10 декабря Элис Манро была вручена Нобелевская премия по литературе. За престарелую писательницу (ей 82 года) премию приняла ее дочь Дженни. В речи на церемонии постоянный секретарь Нобелевской академии Петер Энглунд сравнил писательницу с другим нобелевским лауреатом Уильямом Фолкнером. Как Фолкнер ограничивает действие своих книг выдуманным округом Йокнапатафа, так Элис Манро не выходит за пределы своего родного канадского штата Онтарио. Оба писателя кажутся локальными, но как Фолкнер, так и Монро смотрят в самую глубь человека. "Элис Манро, – сказал Энглунд, – как немногие другие, проникает в загадочнейшую тему мировой литературы: человеческое сердце и его странности".
Сравнение Манро с Фолкнером уместно разве в том смысле, что для настоящей литературы совсем не обязательна сюжетная широта, широкие горизонты повествования. Но всякая настоящая литература глядит вглубь, а для этого не нужно выходить за пределы самого человека, ни отправлять его в кругосветное путешествие. Известно, что на молодого Льва Толстого повлиял французский писатель Ксавье де Местр, написавший сочинение "Путешествие вокруг моей комнаты". А грандиозный эпос Толстого потому и гениален, что он поверяет всесветные исторические события тем же человеческим сердцем, и "мир" для него важнее "войны". И что бы ни происходило в человеческой истории, для писателя обыкновенный человек всегда интересней какого-нибудь Наполеона.
Все же мне кажется, что Фолкнер не совсем подходящее сравнение для Элис Манро, и гораздо уместнее много раз проводившееся сравнение ее с Чеховым. Хотя бы по тому признаку, что она пишет рассказы, а не романы: малый формат как раз и позволяет углубить повествование. Как и Чехов, Манро работает с концентратами, а не с растворами. Влияние на нее Чехова огромно, она писатель чеховской школы, и тут совсем не важно, кто из них лучше.
Я прочитал последнюю из вышедших до сего дня книг Элис Манро – сборник рассказов "Настоящая жизнь" (Dear Life). Лучшие из них – те, в которых действие сведено к минимуму. И наоборот, если в центре рассказа помещено какое-нибудь громкое событие, воздействие рассказанного слабее. Эффекты, когда они случаются, надо приглушать, и Элис Манро знает это. Но лучше всего у нее получается, когда в рассказе чего-то ожидаемого не происходит.
Таков, например, рассказ "Гордость". По всем, так сказать, объективным показателям герои должны пожениться, они ведь и так живут чуть ли не всю жизнь вместе, как некие ближайшие родственники, но когда девушка (да уже не такая уж и девушка, далеко уже не молодая) делает шаг к этому, мужчина отказывается. Он считает себя неполноценным: у него заячья губа. И неясно, что двинуло девушку на этот шаг: то ли она действительно любит этого человека, то ли поняла, что на другое уже рассчитывать нельзя. И герою это тоже неясно. И читателю вместе с ними. Тонкость еще такая, что о любви разговора и нет, а весь сюжет построен на темах дома и городской квартиры. Рассказ называется "Гордость", но настоящая его тема – смирение: не надо менять судьбу, надо смириться перед ней. Это и есть, если хотите, гордость.
Возьмем еще один рассказ – "Поезд". В нем действительно есть нечто фолкнеровское по необычности сюжета, а подумать – так и платоновское, "Река Потудань". Страшно застенчивый молодой человек еще в школе подружился с девушкой, которая по всем статьям как бы лучше его. Перед уходом в армию, на войну (действие многих рассказов Манро относится к этому времени), он хочет девушкой овладеть, но терпит мужскую неудачу. И вот, возвращаясь с войны, из Европы, он на ближайшей к родному месту станции спрыгивает с поезда и уходит в противоположном направлении. Он встречает какую-то фермерскую сироту, бьющуюся с непосильным хозяйством, остается с ней, приводит хозяйство в порядок, опять же без поползновений к дальнейшему сближению, уходит и от нее, и через много уже лет, работая швейцаром в приличном доме, узнает ту давнюю школьную девушку в одной даме, осведомляющейся у хозяина дома о своей дочери, недавно сбежавшей из этого дома, не заплатив. Дама швейцара не видит, и он ей не признается.
Или замечательный рассказ "Покидая Мэверли" (Мэверли – название местечка): человек, у которого умирает жена, встречает в больнице женщину, которую, как он понимает, любил всю жизнь – и не догадывался об этом. Сделано это так: герой не может вспомнить имя этой другой женщины, когда она ему приносит соболезнования; и только расставшись с ней, вспоминает имя, и тогда понимает, что он давно, всю жизнь любил ее.
Приведу последний пример любимого приема Элис Манро, когда что-то произошло и читатель ждет эффекта этого происшедшего, а эффекта, последствий нет. Это рассказ "Корри". Корри – имя героини, богатой наследницы, девушки как-то неврастенически бойкой. Женатый человек делается ее любовником, совсем не думая уходить из семьи, да она его и не понуждает. Возникает угроза шантажа со стороны ее горничной, и Корри решает выдавать ей деньги на приличное житье, чтоб не возникала. Потом, через немало лет, эта горничная умирает, и Корри выясняет, что она в другом месте так же продолжала служить горничной, и воспоминания о покойнице у всех исключительно хорошие. Тогда Корри догадывается, что любовник, которому она поручила внешнюю финансовую сторону дела, эти деньги присваивал. И что же решает Корри? А ничего не решает. Все продолжается, как было. Только читатель задумывается: теперь, когда нужда тратить деньги на мнимую шантажистку отпала, уйдет ли от Корри любовник, извлекавший доход из их связи? И ощущение возникает – что нет, не уйдет, все будет идти, как шло. Это очень искусное построение.
Но это и философия самой Элис Манро: не надо ждать от жизни многого. То, как вы живете, и есть настоящая жизнь, "дорогая жизнь" (dear life). Но к лучшему ли, если ничего не происходит? На этот вопрос она не дает ответа, и в этом мудрость, поистине чеховская. Канада, и даже только одна канадская провинция Онтарио, не лучше и не хуже, чем все Соединенные Штаты Америки.
И тут нелишне сказать, как Манро приспособили в Голливуде. По ее рассказу "Медведь пришел из-за горы" был сделан фильм "Вдали от нее". В рассказе идет речь о том, как жена Гранта Андерсона по имени Фиона (в кино – немолодая, но все еще красивая Джули Кристи), страдающая старческой деменцией, постепенно перестает узнавать мужа и сближается с другим пациентом санатория, тоже слабоумным пожилым человеком. Потом этого человека жена забирает домой, и Фиона в страшном расстройстве. Герой посещает жену этого человека Мириан (Олимпия Дукакис) и предлагает ей за его счет вернуть в санаторий так полюбившегося Фионе мужа Мириан. Жена отказывается, но потом звонит Гранту, когда его нет дома, и оставляет сообщение с приглашением на какую-то местную вечеринку. Грант, слушая эту запись, начинает думать о том, что они в сущности еще далеко не старые люди, что эта женщина ему понравилась, и у них бы мог завязаться роман. На этом и заканчивается рассказ Манро, но в Голливуде, естественно, этих одиноких супругов сделали любовниками и заставили кувыркаться в постели с Грантом почтенную Олимпию Дукакис.
Вот этим и отличается искусство от коммерческих поделок: там, где искусство вычитает, коммерция прибавляет, не понимая, что минус может быть плюсом, а плюс минусом.
Впрочем, американцы тоже не лыком шиты: этот фильм получил в Америке шутовскую премию Гнилого помидора. Это, конечно, не Нобелевская премия, которую получила Элис Манро.
Сравнение Манро с Фолкнером уместно разве в том смысле, что для настоящей литературы совсем не обязательна сюжетная широта, широкие горизонты повествования. Но всякая настоящая литература глядит вглубь, а для этого не нужно выходить за пределы самого человека, ни отправлять его в кругосветное путешествие. Известно, что на молодого Льва Толстого повлиял французский писатель Ксавье де Местр, написавший сочинение "Путешествие вокруг моей комнаты". А грандиозный эпос Толстого потому и гениален, что он поверяет всесветные исторические события тем же человеческим сердцем, и "мир" для него важнее "войны". И что бы ни происходило в человеческой истории, для писателя обыкновенный человек всегда интересней какого-нибудь Наполеона.
Все же мне кажется, что Фолкнер не совсем подходящее сравнение для Элис Манро, и гораздо уместнее много раз проводившееся сравнение ее с Чеховым. Хотя бы по тому признаку, что она пишет рассказы, а не романы: малый формат как раз и позволяет углубить повествование. Как и Чехов, Манро работает с концентратами, а не с растворами. Влияние на нее Чехова огромно, она писатель чеховской школы, и тут совсем не важно, кто из них лучше.
Я прочитал последнюю из вышедших до сего дня книг Элис Манро – сборник рассказов "Настоящая жизнь" (Dear Life). Лучшие из них – те, в которых действие сведено к минимуму. И наоборот, если в центре рассказа помещено какое-нибудь громкое событие, воздействие рассказанного слабее. Эффекты, когда они случаются, надо приглушать, и Элис Манро знает это. Но лучше всего у нее получается, когда в рассказе чего-то ожидаемого не происходит.
Таков, например, рассказ "Гордость". По всем, так сказать, объективным показателям герои должны пожениться, они ведь и так живут чуть ли не всю жизнь вместе, как некие ближайшие родственники, но когда девушка (да уже не такая уж и девушка, далеко уже не молодая) делает шаг к этому, мужчина отказывается. Он считает себя неполноценным: у него заячья губа. И неясно, что двинуло девушку на этот шаг: то ли она действительно любит этого человека, то ли поняла, что на другое уже рассчитывать нельзя. И герою это тоже неясно. И читателю вместе с ними. Тонкость еще такая, что о любви разговора и нет, а весь сюжет построен на темах дома и городской квартиры. Рассказ называется "Гордость", но настоящая его тема – смирение: не надо менять судьбу, надо смириться перед ней. Это и есть, если хотите, гордость.
Возьмем еще один рассказ – "Поезд". В нем действительно есть нечто фолкнеровское по необычности сюжета, а подумать – так и платоновское, "Река Потудань". Страшно застенчивый молодой человек еще в школе подружился с девушкой, которая по всем статьям как бы лучше его. Перед уходом в армию, на войну (действие многих рассказов Манро относится к этому времени), он хочет девушкой овладеть, но терпит мужскую неудачу. И вот, возвращаясь с войны, из Европы, он на ближайшей к родному месту станции спрыгивает с поезда и уходит в противоположном направлении. Он встречает какую-то фермерскую сироту, бьющуюся с непосильным хозяйством, остается с ней, приводит хозяйство в порядок, опять же без поползновений к дальнейшему сближению, уходит и от нее, и через много уже лет, работая швейцаром в приличном доме, узнает ту давнюю школьную девушку в одной даме, осведомляющейся у хозяина дома о своей дочери, недавно сбежавшей из этого дома, не заплатив. Дама швейцара не видит, и он ей не признается.
Или замечательный рассказ "Покидая Мэверли" (Мэверли – название местечка): человек, у которого умирает жена, встречает в больнице женщину, которую, как он понимает, любил всю жизнь – и не догадывался об этом. Сделано это так: герой не может вспомнить имя этой другой женщины, когда она ему приносит соболезнования; и только расставшись с ней, вспоминает имя, и тогда понимает, что он давно, всю жизнь любил ее.
Приведу последний пример любимого приема Элис Манро, когда что-то произошло и читатель ждет эффекта этого происшедшего, а эффекта, последствий нет. Это рассказ "Корри". Корри – имя героини, богатой наследницы, девушки как-то неврастенически бойкой. Женатый человек делается ее любовником, совсем не думая уходить из семьи, да она его и не понуждает. Возникает угроза шантажа со стороны ее горничной, и Корри решает выдавать ей деньги на приличное житье, чтоб не возникала. Потом, через немало лет, эта горничная умирает, и Корри выясняет, что она в другом месте так же продолжала служить горничной, и воспоминания о покойнице у всех исключительно хорошие. Тогда Корри догадывается, что любовник, которому она поручила внешнюю финансовую сторону дела, эти деньги присваивал. И что же решает Корри? А ничего не решает. Все продолжается, как было. Только читатель задумывается: теперь, когда нужда тратить деньги на мнимую шантажистку отпала, уйдет ли от Корри любовник, извлекавший доход из их связи? И ощущение возникает – что нет, не уйдет, все будет идти, как шло. Это очень искусное построение.
Но это и философия самой Элис Манро: не надо ждать от жизни многого. То, как вы живете, и есть настоящая жизнь, "дорогая жизнь" (dear life). Но к лучшему ли, если ничего не происходит? На этот вопрос она не дает ответа, и в этом мудрость, поистине чеховская. Канада, и даже только одна канадская провинция Онтарио, не лучше и не хуже, чем все Соединенные Штаты Америки.
И тут нелишне сказать, как Манро приспособили в Голливуде. По ее рассказу "Медведь пришел из-за горы" был сделан фильм "Вдали от нее". В рассказе идет речь о том, как жена Гранта Андерсона по имени Фиона (в кино – немолодая, но все еще красивая Джули Кристи), страдающая старческой деменцией, постепенно перестает узнавать мужа и сближается с другим пациентом санатория, тоже слабоумным пожилым человеком. Потом этого человека жена забирает домой, и Фиона в страшном расстройстве. Герой посещает жену этого человека Мириан (Олимпия Дукакис) и предлагает ей за его счет вернуть в санаторий так полюбившегося Фионе мужа Мириан. Жена отказывается, но потом звонит Гранту, когда его нет дома, и оставляет сообщение с приглашением на какую-то местную вечеринку. Грант, слушая эту запись, начинает думать о том, что они в сущности еще далеко не старые люди, что эта женщина ему понравилась, и у них бы мог завязаться роман. На этом и заканчивается рассказ Манро, но в Голливуде, естественно, этих одиноких супругов сделали любовниками и заставили кувыркаться в постели с Грантом почтенную Олимпию Дукакис.
Вот этим и отличается искусство от коммерческих поделок: там, где искусство вычитает, коммерция прибавляет, не понимая, что минус может быть плюсом, а плюс минусом.
Впрочем, американцы тоже не лыком шиты: этот фильм получил в Америке шутовскую премию Гнилого помидора. Это, конечно, не Нобелевская премия, которую получила Элис Манро.
