человек: чем больше пишут, тем лучше. Какая разница, если там гадости, не гадости, самое главное, чтобы было написано. А какие там гадости – это уже неважно.

Фотосессия Шемякина в его нью-йоркской мастерской. Начало 80-х
Фотосессия Шемякина в его нью-йоркской мастерской. Начало 80-х

– Вы никого не пощадили в своей книге, себя в том числе. Обиделись на Плисецкую за то, что вам пришлось таскать по бутикам сумки с ее покупками, а она этого даже не замечала.

– Сумки были тяжелые.

– Такие люди все принимают как должное, и это правильно. Очень смешная история, как вы перепутали двух Миллеров, если вы, конечно, ее не придумали. Вас знакомят с Артуром Миллером, вы говорите, что вы – его поклонница и особенно любите "Тропик Рака".

– Нет, я не придумала.

– А вам приходило в голову, что "Тропик Рака" и "Эдичка" очень похожи? Своей интонацией, неприкаянностью, своим антибуржуазным пафосом и одержимостью сексом, конечно.

– Приходило.

– Лимонов читал, конечно, "Тропик Рака"?

– Да, конечно. Я думаю, что он очень любил эту книгу. Тогда все увлекались "Тропиком Рака", она всем очень нравилась. Конечно, я думаю, он был немножко под ее влиянием.

Рассказывает Елена Щапова де Карли. Съемка Максима Кравчинского

– Вы пишете, что Лимонов был закомплексованным человеком и что он никогда не простил вас за то, что вы назвали его однажды ничтожеством. Все, что с ним произошло потом, после "Эдички", – война на Балканах, национал-большевизм, вождизм, имперство, не есть ли это все попытки избавиться от комплекса?

Я его очень любила, но у нас какой-то был социальный барьер

– Думаю, что да. Он все хотел мне доказать, что это не так. Я его всегда держала, конечно, на том уровне, на каком он не хотел быть. Он чувствовал. Я его очень любила, но у нас какой-то был социальный барьер, и он это чувствовал. Это проявлялось, естественно, в наших отношениях. Поэтому, естественно, вождем была я в нашей семье, а не он.

– Об этом я хотел отдельно спросить. Я думаю, что при всей вашей безумной любви, в которой, как вы пишете, "и утонуть не страшно", вы никогда не хотели быть сексуальным объектом. Мне кажется, что именно в этом заключается ваш конфликт с Лимоновым. В таких парах из двух ярких индивидуальностей одна должна уступить, надо делать ставку на ту лошадь, которая резвее. Ни у него, ни у вас это не получилось.

Нью-Йорк, 1975. Фото Александра Виленского
Нью-Йорк, 1975. Фото Александра Виленского

– Думаю, что нет. Вы знаете, передо мной сейчас, это не вошло почему-то в книгу, случайное интервью с Эдуардом Лимоновым. Он мне звонил в Рим, и я однажды сделала с ним интервью. Если хотите, я просто прочту, потому что это очень забавно.

"Вы любите свое тело?" – "Да, летом". "Когда у вас нет денег, вы предпочитаете поехать на метро или на такси?" – "У меня их все время нет". "Вы любите делать подарки?" – "Я этим искусством еще не обладаю. Надеюсь научиться". "До скольких лет вы думаете прожить?" – "Думаю, умру в этом году". "Что с вами будет после того, как вы умрете?" – "Меня все будут любить". "Вы нашли идеал женщины?" – "Да, моя бывшая жена Леночка". "Что в женщине вы цените больше всего?" – "Женщина должна быть блядь". "Есть ли у вас комплекс Ленина или Наполеона?" – "У меня комплекс моей бывшей жены Леночки". "Вы думаете, что Иисус Христос страдал от того, что был сыном простой женщины?" – "Я не знаю". "Какой цвет кожи будет преобладать через две тысячи лет?" – "Фиолетовый". "Какое искусство уцелеет, если мир погибнет?" – "Мое". "Вы любите спать?" – "Люблю". "Советские диссиденты – это партия?" – "Жалкая кучка псевдоинтеллигентов". – "У них есть программа?" – "Какая у них, к черту, программа?" "Вы любите одиночество?" – "Ненавижу". "Солженицын ваш друг?" – "Его дети читают мои произведения в туалете". "Вы думаете, Советы хотят захватить весь мир?" – "Я хотел бы, чтобы они захватили весь мир". "Когда умер Сталин, вы плакали или торжествовали?" – "Я плакал". "Кем вы мечтали стать в детстве?" – "Сексуальным маньяком". "Вы много пьете?" – "Ужасно". "Что вы думаете о Китае?" – "Их слишком много". "Ваша оценка Муссолини?" – "Я не знаю о нем очень хорошо". "Вы предпочитаете покупать дорогие или дешевые вещи?" – "Дорогие". "Когда вы приехали на Запад, это совпало с тем, что вы думали о нем в России?" – "Если бы не моя жена Леночка". "Живя на Западе, вы разочаровались?" – "Конечно". "Вы страдаете ностальгией?" – "Да, по моей жене Леночке". "Каких животных вы любите больше всего?" – "Червей".

– Оно опубликовано?

– Нет.

– Значит, у нас будет первая публикация. Когда в 2005-м вы приехали в Москву, позвонили Лимонову и сказали, что хотите встретиться, он уже был вождем нацболов. И вот вас привели в замызганный подвал, штаб нацболов. Что вы тогда чувствовали?

"Каких животных вы любите больше всего?" – "Червей"

– Сердце очень сильно билось, потому что я Лимонова не видела несколько лет, эта встреча была для меня очень сентиментальной встречей, наверное. Во-первых, я не ожидала очутиться в подобном заведении. Во-вторых, где-то это еще было разочарование какое-то скорее. Хотя после того, как мы выпили "Три топорика", портвешок этот, естественно, сразу же отношения более стали теплыми, мы стали разговаривать иначе. И тут он испугался. Он боялся, что вдруг опять все начнется по новой. Потому что у нас была какая-то удивительная тяга друг к другу, такая нить, которая тянулась, невидимая нить, мистическая нить, скажем так, которая нас связывала. Несмотря на то что мы ругались – мы все время ругались,– тем не менее нас что-то связывало, была какая-то мистика все-таки в наших отношениях, я считаю.

Елена Щапова с третьим мужем Джанфранко ди Карли
Елена Щапова с третьим мужем Джанфранко ди Карли

Наверное, сейчас войдет и скажет: "Лена, почему ты такая толстая?" Буду играть в несознанку про каждодневные рестораны и дорогое вино, ни слова про щитовидную железу, гормональное нарушение и запоздавшую беременность.

Через несколько секунд дверь распахнулась то ли от широкого порыва ветра, то ли оттого, что вошел Эдуард Вениаминович собственной персоной. Эдуард Вениаминович с лицом Мичурина, решателя судеб человеческих...

– Лена, чего это ты такая толстая?

...Я поняла, чего мне не хватало на его лице: шрамов от моих когтей, которые я запускала в его рожу каждый раз, когда он мне хамил.

(Из книги "Эдуард Лимонов. Письма любви")

– Я считаю Лимонова большим писателем и большим поэтом. Когда он ударился в политику, я поначалу воспринимал его политическую деятельность как игру, причуду художника. Вот как Трамп пошел в президенты просто для фана, он совершенно не собирался выигрывать выборы. Так же, мне казалось, и Лимонов. Нацболы прославились очень яркими акциями, их было за что уважать. Даже его тюрьма – это же Оскар Уайльд. Я уверен, что он думал об этом, когда сидел в тюрьме. Но потом начали сажать этих мальчиков и девочек, ломать им жизнь. И вот этого я Лимонову простить не могу. У Тома Вулфа есть роман "Костры амбиций". Лимонов в костер своих амбиций бросал жизни своих юных последователей. Знаете, "горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам, но горе тому человеку, через которого соблазн приходит".

– Я совершенно с вами согласна, что этих детей туда тащить, конечно, было нельзя. Он поломал жизнь многим людям, это верно.

– Мне кажется, он совершенно не думал об этом. То есть он считал эту жертвенность совершенно естественной.

– Он считал, что он им дает такое будущее, что он им дает программу, он им дает новый интерес к новой жизни, их ставит на новую стезю. Он делал революцию, и этих мальчиков и девочек он тащил в свою революцию. Плевать было ему, что они погибнут, как и многим людям, которые делают революцию, плевать, кто там погибает. Должны погибать за идею. У него была своя идея, а кто за ним следовал, значит, за эту идею должны и погибнуть.

– Эдуард Вениаминович упокоился, его жизнь закончилась. Ну а ваше сердце чем успокоилось? Или еще не успокоилось? Вы чем живете сейчас?

– Чем я живу? Мне сегодня приснился изумительный сон, сегодня ночью, замечательный. Я просыпалась, а потом опять он продолжался – это очень редко бывает. Мне приснилось, что как будто бы я умерла и очутилась на другой планете, на планете музыки. Это было прекрасно, были люди какие-то, была музыка. Какой-то высший голос мне говорил: "Да, я знаю, что ты любишь прекрасные платья". Мне несли какие-то великолепные туалеты. Мне говорили: "Ты любишь драгоценности. Вот, смотри, какие есть прекрасные драгоценности. А что ты хочешь?" Я говорю: "Я хочу попасть на Землю. Здесь очень хорошо, мне очень нравится, но я все равно хочу попасть на Землю". Тогда голос свыше мне сказал: "Хорошо, ты попадешь на Землю, но в виде звездного дождя". И вот на этом я проснулась: в виде звездного дождя я выпала на Землю. Мне это очень понравилось.

Редакция благодарит за содействие Максима Кравчинского – редактора и продюсера проекта "Эдуард Лимонов. Письма любви"

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG