Манифест Никиты Михалкова "Право и Правда" сам автор называет "манифестом просвещенного консерватизма". Традиция русского консерватизма существует давно и последнее слово в этой традиции было сказано Александром Исаевичем Солженицыным. Можно ли говорить о том, что Михалков продолжает действительно серьезно линию просвещенного консерватизма? Вообще, что такое просвещенный консерватизм в русских понятиях? На эти вопросы Радио Свобода отвечает историк Андрей Зубов:
- Разумеется, говорить о каком-то серьезном продолжении, скажем, линии Солженицына (я не буду называть то, что делал Солженицын "просвещенным консерватизмом") в отношении манифеста Михалкова просто смешно. Что же касается самого по себе понятия "просвещенный консерватизм", то это понятия не имеет отношения ни к Михалкову, ни к Солженицыну, на мой взгляд.
Просвещенный консерватизм - это понятие, выработавшееся в старой России и имевшее в виду нечто противоположное модернизационному реформаторству. Скажем, Петр Первый был реформатор, у него была определенная идея - сделать Россию подобной западным странам, и он все в России пытался изменить, что мог. Скажем, он не мог ввести протестантизм вместо православия, а все остальное он изменил, вплоть до формы одежды и формы волосяного покрова на лицах мужчин. Это полное реформаторство.
А просвещенный консерватизм - это, пожалуй, то, что делал, скажем, Александр Второй. Это когда меняется просвещенным монархом или просвещенным каким-то государственным деятелем только то, что действительно уже вопиет об изменении, без чего начинается упадок, деградация, все же остальное сохраняется, консервируется и, более того, изменения делаются для того, чтобы главное сохранить, а не изменить.
Таким образом, реформы Александра Второго были весьма широкие, но их цель была, в конечном счете, сохранить преемственность российской государственной традиции, законов России, монархической формы правления. При этом полное политическое фиаско не просвещенного, а фанатичного консерватизма его отца Николая Первого заставило Александра Второго после поражения в Крымской войне проводить серию необходимых реформы, начиная от отмены крепостного права и кончая военной реформой - замену рекрутчины всеобщим воинским набором. Вот в этом разница между реформизмом и просвещенным консерватизмом, а также консерватизмом непросвещенным, когда пытаются, как тот же Николай Первый или Александр Третий, сохранить все, что можно, и даже то, что нельзя сохранить.
В нынешней России консерватизмом можно назвать только сохранение советских традиций. А что еще можно консервировать? Я думаю, что попытка консервировать советское в самом духе Михалкова, который даже продавил новую версию гимна своего отца - это типичный советский консерватизм. Конечно, Солженицын думал о другом. Солженицын думал о возрождении старой докоммунистической русской традиции, традиции земства, оставляя вопрос о монархии открытым. Это, разумеется, не консерватизм.
- Разговоры о консерватизме всегда являются реакцией на модернизацию или на разговоры о модернизации. Можно ли сказать, что, с точки зрения исторической, консерватизм (просвещенный или непросвещенный) в России всегда был некоей реакцией на модернизацию?
- Нет, этого сказать нельзя. При Николае Павловиче, например, никакой модернизации как раз не было, был застой полный. Реакцией именно на катастрофу, которая постигла Россию в результате застоя, были реформы просвещенного консерватизма.
Модернизация и консерватизм - не перпендикулярные понятия, это понятия разного рода. Модернизация происходит всегда, кроме тех случаев, когда пытаются ее искусственно заморозить и все сохранить, как есть. Но это уже никакой не просвещенный консерватизм, это просто полный обскурантизм. А просвещенный консерватизм - это когда модернизация идет не путем конструирования новой модели, когда старая политическая модель признается устаревшей и строится новая. Модернизация в условиях просвещенного консерватизма - это вполне реальная и, кстати говоря, очень полезная вещь. Только не в нынешней России. К нынешней России понятие "консерватизм" вообще неприменимо, поскольку единственное, что можно консервировать, да и то под большим знаком вопроса, это советское прошлое. Но, по сути, нынешний режим и консервирует советское, в этом смысле он консервативный режим, хотя вряд ли просвещенный. А по своей фразеологии, разумеется, он пытается создать демократическое общество, рыночную экономику, но это только на словах.
- Разумеется, говорить о каком-то серьезном продолжении, скажем, линии Солженицына (я не буду называть то, что делал Солженицын "просвещенным консерватизмом") в отношении манифеста Михалкова просто смешно. Что же касается самого по себе понятия "просвещенный консерватизм", то это понятия не имеет отношения ни к Михалкову, ни к Солженицыну, на мой взгляд.
Просвещенный консерватизм - это понятие, выработавшееся в старой России и имевшее в виду нечто противоположное модернизационному реформаторству. Скажем, Петр Первый был реформатор, у него была определенная идея - сделать Россию подобной западным странам, и он все в России пытался изменить, что мог. Скажем, он не мог ввести протестантизм вместо православия, а все остальное он изменил, вплоть до формы одежды и формы волосяного покрова на лицах мужчин. Это полное реформаторство.
А просвещенный консерватизм - это, пожалуй, то, что делал, скажем, Александр Второй. Это когда меняется просвещенным монархом или просвещенным каким-то государственным деятелем только то, что действительно уже вопиет об изменении, без чего начинается упадок, деградация, все же остальное сохраняется, консервируется и, более того, изменения делаются для того, чтобы главное сохранить, а не изменить.
Таким образом, реформы Александра Второго были весьма широкие, но их цель была, в конечном счете, сохранить преемственность российской государственной традиции, законов России, монархической формы правления. При этом полное политическое фиаско не просвещенного, а фанатичного консерватизма его отца Николая Первого заставило Александра Второго после поражения в Крымской войне проводить серию необходимых реформы, начиная от отмены крепостного права и кончая военной реформой - замену рекрутчины всеобщим воинским набором. Вот в этом разница между реформизмом и просвещенным консерватизмом, а также консерватизмом непросвещенным, когда пытаются, как тот же Николай Первый или Александр Третий, сохранить все, что можно, и даже то, что нельзя сохранить.
В нынешней России консерватизмом можно назвать только сохранение советских традиций. А что еще можно консервировать? Я думаю, что попытка консервировать советское в самом духе Михалкова, который даже продавил новую версию гимна своего отца - это типичный советский консерватизм. Конечно, Солженицын думал о другом. Солженицын думал о возрождении старой докоммунистической русской традиции, традиции земства, оставляя вопрос о монархии открытым. Это, разумеется, не консерватизм.
- Разговоры о консерватизме всегда являются реакцией на модернизацию или на разговоры о модернизации. Можно ли сказать, что, с точки зрения исторической, консерватизм (просвещенный или непросвещенный) в России всегда был некоей реакцией на модернизацию?
- Нет, этого сказать нельзя. При Николае Павловиче, например, никакой модернизации как раз не было, был застой полный. Реакцией именно на катастрофу, которая постигла Россию в результате застоя, были реформы просвещенного консерватизма.
Модернизация и консерватизм - не перпендикулярные понятия, это понятия разного рода. Модернизация происходит всегда, кроме тех случаев, когда пытаются ее искусственно заморозить и все сохранить, как есть. Но это уже никакой не просвещенный консерватизм, это просто полный обскурантизм. А просвещенный консерватизм - это когда модернизация идет не путем конструирования новой модели, когда старая политическая модель признается устаревшей и строится новая. Модернизация в условиях просвещенного консерватизма - это вполне реальная и, кстати говоря, очень полезная вещь. Только не в нынешней России. К нынешней России понятие "консерватизм" вообще неприменимо, поскольку единственное, что можно консервировать, да и то под большим знаком вопроса, это советское прошлое. Но, по сути, нынешний режим и консервирует советское, в этом смысле он консервативный режим, хотя вряд ли просвещенный. А по своей фразеологии, разумеется, он пытается создать демократическое общество, рыночную экономику, но это только на словах.