Каталонский сепаратизм на руку заезжему чужеземцу. Каталонцы прикидываются чуть ли не французами, лишь бы не прослыть испанцами. Благодаря этому местное шампанское и коньяк почти не уступают французским. С бокалом каталонской "кавы" – так здесь называют шампанское – я стою на балконе, откуда видна вся Барселона, включая осколок моря. Поляки "кавой" называют кофе. Можно сойтись на компромиссе: шампанское – это белый кофе. Из-за хронической астмы Барселона из котлована тянется ввысь, карабкается на крыши. С моего балкона на ближних и дальних крышах видны фонтаны, темные аллеи, баскетбольные площадки. Если включить воображение, то можно услышать плеск, шепот, хрип.
За "кавой" я спустился в винную лавку и там вспомнил свое библиотечное детство. Как я просиживал каникулы в читалках. Как радостно вставал навстречу хмурым июльским утрам в курортном прибалтийском поселке, потому что мог честно дневать в тамошней избе-читальне. Она была сколочена из бревен, и запах леса будоражил корочки, корешки, обрезы. В своем городе я завороженно ходил по треугольнику: районная, городская и областная библиотека. Рыженькая библиотекарша Луиза из районной никак не выходила замуж, потому что мне было только девять лет. Маргарита Львовна из областной не бросала мужа по той же причине. В барселонской винной лавке я поймал себя на том же чувстве счастья. Винные бутылки можно читать. У них есть названия, есть год издания, они стоят на полках. Среди них есть любимые и никакие. Любимые можно снять с полки, почитать, унести с собой. По дороге трепетать, случайно касаясь любимой коленом. Все-таки несправедливо, что о книгах говорят "пожирать", а не "выпивать". Читать "запоем" куда слабей из-за плоского глагола. Вообще, Бог языка более милостив к глаголам жевательным, чем питейным. Съесть, сожрать кого-то с потрохами можно, а опорожнить, выпить кого-то до донышка нельзя. А ведь так порой хочется. Поедать кого-то или себя поедом – всегда пожалуйста, а проглотить кого-то залпом – черта с два. Правда, позволено пить чью-то кровь, но разве это размах? Разве ее одним духом выпьешь? Когда человек голодает в силу обстоятельств или по собственной воле, то он себя подъедает, тихо живет старыми запасами.
Бродя между винными лавками Барселоны, я сочиняю, чтобы обжить, заселить свое одиночество. Снимая с полки увлекательную бутылку, я вижу веснушки Луизы и синий, на янтарных пуговицах халат Маргариты Львовны. Неужели только я морю себя голодом одиночества, чтобы сочинять? Какая незавидная участь: стоять наедине с бокалом каталонского шампанского вровень с крышами Барселоны...
