В Санкт-Петербурге завершилась вторая конференция российской научной диаспоры "Точки роста российской науки". Как и четыре года назад, в ней приняли участие авторитетные российские ученые, работающие в России, а также те, кто добился успеха на Западе и имеет постоянные академические позиции за рубежом.

На конференции обсуждались не только обозначенные в названии "точки роста" – потенциальные направления развития российской науки, но и проблемы участия диаспоры в научной жизни России.

Проблемы

Большинство проблем, препятствующих нормальным научным контактам, как с представителями диаспоры, так и просто с иностранными учеными, известны и обсуждаются давно. В первую очередь, это система грантового финансирования с непрозрачными конкурсами, непонятной системой оценки результатов и необходимостью готовить многостраничные формальные отчеты. Сергей Каспаров, профессор молекулярной физиологии в университете Бристоля, считает, что как раз в этом отношении российские научные бюрократы могли бы воспользоваться опытом диаспоры: "Я не знаю, кто и как формулировал грантовые требования, разрабатывал систему, но как раз здесь нас, диаспору, и нужно было привлечь. Мы знаем, как устроены западные гранты, не надо изобретать велосипед, мы вполне могли бы помочь сформулировать и структуру гранта, и способы оценки результативности. Ведь сейчас вся страна сидит и пишет отчеты, они занимают сотни страниц, и я совершенно точно знаю, что никто их не читает. Если бы все это можно было бы взять и отменить, российские ученые работали бы не одиннадцать, а двенадцать месяцев в году", – сказал Каспаров.

Каспаров указывает на еще одно важное обстоятельство, вредящее международному сотрудничеству: "У нас есть проблемы с перемещением людей, препаратов, оборудования через границу. Эти барьеры в наше время никому не нужны. Если российская сторона в ком-то заинтересована, у приглашающего российского института или университета должна быть возможность создать "зеленый коридор", чтобы приглашаемому сразу дали визу на пять лет, чтобы он мог ездить спокойно. Если сотрудничество научных групп формализовано, должны легко решаться вопросы на таможне. Ведь сейчас привезти в Россию молекулярные препараты, с которыми мы работаем, практически невозможно".

У сохранивших российское гражданство ученых нет необходимости получать визу для поездки в Россию, зато по новому закону они должны в обязательном порядке уведомлять миграционную службу о своем втором гражданстве: "Пока этот закон не будет отменен, диаспора будет все больше и больше дистанцироваться от России, –уверен Максим Франк-Каменецкий, биомедик из Бостонского университета. – Все боятся, что будут и дальнейшие подобные шаги. Я приводил в своем выступлении пример с желтыми звездами для евреев при немецкой оккупации, и многим в диаспоре эта аналогия тоже пришла в голову. Человек, который живет на западе в комфортных условиях и хочет чем-то помочь родине, да хотя бы просто приехать на семинар или чтобы навестить родственников, почему-то должен подвергать себя опасности. Пока говорят о штрафах, но что будет дальше? Могут ведь и не выпустить – никто не знает, что они еще придумают".

Именно неопределенность будущего больше всего вредит и научным связям, и российской науке в принципе. Известный математик, лауреат высшей математической награды – Филдсовской медали – профессор университета Женевы Станислав Смирнов с 2010 года руководит математической лабораторией в Санкт-Петербургском государственном университете. Эта лаборатория – один из наиболее ярких примеров успешного привлечения представителя научной диаспоры к работе в российской науке. До недавнего времени проект финансировался в основном за счет так называемых мегагрантов министерства образования и науки, но теперь для лаборатории придется искать новое финансирование.

"Главное, чтобы молодые люди – те, которые хотят идти в науку, – видели постоянную долгосрочную перспективу, – уверен Смирнов. – Человек должен понимать, что, если он посвятит себя науке, он не только будет заниматься чем-то интересным, но и может рассчитывать на разумную – не обязательно астрономически большую – зарплату и нормальные условия работы. Такой долгосрочной перспективы пока нет, каждый должен сам для себя что-то устроить с помощью грантов. Например, наш мегагрант подходит к концу в конце декабря, последний год у нас уже не было финансирования из министерства, мы собирали его по другим источникам – через Российский научный фонд, через университет. Кроме того, нам серьезно помогла компания "Газпром нефть". Что будет в следующем году, непонятно. Хотелось бы иметь долгосрочное финансирование, а пока приходится тратить значительную часть времени на то, чтобы оно появилось".

Истории успеха

Впрочем, Станислав Смирнов считает собственный опыт создания лаборатории в России удачным: “Мне кажется, деятельность нашей лаборатории значительно увеличила математическую активность в Петербурге и открыла новые перспективы для молодежи. Конечно, есть много положительного, мы, математики в СПбГУ, смотрим в будущее с оптимизмом. С этого года мы будем перестраивать студенческое образование, делать по-новому бакалавриат, переписывать программу, делать ее более современной. Особое внимание уделим тому, чтобы набрать хороших студентов из регионов".

Еще один состоявшийся на западе ученый, запустивший с помощью системы мегагрантов проект в России, – профессор Ратгеровского университета биолог Константин Северинов. Северинов создал лабораторию в Политехническом университете в Петербурге и ведет несколько других проектов в России, в частности в Сколтехе. "Мне кажется, мои проекты в России идут менее эффективно, чем в Америке, и стоят больше, – сказал Северинов. – Но в научном смысле они мне более интересны, у меня с ними связано больше надежд. Только мое существование в России позволяет мне на кораблях плавать в Антарктиду, летать на вертолетах в Камчатке и собирать бактерии в высоких или низких температурах и изучать их".

Рефлексия диаспоры

Сложно сказать, сможет ли работа конференции этого года способствовать расширению во многом успешного опыта лабораторий Северинова и Смирнова.

"Эта конференция – не столько место встречи российских ученых с диаспорой, сколько форум для диаспоры и про диаспору. Здесь диаспора пытается сама себя найти и понять, зачем она нужна для России, – считает Северинов. – При этом вопрос, что делать для России, практически не прозвучал. Я в последнюю очередь государственник, но плохо, что в основном обсуждались вопросы – что делать в России, что делать с Россией, но не что делать для России. В России сейчас есть масса возможностей, интересных диаспоре, другое дело, насколько эти возможности оказывают влияние на общероссийский ландшафт науки, а это как раз то, что хотелось бы сделать. Ведь мы как диаспора считаем, что облечены каким-то специальным знанием, которое мы приобрели на Западе, которое может помочь сделать здесь что-то по-другому".

Сергей Каспаров уверен, что возвращение в страну добившихся успеха на Западе ученых вообще лишено смысла: "Люди, которые там состоялись и чего-то стоят, в действительности никуда не поедут, они будут, может быть, приезжать в Россию только на короткое время или вообще будут создавать чистую видимость. У них на Западе свои лаборатории, как можно уехать на четыре года, оставив активную лабораторию? А если у тебя там нет активной лаборатории – зачем ты тут нужен? Я предлагаю полностью перенести акцент на поддержку молодых людей, которые мобильны, которым на Западе тоже непросто найти себе работу. И вот эти амбициозные, полные идей и ни к чему не привязанные люди могут перемещаться, причем не надо бояться движения в обе стороны. Вы думаете, из Англии не уезжают молодые ученые? Очень многие уезжают. Молодые люди – как раз те, кого нужно пытаться привлечь в Россию".

Математик, главный научный сотрудник Петербургского отделения Математического института РАН и ведущий научный сотрудник Института проблем передачи информации РАН Анатолий Вершик, входивший в оргкомитет первой конференции научной диаспоры в 2010 году, заметил, что нынешняя сессия прошла в другом историческом контексте: "Тогда была другая историческая эпоха. Многие наши люди среднего поколения получили известность, заняли хорошие позиции и хотели взаимодействовать с нашими учеными. Мы хотели собрать их и обсудить, как это взаимодействие могло бы быть устроено. Я не уверен, что сама по себе конференция что-то особенное значит. Это контакт. Первая конференция собрала очень хороших людей, и в этом очевидное ее отличие по сравнению с нынешней. Тогда было больше драйва, мы больше ругались. Сейчас поводов было больше, а ругани, как ни странно, меньше".

Поляризация

Тем не менее, без споров и на этот раз не обошлось, и связаны они были зачастую именно с политической ситуацией. Оказалось, что не только российская научная общественность, но и диаспора серьезно разделилась по политическим симпатиям. "У нас есть разделение на славянофилов и западников, в лучших традициях XIX века", – заметил Константин Северинов.

"Если по поводу закона о втором гражданстве все единодушны, то по поводу украинских событий диаспора – так же, как и научная общественность в самой России, – поляризовалась, может быть, в другом процентном отношении, – сказал Франк-Каменецкий. Я встречал позицию пропутинскую, пророссийскую, но встречал и резко отрицательную в отношении того, что Путин и его режим делают на Украине. Сам я придерживаюсь именно такой, резко отрицательной позиции".

Андрей Старинец, преподающий теоретическую физику в Оксфордском университете, во время своего выступления продемонстрировал слайд с портретом и цитатой Сталина. Некоторые участники заседания покинули зал. Один из них, биоинформатик, член Общественного совета при министерстве образования и науки Михаил Гельфанд, так прокомментировал этот эпизод: "Совершенно удивительным и психологически необъяснимым для меня образом в научной диаспоре есть не просто люди, с которыми я политически не согласен – это как раз естественно, – но есть люди, которые не стесняются цитировать Сталина в качестве примера".

Впрочем, далеко не все участники конференции были готовы обсуждать политические вопросы. Распространенная точка зрения – ученые не должны касаться политики, лучше заняться решением конкретных научных задач. Ее придерживается, например, Сергей Каспаров: "Чем пытаться достичь каких-то тектонических сдвигов в мироздании, нам нужно сконцентрироваться на достижимых целях и попытаться достичь их как можно скорее с помощью коллективного нажима. В России, конечно, много проблем, и все их сразу решить не удастся".

Однако многие из тех, кто продолжает работать в России, считают, что ученые больше не могут себе позволить не обращать внимания на происходящие в стране процессы.

"Наивно думать, что можно построить идеальную науку с полностью справедливыми конкурсами, свободную от коррупции, свободную от административного давления, в том общественно-политическом контексте, который у нас есть, – сказал Михаил Гельфанд. – Есть такая точка зрения, довольно распространенная, – давайте понемножку улучшать то, что можем, а на остальное не обращать внимания. Вообще-то я сам большой сторонник этой точки зрения. Когда я некоторое время назад занимался политикой (Михаил Гельфанд входил в Координационный совет оппозиции. – РС), я как раз был ее проводником: не надо призывать к революции, давайте призывать к чему-то реальному типа улучшения судебной системы. По-моему, жизнь доказала, что я был неправ".

С ним согласен и Анатолий Вершик: “Сейчас все взбудоражены политикой, скрыться от нее в уголок может только человек, который привык жить, заткнув уши, и смотреть только на то, что происходит в метре от него. Мы пережили эпоху надежд – это относилось и к отношению к диаспоре. Первая конференция пришлась на закат этой эпохи, а нынешняя проходит во время, когда почти никаких надежд не осталось. Во всяком случае, кто-то должен меня убедить, что они еще есть".

Над текстом резолюции конференции будет работать рабочая группа, в которую вошли Олег Хархордин, Константин Северинов, Анатолий Вершик и Сергей Ландо.