Курс доллара к валютам стран – главных торговых партнеров США за последние полгода вырос более чем на 20 процентов. Его укрепление становится одной из причин замедления роста экономики самих Соединенных Штатов, фактически признал на прошлой неделе центральный банк страны. А в Европейском центральном банке полагают, что ввиду продолжающегося ослабления валют многих развивающихся стран мира уже на ближайшей встрече "финансовой" G20 одним из главных вопросов может стать именно координация валютной политики.

Нынешние финансовые условия в США становятся менее благоприятными для поддержания роста экономики, заявила, выступая на прошлой неделе в Конгрессе, председатель Федеральной резервной системы Джанет Йеллен. Среди этих условий она отметила, в частности, и спад на фондовых рынках, и укрепление доллара.

В целом дорожающая валюта делает дешевле поступающий в страну импорт. Тогда как ее экспорт, наоборот, становится дороже, а значит, менее конкурентоспособным. Но в экономике США доля экспорта не превышает 12–13 процентов общего ее объема. Тогда как, например, в некоторых странах Западной Европы она может достигать 30–40 процентов и даже более. Соответственно, на их экономики колебания курсов собственных валют могут оказывать куда большее влияние, чем колебания доллара на экономику США.

В нынешней ситуации для Соединенных Штатов гораздо большее значение имеет как раз импорт в страну, чем проблемы американского экспорта, поясняет научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США профессор экономики Михаил Бернштам:

– Укрепление доллара привело к тому, что цены на импорт в США снизились в прошлом году на 6,2 процента. Тогда как перед Федеральной резервной системой (ФРС, Центральный банк США. – РС) стоит задача ускорить нынешнюю инфляцию в стране (примерно 0,7 процента. –​ РС) до 2 процентов в год, что позволило бы повысить процентные ставки. Но коль скоро объемы импорта в США составляют примерно 15 процентов ВВП, а цены на него падают на 6 процентов в год, то добиться 2-процентной инфляции невозможно. Если бы перед ФРС не стояла задача повышения процентных ставок, что необходимо, то в нынешней ситуации сам по себе обменный курс доллара Федеральную резервную систему не сильно беспокоил бы. Тем более что, если оценивать по паритету покупательной способности, доллар должен стоить ныне примерно 1,20 за евро или около 120 японских иен. Собственно, на протяжении последнего года он не так уж и сильно отходил от этих уровней.

–​ В последние 40 лет, то есть после мирового нефтяного кризиса середины 70-х, традиционно считалось, что снижение цен на нефть на каждые 10 процентов добавляет текущим годовым темпам роста мировой экономики примерно половину процента. За последние полтора года нефть подешевела аж на 70 процентов, причем одним из факторов, хотя и не решающим, стало как раз укрепление доллара. Однако это не сильно отразилось на экономическом росте в мире. Скажем, в США он резко замедлился к концу 2015 года, а в Японии даже сменился новым спадом…

– Здесь имеет место совпадение очень многих сложных причин. Сейчас по внутренним причинам в самых разных странах – Японии, Китае, Западной Европе, США – экономический рост замедлился, что совпало с падением цен на нефть. Эти два разных тренда в какой-то степени работали друг против друга. Но есть еще одна очень серьезная причина. В целом ряде стран, которые являются крупными производителями нефти, – не только, скажем, в США с их индустрией сланцевой нефти, но и в Бразилии, в Мексике, в Канаде – нефтяная промышленность накопила очень большие долги перед банковской системой. И падение цен на нефть ударило по графику погашения этих долгов. Соответственно, пострадала устойчивость банковских систем. Кроме того, удельный вес нефтяной индустрии на финансовых рынках велик. Например, 18 процентов американского фондового индекса S&P приходится на акции нефтяных компаний. Теперь их прибыли резко упали, а следом – и акции, потянув за собой вниз весь остальной рынок.

​–​ И в еврозоне, и в Японии центральные банки проводят сегодня политику "количественного смягчения", то есть масштабного финансового стимулирования своих экономик. Тогда как в Соединенных Штатах ее уже завершили, и ФРС, наоборот, впервые за последние 10 лет приступила к ужесточению денежной политики. Разнонаправленность действий регуляторов неизбежно проявится в динамике курсов национальных валют. В таких условиях о какой координации в принципе может идти речь –​ в части политики валютных курсов?

– Сейчас координация, скорее всего, невозможна, хотя страны и будут согласовывать какие-то крупные решения. Исторический опыт показал, что координация в краткосрочной перспективе давала какие-то результаты, а в долгосрочной оказывалась вредной. Скажем, знаменитое соглашение Plaza Accord 1985 года. Оно привело к такому ослаблению доллара, что вскоре потребовалось новое соглашение – уже по его укреплению. Кстати, среди экономических историков теперь считается, что эти колебания крайне отрицательно сказались в итоге на экономике Японии. Ведь тогда речь шла прежде всего о курсе доллара к иене, так как Япония была второй экономикой мира. И тогдашняя координация валютной политики обернулась в итоге для Японии "потерянным десятилетием" 90-х годов, когда денежная политика оказалась слишком жесткой и потому не могла способствовать восстановлению в стране экономического роста. Поэтому, в принципе, на мой взгляд – кто-то согласится со мной, кто-то нет – денежная политика должна исходить прежде всего из технологических возможностей конкретной экономики, из внутренней динамики экономического роста, уровня развития налоговой системы или проблем государственных расходов. Поэтому в условиях свободных, "плавающих" обменных курсов валют некое согласование странами своей денежной политики еще возможно, тогда как координация невозможна, а может быть, даже вредна.

​–​ Ослабление валют развивающихся стран по отношению к доллару за последние один-два года –​ почему это считается теперь проблемой, которая может потребовать согласованной валютной политики стран "Большой двадцатки" (G20), на долю которых приходится почти 85 процентов объема мировой экономики? Ведь, по идее, экспорт большинства развивающихся стран от ослабления их национальных валют только выигрывает... Или же основная проблема –​ в долларовых долгах компаний этих стран? Их объем стремительно нарастал в последние годы на фоне дешевизны западных кредитов, а теперь, когда доллар резко подорожал, возвращать эти долги стало намного труднее…

– Дело в том, что политика "количественного смягчения" в США и в других западных странах привела к явлению, которое банкиры и экономисты называют "экспортом низких ставок по кредитам". Риски-то в развивающихся странах остаются огромными, тогда как экспорт в них западного капитала привел и к возникновению "пузырей" на местных биржах, и к удешевлению кредитов и, соответственно, к росту долгов местных компаний и предприятий. Все это стало для них неким отклонением от нормы. Поэтому сейчас развивающиеся страны оказались в трудном положении не только из-за самих накопленных валютных долгов, но и ввиду того, что сами финансовые системы этих стран остаются относительно слабыми и неустойчивыми. И внезапный приток "горячих" денег в них, а потом столь же мощный отток создают в общем-то шоки для этих экономик, даже независимо от динамики национальной валюты. И возникающие проблемы лишь замедляют экономический рост.

​–​ Некоторые экономисты полагают, что, мол, "новое" соглашение Plaza нужно было бы сегодня не для сдерживания роста американского доллара, как 30 лет назад, а для поддержки китайского юаня. Но, вспомним, юань за последние полгода в целом подешевел к доллару всего на 4–5 процентов –​ скажем, российский рубль может так упасть всего за день-два. Почему к столь незначительному в общем-то снижению курса юаня к американскому доллару, на фоне укрепления последнего, так приковано сегодня внимание мировых финансовых рынков?

– Все обеспокоены юанем, потому что все обеспокоены Китаем!.. Ведь замедление экономического роста в Китае очень сильно ударило по всей мировой экономике, по инвестициям в развивающиеся страны, по торговле между США и Китаем. Резко упали, скажем, акции крупнейшей по рыночной стоимости американской компании Apple, которая продает в Китае свою продукцию в больших объемах. И если раньше говорили, что "когда Америка чихает, то весь мир лихорадит", то сейчас уже можно точно так же сказать, что "когда чихает Китай, лихорадит весь мир". Сегодня, по случайному в общем-то совпадению, китайская экономика, если оценивать ее по паритету покупательной способности (ППС), сравнялась с американской – 18 триллионов долларов. То есть на долю каждой приходится по 16,5 процента общего объема мировой экономики! Поэтому вполне естественно, что прошлогоднее замедление темпов экономического роста в Китае беспокоит всех, тогда как сам по себе обменный курс китайской валюты – это уже производный от этого вопрос. Сейчас он составляет примерно 6,5 юаня за доллар, это уровни 2011–12 годов. Просто курс очень резко – до чуть более 6 юаней за доллар – повышался в 2014 году.

–​ Что было обусловлено и огромным притоком в страну зарубежного капитала…

– Дело в том, что юань действительно, по паритету покупательной способности, недооценен по отношению к доллару примерно на 40 процентов. И инвесторы ожидали, что в долгосрочной перспективе укрепление юаня будет чуть ли не бесконечным. В расчете на это, а также на фоне "количественного смягчения" в западных странах, огромные деньги хлынули на китайский рынок. На Шанхайской фондовой бирже закономерно возник "пузырь". Ее главный индекс в считаные месяцы взлетел чуть ли не вдвое: с 2700 пунктов еще в 2014 году до 5160 – в середине 2015-го. А потом "пузырь" лопнул, и этот индекс фактически вернулся на уровни 2014 года – около 2700 пунктов. Что вызвало огромный отток из Китая капиталов тех инвесторов, которые ранее ожидали укрепления юаня. А этого не произошло, и юань теперь вернулся на прежние уровни. Как и китайский фондовый рынок. Впрочем, буквально на днях председатель Центрального банка Китая Чжоу Сяочуань заявил в интервью, что дальнейшей девальвации юаня ожидать не стоит, что с оттоком из страны капитала финансовые власти вполне справятся и что проблем быть не должно. То есть, по сути, Банк поручился своей репутацией…

– ​26–27 февраля именно в Шанхае пройдет очередная встреча руководителей центральных банков и министерств финансов стран G20. И, например, член совета управляющих Европейского центрального банка Бенуа Кёре заявил в интервью на прошлой неделе, что ввиду продолжающегося ослабления валют многих развивающихся стран мира одним из вопросов этой встречи может стать именно координация валютной политики в рамках организации. Каким вам, по самой идее, представляется возможное решение, если оно вообще состоится?

– Чем, по сути, все обеспокоены? Тем, что все обеспокоены всем! Так много разговоров сегодня о том, что одна валюта переоценена, другая тоже переоценена, что обменные курсы, мол, "неправильные"… В этой ситуации, как уже не раз бывало, могут возникать попытки девальвации одних валют за другими. То, что теперь часто называют "валютными войнами". Когда одна страна говорит: "Вот вы снизили курс своей валюты, теперь и мы снизим курс своей!" Следом за ней – другая, потом третья… Все станут бороться за свои рыночные ниши удешевлением экспорта. Но в итоге, как показывает опыт, выиграть от этого не может никто, проигрывают же все! И чтобы такое предотвратить, нужна некая координация политики "против паники", против пагубных "конкурентных" девальваций. И в нынешней ситуации финансовые регуляторы, на мой взгляд, как раз об этом и могут договориться. Что никаких конкурентных девальваций быть не должно и что надо прекратить всевозможные попытки "жить за счет соседей".