"Привет. Мог бы ты погуглить некоего Γιούρι Tσaika на предмет слухов о наличии у него в собственности гостиницы где-то в Χαλκιδική? Собственно, погуглить я и сам погулил, но разбирать результаты при моем практически нулевом греческом – нерационально... Если получится, то это будет дико круто".

Это письмо, судя по скриншоту, физик и активист Андрей Заякин написал 23 сентября 2014 года филологу Ивану Бабицкому.

В результате, получилось, действительно, довольно круто.

Спустя год с небольшим, 1 декабря 2015 года, Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального опубликовал расследование о бизнесе сыновей Юрия Чайки, генерального прокурора России, в котором рассказывалось о преступных схемах, рейдерских захватах, связях с криминальным миром и владении зарубежной недвижимостью.

"Это заказ, выполненный явно не на деньги исполнителей. Большие деньги! – заявил в ответ генпрокурор. – Изложенные сведения носят заведомо лживый характер и не имеют под собой никакой почвы". (И теперь Юрию Чайке придется отвечать по иску ФБК о защите чести и достоинства. А тем временем певец и депутат Госдумы Иосиф Кобзон начал говорить о расследовании изложенных ФБК сведений.)

Навальный прокомментировал обвинения в "заказе", обращаясь к читателям своего блога: "Заказчик существует и это вы. Те люди, которые ненавидят коррупцию и поддерживают наш Фонд. На эти деньги мы вели расследование, на эти деньги снимали фильм, на эти деньги делали лонгрид".

Об этом написал в "Фейсбуке" и Иван Бабицкий:

"Это – запоздалый ответ некоторым либеральным френдам и нефрендам, с тоскливой регулярностью высказывающимся в том духе, что прикормленному Навальному сливают материалы для разоблачений чуть ли не из Кремля (или, как минимум, из "структур"). Обратите внимание на даты. 23 сентября 2014 года всё, чем располагает Andrew V. Zayakin – который, в отличие от меня, был участником расследования (и который, кстати, будучи изобретателем "пехтинга", тем не менее никогда не был аффилирован с ФБК и изначально сотрудничал с Навальным на добровольно-коалиционных началах) – это некие слухи о неизвестном отеле на Халкидике. Законченное расследование публикуется 1 декабря 2015 года. Честно говоря, хотелось бы, чтобы кто-нибудь из высших сфер действительно сливал ценную информацию силам добра, тогда занятым людям не пришлось бы копаться во всём этом больше года".

Здесь же и были приведены скриншоты переписки между Бабицким и Заякиным, с которой начинается эта статья:

Андрей Заякин, в новогреческом которого при столь драматических обстоятельствах были обнаружены прискорбные пробелы, ищет не только зарубежную недвижимость, но и заимствования в диссертациях российских чиновников: он один из наиболее активных участников сообщества "Диссернет", борющегося с незаслуженными учеными степенями.

Кроме того, он занимается политической деятельностью: в составе Демократической коалиции он пошел этой осенью на региональные выборы.

О расследованиях, диссертациях и публичной политике мы и побеседовали с Андреем Заякиным. Касаясь истории с Чайкой, он говорит, что, в отличие от большинства других расследований по Европе, в этом расследовании он ключевой роли не играл:

– Я помогал в разборе документов по Греции, помог все уточнить и классифицировать и заодно привлек к этому моего коллегу по "Диссернету" Ивана Бабицкого, специалиста по классической филологии (на этой почве он знает и новогреческий язык). Вместе с ним мы сидели и разбирали новогреческие документы. Попутно я узнал прекрасный факт, что президент компании по-гречески будет "проедрос" – когда Чайка или еще кто-то фигурировал как "проедрос", мне было дико смешно. Несколько большую роль я сыграл в обнаружении швейцарских активов. Насколько я помню, я вытащил дом Лисуренко (Богдан Лисуренко, украинец, фигурировавший в "швейцарском эпизоде" расследования ФБК деятельности сына российского генпрокурора Артема Чайки. – РС). Все это было где-то более года назад. Что меня более всего удивляет в этом расследовании – это то, что информация не утекла. Меня всегда жутко раздражало, что я делаю какое-то красивое расследование, а потом оно утекает. Так было с расследованием по Турчаку (о недвижимости псковского губернатора Андрея Турчака в Ницце. – РС). Была совершенно эксклюзивная информация. Но мы имели неосторожность ее обсуждать вслух, и прослушка, которой нашпигован сверху донизу офис Навального, все это донесла куда нужно. И на следующий день, то есть еще до выхода расследования, Турчак успел задекларировать свою виллу.

​– Как это работает? Вы пролистываете все подряд в поисках знакомых русских имен? Или наводка существует?

– Это в значительной мере просто умение хорошо гуглить. А в качестве наводок используются открытые источники. История с гостиницей (совладельцем которой, согласно расследованию, оказался сын Юрия Чайки. – РС) началась с прямой, совершенно никем не скрытой информации. Просто она была в греческих источниках на греческом языке – о том, что Артем Чайка открыл эту великолепную гостиницу с шиком и помпой. Есть особо любимые жуликами юрисдикции, потому что там тепло, хорошо и не особенно злая полиция. В США, допустим, во Флориде или в Калифорнии, тепло и хорошо, но там довольно злая полиция, и можно загреметь надолго, потому что там принимаются очень серьезные меры по борьбе с коррупцией. А вот Южная Европа, Средиземноморье в этом плане поприятнее, потому что там, по крайней мере, до недавнего времени не было столь жестких мер по борьбе с отмыванием денег. И поэтому русские жулики там чувствуют себя гораздо более вольготно. Это Греция, Кипр. Кипр – это совершенный рай для русских людей с деньгами. Это Испания, это юг Франции, и это Черногория для всяких нищебродских жуликов, которые наворовали недостаточно. В этих юрисдикциях обычно и ищем. Потому что, очевидно, русский человек не будет вкладывать деньги в недвижимость в Исландии, в Норвегии. У нас и так достаточно на родине холодных мест, где много льда и снега. Нормальному русскому человеку хочется для разнообразия купить что-то на югах. Вот они там и образовываются. В качестве разнообразия некоторые покупают что-то в горах, допустим, в Швейцарии. Заметим, что можно купить и в Австрии, и это создает для нас огромные проблемы. Потому что Австрия – страна с очень закрытыми реестрами, в отличие от Швейцарии, где все практически на виду, по крайней мере, в большинстве кантонов, с которыми мы работаем.

Если есть какой-то персонаж, про которого имеются небезосновательные предположения, что у него что-то есть за границей, его нужно проверять по классическим юрисдикциям – это Испания, это Италия. Сложнее с Францией, потому что во Франции нет единого национального реестра. И поэтому нужно иметь очень точную наводку на то, где персонаж свил себе во Франции гнездо. В Швейцарии достаточно знать только кантон, где он живет. В большинстве случаев можно отыскать по фамилии. В Греции хуже всего. В Греции нет нормального реестра. При этом довольно часто в качестве правоустанавливающих документов на недвижимость используются хартии византийских басилевсов, которые некоторые ушлые греки (особенно в этом преуспели монахи некоторых монастырей) умудряются подделывать. А ведь это документы, дающие собственность на куски земли на основании каких-то указов басилевсов или турецких султанов. В Греции все реестры недвижимости хранятся не в электронном виде, а в бумажных картотеках. И в каждом муниципалитете сидит человек под названием "ипотекофилакс". И вот он хранит эту самую ипотеку, то есть реестр прав на недвижимое имущество. Греки уже много лет пытаются сделать что-то вразумительное. Вбухали кучу денег, но нормальный реестр не создали.

Но что помогло нам в поиске "недвижки" в Греции господ Чаек и госпожи Лопатиной (по данным расследования, совладелицы, вместе с Артемом Чайкой, гостиницы в Греции, бывшей супруги заместителя генерального прокурора России. – РС) – это то, что в Греции довольно часто безо всякой оглядки на всякие глупости типа охраны персональных данных, документы частных лиц о получении разрешения на строительство выкладываются на государственных серверах. Представьте себе, была запрошена мэрия города о разрешении построить дом, снести забор или сделать любые другие улучшения в своей недвижимости, и, хотя нет общедоступного реестра, вы можете найти иногда такие документы на строительство. Помимо всего прочего иногда помогает такая вещь, как геотеги. Разные наивные люди выкладывают в сети фотографии и даже не думают, что их айфон записывает местоположение съемки. Поэтому, если вы знаете из конторы, которая дает разрешение на строительство, о каком участке идет речь, то вы можете провести поиск по геотегам в социальных сетях или Гугле и найти фотографии, сделанные самим застройщиком или самим владельцем или его родственниками. Дальше начинает эта цепочка раскручиваться.

​– Навальный был обвинен в том, что он работает по заказу. Навальный говорит, что это полная ерунда. И тут вы вспоминаете, что вы начали заниматься этим в прошлом году. Вы отвечаете на эти обвинения?

– Мне кажется, что смысл Ивана Бабицкого как раз и был в том, что не нужно искать заговор там, где нет никакого заговора, а где есть обычная человеческая любознательность, на которой построены журналистские расследования, на которой построен проект "Диссернет". Собственно, эта переписка прекрасно иллюстрирует то, как мы работаем. Мы постоянно находимся в рабочем обсуждении различных кусочков, из которых складывается картинка современной российской коррупции. Один из этих кусочков вы увидели. Я вас уверяю, что мы обсуждали разные греческие документы с тем же Иваном Бабицким десятки раз в контексте других расследований, которые вел либо я лично, либо я с кем-то из ФБК, либо с кем-то из "Новой газеты". Это такой нормальный рабочий момент: "А что мы еще погуглим? А с какими ограничениями мы будем гуглить?" Потому что если вы погуглите "Чайка" кириллицей, вы ничего не найдете. Вы потонете в море ссылок на птичек и на пьесу Чехова. Если вы погуглите латиницей, то вы тоже ничего не найдете. Нужно было догадаться гуглить с ограничением на греческие сайты и в такой очень странной транскрипции. Все! Это показывает, что ничего, кроме Гугла, в современном мире не нужно для того, чтобы извлекать иногда фантастические доказательства тех ужасных вещей, которые совершает российский режим.

​– Получается, что российский чиновник, который на Западе покупает недвижимость, в принципе вычисляем.

– Неправильное утверждение, потому что есть такие юрисдикции (Германия и Австрия), которые напринимали идиотских законов о защите персональных данных, из-за которых ни один расследователь ничего не может сделать. В этих странах необходимо всякий раз, когда вы пытаетесь получить информацию, даже не при поиске по фамилии владельца недвижимости, а просто когда вы "пробиваете" недвижимость по адресу, вам нужно демонстрировать наличие у вас законного интереса. И этот интерес строго ограничен и должен быть подтвержден. Например, тот, чью недвижимость вы рассматриваете, является вашим должником, является фигурантом дела в суде, где фигурируете вы, или у вас должны быть другие юридически значимые основания для изучения этого человека. Сказать, что вы просто гражданский активист, вы не можете. Поэтому я советую всем ворам, жуликам, другим антиобщественным элементам, которые украли деньги в России, не вкладывать их во Францию, Италию и Испанию, там я их найду, а вкладывать их в Германию и Австрию. Там мы их не найдем.

​– Вы не знали новогреческого языка, обращались за помощью. Это значит, что вам нужны языковые специалисты.

– Нет, потому что итальянский, испанский, французский, английский, немецкий я разбираю в той или иной степени. Греческий, конечно, это исключение. Какой-нибудь албанский мне тоже не попадался. Но, по счастью, в Албании никто ничего не покупает. Но в целом – да. Все такие расследовательские проекты в значительной мере держатся на неравнодушных людях. Допустим, сейчас одному "диссернетовскому" расследованию срочно понадобился один журнал десятилетней давности из немецкой библиотеки. В России достать его нет никакой возможности. Я тут же звоню товарищу, который мне его заказывает, и завтра он его уже прочтет и, возможно, найдет там подтверждение одного совершенно феерического и фантастического даже не факта плагиата, а факта подлога статьи, якобы напечатанной, а на самом деле никогда не печатавшейся. Все это работает как сеть. Что у ФБК, что у "Диссернета" очень много людей во всем мире, которые тратят свое время на то, чтобы сделать Россию лучше, чтобы ускорить приход той новой России, которую мы все ожидали.

​– Вы неоднократно говорили о "Диссернете". За только что опубликованным расследованием по поводу заимствований в диссертации спикера Госдумы Сергея Нарышкина стоите вы, насколько я понимаю.

– Это не совсем верное утверждение. В отличие от многих других экспертиз, которые просты и делаются быстро, Нарышкин сложен, нетривиален и делался достаточно долго. Мы начали заниматься Нарышкиным в 2013 году, к сожалению, чуть позже начали, чем могли бы лишить его степени. Потому что срок давности истек в мае 2013 года, а мы начали заниматься им в июне или июле. Мы чуть-чуть не успели. В противном случае, мы могли бы устроить из этого, конечно, такое же феерическое шоу, как с бывшим председателем Мосгордумы Владимиром Платоновым или с депутатом Госдумы Ришатом Абубакировым. Первоначальной раскраской "таблички" ("табличка" – формат "диссернетовских" расследований. – РС) занимались в течение более чем двух лет разные участники нашего сообщества. В связи с общественной важностью данного персонажа, естественно, он подвергался многократным проверкам, и ему было уделено очень много внимания. В частности, была построена полная таблица комментариев к его докторской диссертации, были разобраны поочередно все ссылки на третьи источники в тексте. И было доказано, что ссылки эти не делают заимствование корректными, потому что они заимствованы вместе с огромными кусками чужого текста.

– Вы неоднократно упоминаете "табличку". Человек, который видит в социальной сети объявление о том, что "Диссернет" раскопал что-то про диссертацию Нарышкина, идет и видит эту табличку с разными цветами, огромное количество цифр, клеточек. Он ничего не понимает и уходит, поняв, что расследование вроде есть, но в чем его суть, совершенно неясно. Вы кому это адресуете? Это для научного сообщества и для широкой публики?

– А что бы вы хотели видеть, чтобы вам казалось, что вы поняли, что произошло?

​– Первое, что напрашивается, что-то вроде тизера, текст Нарышкина, какой-нибудь кусочек, и рядом первоисточник, откуда он взят без правильного цитирования.

– Совершенно верно. А вы пробовали нажимать на раскрашенные гиперссылки нашей таблицы?

– Пробовал.

– За ним и есть текст. Если мы дадим текст в линейном виде, то это будет текст на 300 страниц в длину. Как вы думаете, больше или меньше людей отскочат, увидев 300-страничную простыню – на десятки метров, если представить себе, что вы распечатали и выложили странички на полу. Я, кстати, периодически делаю такие вещи, перегоняю наши таблицы из табличного представления в линейные. Это делается для того, чтобы на диссертационных советах иметь возможность развернуть плагиат данного автора, как Тору в синагоге, и показать все странички разом. Получаются свитки в несколько десятков метров. Я такое проделывал, когда мы ходили на заседание по Платонову. Я принес, по-моему, 7 свитков по 10 метров каждый. И это гораздо менее удобная форма подачи материала, чем табличка, в которой в компактной форме даны ссылки на все 400 страниц диссертации. И пройдя по каждой из ссылок, вы видите, что списано на этой странице. Предлагаю вам побыть нашим волонтером и побыть ровно теми рабочими руками, которых нам не хватает, чтобы прописывать перед ними те самые броские фразы и цитаты. Это все очень правильно, но количество наших рабочих рук ограничено. Мы предпочитаем тратиться не на форму, а на содержание. Вот мы привели общественности полную доказательную базу по диссертации Нарышкина. Она замечательна тем, что ее невозможно опровергнуть, и каждый может ее проверить. Каждый может пройти по всем этим страницам, сличить страницы с соответствующими источниками и убедиться в том, что мы правы. Это для нас самое главное.

​– Кому интересно то, что Нарышкин или миллион других чиновников, которым зачем-то нужно быть кандидатами или докторами наук, могли заимствовать чьи-то тексты, когда они готовили эти свои диссертации?

– Это интересно не только узкому кругу волонтеров ФБК, журналистов, ведущих расследования, и даже не чуть более широкому кругу активных граждан, участвующих в политически-общественной жизни, участвующих в протестах. Очень важно, чтобы информация о том, что наши высшие чиновники – лжецы, доходила до каждого из граждан России. Это важно в общественной части деятельности "Диссернета". Да, у него есть некоторая внутринаучная, внутриакадемическая применимость, когда мы говорим, что в таком-то и таком-то университете в таком-то и таком-то диссертационном совете делаются плохие работы. А лучше сказать уж совсем честно, происходит торговля диссертациями для чиновников высокого, среднего, а иногда и мелкого уровня. Но это наш внутриакадемический вопрос, который интересен десяткам тысяч университетских преподавателей, профессоров, студентов, которые решают, стоит ли идти в ту или иную аспирантуру или не стоит. Но есть вопрос, который затрагивает десятки миллионов россиян. Вопрос о том, можно ли доверять людям, которым доверены высочайшие посты в государстве? Заметим, что Нарышкин, занимающий в нашей государственной иерархии 4-е место после президента, премьера, председателя Совета Федерации, позволил себе обмануть, по крайней мере, 20 человек, которые слушали его защиту, а вместе с ними и всех нас, расписавшись на титульном листе своей диссертации, чем он фактически ложно засвидетельствовал, что этот текст написан им. А он им не написан. И это здесь важнее всего с точки зрения общественной применимости наших работ.

​– Я подозреваю, что даже если завтра по Первому каналу будет сообщено, что Нарышкин невозможно много заимствовал в своей диссертации, ничего не произойдет. Более того, возьмем расследование по поводу Чайки. Для Навального и его команды борьба с коррупцией – это стратегия. Но в России и так все знают, что воруют. Ну да, воруют, и никто не возмущается этим. Как вы оцениваете воздействие на общество ваших расследований?

– Step by step one goes far ("Тише едешь – дальше будешь". – РС). И это, я думаю, единственное, что мы можем в данном случае предложить. Да, от одного заявления о том, что такой-то и такой-то украл, смотрите – вот документы, ничего не меняется. Поэтому долбить, долбить и еще раз долбить общественному мнению, бить во все колокола, пока тот, кто что-то украл, не посчитает за благо либо встать на колени и раскаяться и все вернуть, либо сесть в тюрьму, либо с позором бежать из страны. Пока не будет достигнут конкретный результат. Мы этих результатов достигали в определенном ряде случаев. Например, когда Владимир Михайлович Платонов отказался от незаслуженно присвоенной степени. Можете посмотреть около десятка подобных случаев. Единственный рецепт – это трудиться и трудиться большими коллективами, во всех регионах России. Приведу пример. Наша коллега в Якутии, замечательная журналистка Виктория Габышева, в течение шести недель публиковала статьи с цитатами из диссертации тамошнего ректора университета, показывая, где она нашла плагиат. Она долбила и долбила. Да, ректор не ушла со своего поста. Да, она обозвала Габышеву несколько раз в прессе нехорошими словами. Но это был огромный резонанс. Мы внимательно следили за местными разными форумами в Якутии. Тема очень хорошо пошла. И даже у нас есть некоторые сведения о том, что это сильно повлияло в отрицательную сторону на дальнейшую политическую карьеру ректора. И то же самое будет, если 100 тысяч человек в разных регионах возьмутся за 100 тысяч коррупционных дел и каждый не слезет со своего дела, пока не заставит соответствующего жулика уйти в отставку. Поэтому ничего, кроме работы вместе с тысячами журналистов и сотнями тысяч активистов, я предложить российскому обществу не могу. Вот вокруг "Диссернета" собралось порядка 20–30 активистов. Вы видите, сколько мы делаем. Если бы их было в тысячу раз больше!.. Прикиньте количество студентов в стране, прикиньте количество аспирантов, прикиньте количество университетских работников! Сколько из них являются добросовестными тружениками в академической сфере, сколько из них терпеть не могут плагиат, сколько из них готовы были бы не слезать с этой темы, если бы не было опасности, что, как только они напишут о плагиате какого-нибудь чиновника, по ним проедется административный каток. Пожалуйста, вот наша база поддержки. Возьмем расследование Навального. Сколько регионов он задел? И Иркутск, и Краснодар, и огромное количество потерпевших по тем уголовным делам, по которым проходили, что Цапки, что Чайки. Это была бы огромная общественная сила, если бы в России были независимые СМИ, если бы не было цензуры, если бы не было у простых людей страха, что после их поста в соцсетях к ним придет Центр "Э", что после их выхода на улицу с бумажным, самодельно нарисованным плакатиком их посадят в тюрьму.

​– Мне кажется, тут главный вопрос тот, который вы так риторически задали. Сколько студентов ненавидят плагиат?

– Я на него отвечу. В свое время я преподавал в Московском университете. У меня были студенты, которые списывали. Я над ними глумился, ставил двойки, иногда публично поносил, иногда приватно объяснял, что я про них думаю. Но мне кажется, что как раз студенческая среда – это та среда, где новая ментальность может быть привита путем очень небольших усилий. Да, безусловно, сейчас в студенческой среде списывание является общераспространенной практикой, но я бы сказал, не всеобщей. Мне кажется, что внедрение здоровых практик из европейских университетов внесли бы эти новые стандарты и показывали бы российскому студенчеству, что, если вы хотите жить как на Западе, учитесь как на Западе. Если вы хотите учиться как на Западе, то вот есть некоторые нормы академического поведения, которые делают Запад тем, чем он является.

​– Вы говорите о жизни как о романе воспитания. Вероятно, вы правы, что постепенно так можно воспитать. Но если даже в академической среде списывание является нормой, то, может быть, общественный договор между властью и народом, о котором так много говорят, не только в том, что кто-то кого-то кормит, а кто-то не занимается политикой, но и в том, что все позволяют друг другу нарушать закон. Вы летом были полны надежд. Я разговаривал со многими вашими коллегами по избирательной кампании на местных выборах. Разговаривал с волонтерами, которые пошли в народ. Было много надежд, и все это закончилось неудачей. Сейчас ваша активистская деятельность – в сфере расследований. Это означает, что публичная политика не работает, а работают вот такие механизмы?

– Начну с поправки к утверждению про летнюю кампанию. Она закончилась не нашим поражением, потому что к игре как таковой, к агитации как таковой нас не допустили (в Калуге, где баллотировался Заякин, и в других регионах, за исключением Костромской области, оппозицию не допустили до выборов. – РС). Она закончилась уголовным преступлением против нас и против нашего списка, которое состояло в подделке избирательных документов. Если вы помните детали этой истории, один из четырех штабов, собиравших подписи, был захвачен людьми, которые либо из коммерческих, либо из политических соображений вместо сдачи нормальных подписей стали сдавать фальшивые. Тем самым стала невозможна регистрация списка ПАРНАСа.

​– Но даже там, где допустили, – я разговаривал с ребятами в Костромской области, где все-таки в последний момент, очень поздно, разрешили участвовать, – они признали, что не получилось.

– Кострома была честным поражением. Ну, опять же, честным с поправкой на то, что у одного из соперников свободны руки и ноги, и этот соперник допущен ко всем возможным СМИ, к средствам пропаганды и агитации. А другому из соперников не позволяли никуда шагу ступить без того, чтобы к нему не прибежали провокаторы, в том числе провокаторы, применяющие физическое насилие. Я сам был этому свидетель, сам увозил наших раненых в больницу и контролировал, чтобы их освидетельствовали по всем стандартам. Но в общем и целом, да, безусловно, это был гораздо более честный проигрыш, чем те уголовные провокации, которые были устроены против нас в Калуге. Следует ли отсюда, что публичная политика не работает? Я бы сказал так, что она работает, но с учетом того, что силам добра для достижения одинаковых с силами зла результатов нужно прилагать в 10 раз, а то и в 20–30 раз больше усилий. Мы все-таки не находимся в положении евреев в гитлеровской Германии или христиан в СССР, которые лишены всех политических прав и подлежат ссылке в гетто, уничтожению, помещению в лагерь и т. д. Мы находимся в положении конкурента на предельно неравных условий. Иногда этого конкурента не выпускают в публичную сферу, а иногда выпускают, но при этом делают издержки участия в публичной политике такими, что заведомо при его ресурсах эти издержки невозможно понести. В выборах участвовать нужно, если есть хоть какая-то возможность средства, выброшенные на выборы, потратить не зря. Очень не хочется тратить свое время, силы и ресурсы на что-то, что заведомо не принесет результат. Если я трачу время на диссернетовские расследования, то я всегда в конце вижу результат – лишение жулика ученой степени, его дискредитация в общественных глазах, дискредитация той партии, к которой он принадлежит, той организации. Я вижу цель в данном случае – позор на всю жизнь для этого жулика. Я этого достигаю. При этом мы этого достигаем со сравнительно небольшими издержками. Я думаю, главный лозунг, как бы скучно он не звучал, для сил добра на ближайшую кампанию 2016 года, про которые мы все, конечно же, активно думаем, состоит в том, чтобы снижать издержки.