Не все детские недоумения разрешаются с годами. Одно из них – "Кавказ", поэма Тараса Шевченко. Это – ряд сильных, сразу запоминающихся крылатых выражений. Собственно, вся поэма – почти сплошное крылатое выражение, сильное и захватывающе красивое.
У нас же й світа, як на те –
Одна Сибір неісходима!
А тюрм, а люду!.. Що й лічить!
Од молдаванина до фінна
На всіх язиках все мовчить,
Бо благоденствує!
Если бы от словесных ударов могли рушиться империи, с Российской это произошло бы еще тогда, в 1846 году.
Сносит голову одна особенность поэмы. Вещь представляет собою язвительнейшее проклятие империи. В ней есть прямое обращение к сопротивляющимся кавказцам: "Борітеся – поборете, / Вам Бог помагає! / За вас правда, за вас слава / І воля святая!", но посвящена она не кому иному, как солдату империи. Солдату – в общем смысле, а конкретно – офицеру, другу автора. О его гибели за нее, империю, скорбит, из-за нее ударяется в жестокий антиимперский сарказм безоглядный Тарас.
Весь строй, дух, слог поэмы, каждая запятая в ней должны вызывать ненависть к имперству, к его носителям, к тем, в первую очередь, кто проливает кровь непокорных народов. Яков де Бальмен – граф, помещик. Он точь-в-точь из тех панов, на чью голову поэт призывал хорошенько отточенный топор "рабов немых". (Варнак, герой одноименной поэмы: "Я різав все, що паном звалось".) Граф – офицер царского войска, генеральский адъютант, погибший на Кавказе непосредственно в деле. Тогда еще не гибли под бомбами – убит был чеченским штыком или пулей. Стало быть, и сам резал, стрелял. Как тот же Лермонтов, 25-летний поручик: резались, сообщает в письме, весь день, река, протекавшая полем боя, к вечеру была красная. Вот какие персонажи были среди друзей Тараса Шевченко, вот кого надрывно оплакивает бывший крепостной.
Граф не был в восторге от царизма, осуждал его имперскую политику, кавказскую войну. В тайную полицию попала его карикатура на царя и генералов-хвастунов: "Сотое и последнее покорение Кавказа. Большой спектакль перед походом генералов". Он имел отношение к созданию "Книги бытия украинского народа" – настольной книги Кирилло-Мефодиевского братства. Не простой был граф – бунтарь. Почему же он поперся на эту войну? – давно готов вопрос у современного читателя. Не мог, что ли, уклониться? Где следует подмазать, притвориться хворым (да хоть чокнутым!), подключить петербургские связи… Почему Шевченко не посылает ему на тот свет этого вопроса? Дружба дружбой, но речь-то идет об участии в истреблении массы ни в чем не повинных людей. Вместо того, чтобы проявить революционно-демократическую принципиальность, поэт сбивается на самое настоящее причитание:
І тебе загнали, мій друже єдиний,
Мій Якове добрий! Не за Україну,
А за її ката довелось пролить
Кров добру, не чорну. Довелось запить
З московської чаші московську отруту!
Довелось пролить. Что значит "довелось"? То и значит. На кону была дворянская честь. Сказали бы, что трус. Думается, Шевченко первый бы сказал, и одним другом у него стало бы меньше.
Есть ли иной ответ на современное недоумение? Не знаю, да и нужен ли? Шевченко не сочинял своих чувств и оценок – он их выражал, как и дано поэту. Чувствовал ненависть к царизму – передавал ее. Хотелось ему плакать при мысли о погибшем друге – плакал. Он не был фанатиком, не был ни нац-, ни демшизой.
Тело убитого не было найдено. На месте гибели валялась сумка, а в ней был альбом с его рисунками. Он иллюстрировал стихи друга.
