Уже несколько дней я жалею, что не поговорила со случайным попутчиком о военнослужащем Брэдли Мэннинге, который сгрузил на сайт WikiLeaks массу американских секретных файлов, хотя ситуация к этому располагала. Тем не менее мои впечатления от чтения последнего слова Мэннинга, предварительные слушания по делу которого завершились в пятницу, во многом определены этой встречей. Дело было так.
В Восточной Европе первым классом ездят только иностранцы и командированные, поэтому я заранее опасалась, что сладко почитать по дороге из Будапешта в Прагу у меня не получится. И действительно: в купе уже сидел блондин лет тридцати пяти. После may I help you мой чемодан быстро убрался наверх, и следующие семь с половиной часов помогать пришлось уже мне: с географией, историей, местными предрассудками и сортами пива.
Мой попутчик, американец, прилетел в Стамбул, прожил пять дней в Будапеште, собирался осмотреть Прагу и поехать "куда-нибудь еще" – например, в Гамбург. Видимо, брови у меня поднялись очень сильно, потому что он быстро пояснил, что работает в Афганистане и что если не совершать время от времени подобные вояжи, то быстро сойдешь с ума. Чем конкретно он там занимается, я так и не поняла: то ли оттого, что слово "девелопер" в современных языках окончательно лишилось смысла, то ли оттого, что созидательную деятельность в боевых условиях вообще трудно представить.
Но я прослушала полный набор рассказов о погибших коллегах, ошибочных обстрелах своих же, взрывах в безопасной зоне Кабула, вкусных обедах на итальянской военной базе. О том, что чем ближе война к тебе лично, тем меньше ты понимаешь ее конечный смысл. О том, что отпуск нужно посвящать личным материям, даже когда никакой личной жизни нет. В Будапешт мой собеседник полетел потому, что его бывшая жена была венгеркой. Постсентиментальное путешествие.
Про Мэннинга я тогда не вспомнила, но судя по его последнему слову, на службе в Ираке он вел себя совершенно не так, как считал разумным мой случайный попутчик из Афганистана.
Мэннинг не раз повторяет, что интересовался компьютерами и геополитикой. Что он понимает под этим словом, можно только гадать: в его изложении сюда попадает и конфликт между Исландией, Нидерландами и Великобританией по поводу банка Icesave, и депеши американских дипломатов, расквартированных в самых разных странах. Все это ему было крайне интересно – и все это он обсуждал с участниками чатов, ассоциированных с WikiLeaks, число которых постепенно уменьшалось, пока не сравнялось с единицей. В пору активного слива информации с Мэннингом чатился уже только один человек, которого он про себя называл Натаниэлем. В реальности это мог быть либо Джулиан Ассандж, либо немецкий представитель WikiLeaks Даниэль Шмитт.
Свою армейскую работу по сбору и анализу информации Мэннинг принимал близко к сердцу, потому что ничего, кроме этой работы, в его жизни не было – именно так, похоже, расшифровывается интерес к "геополитике". Собранная Мэннингом информация досталась WikiLeaks, а не журналистам ведущих американских газет, с которыми Мэннинг безуспешно пытался связаться, только потому, что электронная коммуникация по причинам чисто психологическим получалась у него лучше, чем живая. Что именно сливать, не имело для Мэннинга особого значения: первым он предоставил в распоряжение WikiLeaks неразобранный архив данных о военных операциях в Ираке. Более поздние тематические сливы определялись случайностями, дискуссиями в прессе, мировой новостной повесткой. Никакой конкретной политической цели Брэдли Мэннинг не преследовал – он надеялся, что обнародованная им информация "будет способствовать дискуссиям в обществе". Разговоры в чатах, связанных с WikiLeaks, он характеризует как "почти академические".
Чем дальше я читала его пространное последнее слово, тем мрачнее становилась картина. Беспомощный молодой человек с громадными личными проблемами сидит на военной базе в Ираке и усердно дистанцируется от собственного душевного раздрая, изучая скандал вокруг исландского банка. Видео, фиксирующее гибель журналистов Рейтер под огнем американской артиллерии, вызывает у него гнев. Он видит, что в ответ на официальный запрос агентство получило от военных лживую отписку, – но гнев его не столь силен, чтобы переслать запись прямо в Рейтер. Он подключается к сети через обеспечивающую анонимность систему TOR и загружает его на WikiLeaks. Там у него уже есть личная папка. Строить собственную стратегию действий в связи с трагедией (а возможно, и военным преступлением) Брэдли Мэннинг не в состоянии. Слив документов для него – сугубо личный способ дистанцироваться от войны. Нечто вроде поездки на родину бывшей жены.
Поэтому и концовка банальна до идиотизма: в марте 2010 года, загружая данные о расследовании очередного инцидента в Афганистане, он просто забыл включить TOR.
***
Действия Брэдли Мэннинга часто сравнивают с поступком экономиста Даниэля Эллсберга, который в 1971 году передал журналистам так называемые "документы Пентагона" – предназначенный для министра обороны доклад о предыстории и ходе вьетнамской войны, в подготовке которого он участвовал. Эллсберг тоже был военным аналитиком и провел два года во Вьетнаме. Тем не менее поступок свой он совершил гораздо позже, когда служба его уже завершилась, а доклад был полностью готов. Поступок его стал возможен благодаря крутому жизненному повороту. В 1969 году Эллсберг из ученого-экономиста и военного аналитика превратился в гражданина.
Произошло это не сразу. Поводом послужили материалы доклада, из которых следовало, что американское правительство знало о безнадежности вьетнамской войны, однако упорно ее продолжало, для чего систематически дезинформировало не только публику, но и членов Конгресса. Чтобы "переварить" этот факт и определить собственное к нему отношение, Эллсберг стал посещать антивоенные митинги. Его интересовала аргументация людей, противостоящих государственной политике, о преступном характере которой Эллсберг имел точные сведения. Почти год ушел у него на осознание того, что нарушить закон и совершить преступление – не всегда одно и то же. Особое впечатление произвела на Эллсберга речь отказника Рэнди Келера, который должен был отправиться в тюрьму за уклонение от призыва. Эллсберг увидел, что своим преступлением Келер утверждает гражданственность: он убежден, что действует во благо всего общества, нарушая букву закона. И чтобы доказать это окружающим, готов несколько лет провести в тюрьме.
Будучи впечатлен примером Келера, Эллсберг принимает политическое решение: секретные сведения должны стать публичными, потому что это будет способствовать восстановлению подлинного конституционного порядка в стране. После неудачных попыток передать материалы доклада членам Конгресса, Эллсберг делает их достоянием прессы. Последовавший скандал был куда более значительным, чем тот, что вызвали публикации WikiLeaks. Администрации Никсона удалось на 15 дней приостановить выход The New York Times – случай, невиданный со времен Гражданской войны.
Сам Эллсберг предстал перед судом. Обвинения, предъявленные ему по закону 1917 года о шпионаже, грозили 115 годами тюремного заключения. В процессе, однако, выяснилось, что обвинение при сборе доказательств против Эллсберга нарушило все возможные правила и нормы, судья заключил, что судить в первую очередь следовало бы не Эллсберга, и оправдал его. Отношение американского общества к вьетнамской войне претерпело в результате радикальные изменения.
Разницу между тем, что сделал Эллсберг, и тем, чем занимался Мэннинг, можно описать словом "политика". Эллсберг преследовал ясную цель: вернуть родину на путь блага, пусть и номинально преступным способом. Чтобы это сделать, он должен был предъявить обществу истину, до сей поры засекреченную. Его естественным союзником в этом деле стала национальная пресса. Ему препятствовало – абсолютно противозаконными способами – государство.
Мэннинг, в отличие от Эллсберга, таких целей перед собой не ставил. Он видел, что декларируемое положение дел в Ираке отличается от истинного, но до какой-либо ясности свои аргументы не довел. Его "печалила" бесчеловечность военных, радующихся смерти противника, коробил цинизм дипломатов и возмущало вранье командования в случае с запросом агентства Рейтер. Однако его внутренняя претензия была адресована не властям или командованию, а общему "мироустройству", в которое он явно не вписывался по самым разным причинам. Его целью была не истина, но дискуссия, а его союзником стала не редактируемая пресса, где претензии продумываются и формулируются, а либертарианско-анархическая сеть, делегирующая право на мысль и формулировку всем желающим, то есть никому. Брэдли Мэннинг не собирался менять Америку. Он выражал раздражение по поводу махинаций большого мира вокруг себя.
***
По-настоящему изменить Америку сможет суд над Мэннингом, который начнется в июне. Мэннинга обвиняют в “содействии врагу” – по тому же Акту о шпионаже, что и Эллсберга. У этого закона богатая история. Одной из его первых жертв в 1917 году стал Роберт Гольдштейн, продюсер немого фильма об американской войне за независимость "Дух 76-го года". Фильм ныне считается утраченным, но из судебных протоколов известно, что в нем изображалась крайняя жестокость британских военных. Суд постановил, что выпускать такой фильм во время войны, в которой США и Великобритания являются союзниками, значит содействовать врагу. Гольдштейна приговорили к десятилетнему сроку, который президент Вудро Вильсон сократил впоследствии до трех лет. Останется ли эта история полузабытым анекдотом или приобретет злободневность, зависит от судьи Денис Линд.
Есть сведения, что доказывать факт помощи врагу в деле Мэннинга обвинение собирается тем, что в компьютере убитого бен Ладена были обнаружены файлы, которые он загрузил на сайт WikiLeaks.
В ходе предварительных слушаний судья Денис Линд задала обвинению важный вопрос: были бы Мэннингу предъявлены те же обвинения, если бы он передал оказавшиеся в его распоряжении сведения не WikiLeaks, а непосредственно The New York Times. Обвинение ответило утвердительно. Можно даже не добавлять для ясности, что ничто не препятствовало бен Ладену читать The New York Times.
В этой ситуации судье предстоит не столько решить судьбу рядового Мэннинга, сколько определить понимание свободы слова и политической роли прессы для всей страны. Если судья признает, что публикация секретных, но имеющих решающее значение для судьбы страны сведений является содействием врагу, выживание и без того редкого человеческого вида сознательных разоблачителей будет поставлено под угрозу. Если в своем решении Денис Линд подчеркнет важность прессы как инструмента формирования конституционной культуры нации, но будет настаивать, что WikiLeaks к прессе не принадлежит, это наверняка вызовет бурную дискуссию о статусе сетевой журналистики, сущности редакционного процесса и степени включенности рядовых граждан в формирование информационного потока.
От решения судьи в конечном итоге зависит, какая из двух Америк возобладает в десятые годы XXI века: США эпохи маккартизма или страна, оправдавшая Даниэля Эллсберга. Но уже сейчас ясно: фигура Брэдли Мэннинга ключевой для этого процесса не будет.
весь блог
В Восточной Европе первым классом ездят только иностранцы и командированные, поэтому я заранее опасалась, что сладко почитать по дороге из Будапешта в Прагу у меня не получится. И действительно: в купе уже сидел блондин лет тридцати пяти. После may I help you мой чемодан быстро убрался наверх, и следующие семь с половиной часов помогать пришлось уже мне: с географией, историей, местными предрассудками и сортами пива.
Мой попутчик, американец, прилетел в Стамбул, прожил пять дней в Будапеште, собирался осмотреть Прагу и поехать "куда-нибудь еще" – например, в Гамбург. Видимо, брови у меня поднялись очень сильно, потому что он быстро пояснил, что работает в Афганистане и что если не совершать время от времени подобные вояжи, то быстро сойдешь с ума. Чем конкретно он там занимается, я так и не поняла: то ли оттого, что слово "девелопер" в современных языках окончательно лишилось смысла, то ли оттого, что созидательную деятельность в боевых условиях вообще трудно представить.
Но я прослушала полный набор рассказов о погибших коллегах, ошибочных обстрелах своих же, взрывах в безопасной зоне Кабула, вкусных обедах на итальянской военной базе. О том, что чем ближе война к тебе лично, тем меньше ты понимаешь ее конечный смысл. О том, что отпуск нужно посвящать личным материям, даже когда никакой личной жизни нет. В Будапешт мой собеседник полетел потому, что его бывшая жена была венгеркой. Постсентиментальное путешествие.
Про Мэннинга я тогда не вспомнила, но судя по его последнему слову, на службе в Ираке он вел себя совершенно не так, как считал разумным мой случайный попутчик из Афганистана.
Мэннинг не раз повторяет, что интересовался компьютерами и геополитикой. Что он понимает под этим словом, можно только гадать: в его изложении сюда попадает и конфликт между Исландией, Нидерландами и Великобританией по поводу банка Icesave, и депеши американских дипломатов, расквартированных в самых разных странах. Все это ему было крайне интересно – и все это он обсуждал с участниками чатов, ассоциированных с WikiLeaks, число которых постепенно уменьшалось, пока не сравнялось с единицей. В пору активного слива информации с Мэннингом чатился уже только один человек, которого он про себя называл Натаниэлем. В реальности это мог быть либо Джулиан Ассандж, либо немецкий представитель WikiLeaks Даниэль Шмитт.
Свою армейскую работу по сбору и анализу информации Мэннинг принимал близко к сердцу, потому что ничего, кроме этой работы, в его жизни не было – именно так, похоже, расшифровывается интерес к "геополитике". Собранная Мэннингом информация досталась WikiLeaks, а не журналистам ведущих американских газет, с которыми Мэннинг безуспешно пытался связаться, только потому, что электронная коммуникация по причинам чисто психологическим получалась у него лучше, чем живая. Что именно сливать, не имело для Мэннинга особого значения: первым он предоставил в распоряжение WikiLeaks неразобранный архив данных о военных операциях в Ираке. Более поздние тематические сливы определялись случайностями, дискуссиями в прессе, мировой новостной повесткой. Никакой конкретной политической цели Брэдли Мэннинг не преследовал – он надеялся, что обнародованная им информация "будет способствовать дискуссиям в обществе". Разговоры в чатах, связанных с WikiLeaks, он характеризует как "почти академические".
Чем дальше я читала его пространное последнее слово, тем мрачнее становилась картина. Беспомощный молодой человек с громадными личными проблемами сидит на военной базе в Ираке и усердно дистанцируется от собственного душевного раздрая, изучая скандал вокруг исландского банка. Видео, фиксирующее гибель журналистов Рейтер под огнем американской артиллерии, вызывает у него гнев. Он видит, что в ответ на официальный запрос агентство получило от военных лживую отписку, – но гнев его не столь силен, чтобы переслать запись прямо в Рейтер. Он подключается к сети через обеспечивающую анонимность систему TOR и загружает его на WikiLeaks. Там у него уже есть личная папка. Строить собственную стратегию действий в связи с трагедией (а возможно, и военным преступлением) Брэдли Мэннинг не в состоянии. Слив документов для него – сугубо личный способ дистанцироваться от войны. Нечто вроде поездки на родину бывшей жены.
Поэтому и концовка банальна до идиотизма: в марте 2010 года, загружая данные о расследовании очередного инцидента в Афганистане, он просто забыл включить TOR.
***
Действия Брэдли Мэннинга часто сравнивают с поступком экономиста Даниэля Эллсберга, который в 1971 году передал журналистам так называемые "документы Пентагона" – предназначенный для министра обороны доклад о предыстории и ходе вьетнамской войны, в подготовке которого он участвовал. Эллсберг тоже был военным аналитиком и провел два года во Вьетнаме. Тем не менее поступок свой он совершил гораздо позже, когда служба его уже завершилась, а доклад был полностью готов. Поступок его стал возможен благодаря крутому жизненному повороту. В 1969 году Эллсберг из ученого-экономиста и военного аналитика превратился в гражданина.
Произошло это не сразу. Поводом послужили материалы доклада, из которых следовало, что американское правительство знало о безнадежности вьетнамской войны, однако упорно ее продолжало, для чего систематически дезинформировало не только публику, но и членов Конгресса. Чтобы "переварить" этот факт и определить собственное к нему отношение, Эллсберг стал посещать антивоенные митинги. Его интересовала аргументация людей, противостоящих государственной политике, о преступном характере которой Эллсберг имел точные сведения. Почти год ушел у него на осознание того, что нарушить закон и совершить преступление – не всегда одно и то же. Особое впечатление произвела на Эллсберга речь отказника Рэнди Келера, который должен был отправиться в тюрьму за уклонение от призыва. Эллсберг увидел, что своим преступлением Келер утверждает гражданственность: он убежден, что действует во благо всего общества, нарушая букву закона. И чтобы доказать это окружающим, готов несколько лет провести в тюрьме.
Будучи впечатлен примером Келера, Эллсберг принимает политическое решение: секретные сведения должны стать публичными, потому что это будет способствовать восстановлению подлинного конституционного порядка в стране. После неудачных попыток передать материалы доклада членам Конгресса, Эллсберг делает их достоянием прессы. Последовавший скандал был куда более значительным, чем тот, что вызвали публикации WikiLeaks. Администрации Никсона удалось на 15 дней приостановить выход The New York Times – случай, невиданный со времен Гражданской войны.
Сам Эллсберг предстал перед судом. Обвинения, предъявленные ему по закону 1917 года о шпионаже, грозили 115 годами тюремного заключения. В процессе, однако, выяснилось, что обвинение при сборе доказательств против Эллсберга нарушило все возможные правила и нормы, судья заключил, что судить в первую очередь следовало бы не Эллсберга, и оправдал его. Отношение американского общества к вьетнамской войне претерпело в результате радикальные изменения.
Разницу между тем, что сделал Эллсберг, и тем, чем занимался Мэннинг, можно описать словом "политика". Эллсберг преследовал ясную цель: вернуть родину на путь блага, пусть и номинально преступным способом. Чтобы это сделать, он должен был предъявить обществу истину, до сей поры засекреченную. Его естественным союзником в этом деле стала национальная пресса. Ему препятствовало – абсолютно противозаконными способами – государство.
Мэннинг, в отличие от Эллсберга, таких целей перед собой не ставил. Он видел, что декларируемое положение дел в Ираке отличается от истинного, но до какой-либо ясности свои аргументы не довел. Его "печалила" бесчеловечность военных, радующихся смерти противника, коробил цинизм дипломатов и возмущало вранье командования в случае с запросом агентства Рейтер. Однако его внутренняя претензия была адресована не властям или командованию, а общему "мироустройству", в которое он явно не вписывался по самым разным причинам. Его целью была не истина, но дискуссия, а его союзником стала не редактируемая пресса, где претензии продумываются и формулируются, а либертарианско-анархическая сеть, делегирующая право на мысль и формулировку всем желающим, то есть никому. Брэдли Мэннинг не собирался менять Америку. Он выражал раздражение по поводу махинаций большого мира вокруг себя.
***
По-настоящему изменить Америку сможет суд над Мэннингом, который начнется в июне. Мэннинга обвиняют в “содействии врагу” – по тому же Акту о шпионаже, что и Эллсберга. У этого закона богатая история. Одной из его первых жертв в 1917 году стал Роберт Гольдштейн, продюсер немого фильма об американской войне за независимость "Дух 76-го года". Фильм ныне считается утраченным, но из судебных протоколов известно, что в нем изображалась крайняя жестокость британских военных. Суд постановил, что выпускать такой фильм во время войны, в которой США и Великобритания являются союзниками, значит содействовать врагу. Гольдштейна приговорили к десятилетнему сроку, который президент Вудро Вильсон сократил впоследствии до трех лет. Останется ли эта история полузабытым анекдотом или приобретет злободневность, зависит от судьи Денис Линд.
Есть сведения, что доказывать факт помощи врагу в деле Мэннинга обвинение собирается тем, что в компьютере убитого бен Ладена были обнаружены файлы, которые он загрузил на сайт WikiLeaks.
В ходе предварительных слушаний судья Денис Линд задала обвинению важный вопрос: были бы Мэннингу предъявлены те же обвинения, если бы он передал оказавшиеся в его распоряжении сведения не WikiLeaks, а непосредственно The New York Times. Обвинение ответило утвердительно. Можно даже не добавлять для ясности, что ничто не препятствовало бен Ладену читать The New York Times.
В этой ситуации судье предстоит не столько решить судьбу рядового Мэннинга, сколько определить понимание свободы слова и политической роли прессы для всей страны. Если судья признает, что публикация секретных, но имеющих решающее значение для судьбы страны сведений является содействием врагу, выживание и без того редкого человеческого вида сознательных разоблачителей будет поставлено под угрозу. Если в своем решении Денис Линд подчеркнет важность прессы как инструмента формирования конституционной культуры нации, но будет настаивать, что WikiLeaks к прессе не принадлежит, это наверняка вызовет бурную дискуссию о статусе сетевой журналистики, сущности редакционного процесса и степени включенности рядовых граждан в формирование информационного потока.
От решения судьи в конечном итоге зависит, какая из двух Америк возобладает в десятые годы XXI века: США эпохи маккартизма или страна, оправдавшая Даниэля Эллсберга. Но уже сейчас ясно: фигура Брэдли Мэннинга ключевой для этого процесса не будет.
весь блог
