28 марта вступил в силу закон, согласно которому вводится чрезвычайное финансовое положение в Детройте, некогда одном из крупнейших американских городов. Большая часть законодательных и исполнительных полномочий, принадлежащих местной власти, передана чрезвычайному управляющему, назначенному губернатором штата Мичиган. Управляющему даны на 16 месяцев исключительные права по заключению и расторжению городских контрактов, определению уровня зарплат муниципальных служащих, изменению условий коллективных договоров. Цель – предотвратить банкротство города, который последние годы, по сути, живет на иждивении штата, а подавляющая часть горожан – в условиях, близких к фронтовым.

Ответ на попытку спасения города, введение чрезвычайного финансового положения, последовал незамедлительно. Представители общественных, религиозных групп, профсоюзных организаций и городского политического истэблишмента оценили его как еще один акт полувековой борьбы за права человека, за равноправие. Они вчинили иск губернатору штата республиканцу Рику Снайдеру и казначею демократу Эндрю Диллону, обвиняя штат в том, что в том, что тот вводит "новую форму правления". "Губернатор не имеет права своевольно определять, кто в штате будет жить в условиях демократии, а кто в условиях диктатуры. У нас в Детройте установлена диктатура", – заявил Херб Сандерс, один из адвокатов, работавших над иском. Известный афроамериканский проповедник из Нью-Йорка Эл Шарптон объявил в день вступления закона в силу, что чрезвычайные меры, введенные в Детройте, угрожают всей стране. Еще более авторитетный афроамериканский проповедник и правозащитник Джесси Джексон, прибывший в Детройт из родного Чикаго, призвал детройтцев к "массовым акциям ненасильственного неповиновения". Впрочем, судя по масштабам протестов – в них приняли участие меньше двухсот человек, – детройтцы не вняли лозунгам.

Сторонники чрезвычайных мер управления городом рассматривают происходящее в контексте рыночной ситуации. Для них поразительное угасание Детройта – самый чистый в истории Соединенных Штатов пример жестокой расплаты за попытку подчинить рыночные процессы представлениям о социальной справедливости.

Как самый преуспевающий город страны превратился в самый бедный.

В 1903 году Генри Форд, собрав с помощью инвесторов 28 тысяч долларов, открыл в Детройте небольшое производство по сборке автомобилей. Через несколько лет с первого автомобильного сборочного конвейера сошла модель Т-1, первый автомобиль, доступный массовому потребителю. Нарождавшейся автомобильной промышленности требовались рабочие руки. Вербовщики с Севера отправились в штаты Юга нанимать афроамериканцев, суля высокие заработки и достойное жилье. В 1950 году Детройт стал четвертым по численности населения городом США. К 1960 году он в глазах многих был воплощенной мечтой. Место у его автомобильных конвейеров, работа не требовавшая ни особой квалификации, ни среднего образования, обеспечивала самый высокий средний заработок в стране. Легендарный профсоюз автомобильных рабочих (UAW), в котором в 1930-е годы было сильно влияние коммунистов, добился для миллионов своих членов льгот, неведомых прежде американцам: оплаченного отпуска, пенсий и медицинского страхования от работодателя, дополнительных выплат на случай безработицы. Именно Детройт, как считают многие, стал местом зарождения американского среднего класса.

Детройтская мечта, впрочем, не выдержала испытания конкуренцией и энергетическим кризисом 1973 года. Взлетевшие цены на бензин привели к резкому падению спроса на продукцию трех главных детройтских автопроизводителей, им нечем было ответить на неожиданное соперничество со стороны японских малолитражек. Автомобильные концерны начали сокращать производство, закрывать местные заводы, но город продолжал держаться за мечту.

"Детройт всегда зависел от преуспевания лишь одной отрасли промышленности – автомобильной. И когда автомобильная индустрия столкнулась с трудностями, с иностранной конкуренцией и начала перемещать производство в южные штаты, где труд значительно дешевле, – в Кентукки, Алабаму – у Детройта не оказалось альтернативы, – объясняет Стивен Маланга, сотрудник Манхэттенского института, автор нескольких книг о проблемах американских городов. – Проблему усугубило то, что руководство городом осуществляли люди, преследовавшие собственные интересы. В то время как город терял население и налоговые доходы, власти, по сути, покупали голоса избирателей и лояльность профсоюзов, поддерживая раздутые штаты муниципальных служащих с высокими зарплатами и щедрыми льготами, включая пенсии. Например, количество работников управления образования не уменьшилось за десятилетие, хотя количество школьников сократилось со 140 тысяч до 100 тысяч. Городские структуры управления поражены коррупцией. Эта система держалась лишь благодаря постоянно возрастающему долговому бремени. Когда стало ясно, что городу грозит банкротство, штат принял чрезвычайные меры и назначил финансового управляющего, которому предстоит распутать клубок проблем".

Проблемы гигантские. Угасание города масштаба Детройта фактически не имеет прецедентов в истории страны. По статистике, численность его населения сократилась с 1 миллиона 800 тысяч до 700 тысяч человек, и исход жителей продолжается. Безработица повысилась до 18 процентов – это в два раза выше, чем в среднем по стране. Уровень убийств – самый высокий, в одиннадцать раз выше, чем в Нью-Йорке. Полицейские распространяют листовки с предупреждениями о том, что каждый, кто въезжает в город, делает это на свой страх и риск. Нет света на многих городских улицах, половина уличных фонарей не работает, освещение вымерших районов стало не по карману городу. Около трети территории города превратилось в пустыри с заброшенными разрушающимися домами. Средняя стоимость дома составляет девять тысяч долларов. Почти половина домовладельцев отказывается платить налоги, признаваясь, что и они покинули бы город, если бы было куда бежать.


Противники чрезвычайных финансовых мер протестуют в контексте борьбы за права человека, за права этнических меньшинств, за демократию. Члены городского совета настаивают на том, что они выражают волю избирателей, которые предпочитают решать проблемы самостоятельно. Один из членов совета, Джоэнн Уотсон, обрела всеамериканскую известность, публично потребовав от президента Обамы направить федеральные средства на выкуп городских долгов. "Наши жители оказали подавляющую поддержку этому президенту во время выборов, он обязан ответить взаимностью, проявить себя в роли лидера". Белый дом не ответил на этот призыв. Более известные представители движения борьбы за равноправие не позволяют себе наивного простодушия местного лидера. Они призывают к массовым протестам под лозунгами защиты демократии от того, что Джесси Джексон окрестил "плантакратией", разъяснив, что у этого термина общий корень со словом "плантация". За права тружеников Детройта вступился и троцкистский международный комитет Четвертого интернационала: "Это решение было принято с целью использовать Детройт как полигон для обкатки крайне непопулярных мер, сходных с теми, что осуществлены на Кипре, в Греции и других европейских странах. Весь политический истэблишмент города – и демократы, и республиканцы – вовлечены в заговор против рабочих".

Такие мнения, впрочем, в явном меньшинстве. Экономисты говорят, что беда Детройта заключается в том, что он настойчиво держался за мираж преуспевания. Демократически избранные политики и профсоюзные лидеры требовали от автомобильной промышленности обеспечить достойный уровень жизни масс и довели ее до банкротства. Экономист, сотрудник Гуверовского института Михаил Бернштам приводит три ключевых, по его мнению, показателя. В среднем в 71 доллар в час обходился работодателю работник автомобильного завода в Детройте, в 53 доллара в час – рабочий автомобильного завода в южных штатах. 31 доллар – средняя стоимость труда в стране. Дороговизна труда в Детройте, согласно такой трактовке, и стала основной причиной угасания города. Отток населения и падение качества жизни подорвали многочисленные попытки его возрождения. Сегодня в городе остался лишь один автомобильный завод и почти никаких других крупных работодателей, кроме муниципалитета.

Плантакратия вместо демократии.

Угасание Детройта выглядит удивительной иллюстрацией парадоксального наблюдения, приписываемого шотландскому экономисту конца XVIII века Александру Тайтлеру: "Демократия не может существовать как постоянная форма правления. Она существует до тех пор, пока большинство не обнаружит, что оно путем голосования может вознаградить себя за счет общественной казны. Вследствие этого большинство всегда голосует за кандидата, который обещает больше других, что приводит к краху демократии, поскольку через расточительную финансовую политику всегда лежит путь к диктатуре, а затем – монархии".

Кевин Орр, вступивший на прошлой неделе в должность чрезвычайного управляющего (а оппоненты говорят – на должность диктатора), обещает не расшатывать демократические институты. Первым же указом он успокоил своих главных критиков, членов городского совета, утвердив их зарплаты. Орр, 53-летний афроамериканец, юрист, специалист по банкротствам, пока не говорит, чем придется расплачиваться детройцам за десятилетия жизни не по средствам, за 14 миллиардов долларов долга и трехсотмиллионный дефицит бюджета. Но, скорее всего, принудительным сокращением городских служащих, снижением заработков и уровня социальных льгот.

Символом прежних попыток возрождения города стала стеклянная громада комплекса "Ренессанс", ныне штаб-квартира "Дженерал Моторс", эффектно возвышающаяся уже 35 лет над вымирающим Детройтом. Обратим ли процесс гибели? Едва ли, считает Стивен Маланга, в лучшем случае его удастся остановить. Может ли "Ренессанс" остаться в будущем единственным напоминанием о былом величии Детройта? Как говорит Маланга, город, скорее всего, выживет, но в более компактном виде, хотя бы потому, что столь крупные центры с развитой инфраструктурой, расположенные на перепутье торговых путей, не исчезают.


Упадок Детройта как упадок американского урбанизма

“Восьмая миля” – дорога, воспетая репером Эминемом, – для жителей Детройта давно стала символом, неофициальной границей, отделявшей южную, центральную часть города, от северных пригородов, то есть районы нищеты и разрухи с преимущественно афроамериканским населением от зажиточных районов, где живут в основном белые.

Причем, что может звучать удивительно для европейской и российской традиции, нищета и разруха – достояние именно центра города. Итоги последней переписи населения свидетельствуют о сильнейшей сегрегации, о радикальном отличии жизни в самом Детройте от жизни в других частях Мичигана: население Детройта почти на 83 процента – афроамериканцы (в целом по штату Мичиган они составляют немногим более 14 процентов), 36 процентов детройтцев живут в нищете (около 16 процентов в среднем по штату), доход на душу населения – чуть более 15 тысяч долларов в год (более 25 тысяч по штату).

В городе – кварталы заброшенных полуразрушенных зданий, высокая преступность, бедное население и чудовищная коррупция. Последний мэр города Квейн Килпатрик в начале марта был признан виновным сразу по нескольким статьям, включая заговор с целью вымогательства.

Город словно затянуло в мрачный водоворот, нисходящую спираль упадка: бегство состоятельных жителей лишало городскую казну налоговых поступлений, это сокращало средства на поддержание инфраструктуры, а ее ветшание и ухудшение условий жизни приводило к бегству еще большего числа хоть сколько-нибудь состоятельных горожан.

У этого исхода много причин. Первая из них, историческая – бунты в июле 1967 года, когда столкновения между афроамериканской молодежью и полицией вылились в массовые погромы с десятками погибших, сотнями раненых, тысячами арестованных. Были уничтожены более 2 тысяч зданий, закрылись тысячи мелких бизнесов.

Позже, в 70-е годы, пошатнулась основа благополучия Детройта – американская автомобильная промышленность. Топливный кризис и бешеная конкуренция со стороны поднимающейся японской автопромышленности нанесли сильнейший удар по достатку горожан, а тем – и города.

Но есть и еще одна, более общая причина проблем Детройта, и она представляет собой угрозу для всех крупных американских городов. Это американский образ жизни, когда большая часть населения живет в пригородах – сабурбии. Жизнь за городом, в большом доме – это признак успеха, особенно когда речь идет о семьях с детьми.

Этот образ жизни сложился относительно недавно, в середине прошлого века, и стал следствием бурного строительства в Америке автомобильных дорог – это строительство в 50-е годы, во времена президента Эйзенхауэра, как рассказывает американский искусствовед и эксперт по градостроительству Владимир Паперный, в значительной степени субсидировалось министерством обороны, считавшим необходимым создать быстрые пути сообщения на случай иностранного (читай – коммунистического) вторжения. Появившаяся возможность быстро добираться из сабурбии до места работы в центре вымыла из города огромную часть его обитателей, причем в первую очередь наиболее обеспеченную. В результате сейчас большая часть населения США живет в отдельных, на одну семью, домах в пригородах. Привычная европейцам “городская жизнь” сохранилась в немногих американских городах, таких как Нью-Йорк, Сан-Франциско, Чикаго. Для остальной части страны центр города – это место сосредоточения офисов, которое совершенно пустеет после окончания рабочего дня и зачастую становится небезопасным.

Это разрушение городской среды описывала полвека назад общественная активистка Джейн Джейкобс, чья книга “Смерть и жизнь больших американских городов” оказала огромное влияние на всех западных урбанистов и городских проектировщиков. Одна из идей Джейкобс – что смертельное влияние на городскую жизнь оказывает застой, скука: они “побуждают наиболее энергичных, амбициозных и состоятельных жителей и их детей перебираться в другие места”. Напротив, живительное, присущее большим городам от природы качество – это разнообразие, основанное на том, что в крупном городе “собрано воедино великое множество людей с разнообразными вкусами, навыками, потребностями, возможностями и причудами”.

Известный российский урбанист Вячеслав Глазычев как-то в интервью Радио Свобода заметил, что это разнообразие порождается не воображением архитектора или урбаниста, оно порождается отчасти коммерческой, отчасти творческой энергетикой людей.

Здесь мы возвращаемся к Детройту. Он пережил несколько попыток возрождения. Самая известная из них – строительство в 70-х годах напоминающего неприступную крепость гигантского офисного центра “Ренессанс”. Но ни он, ни строительство в Детройте игорных домов и казино не помогли городу вернуть бежавшее население. Паперный рассказывает также о неудачных попытках возрождения “снизу”, когда детройтские активисты пытались раскрашивать пустующие дома в яркие цвета и тем привлечь людей в пустующие районы. Им удалось снискать художественную известность, но как экономическая инициатива их попытка завершилась безуспешно.

Ситуация сложна еще тем, что, в известном смысле, тут “спасение утопающих – дело рук самих утопающих”. В Америке нет такой мощной центральной власти, которая готова была бы вложить неограниченные деньги в подъем города. Город должен жить на налоги, которые платят его жители. Он может также пытаться привлекать инвесторов или пробовать занимать средства у штата. Для этого городской бюджет должен быть сбалансирован, и как раз для этой цели в марте в Детройте был назначен специальный управляющий.

Хорошие примеры, впрочем, существуют. Наш коллега Брайан Уитмор вспоминает, что Нью-Йорк в 70-х годах переживал нечто, напоминающее то, что происходит с Детройтом. Высокая преступность, угроза банкротства, отказ федерального правительства выделять помощь. Однако бюджет был сбалансирован, экономика пошла в гору, позже в городе были введены очень жесткие (и вызывавшие критику со стороны правозащитников) меры по борьбе с преступностью, и сейчас всякий, кто бывал на Манхэттене, может быть свидетелем как раз той разнообразной городской жизни, за которую так ратовала Джейн Джейкобс.

Кевин Орр, чрезвычайный управляющий Детройта, обратился к людям, выступающим против учреждения его должности, с “оливковой ветвью” и предложением работать вместе на благо города. Это действительно их дело – Орр нанят на небольшой срок, а им в Детройте жить.