После победы на выборах в Грузии партии "Грузинская мечта" во главе с Бидзиной Иванишвили, в стране была объявлена амнистия, по которой на волю вышли около 10 тысяч человек, в том числе и осужденные за тяжкие преступления рецидивисты. Новые власти назвали амнистию "восстановлением справедливости" – многочисленные обнародованные факты пыток и издевательств в тюрьмах Грузии стали подтверждением того, что сотрудники пенитенциарной системы страны постоянно и очень грубо нарушали закон. Однако амнистия привела к всплеску преступности, поскольку значительная часть грабежей и краж приходится на недавно освободившихся заключенных.

Нужна ли была амнистия, как меняется ситуация в тюрьмах, что нужно сделать, чтобы бывшие заключенные не становились рецидивистами? Об этом в интервью корреспонденту Радио Свобода в Тбилиси Зурабу Двали рассказывает советник министра по исполнению наказаний, пробации и юридической помощи Грузии Лали Морошкина, автор нашумевшей книги "За решеткой – Грузия".

- Я была первой, кто вошел в тюрьмы. И было такое чувство, как будто это послевоенная ситуация – словно это не просто люди, которые за какие-то наказания отбывают срок, а военнопленные. Первое, что я увидела, – людей, которые выходят согнувшись, не смотря в глаза, и это было нормой. Хочу напомнить, что их тогда было 25 тысяч, а это огромное количество для такой маленькой страны. В Армении и Азербайджане количество заключенных не превышает пять тысяч, а мы практически равны по населению.

Людей избивали, насиловали, заставляли платить тем, что у них есть, и очень часто ночью, например, переоформлялись дома, машины, золото, бриллианты – все, что было нажито. Естественно, жены и матери заключенных были согласны на все, лишь бы как-нибудь не то что вывести людей из тюрьмы, об этом речи не было, а просто платили за то, чтобы их не били. А били людей каждый день. Я общалась с очень многими заключенными, которых в морги водили, перед ними убивали человека и говорили: следующим можете оказаться вы. К сожалению, это не единичные примеры, таких были тысячи. И я помню самый большой стресс, который со мной был, я сама мать двоих мальчиков, и мне было трудно, когда я вошла к подросткам, некоторые из них совсем недавно перед этим были избиты. И я помню, как я выбежала и начала кричать. Я не могла себя контролировать, потому что видеть избитых 13-14-летних мальчишек – это просто садизм.

– Много разговоров о том, что власть должна была сломать хребет криминальному миру, который был очень силен в Грузии, и отсюда все эти перегибы, это насилие. То есть это была схватка между криминальным миром и властью.

– Нет, я абсолютно не разделяю эту точку зрения. Не может быть в стране 25 тысяч криминала. К числу избитых относились профессора, академики, это родители моих друзей, например, и с очень многими мне довелось общаться за решеткой. Слава Богу, что сегодня они у себя дома, но их здоровье расшатано, нервы истрепаны. Били всех, насиловали какое-то количество, и, естественно, мальчикам было очень трудно об этом говорить. Многие и по сей день скрывают это. И просто издевались. В камерах для свиданий, к примеру, тоже стояли камеры наблюдения. Я знаю, что очень много достойных парней отказывались от свиданий с женами, потому что они точно знали, что это снималось на видео, и кто-то это все просматривал. Кстати, когда я написала книгу "За решеткой – Грузия", именно этот материал мне предоставили сами заключенные, они писали, адвокаты это все рассказывали. В основу книги легли подлинные факты.

– Новая власть приняла решение амнистировать почти половину заключенных. Хотя там были и рецидивисты...

– Во-первых, они были амнистированы по определенным статьям. А я еще раз повторю, когда я в первый раз открыла этот железный засов, то увидела этих людей и поняла, что если человеку присудили 15 лет, и он просидел в этой тюрьме пять лет, то хватит с него. Они же все больные люди, их били по голове, по почкам, с ними очень страшно обходились.

– Тем не менее определенный всплеск криминала замечается после амнистии. Как отмечают правоохранительные органы, очень часто попадаются те, кто был амнистирован. С ними какая-то работа проводится по этому поводу?

– Естественно. Это было и в СМИ, и везде, что если человек снова попадется, закон уже будет беспощаден к нему. И не знаю, как можно вернуться снова в этот ад, когда человек там пять лет просидел. Но дело в том, что реабилитационная работа ведется слабо. То, что мы называем ресоциализацией, этой работы практически нет, мы не успели ее провести. Сейчас очень хорошо работает социальная служба, служба мониторинга нашего департамента, но у нас было очень мало времени, только несколько месяцев. Вот через несколько дней будет полугодовой отчет о том, что было сделано. Практически мы стали набирать обороты за последние два-три месяца, потому что заново нужно было всю систему строить. Очень многие тюрьмы закрылись, это не были тюрьмы, а какие-то средневековые руины, где человек просто не мог находиться, где царила страшная антисанитария. Поэтому надо было сначала закрыть эти тюрьмы. Потом должна проводиться работа с людьми, которые покидают места заключения, чтобы как-то их сблизить с обществом. Эта работа сейчас реально проводится. Но мы получили амнистированных, которые не успели пройти этот период, то есть ресоциализацию уже должны проводить члены семьи.

Но дело в том, что очень многие люди выходят, и у них ни семьи, ни родителей, никого. Потому что жены с заключенными разводились. Они как слышали – 20, 30 лет наказания... Человек украл что-то и при этом два раза зашел в одну и ту же дверь, и ему суммировали, и получалось вместо пяти лет, допустим, 15 лет заключения. Семьи рушились. Не было свиданий с женами, а если и были, то я уже говорила, какого рода свидания. Поэтому очень многие выходят, и никто не встречает у дверей. Это страшно, это трагедия. Человек выходит – ни кола ни двора и ни гроша в кармане.

– По некоторым данным, те заключенные, которые остались в тюрьмах, начали злоупотреблять таким лояльным отношением государства, есть факты некорректного отношения к охране с их стороны, даже к врачам. Насколько это соответствует действительности?

– Во-первых, хочу напомнить, что многие сотрудники, которые работали в этой системе, в том числе и врачи, были фактически палачами. Поэтому сейчас очень трудно самим заключенным понять, что у них нормальный врач, и если они попросят анальгин, то получат анальгин, а не дубинкой по голове. Они должны привыкнуть, что сотрудники – нормальные люди, которые выполняют свою работу. Да, может быть, некоторые еще не совсем разобрались, что происходит, поэтому, наверное, им это надо более лояльно разъяснить. Кстати, все старые кадры, которые были, это более 500 человек, уволены.

Я помню, когда я в первый раз попросила врача появиться, то заключенные со страхом сказали: нет, только не врача. Потому что врач плохо обращался с ними. Издевались, кстати, не только над ними, но и над членами семей. Заключенным говорили: "Ваша жена пришла повидаться с вами, но мы ее перехватили по дороге и сами знаем, как разобраться". Это очень трудно – не сойти с ума в таких условиях.

– Министр Созар Субари, который возглавляет пенитенциарную систему, признал, что есть опасность появления опять "смотрящих" в тюрьмах, что опять появились мобильные телефоны в камерах. Какова ситуация в плане внутреннего порядка?

– Я бы не сказала, что вот так сложно все. Потому что, во-первых, очень мало осталось заключенных, и я думаю, что с ними работать намного легче. 25 тысяч – это было огромное количество, сейчас, по последним данным, останется не больше шести-семи тысяч. Тюрем – 19, еще одна новая строится. Очень квалифицированные кадры появились, хорошо подготовленные. Так что я не думаю, чтобы эта проблема так остро стояла.