Пятигорский (тот Пятигорский, которого я знал 15 лет; нисколько не претендую на какое-либо универсальное знание) обожал говорить об истории, особенно – двадцатого века, особенно о Сталине, Гитлере и Черчилле. Одна из его последних книг как раз об этом. Под “историей” Пятигорский имел в виду именно ее политическую разновидность, которая, в его варианте, была опытом философского мышления о недавнем прошлом. При этом, сколько я у Александра Моисеевича ни спрашивал по поводу его концепции, собственно, истории – он всегда уходил от ответа. Один раз я даже задал наглый вопрос, мол, как он себе представляет чисто буддийскую концепцию истории? может ли она вообще существовать? В результате Пятигорский вынудил меня самого ответить на этот вопрос, ответить примитивно, со ссылками на историческую концепцию Толстого в "Войне и мире" – после чего удовлетворенно хмыкнул.
Вторая беседа о буддизме, которую мы сейчас предлагаем вашему вниманию (вышла в эфир 16.11.1974, по-прежнему под псевдонимом "Андрей Моисеев"), отчасти намекает на то, отчего разговор о "чистой истории" был с Пятигорским невозможен. Вовсе не потому, что он философ, а не историк; такое соображение глупо принимать в расчет. На свете была (и есть) масса философов, которые – даже если их предметом не является "философия истории" (или, того хуже, "историософия") – имеют свою собственную концепцию истории. Это в основном те, кто считает философию профессией. Или те, кто уверен, что философия существует для того, чтобы объяснять всё – в том числе и историю.
Для Пятигорского философия – совсем иное занятие. Это мышление о произвольных (но интересных лично ему) вещах, однако с одним условием – это должно быть, прежде всего, мышление о собственном мышлении о вещах. О страшной истории XX века он мыслил именно так: как о себе, пережившем ее и думающем о ней. И, конечно, буддизм был одним из объектов мысли Пятигорского (быть может, самым важным, но одним из многих); недаром он неоднократно говорил (ссылаясь на Эдварда Конзе, кажется), что изучать буддийскую философию можно, только если у тебя уже есть некая философская (или даже религиозная) позиция. К примеру, тот же самый Конзе (выдающийся исследователь и популяризатор буддизма в двадцатом веке) был гностиком, что сделало его работы гораздо проницательнее (хотя во многом он явно ошибался – но по-другому не бывает) и убедительнее.
Пятигорский подходит к буддизму как философ с уже сложившейся системой взглядов. Оттого его буддизм отличается от буддизма самих буддистов и от буддизма буддологов. В нижеследующей беседе из архива "Свободы" Пятигорский, излагая первую проповедь Будды, выделяет то, что ему важно как самостоятельному философу. Прежде всего: Будда был "философом для себя", а не "для других". Из этого следует, что каждый, именно каждый, кто начинает философствовать, делает это для себя, а не для окружающих. Цель любого рассуждения – прояснение чего-то для себя (своего сознания).
Для других же, говорит Пятигорский, Будда – врач. Он показывает средство избавиться от страдания; главный способ – следование так называемому Срединному Пути, который определяется как "благородный". Послушайте внимательно, что Пятигорский говорит о вульгарности; философ видит ее в совмещении у так называемых "обычных людей" любви и ненависти. Проявление любви, привязанности у таких людей непременно сопровождается выражением ненависти к чему-то другому. Любовь (одна крайность) существует за счет ненависти (другой крайности). А теперь вспомним российские общественные, литературные, политические споры, где для того, чтобы превознести что-то ("X – великий незаслуженно забытый писатель!", к примеру), следует обязательно низвергнуть другое ("Уж насколько X. лучше этой знаменитой бездарности Y.!"). Одна вещь без другой, одна крайность без другой в мышлении таких людей просто не существует. "Это метание между положительным и отрицательным, это вечное отстаивание самого себя, согласно Будде, глубоко вульгарно, низко, неблагородно – вне зависимости, прав этот человек или неправ", – говорит Пятигорский.
P.S. Фотография А.М. Пятигорского сделана автором этого текста осенью 2002 года во время философского семинара в замке Звартава (Латвия).
Первая часть архивного проекта здесь.
Вторая беседа о буддизме, которую мы сейчас предлагаем вашему вниманию (вышла в эфир 16.11.1974, по-прежнему под псевдонимом "Андрей Моисеев"), отчасти намекает на то, отчего разговор о "чистой истории" был с Пятигорским невозможен. Вовсе не потому, что он философ, а не историк; такое соображение глупо принимать в расчет. На свете была (и есть) масса философов, которые – даже если их предметом не является "философия истории" (или, того хуже, "историософия") – имеют свою собственную концепцию истории. Это в основном те, кто считает философию профессией. Или те, кто уверен, что философия существует для того, чтобы объяснять всё – в том числе и историю.
Для Пятигорского философия – совсем иное занятие. Это мышление о произвольных (но интересных лично ему) вещах, однако с одним условием – это должно быть, прежде всего, мышление о собственном мышлении о вещах. О страшной истории XX века он мыслил именно так: как о себе, пережившем ее и думающем о ней. И, конечно, буддизм был одним из объектов мысли Пятигорского (быть может, самым важным, но одним из многих); недаром он неоднократно говорил (ссылаясь на Эдварда Конзе, кажется), что изучать буддийскую философию можно, только если у тебя уже есть некая философская (или даже религиозная) позиция. К примеру, тот же самый Конзе (выдающийся исследователь и популяризатор буддизма в двадцатом веке) был гностиком, что сделало его работы гораздо проницательнее (хотя во многом он явно ошибался – но по-другому не бывает) и убедительнее.
Пятигорский подходит к буддизму как философ с уже сложившейся системой взглядов. Оттого его буддизм отличается от буддизма самих буддистов и от буддизма буддологов. В нижеследующей беседе из архива "Свободы" Пятигорский, излагая первую проповедь Будды, выделяет то, что ему важно как самостоятельному философу. Прежде всего: Будда был "философом для себя", а не "для других". Из этого следует, что каждый, именно каждый, кто начинает философствовать, делает это для себя, а не для окружающих. Цель любого рассуждения – прояснение чего-то для себя (своего сознания).
Для других же, говорит Пятигорский, Будда – врач. Он показывает средство избавиться от страдания; главный способ – следование так называемому Срединному Пути, который определяется как "благородный". Послушайте внимательно, что Пятигорский говорит о вульгарности; философ видит ее в совмещении у так называемых "обычных людей" любви и ненависти. Проявление любви, привязанности у таких людей непременно сопровождается выражением ненависти к чему-то другому. Любовь (одна крайность) существует за счет ненависти (другой крайности). А теперь вспомним российские общественные, литературные, политические споры, где для того, чтобы превознести что-то ("X – великий незаслуженно забытый писатель!", к примеру), следует обязательно низвергнуть другое ("Уж насколько X. лучше этой знаменитой бездарности Y.!"). Одна вещь без другой, одна крайность без другой в мышлении таких людей просто не существует. "Это метание между положительным и отрицательным, это вечное отстаивание самого себя, согласно Будде, глубоко вульгарно, низко, неблагородно – вне зависимости, прав этот человек или неправ", – говорит Пятигорский.
P.S. Фотография А.М. Пятигорского сделана автором этого текста осенью 2002 года во время философского семинара в замке Звартава (Латвия).
Первая часть архивного проекта здесь.