"Верю в революцию в России"

Десять лет назад, 5 июня 2006 года, 17-летний студент исторического факультета МГУ Алексей Макаров и двое его столь же юных товарищей проникли в Большой Кремлевский дворец, где проходил Всемирный саммит прессы, и прямо перед лицом президента России развернули плакат "Путин – палач Беслана".

В листовках, которые разбросали юные оппозиционеры, говорилось: "Путин управляет Россией как жестокий и алчный диктатор, а к гражданам России относится как к своим рабам, фальсифицирует результаты выборов, отдает приказы на массовое убийство заложников и закрывает неугодные СМИ". "Рано или поздно граждане России свергнут своего тирана – маленького и злого подполковника КГБ, возомнившего себя императором". Разбрасывая листовки, молодые люди кричали: "Россия без Путина!", "Свободу политзаключенным!", "Долой цензуру!"

Участников акции протеста задержала президентская охрана, генерал Виктор Золотов (нынешний командующий Национальной гвардией) жестоко избил Алексея Макарова: "Путина вся страна любит, одни вы лезете". Вскоре Алексея Макарова арестовали, и два года он провел в Бутырской тюрьме. Потом были новые уголовные дела, вынужденный отъезд в Украину. Во времена Януковича Алексея Макарова арестовали в Одессе, пытались выдать России, но после вмешательства ЕСПЧ он получил политическое убежище в Швеции. Пять лет он находился в розыске, но в 2014 году попал под амнистию. Сейчас Алексей учится в университете и пишет на шведском языке работу о революционере Иване Каляеве. "Я мечтаю о судьбе эсера, для которого не существует ничего, кроме революции", – говорит он.

Алексей Макаров рассказал Радио Свобода о том, почему он решил посвятить свою жизнь борьбе с самодержавием в России.

– Сколько вам было лет, когда вы почувствовали себя революционером?

– Пятнадцать. Я вступил в организацию "Авангард красной молодежи", которую возглавлял ныне сидящий в тюрьме Сергей Удальцов. Мне и тогда казалось, и сейчас кажется, что жизнь несправедливо устроена и нужно изменить все в корне. Единственный вариант – коренное преобразование общественной системы.

– Думаете, революция в России возможна? Тогда, в 2004-м, наверное, так и казалось. В 2016 году ощущение, что на нашем веку ее не будет.

– Я и в 2004 году, когда начинал политическую жизнь, верил в революцию в России, и сейчас верю. Если объективно рассуждать, то в 2004 году, наверное, было меньше оснований полагать, что революция в России случится, а события последних лет показали, что мир далек от стабильности. Он находится в постоянном движении. "Арабская весна", война в Сирии, события в Украине – все это наглядный пример того, что мир меняется и будет меняться, стабильности не будет. Другой вопрос, в какую сторону мир будет меняться. Нельзя сказать, что развитие идет в более прогрессивную сторону, но развитие идет, и вопрос, как влиять на него, как собственными действиями пытаться направить это развитие в более благоприятное для человечества русло.

– В России время идет вспять, к Советскому Союзу, предсказать это было сложно даже в 2004 году, хотя тогда всё начиналось. Для вас, человека левых взглядов, двойственная ситуация: с одной стороны, вы, наверное, к Советскому Союзу относитесь с большей теплотой, чем либералы, но, с другой стороны, не поддерживаете Путина…

– Нет, я к Советскому Союзу никакой теплоты не испытываю. Я считаю, что Советский Союз – это государство – наследник Российской империи. Революционные силы уничтожили царскую империю, потом большевики уничтожили все социалистические альтернативы, установили ту же царскую империю, только с другим именем, а отношения народа и власти остались неизменными. А Путин – наследник как Советского Союза, так и царской империи. Это сейчас подчеркивается на эстетическом уровне, мы видим, что эстетика сталинского периода и эстетика царского периода представляются как что-то совершенно положительное, как пример для подражания в киноискусстве, в пропаганде. Есть, конечно, совершенно дикие, комичные примеры, вроде Поклонской с портретом Николая II. Но вообще очевидно, что чисто культурно путинская Россия ориентируется на царскую империю и Советский Союз сталинского периода.

– Странно слышать такие рассуждения от бывшего активиста Национал-большевистской партии, у которой была речевка "Сталин, Берия, ГУЛАГ"…

– В мои времена не было речевки "Сталин, Берия, ГУЛАГ". Я был активистом НБП с 2005 по 2008 годы – это был наиболее свободолюбивый период в истории НБП. Я вступил в НБП, потому что в 2005 году она воспринималась как организация, которая обозначила четкую цель – Майдан в Москве по аналогии с киевским Майданом 2004 года. Наша цель – ниспровержение путинизма, путинской империи. Лозунг того периода не "Сталин, Берия, ГУЛАГ", а "Революция в России, а не война в Чечне", именно с таким баннером ходили нацболы тогда. "Сталин, Берия, ГУЛАГ" – это было конец 90-х. Людей, которые в то время были активистами НБП, не осталось, они не играли важных ролей. Потом Лимонов их опять достал из шкафа, когда сделал очередной имперский поворот. К периоду с 2005 по 2008 годы лозунг "Сталин, Берия, ГУЛАГ" не имеет никакого отношения.

– Вы участвовали во многих ярких акциях. Какие были самые удачные?

– Если брать по результативности, то в январе 2006 года мы захватывали заводоуправление Горьковского автозавода в Нижнем Новгороде, поскольку планировалось массовое увольнение. То есть это было прямое действие в трудовом конфликте. В результате, благодаря тому, что удалось привлечь внимание местных и федеральных СМИ, увольнения прошли, но не в таких масштабах, как планировалось. Это помогло тем людям, которые не были уволены. Это результат, к которому политические активисты и должны стремиться в повседневной работе, чтобы политическая деятельность помогала людям в их жизни. Из акций, которые отличались яркостью, – Всемирный газетный конгресс…

– Когда вы развернули перед Путиным плакат?

– Да. Очень широкий резонанс был, в том числе на мировом уровне, и все федеральные телеканалы показали. Это тоже был демократический посыл, который достиг как граждан России, так и мира.

– Тогда вы поневоле познакомились с Виктором Золотовым, нынешним главой Национальной гвардии…

– План был таков, что мы с журналистскими аккредитациями проходим в Кремлевский дворец и разворачиваем баннер в присутствии Путина "Путин – палач Беслана", поскольку он отдал приказ, который привел к массовому убийству детей в Беслане. Поскольку на Всемирном газетном конгрессе присутствовали представители многих издательств, телеканалов, то это должно было привести к широкому резонансу, что в России установлена диктатура, СМИ подавляются и в то же время власть убивает людей. Мы благополучно прошли в Кремлевский дворец, заняли очень хорошие места в зале, пронесли с собой баннер, пронесли с собой листовки на русском и на английском языке. Когда Путин появился, мы развернули баннер "Путин – палач Беслана" перед самим российским диктатором. Естественно, были мы схвачены фэсэошниками в очень жесткой форме. Я помню, нас так задерживали, что мы какие-то кувырки делали и приземлялись на землю в совершенно безумных позициях. Отвели нас в караульное помещение ФСО, там продолжились избиения. Потом тогдашний начальник кремлевской охраны Золотов решил провести разъяснительную беседу. Меня и моего товарища отвели к нему в кабинет, и Виктор Золотов стал бить меня кулаками по лицу довольно сильно. Было неприятно, но не смертельно, я и более жестким избиениям подвергался в отделениях милиции после акций. Виктор Золотов угрожал, что если буду в таких акциях участвовать, то его друзья-охранники придут, дверь мне яйцами закидают. Звучали эти угрозы из уст начальника кремлевской охраны совершенно безумно. Поэтому Золотова я очень хорошо запомнил. Он внушительной внешностью обладает: высокий, крепкий, медведеподобный человек. Сейчас в "Фейсбуке" увидел новости про Национальную гвардию в России и фотографию командующего и вспомнил, при каких обстоятельствах произошла встреча с ним.

– И в том же году вас арестовали и посадили на два года, но не за акцию в Кремлевском дворце, а за драку с прокремлевскими активистами…

– Это было 13 апреля 2006 года. Я и мои товарищи направлялись на рассмотрение дела о запрете Национал-большевистской партии в Таганском суде. Мы пришли организованно, потому что 2005–2006 годы стали известны нападениями на оппозиционных активистов, причем гораздо более жесткими, чем сейчас. Сейчас какие-то нодовцы бегают с зеленкой, а тогда это были футбольные хулиганы, мобилизованые движением "Наши", тогда нападения происходили очень жестко с применением тяжелого вооружения со стороны противника, бейсбольные биты использовались, травматические пистолеты. Любой активист НБП, выходя из дома или направляясь на митинг, на пикет, мог подвергнуться нападению. Мы организованно подошли к Таганскому суду. Как мы и предполагали, подверглись нападению со стороны активистов движения "Местные", среди которых была масса скинхедов и футбольных хулиганов. Леонид Симунин довольно известная личность, по делу БОРН потом стал известен, у него была в то время функция координировать деятельность подмосковных скинхедов, ультраправых и футбольных фанатов, направлять их в прокремлевское русло, чтобы они были мальчиками на побегушках у кремлевских структур. Произошло нападение на нас, и мы дали отпор нападавшим. Потом посадили нас по этому делу, семь человек. Сначала задержали в мае 2006 года Романа Попкова, еще троих активистов московского отделения, потом в июле 2006 года меня и Елену Боровскую, жену Романа Попкова.

– Тюремный опыт – важная веха в биографии революционера. Что вам дала или что у вас отняла тюрьма?

– Мне было 18 лет, когда меня посадили. В 18 лет воспринимается всё интересно, вот тюрьма – необычно. Конечно, это влияет, тяжело потом работу найти в России. Тюрьма вообще ведет к массе негативных последствий для здоровья, для социальной жизни и так далее. Я не могу сказать, что на меня сильно повлияла тюрьма: я и до нее был уверен в том, что нужно пытаться изменить жизнь в лучшую сторону, и после тюрьмы еще больше укрепился в своей убежденности.

– То есть вышли на свободу таким же революционером?

– Наверное, да. Стал еще больше убежден в том, в чем был убежден до тюрьмы.

– И, выйдя из тюрьмы, вы оставались членом НБП?

– НБП была запрещена к тому времени.

– Сторонником Лимонова, скажем так.

​– Да, какое-то время был. Но к тому времени отношение было более критическим после общения с людьми, которые участвовали в Маршах несогласных. Многие тогда уже выражали сомнения. Все эти политические интриги среди руководства оппозиции, когда они друг с другом ругались, раскалывались, потом объединялись, потом опять раскалывались, друг против друга интриговали, в коалиции пытались урвать всё больше власти... Лимонов и его ближайшее окружение тоже в этом участвовали. Конечно, есть личная роль Лимонова в том, что Марши несогласных сошли на нет. Я сам не участвовал в маршах в период их расцвета, но как я слышал, высшая точка Марша несогласных – это март 2007 года в Петербурге. Успех этого марша был обеспечен тем, что призыв был обращен к людям: выходите за вашу свободу, выходите за ваши права. Люди действительно вышли – это привело к массовой акции, которая действительно прогремела, и власть действительно испугалась. А последующие марши обозначались: выходите за Лимонова или выходите за Касьянова. Лимонов лично был очень активен в распиле власти. Конечно же, их ругань между собой, их стремление подчеркнуть свою личную роль стали причиной, почему Марши несогласных в конце концов сошли на нет, на мой взгляд.

– А вы в его ближний круг не входили?

– Нет, я никогда не входил в ближний круг Лимонова.

– Тем не менее он был вашим вождем. Почему же человек, который сам сидел в тюрьме при Путине, столько лет боролся с этим режимом, вдруг стал путинистом и пишет вещи, которые невозможно было от него ожидать 10 лет назад?

​– Наверное, для Лимонова политическая деятельность – это часть его биографии, а свою биографию он воспринимает вне политики: биография отдельно, политика отдельно. Какое-то время он был громким оппозиционным деятелем, такую страницу себе в биографию вписал. Потом ему, наверное, ради личного величия захотелось стать охранителем, Победоносцевым времен Александра Третьего, он и стал консерватором. То есть это личная жизнь Лимонова, разные жизни, которые ему хочется прожить. Наверное, еще огорчился, что значительная часть оппозиции его не поддержала в 2011 году.​

– То есть он просто развлекается таким образом?

– Да, конечно. Он точно развлекается. Может быть, есть еще какие-то причины, которые мне неизвестны, если это и станет известно, то через много лет, когда какие-то архивы откроются. Основная причина, на мой взгляд: Лимонов развлекается, да.

– Развлекается, играя чужими жизнями, потому что за все эти годы многие пострадали: вас арестовали, а других убивали, мучили – людей, которые верили в него и в то, что он говорил тогда.

– Лимонов себя воспринимает как политик, который обладает большой властью. Такая роль делает людей бесчувственными к чужому страданию. Со временем понимаешь это. По крайней мере, я сейчас хорошо понимаю, что власть портит людей, даже небольшая власть, даже власть над небольшой оппозиционной группой.

– Вы чувствуете себя преданным, обманутым?

​– Я чувствую, что Лимонов политический враг в настоящее время. Лимонов и его группа – это политические враги, с которыми, возможно, придется столкнуться и на улицах, если в России начнутся протестные движения. Очевидно, лимоновская группа встанет вместе с нодовцами, казаками, омоновцами, титушками всякими защищать Путина от народа, тогда, конечно, придется с ними поступать по законам революционного времени. Что касается "преданным": в те времена, когда я был активистом НБП, стояли цели общедемократического характера – свержение путинского режима, достижение более свободной жизни, достижение более социально справедливого устройства и демократии. Наверное, не совсем верно считать себя преданным, потому что от идеи свержения Путина я никогда не отказывался. Тогда НБП реально участвовала в оппозиционной деятельности, была движущей силой оппозиции. Поэтому я не считаю себя преданным, я считаю: за что я боролся, за это я и продолжаю бороться и продолжу бороться. Борьба с режимом российским продолжается.

– Сейчас дело против вас в России прекращено?

– Да, прекращено по амнистии.

– Не собираетесь в Россию?

– Не знаю, видно будет.

– Вы сейчас нарисовали картину уличных столкновений. Лимонов и Золотов с одной стороны, а кто с другой?

– Уличных столкновений пока нет.

– Но вы мечтаете о них?

​– Мне кажется, они будут рано или поздно, я в этом уверен. Под российским государством заложена масса мин замедленного действия –экономического характера, геополитического, этническая вражда, так что рано или поздно все это, конечно, взорвется. Свержение путинского режима и построение на его месте чего-то более свободного, более справедливого – это наилучшая альтернатива. Есть совсем ужасные сценарии антиутопического фашистского характера, которых не хотелось бы видеть в реальности. Поэтому свержение Путина и построение свободного общества – самый лучший сценарий, который, будем надеяться, воплотится в реальности.

– А самый реальный сценарий – на место Путина придет какой-нибудь Шмутин. Или знакомый вам Золотов.

​– Это вполне вероятно. Но тогда, мне кажется, это закончится полной катастрофой. Пребывание нынешней российской элиты у власти закончится кровавым развалом страны, Третьей мировой войной или чем-то подобным.

– А почему не стагнацией на много десятилетий?

– Если бы не было оккупации Крыма, войны в Украине, то можно было бы полагать, что будет стагнация на несколько десятилетий. Нынешняя действительность показывает, что все может кончиться с более катастрофическими последствиями.

– Наверное, ваши бывшие друзья из НБП воюют на той стороне?

– Нет, я бы сказал, что у меня больше друзей воюет на украинской стороне. Есть, конечно, люди, с которыми я знаком, которые воюют в так называемых марионеточных "народных республиках", но эти люди никогда не входили в близкий со мной круг общения.

– Не хотели отправиться воевать за Украину?

– Я рассматривал такой вариант, но не сложилось.

– Я вас спрашивал, что вам дал тюремный опыт. А что вам дал опыт жизни в европейских странах?

– Тут многое по-другому воспринимается, вообще взгляд на активистскую жизнь, в целом взгляд на общество, на мир сильно отличается. Не могу сказать, что мне все здесь нравится, но многое по-другому в лучшую сторону. Я хочу участвовать в политике Восточной Европы, потому что шведская политика мне не сильно интересна в настоящее время. Со временем, я надеюсь, что жить я буду в Украине или в России или в какой-то постсоветской стране.

– Как вспоминаете сейчас Украину?

– Всегда вспоминаю с теплыми чувствами, более теплыми, чем Россию. Мне очень нравятся украинская история, украинская культура, украинский язык. Украина, конечно, замечательная страна с очень интересной историей, кровавой и в то же время героической, красивой историей. Майдан – это был замечательный, героический пример, когда простые люди показали, что народ может свергнуть власть. Конечно, ужасно то, что происходит на востоке Украины. Понятное дело, что российский режим несет ответственность за эту войну, за гибель тысяч людей.

– Думаете, что-то подобное Майдану может произойти в России?

– Да, конечно, я в этом уверен. Когда я жил в Украине в 2009–2010 годах, я общался с местными активистами, мне говорили: "Если людям не дать 20, 30, 40 гривен за час, никто никогда не выйдет на митинг – это невозможно. Был Майдан в 2004 году, потом все разочаровались в Майдане, потому что жизнь легче не стала для простых людей". Потом в 2013–2014 году реальность показала, что люди не только с флагами могут выйти, а могут еще и атаковать "Беркут", несмотря на то что они стреляют, несмотря на то что многие погибают. Реальность оказалась гораздо более сложной и противоречивой, чем какие-то умозаключения даже очень здравых людей. Поэтому мне кажется, что и в России это возможно.

– Но народ другой.

– Есть разница, но я бы не сказал, что украинцы и русские – два непохожих народа. Конечно, есть свои отличительные черты, но я не считаю, что какая-то есть стена в коллективном самосознании.

– Вы сейчас изучаете историю революционного движения в России начала XX века. Многое напоминает сегодняшний день?

– Многое похоже, многое отличается. Конечно, если бороться с нынешним режимом, важно ощущать себя продолжателем дела, которое тогда началось. Потому что революционное движение в России было замечательным по многим параметрам, на многие вопросы они давали верные ответы.

– Чувствуете себя продолжателем дела партии эсеров?

– Это очень громко звучит, потому что многие представители партии эсеров жизнь отдали за свое дело. Люди приносили гораздо большую жертву за свои убеждения. Сейчас тоже многие умирают, многие получают несправедливые тюремные сроки. Но мое отношение к российскому режиму такое же, как у эсеров было отношение к российскому самодержавию в начале ХХ века.

– Почему, на ваш взгляд, подъем, который начался в 2012 году, так быстро захлебнулся, и очень многие люди, которые совсем недавно готовы были выходить на площадь, сейчас либо перешли на сторону Путина, либо эмигрировали, либо позабыли о политике?

– Для меня это в чем-то загадка, если честно. Я все-таки надеялся, что протестный подъем продержится. Мне кажется, опять же все дело в лидерах. Люди выходят не за лидеров, люди выходят за свои права, за достойную жизнь для себя. Когда людям говорят: мы выходим на митинг, потому что хотим достойную жизнь – это понятно. А когда зовут выйти за политика N.N., который всем сделает хорошо, то у людей сразу же возникает недоверие, особенно в России. В России столько было разных вождей, что сильный лидер, который всем обещает сделать хорошо, сразу же воспринимается настороженно. Мне кажется, в этом все дело. Важно развивать в протестном самосознании базовые принципы, что люди выходят на улицу за достойное будущее для себя и для своих детей, а не за политиков.

– Да, они выходят за себя, но потом они сажают на трон N.N., и правит он, а не Майдан.

– Да, к сожалению. Это большой вопрос социологического характера, как это изменить, что нужно сделать. То, что можно сделать здесь и сейчас, – это развивать навыки самоорганизации, протестное самосознание, что мы сами, а не лидеры, должны принимать решения, должны решать, как нам жить и как вести политическую борьбу. То есть все вопросы должны решаться самими людьми.

– Или лидер должен быть такой, как Гавел или Аун Сан Су Чжи.

– Мне кажется, никакие лидеры не нужны, ни Касьянов, ни Лимонов, ни еще кто-то.

– И не Удальцов, к группе которого вы примкнули в юности?

– Конечно же, не Удальцов, который поддержал "Крымнаш". Это ужасный поступок, после которого не может быть речи о какой-то протестности.

– Много в России таких людей, как вы? Или чувствуете себя одиночкой?

– Совершенно не считаю себя одиночкой. Конечно, есть люди, которые участвуют в политической борьбе.

– Все-таки в масштабах страны это горстка.

– Да, наверное, сейчас мало. Но в то же время, если начнется общественный подъем, множество людей будет вовлекаться в политическую жизнь. Я уверен, что мы увидим массу примеров, когда люди, прежде не участвовавшие в политической жизни, в нее вольются и будут делать замечательные дела в политике.