Четверть века назад, в первый раз появившись на Радио Свобода в Мюнхене, я познакомился с сотрудником отдела новостей Григорием Даниловым – живым тогда еще наборщиком "Доктора Живаго". Видно было, что своими рассказами ветеран "холодной войны" давно уже наскучил журналистскому молодняку. И мне, новенькому, Григорий Миронович, пожалуй, обрадовался, поскольку я искренне хотел все знать об истории эмигрантского книгоиздательства. От Данилова я и получил начальные познания о выпуске пастернаковского романа как особо засекреченной операции. Засекреченной настолько, что весьма доверенной в то время фигуре – поэту и эссеисту Юрию Иваску – дали в 1958 году в Мюнхене прочесть наборные листы под клятву о неразглашении (каковую Иваск тут же и нарушил в одном из писем).
Двадцать лет спустя я рассказал всю эту историю в книге "Отмытый роман Пастернака: "Доктор Живаго" между КГБ и ЦРУ". Слово "отмытый" было ничуть не дерзким эпитетом (как показалось некоторым ревнителям пастернаковской памяти), а максимально точным описанием манипуляций, произведенных с рукописью романа. Все участники той истории, все вольные и невольные заговорщики хотели увести рукопись от преследователей – отмыть ее, как говорят на криминальном языке.
"Доктор Живаго". Обложка итальянского издания
А рукопись и впрямь была противозаконной – на всех уровнях и во всех странах. Передавая ее итальянскому издателю (пусть и коммунисту), Борис Пастернак нарушал негласное советское табу на контакты с иностранцами. Издатель Фельтринелли отказывался выполнять требование родной компартии, настаивавшей на возвращении манускрипта из Милана "московским товарищам". Британская разведка похищала пакет с романом из самолета, чтобы в спешке снять копию для коллег из Америки. Типографы под великим секретом набирали книгу в разных частях света и не подозревали, что готовый набор у них отберут и увезут печатать за тридевять земель. Агенты ЦРУ, курировавшие печатание "Живаго", сидели в Голландии и напряженно ждали дальнейших указаний из "центра", а книга, между тем, уже выходила у них за спиной. Практически всё было организовано так, чтобы пустить ищеек по ложному следу. Это и называется в преступном мире отмыванием.
Борис Пастернак, как видим, тут совершенно ни при чем: отмывал не он, да и отмывали не произведение, а бренную рукопись, десть бумаги. Борис Леонидович оставался в белых ризах.
Игра ЦРУ стоила свеч: на кону стояла Нобелевская премия, и рисковать было нельзя. В Нобелевском Уставе прямо не говорилось, что номинированное произведение непременно должно существовать (в печатном виде) на языке оригинала, но это подразумевалось всей культурной логикой. Разве могло быть иначе? И американская разведка не просто знала об этом обстоятельстве, но, как показывают рассекреченные документы, очень даже имела Нобелевскую премию на прицеле. Их задачей становилось обеспечение "юридической целостности": для вручения премии не должно быть никаких препятствий – и было решено срочно выпустить роман по-русски.
Не ЦРУ присудило Пастернаку премию, а сам Нобелевский комитет
Самым решительным образом хочу подчеркнуть: не ЦРУ присудило Пастернаку премию, а сам Нобелевский комитет. Но ЦРУ помогло стокгольмским академикам избавиться от последних юридических сомнений. Цена вопроса известна – десять тысяч долларов. Во столько обошлось американцам печатание романа в 600 страниц.
Об этом я написал в книге "Отмытый роман Пастернака" пять лет назад. В основании исследования лежали многие интервью, печатные и устные свидетельства современников, публикации биографов Пастернака, статьи в эмигрантской печати, архивы Гуверовского института, Оксфордского университета и ряда других учреждений, беседы с исследователями во Франции, Италии, Англии, Голландии, Швеции, Америке, Германии и России.
В моих руках были показания всей цепочки участников: курьера (Серджо д'Анджело), перевозившего рукопись на Запад, верного друга (Жаклин де Пруайяр), занимавшейся подготовкой машинописи к печати, упомянутого мюнхенского наборщика (Григория Данилова), агента голландской службы безопасности BVD (Йоопа ван дер Вилдена), который собственноручно отвозил листы с набором романа в типографию в Гааге, директора (Питера де Риддера) этой самой типографии, историка Владимира Толстого-Милославского, тайно раздававшего пастернаковский роман на брюссельской выставке ЭКСПО-58. Наконец, у меня был рассказ моего отца (Никиты Толстого), получившего этот роман на ЭКСПО-58 от самого Толстого-Милославского.
Не хватало мне только одного – документального подтверждения из ЦРУ о том, что американская разведка имела к этой истории прямое отношение. Я понимал, что такого подтверждения можно никогда и не дождаться, и решил на свой страх и риск выпустить книгу с тем, что есть. Да – гипотеза, да – я встречу недовольство кого-то из читателей, но уже собранный материал интересен сам по себе и будет вкладом в раскрытие истории первого русского издания.
Вероятно, надо пояснить, что в российском пастернаковедении сложилась устойчивая практика не писать о первом (голландском) издании – никак не писать, ни хорошего, ни плохого, ни за, ни против, а делать вид, будто не о чем тут говорить вовсе. Появилось голландское издание по-русски, и дело с концом. Не надо, товарищи, докапываться до деталей. Почему? Потому что связка "Пастернак – ЦРУ" считается губительной для судьбы писателя.
Операция по выпуску книги проводилась Отделом Советской России ЦРУ
А была ли эта связка? Вернее, была ли она двусторонней? Конечно, нет. Но на ней настаивал министр госбезопасности Владимир Семичастный и весь советский агитпроп. Не для того ли, говорили пастернаковеды, рухнула вся тоталитарная система, чтобы культура наконец-то высвободилась из-под идеологического спуда? А приходит какой-то Иван Толстой и настаивает на своей ненужной нам гипотезе. Как в известной шутке: у меня есть идея, и не мешай мне своими фактами.
Между тем, рано или поздно эту историю пришлось бы пристально разбирать. Но я и вообразить не мог, что это время наступит так скоро – всего через пять лет. Газета "Вашингтон пост" называет 17 июня днем выхода книги Питера Финна и Петры Куве. Как построено их исследование, мы узнаем через два месяца, но с некоторыми документами можно познакомиться уже сейчас. И они ясно показывают, что ЦРУ вникало в мельчайшие детали выхода русского издания на Западе.
В отчетах говорится и о тиражах, и о распространении, фигурирует точное число экземпляров, приводятся докладные записки сотрудников, пересказываются журнально-газетные отклики, формулируется тактика и стратегия использования пастернаковского романа в борьбе с коммунистическим колоссом.
Тезис профессора Лазаря Флейшмана о решающей роли русской эмиграции в издании романа по-русски и о пассивном участии ЦРУ ныне опровергается 130 рассекреченными документами.
Эти документы, сообщает "Вашингтон пост", "показывают, что операция по выпуску книги проводилась Отделом Советской России ЦРУ, контролировалась директором ЦРУ Алленом Даллесом и получала санкции от состоявшего при президенте Дуайте Эйзенхауэре Координационного совета по операциям (КСО), подотчетного Национальному Совету по Безопасности в Белом доме. КСО, наблюдавший за секретной деятельностью, предоставил ЦРУ исключительный контроль за "использованием" романа".
Согласно документам, в этом деле ни при каких обстоятельствах не должна была мелькнуть "рука американского правительства".
Когда вышел "Отмытый роман", Питер Финн, работавший в те годы московским корреспондентом "Вашингтон пост", попросил у меня два экземпляра моей книги. Собирался ли он заняться стереочтением? Чтобы разобраться в этом, мне, надеюсь, хватит и моноэкземпляра его труда.
