Приоритеты выстроились. "Охране и обороне подлежат" традиционные ценности, в частности, ЧК – НКВД – КГБ, лично товарищ Дзержинский и, конечно, СМЕРШ. Здесь же заградотряды – без них никуда. Пакт Молотова – Риббентропа как вершина отечественной дипломатии и пример высокой нравственности в международных отношениях. Катынь, в том смысле, что это опять не мы. И главное – отец наш, И.В. Сталин. Вот кто оказался вечно живой, а вовсе не Ленин. От намеков переходим к прямым действиям. В присутствии президента исполняется песня "Артиллеристы, Сталин дал приказ" – Астафьева на вас нет! В Петербурге, жителей которого он обрек на голод и немыслимые страдания, чиновник городского правительства торжественно проносит его портрет.
Мы обороняем свой порядок по всем азимутам. Мы отбиваемся от гомосексуалистов и бородатых женщин (раньше, кстати, их показывали на ярмарках и народ смотрел безо всякого ущерба для духовности – но то раньше). Мы собираем Русский мир и скоро молитвами Рогозина построим базу на Луне, чтобы грозить уже не только шведу. Мы вводим Чебурашку вместо интернета и Мединского вместо культуры.
И для всего этого принимаются законы – один другого блистательнее. Часть – откровенно людоедские, часть – просто смешные. Сначала запрещалось делать, теперь уже говорить.
Последний в этом ряду – закон об уголовной ответственности за реабилитацию нацизма. Это, не для того, чтобы не хвалили Гитлера, не ходили со свастикой и не кидали зиги. Ровно наоборот. Закон запрещает называть палачей палачами, геноцид геноцидом. Нет, про Германию пока можно, про СССР нельзя. Нельзя говорить о преступлениях НКВД и об ответственности Сталина за развязывание войны, о бессудных расстрелах и о народах-предателях. Все это теперь называется – цитирую – "распространением ложных сведений о действиях СССР в годы Второй мировой войны", и за это – до пяти лет.
Закон рассчитан на то, чтобы заткнуть рот тем, кто, как и я, считает товарища Сталина вурдалаком, а концлагеря – концлагерями, вне зависимости от того, какую форму носили и на каком языке говорили охранники. Но это не только защита той картинки прошлого, которую хотят внедрять Яровая и ее коллеги по Думе, – это атака на настоящее. Заткнуть рот предполагается как раз тем людям, которые не приемлют не только Сталина – с этим бы авторы закона, скрепя сердце, смирились, – но и тот перманентный идеологический и пропагандистский кошмар, в котором мы теперь живем.
Не могу не чувствовать личной ответственности за этот закон. Год назад я сравнил СС и СМЕРШ – тогда в Думе (и не только) началась истерика, и это один из ее результатов. А значит, я не могу ограничиться просто выражением своего отношения – я обязан что-то делать.
Так вот, мне не пришло в голову ничего, кроме как публично его нарушить, т.е. заявить ровно то, что теперь, после вступления закона в силу, заявлять запрещается. Я делаю это для того, чтобы органы возбудили уголовное дело – тогда будет открытый процесс. В приговоре я, разумеется, не сомневаюсь – виновен – но, по факту, это будет первый процесс над сталинскими практиками времен войны. Ну а если не возбудят – это будет признанием того, что и этот закон, и многие другие, принятые в последнее время, не более чем политический шантаж.
Итак, заявляю:
Карательные органы Сталина, в частности, НКВД и СМЕРШ НКВД, в годы Второй мировой войны (сознательно говорю только о том периоде, на который распространяется действие нового закона) совершали преступления, аналогичные тем, за которые решением Нюрнбергского трибунала были признаны преступными СС и гестапо. В частности, они осуществляли акты геноцида народов СССР, использовали пытки, без суда и следствия в массовом масштабе убивали и репрессировали невиновных. Исполнители этих преступлений не только не наказывались, но, наоборот, награждались. Следовательно, эти действия не могут считаться эксцессами войны, а ответственность за них должна быть возложена не только на самих палачей, но и на их командиров, вплоть до Верховного Главнокомандующего, а также на существовавшее в те годы в нашей стране государство в целом. Считаю, что по совокупности ими совершенного к вышеназванным структурам следует относиться как к преступным организациям.
Понятно, они скажут, что я отрицаю Победу, восхваляю Гитлера, очерняю бойцов НКВД, погибших на поле боя, и т.д. Любому нормальному человеку понятно, что ничего подобного в моих словах нет. А есть неприятие лицемерия и лжи, как в прошлом, так и сегодня.
Ход за ними.
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
Мы обороняем свой порядок по всем азимутам. Мы отбиваемся от гомосексуалистов и бородатых женщин (раньше, кстати, их показывали на ярмарках и народ смотрел безо всякого ущерба для духовности – но то раньше). Мы собираем Русский мир и скоро молитвами Рогозина построим базу на Луне, чтобы грозить уже не только шведу. Мы вводим Чебурашку вместо интернета и Мединского вместо культуры.
И для всего этого принимаются законы – один другого блистательнее. Часть – откровенно людоедские, часть – просто смешные. Сначала запрещалось делать, теперь уже говорить.
Закон запрещает называть палачей палачами, геноцид геноцидом. Нет, про Германию пока можно, про СССР нельзя
Закон рассчитан на то, чтобы заткнуть рот тем, кто, как и я, считает товарища Сталина вурдалаком, а концлагеря – концлагерями, вне зависимости от того, какую форму носили и на каком языке говорили охранники. Но это не только защита той картинки прошлого, которую хотят внедрять Яровая и ее коллеги по Думе, – это атака на настоящее. Заткнуть рот предполагается как раз тем людям, которые не приемлют не только Сталина – с этим бы авторы закона, скрепя сердце, смирились, – но и тот перманентный идеологический и пропагандистский кошмар, в котором мы теперь живем.
Не могу не чувствовать личной ответственности за этот закон. Год назад я сравнил СС и СМЕРШ – тогда в Думе (и не только) началась истерика, и это один из ее результатов. А значит, я не могу ограничиться просто выражением своего отношения – я обязан что-то делать.
Так вот, мне не пришло в голову ничего, кроме как публично его нарушить, т.е. заявить ровно то, что теперь, после вступления закона в силу, заявлять запрещается. Я делаю это для того, чтобы органы возбудили уголовное дело – тогда будет открытый процесс. В приговоре я, разумеется, не сомневаюсь – виновен – но, по факту, это будет первый процесс над сталинскими практиками времен войны. Ну а если не возбудят – это будет признанием того, что и этот закон, и многие другие, принятые в последнее время, не более чем политический шантаж.
Итак, заявляю:
Карательные органы Сталина, в частности, НКВД и СМЕРШ НКВД, в годы Второй мировой войны (сознательно говорю только о том периоде, на который распространяется действие нового закона) совершали преступления, аналогичные тем, за которые решением Нюрнбергского трибунала были признаны преступными СС и гестапо. В частности, они осуществляли акты геноцида народов СССР, использовали пытки, без суда и следствия в массовом масштабе убивали и репрессировали невиновных. Исполнители этих преступлений не только не наказывались, но, наоборот, награждались. Следовательно, эти действия не могут считаться эксцессами войны, а ответственность за них должна быть возложена не только на самих палачей, но и на их командиров, вплоть до Верховного Главнокомандующего, а также на существовавшее в те годы в нашей стране государство в целом. Считаю, что по совокупности ими совершенного к вышеназванным структурам следует относиться как к преступным организациям.
Понятно, они скажут, что я отрицаю Победу, восхваляю Гитлера, очерняю бойцов НКВД, погибших на поле боя, и т.д. Любому нормальному человеку понятно, что ничего подобного в моих словах нет. А есть неприятие лицемерия и лжи, как в прошлом, так и сегодня.
Ход за ними.
Леонид Гозман – президент Общероссийского общественного движения "Союз Правых Сил"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции