Петербургский композитор Илья Демуцкий положил на музыку фрагменты последнего слова участницы панк-группы Pussy Riot Марии Алехиной, прозвучавшего 8 августа 2012 года в Хамовническом суде Москвы. За это произведение он получил первую премию на XIX Международном конкурсе композиторов в Болонье. Илье Демуцкому 30 лет, он окончил дирижерское отделение Петербургской консерватории, получил степень магистра в консерватории Сан-Франциско, вернулся в Петербург. Он рассказал РС о своей работе и триумфе в Болонье.
– Вы проснулись знаменитым, написав... как это правильно сказать – арию, ораторию?
– Просто произведение для меццо-сопрано с оркестром. Некоторые говорят, что это вполне может быть монооперой, но все-таки опера – это же сценическое произведение, а тут никакого сюжета нет, это просто речь, положенная на музыку. Можно сказать, что это манифест. А как назвать этот музыкальный жанр, я не знаю. Ничего нового, сейчас я читаю комментарии, какие-то претензии – что не надо смешивать музыку с политикой, вообще искусство с политикой, – я считаю, это бред. Во-первых, если художник хочет, это его личное дело. Во-вторых, всегда так было. В музыке всегда была политика: "Жизнь за царя", "Борис Годунов", "Хованщина"…
Почему я взял этот текст? Я после гастролей с моим ансамблей остановился в Париже, следил там за судом над девочками и не понимал, как это вообще может происходить в 2012 году. XXI век у нас на дворе – и вот творится такое! Чтобы вот так разворачивалось это все на глазах всего мира, чтобы такой позор... Я был в шоке, поэтому послушал эти речи и понял, что надо как-то отреагировать. Без умысла, что кто-то меня исполнит, что кто-то это поставит... Я просто нашел текст, мы с подругой его отредактировали, выбрали основные мысли. Мне кажется, что это речь отчасти пророческая. Все это актуально: посмотрите, какие суды были в этом году.
– А что вас поразило в этом тексте?
– Все люди, следившие за этим процессом, понимали все, и даже те, кто выступал против. Но такой разыгранный фарс – это, по-моему, прекрасный материал для того, чтобы это сделать в виде спектакля, в том числе такого практически оперного жанра. Идея была – положить этот текст в такой классический, абсолютно академический жанр, там мелодический материал, еще и стилистика у меня выбрана довольно традиционная, без авангарда, без каких-то экспериментов с оркестром и голосом. Нет, только классическое исполнение, а текст просто сам по себе. Там все сказано, он и мою мысль абсолютно выразил. Смотрите, этот процесс – это и есть отношение власти к народу.
– Я сегодня слушала обсуждение этого произведения, и комментаторы спорили: вот, это ангажированность политическая...
– Да, можно ко мне такие претензии предъявлять, но и я могу предъявить претензии. У меня-то главная претензия вот в чем – что сейчас большие проблемы у нас в культуре, несмотря ни на что. Все говорят, что есть проблемы, культура на дне, никто ею не занимается. А кто в этом виноват? Вот у нас все новости – мы говорим бесконечно о золотых медалях спортсменов, а говорим ли мы о первых премиях сопрано наших, которые получены в Италии, в Испании, во Франции? А что, это не достижение? Говорим о пианистах, которые выиграли крупнейший конкурс? Нет, не говорим. Говорим о композиторе, который получил первую премию? Композитор из Петербурга, ваш соотечественник, им вполне можно гордиться. Все-таки я представляю русскую школу музыкальную. Можно об этом как-то упомянуть. Я понимаю, что здесь такая тонкая тема, потому что текст непростой выбран, и все к нему прицепились. Я думаю, если бы не текст, об этом бы вообще никто ничего не сказал. Подумаешь, получил первую премию. Нам-то важнее золотые медали...
– А почему спорт сейчас – приоритет?
– Наверное, надо интеллектуальный уровень народа чуть понизить. А для чего это надо – тоже ясно. Нужен работящий народ и избиратель, и чем менее мыслящий, тем лучше. А что развивает мысль? Культура и искусство. А что сейчас делают с искусством? Оно всячески выдавливается. Тоже немаловажно для меня, что в Петербурге последние года полтора творится, все эти наезды на культурные мероприятия, на постановку "Лолиты", на выставки, музей Набокова разрисовывают и камнями зашвыривают. Что это происходит? Почему никто не реагирует? Почему несколько человек могут высказаться и все камни получают на себя?
– Я читала в ваших интервью призывы к вашим коллегам: если вы не готовы выходить на улицы, то реагируйте в рамках искусства...
– Пока реакция на уровне комментариев в интернете. И много злобных, просто смешно их читать. Я не очень понимаю, что я сделал такого революционного. По-моему, это совершенно естественно – написал музыку на текст незаконно осужденного человека. Я понимаю, что некоторые боятся из-за работы, если вы работаете в каком-то учреждении, а вдруг постучат начальству и скажут: этого выгнать, урезать гранты... За это я не осуждаю. Я человек на вольных хлебах, работаю со студиями, ну, если их ужмут, думаю, найду, с кем работать.
– Мы следили за процессом Pussy Riot изнутри, а вы были в это время за границей, видели реакцию. Как это было?
– Только во время суда, август-сентябрь я провел в Париже. Да, там народ выходил на улицу, в том числе наши соотечественники, они собирались в социальных сетях, выходили на площадь перед Помпиду или перед Нотр-Дам, протестовали в том же духе, что непонятно, что происходит, за что судят? Если мы приковываем внимание к стране такими вещами, а не культурными достижениями, то это ненормально.
– Вы сказали "с моим ансамблем". Что это такое?
– Да, у меня есть ансамбль, "Реликт" называется. Он изначально создавался для Франции. Мы выступаем такими ярыми пропагандистами русской культуры, именно хоровой, ансамблевого пения. Мы, как правило, возим программы русской духовной музыки: Чесноков, Чайковский, Рахманинов. Исполняем с успехом, полные залы по всей Франции. Вот в июле у нас тоже были гастроли три недели, каждый концерт – 300 с чем-то человек, в крупнейших соборах Франции. Опять же подчеркну, что там гораздо больше интереса к русской духовной музыке. И у нас, конечно, бывает, ходят на концерты. Но когда мы начинали десять лет назад, была просто катастрофа. Это еще связано с тем, что у нас в церквях нельзя давать концерты, вообще нельзя, чтобы инструмент звучал. Сложно и в плане организации. С ансамблем мы уже дали более 300 концертов за границей, а в России было два. Они, правда, тоже были с полными залами, но всего два.
– Кто пел монолог Алехиной на площади в Болонье?
– Солистка из Сицилии, довольно известная в Италии – Клара Калано, меццо-сопрано, мощный, очень красивый голос.
– Как вы видите ваше будущее – больше в России или на Западе? Или сейчас для вас нет границ и не важно, где быть?
– Нет границ. Я считаю, что композитор – это такая профессия без рамок, вне стран. Вы можете жить в Петербурге и писать для Парижа, жить в Париже и писать для Москвы. Поэтому где жить – это еще мы определяемся, не знаю.
– Вы проснулись знаменитым, написав... как это правильно сказать – арию, ораторию?
– Просто произведение для меццо-сопрано с оркестром. Некоторые говорят, что это вполне может быть монооперой, но все-таки опера – это же сценическое произведение, а тут никакого сюжета нет, это просто речь, положенная на музыку. Можно сказать, что это манифест. А как назвать этот музыкальный жанр, я не знаю. Ничего нового, сейчас я читаю комментарии, какие-то претензии – что не надо смешивать музыку с политикой, вообще искусство с политикой, – я считаю, это бред. Во-первых, если художник хочет, это его личное дело. Во-вторых, всегда так было. В музыке всегда была политика: "Жизнь за царя", "Борис Годунов", "Хованщина"…
Почему я взял этот текст? Я после гастролей с моим ансамблей остановился в Париже, следил там за судом над девочками и не понимал, как это вообще может происходить в 2012 году. XXI век у нас на дворе – и вот творится такое! Чтобы вот так разворачивалось это все на глазах всего мира, чтобы такой позор... Я был в шоке, поэтому послушал эти речи и понял, что надо как-то отреагировать. Без умысла, что кто-то меня исполнит, что кто-то это поставит... Я просто нашел текст, мы с подругой его отредактировали, выбрали основные мысли. Мне кажется, что это речь отчасти пророческая. Все это актуально: посмотрите, какие суды были в этом году.
– А что вас поразило в этом тексте?
– Все люди, следившие за этим процессом, понимали все, и даже те, кто выступал против. Но такой разыгранный фарс – это, по-моему, прекрасный материал для того, чтобы это сделать в виде спектакля, в том числе такого практически оперного жанра. Идея была – положить этот текст в такой классический, абсолютно академический жанр, там мелодический материал, еще и стилистика у меня выбрана довольно традиционная, без авангарда, без каких-то экспериментов с оркестром и голосом. Нет, только классическое исполнение, а текст просто сам по себе. Там все сказано, он и мою мысль абсолютно выразил. Смотрите, этот процесс – это и есть отношение власти к народу.
– Я сегодня слушала обсуждение этого произведения, и комментаторы спорили: вот, это ангажированность политическая...
– Да, можно ко мне такие претензии предъявлять, но и я могу предъявить претензии. У меня-то главная претензия вот в чем – что сейчас большие проблемы у нас в культуре, несмотря ни на что. Все говорят, что есть проблемы, культура на дне, никто ею не занимается. А кто в этом виноват? Вот у нас все новости – мы говорим бесконечно о золотых медалях спортсменов, а говорим ли мы о первых премиях сопрано наших, которые получены в Италии, в Испании, во Франции? А что, это не достижение? Говорим о пианистах, которые выиграли крупнейший конкурс? Нет, не говорим. Говорим о композиторе, который получил первую премию? Композитор из Петербурга, ваш соотечественник, им вполне можно гордиться. Все-таки я представляю русскую школу музыкальную. Можно об этом как-то упомянуть. Я понимаю, что здесь такая тонкая тема, потому что текст непростой выбран, и все к нему прицепились. Я думаю, если бы не текст, об этом бы вообще никто ничего не сказал. Подумаешь, получил первую премию. Нам-то важнее золотые медали...
– А почему спорт сейчас – приоритет?
– Наверное, надо интеллектуальный уровень народа чуть понизить. А для чего это надо – тоже ясно. Нужен работящий народ и избиратель, и чем менее мыслящий, тем лучше. А что развивает мысль? Культура и искусство. А что сейчас делают с искусством? Оно всячески выдавливается. Тоже немаловажно для меня, что в Петербурге последние года полтора творится, все эти наезды на культурные мероприятия, на постановку "Лолиты", на выставки, музей Набокова разрисовывают и камнями зашвыривают. Что это происходит? Почему никто не реагирует? Почему несколько человек могут высказаться и все камни получают на себя?
– Я читала в ваших интервью призывы к вашим коллегам: если вы не готовы выходить на улицы, то реагируйте в рамках искусства...
– Пока реакция на уровне комментариев в интернете. И много злобных, просто смешно их читать. Я не очень понимаю, что я сделал такого революционного. По-моему, это совершенно естественно – написал музыку на текст незаконно осужденного человека. Я понимаю, что некоторые боятся из-за работы, если вы работаете в каком-то учреждении, а вдруг постучат начальству и скажут: этого выгнать, урезать гранты... За это я не осуждаю. Я человек на вольных хлебах, работаю со студиями, ну, если их ужмут, думаю, найду, с кем работать.
– Мы следили за процессом Pussy Riot изнутри, а вы были в это время за границей, видели реакцию. Как это было?
– Только во время суда, август-сентябрь я провел в Париже. Да, там народ выходил на улицу, в том числе наши соотечественники, они собирались в социальных сетях, выходили на площадь перед Помпиду или перед Нотр-Дам, протестовали в том же духе, что непонятно, что происходит, за что судят? Если мы приковываем внимание к стране такими вещами, а не культурными достижениями, то это ненормально.
– Вы сказали "с моим ансамблем". Что это такое?
– Да, у меня есть ансамбль, "Реликт" называется. Он изначально создавался для Франции. Мы выступаем такими ярыми пропагандистами русской культуры, именно хоровой, ансамблевого пения. Мы, как правило, возим программы русской духовной музыки: Чесноков, Чайковский, Рахманинов. Исполняем с успехом, полные залы по всей Франции. Вот в июле у нас тоже были гастроли три недели, каждый концерт – 300 с чем-то человек, в крупнейших соборах Франции. Опять же подчеркну, что там гораздо больше интереса к русской духовной музыке. И у нас, конечно, бывает, ходят на концерты. Но когда мы начинали десять лет назад, была просто катастрофа. Это еще связано с тем, что у нас в церквях нельзя давать концерты, вообще нельзя, чтобы инструмент звучал. Сложно и в плане организации. С ансамблем мы уже дали более 300 концертов за границей, а в России было два. Они, правда, тоже были с полными залами, но всего два.
– Кто пел монолог Алехиной на площади в Болонье?
– Солистка из Сицилии, довольно известная в Италии – Клара Калано, меццо-сопрано, мощный, очень красивый голос.
– Как вы видите ваше будущее – больше в России или на Западе? Или сейчас для вас нет границ и не важно, где быть?
– Нет границ. Я считаю, что композитор – это такая профессия без рамок, вне стран. Вы можете жить в Петербурге и писать для Парижа, жить в Париже и писать для Москвы. Поэтому где жить – это еще мы определяемся, не знаю.
