"Стою пред Тобой в вышину невеликого роста"
Семь человек вышло 25 августа 1968 года на Красную площадь, чтобы развернуть плакаты против ввода советских войск в Чехословакию, среди лозунгов был знаменитый "За нашу и вашу свободу", без которого и сегодня не обходится ни один митинг. Тогда на Красную площадь вышло семь человек, о которых потом чехи сказали, что это "семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских", и среди них была Наталья Горбаневская. На девятый день со дня ее смерти на Троицкую площадь в Петербурге пришло 30 человек – тоже немного, но кто сказал, что память требует больших чисел? Они пришли к Соловецкому камню с надписью "Узникам ГУЛАГа", установили в снегу портрет Натальи Горбаневской, зажгли свечи, принесли цветы и достали книжки ее стихов.
Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я,
моя чешуя сползает с меня, как короста,
и незащищённой одесную и ошую
стою пред Тобой в вышину невеликого роста.
А Ты не гляди, на груди что значок и нашлёпка,
зато глубоко, под слоями одёжек-застёжек,
упрятан мой крест, словно в чаще упрятана тропка,
та самая тесная из неутоптанных стёжек.
Наталья Горбаневская заплатила за свой героизм советской психушкой, а потом эмиграцией; живя в Париже, она продолжала быть правозащитником, переводчиком, публицистом, поэтом. Бродский называл стихи высшей формой человеческой деятельности, возможно, поэтому те, кто пришел к Соловецкому камню почтить память Горбаневской, сделали это лучшим из возможных способов: они просто по очереди читали ее стихи.
Семь человек вышло 25 августа 1968 года на Красную площадь, чтобы развернуть плакаты против ввода советских войск в Чехословакию, среди лозунгов был знаменитый "За нашу и вашу свободу", без которого и сегодня не обходится ни один митинг. Тогда на Красную площадь вышло семь человек, о которых потом чехи сказали, что это "семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских", и среди них была Наталья Горбаневская. На девятый день со дня ее смерти на Троицкую площадь в Петербурге пришло 30 человек – тоже немного, но кто сказал, что память требует больших чисел? Они пришли к Соловецкому камню с надписью "Узникам ГУЛАГа", установили в снегу портрет Натальи Горбаневской, зажгли свечи, принесли цветы и достали книжки ее стихов.
Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я,
моя чешуя сползает с меня, как короста,
и незащищённой одесную и ошую
стою пред Тобой в вышину невеликого роста.
А Ты не гляди, на груди что значок и нашлёпка,
зато глубоко, под слоями одёжек-застёжек,
упрятан мой крест, словно в чаще упрятана тропка,
та самая тесная из неутоптанных стёжек.
Наталья Горбаневская заплатила за свой героизм советской психушкой, а потом эмиграцией; живя в Париже, она продолжала быть правозащитником, переводчиком, публицистом, поэтом. Бродский называл стихи высшей формой человеческой деятельности, возможно, поэтому те, кто пришел к Соловецкому камню почтить память Горбаневской, сделали это лучшим из возможных способов: они просто по очереди читали ее стихи.
