Новость о санкционированном свыше праздновании столетнего юбилея Александра Солженицына вызвала – самое мягкое, что можно сказать, – смешанные чувства. До юбилея еще четыре с половиной года; что же, все это время будут говорить о Солженицыне? Не много ли? Может стошнить, как говорится в рассказе Зощенко, на что следует известный ответ: ничего, мы привычные. Не на это ли и рассчитан нынешний идеологический ход: заболтать Солженицына, обкормить им привычного к агитпропу российского подданного?

В глубине этой столь знакомой ситуации – совсем уж иезуитский расчет: игра на глубоком безразличии, на каком-то уже чуть ли не генетическом безразличии россиян к собственной истории, фаталистическая готовность примириться с любым ее поворотом и с любой ее интерпретацией. Просматривается еще одна возможность: за эти четыре года фанфарного шума Солженицын превратится в героя анекдотов, вроде Василия Ивановича Чапаева, что и хорошо, что и надо, что и требовалось доказать. Установка на нейтрализацию неудобного свидетеля и хроникера не вполне корректной истории вполне может сработать. Есть давнишнее литературоведческое наблюдение: классиками называют авторов, чьи произведения утратили политическую актуальность и которых можно давать школьникам. Собственно, уже дают: "Архипелаг ГУЛаг" читается в старших классах. А давно известно, что нет лучшего средства убить литературное произведение, чем "проходить" его в школе.

При этом не избежать вопроса: а утратил ли в самом деле политическую актуальность Солженицын? Конечно нет, все старые герои на месте и меняться не хотят; следовательно, нужно изменить самого Солженицына. Все это описывает средства нейтрализации Солженицына, но тогда возникает другой вопрос: а есть ли возможности привлечь Солженицына на сторону нынешней власти и ее идеологического курса?

Курс вполне определился: некий "новый консерватизм", подчеркнутое морализаторство, апелляция к вечным ценностям, неприятие Запада. Недавно пытались подключить сюда даже яркого персоналиста и весьма левого Бердяева, ухватившись за устаревшее и им самим дезавуированное сочинение "Философия неравенства" – острая реакция на революционный хаос. Что в этом смысле можно попробовать найти у Солженицына?

Православная религиозность и церковность – несомненно, критическое отношение к современному Западу – лучше не придумаешь. Еще один важный момент: негативное отношение к революции и революционерам, вообще к либеральным общим местам, столь свойственным и нынешним "креаклам". Нетрудно догадаться, что в противовес этим "рассерженным горожанам" выдвинут (сомнительное в сущности) народничество Солженицына. Тут пойдет в ход Иван Денисович, который терпел и нам велел, Матрену также вспомнят безотказную и безропотную. Ивана Денисовича поставят рядом с Василием Теркиным: тот войну выносил, а этот лагерь, и оба ложатся на "архетип", предложенный еще Сталиным в победной речи 45-го года: нет другого такого терпеливого народа, как русский, другой нас давно бы прогнал, а русский – терпит и за нас сражается (а также кладет кирпичи на рабской работе).

В школьных программах Шухов и Матрена вытеснят "Архипелаг ГУЛАГ". Конечно, это суженный, искривленный Солженицын, но такой он сейчас власти нужен, уже сейчас, не дожидаясь еще четыре года. В ход пошел, так сказать, резерв главного командования, то есть последнее уже средство. Но перспектива Солженицына глубже, чем четыре года или сто лет. Солженицын останется и после столетия со дня смерти, не только рождения. Есть ли такая перспектива у нынешней власти?

Масштабы, во всяком случае, несоизмеримы. И наконец, юбилейщики забывают едва ли не главный урок, извлеченный Солженицыным из русской истории: революция – зло, но в ней всегда виновна власть, не проводящая назревших реформ. Что касается морали – не в смысле дидактического вывода, а как нравственной санкции, – то у власти уже есть вполне лояльный патриарх Кирилл Гундяев. А Солженицын – из другой оперы: это протопоп Аввакум.

Однажды еще при советской власти грамотные историки задумали отметить юбилей мятежного протопопа, автора знаменитого "Жития". Но выставлять его сан было неудобно – нарвешься на безусловный отказ. Тогда придумали: юбилей русского писателя А. Петрова (мирская фамилия Аввакума). Начальство одобрило, не зная, кто скрывается за этим усеченным именем. Так и нынешние вожди хотят затушевать Солженицына. На четыре года, может быть, и удастся, а что будет дальше – посмотрим. Впрочем, смотреть будем уже не мы.

Борис Парамонов – нью-йоркский писатель и публицист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода