В Верховном суде Чечни на процессе по делу украинцев Николая Карпюка и Станислава Клыха прокуроры попросили назначить им наказание в 22 с половиной и 22 года лишения свободы соответственно. 19 мая Карпюк и Клых были признаны коллегией присяжных виновными по всем предъявленным им обвинениям. В ответ сторона защиты потребовала снять с украинцев обвинение в убийстве российских солдат, участвовавших в штурме Грозного 31 декабря 1994 года, в связи с истечением срока давности. Приговор Николаю Карпюку и Станиславу Клыху будет оглашен 26 мая.

Ранее юристы не исключали, что одному из подсудимых может грозить пожизненное заключение. Илья Новиков, один из адвокатов подсудимых украинцев, в интервью Радио Свобода высказал свое мнение о возможных юридических противоречиях этого судебного процесса:

– Есть важный момент – будут ли прокуроры пытаться подтянуть действующие нормы закона, по которым Николая Карпюка могут приговорить к пожизненному сроку. Дело в том, что там довольно сложный юридический казус. Суд должен вынести приговор по 102-й статье УК РСФСР, который не действует с 1997 года. Он действовал в то время, когда происходили, по версии обвинения, эти события. И суд должен ориентироваться на те положения, которые действовали тогда. А тогдашний УК предусматривал за убийство либо до 15 лет лишения свободы, либо смертную казнь. Смертная казнь не применяется в России с 1996 года, но она же и не пересчитывается автоматически в возможность пожизненного лишения свободы.

Нам нужно в первую очередь добиться того, чтобы суд согласился с нашей трактовкой, что пожизненного лишения свободы там быть не может. Понятно, что там будет какой-то большой срок, как и в случае с другими украинскими политзаключенными, и даже не очень важно, какой именно, потому что переговорный процесс по Карпюку и Клыху начинается уже сейчас. И, как мы думаем, он завершится, скорее всего, удачно – еще до того, как пройдет хоть какая-то существенная часть назначенного судом срока. Просто режим отбывания наказания при пожизненном лишении свободы и при любом ином сроке разные. И нам – адвокатам было бы гораздо проще, и для самого Николая было бы гораздо меньше рисков, если бы он от этого был избавлен. Все остальное – это текущие подробности.

– Будете ли вы после оглашения приговора оспаривать его?

– Безусловно, мы будем подавать апелляционную жалобу, благо суд нам дал для этого массу поводов. Процедура с присяжными – это сложная процедура, которую не каждый судья способен выдержать без нарушений. В данном случае нарушений было много, причем важных, существенных. Мы это все будем обсуждать и в Верховном суде, и в Европейском суде. Но самое главное, что уже есть на сегодняшний день заявление МИД Украины и заявление президента Порошенко о том, что они следят за ситуацией, что они не пустят все на самотек, и по поводу судьбы Николая Карпюка и Станислава Клыха будут предприняты дипломатические действия, как в случае с Надеждой Савченко и другими украинскими политзаключенными в России.

​– Насколько я помню, по просьбе Надежды Савченко адвокаты не подавали апелляцию, потому что хотели, чтобы приговор как можно раньше вступил в силу. В чем отличие ситуации с Карпюком и Клыхом?

– Случай Надежды – уникальный. Общепринятая стратегия говорит о том, что необходимо использовать все судебные инстанции, не потому, что мы верим в то, что они обладают какой-то самостоятельностью, а потому что это необходимо и для передачи дела в Европейский суд, и для того чтобы нам потом не говорили, что вы бежите жаловаться, не использовав все варианты. Вот мы все эти варианты используем. За это можете быть спокойны. Но рассчитываем мы, конечно, не на них, а на политическую составляющую, на дипломатию, на переговоры, отчасти, может быть, на давление. Потому что дело Карпюка и Клыха по уровню и по грубости фальсификаций, пожалуй, даже превосходит дело Савченко, что, казалось бы, трудно. Но вот есть в России талантливые следователи, им это удалось. Например, основной свидетель обвинения Малофеев говорил о том, что они вместе с Карпюком и Клыхом воевали в Чечне в то самое время, когда этот Малофеев отбывал наказание по приговору Керченского суда в Украине. Там есть с чем работать, и есть что демонстрировать.

– Александр Черкасов, который выступал на этом процессе в качестве свидетеля защиты, сказал в интервью Радио Свобода, что это дело очень важно для всех жителей Чечни, потому что по таким же основаниям можно привлечь многих людей , которые воевали против российских войск. С точки зрения адвоката это тоже так выглядит?

– Здесь есть некая особенность. Нужно понимать, что это дело, в отличие от тех случаев, когда уже после окончания войны открываются новые дела против чеченцев, родилось не в Чечне. И к Чечне оно имеет очень опосредованное отношение. Тут важно понимать, откуда оно взялось. Это была старая, уже практически не существующая, выдохшаяся пачка бумаги (выдохшаяся, потому что сроки давности прошли), которая касалась обстоятельств гибели многих и многих десятков российских военных в Чечне в 1994-1995 году. И в части того, насколько точно установлены эти обстоятельства, я не могу сказать, что я все принимаю и со всем соглашаюсь, но у меня нет оснований говорить, что там явно что-то неправильно. Видимо, в том, что касается того, где и по какой причине погиб тот или иной военный, что он действительно погиб, поскольку там были исследования по ДНК, разные экспертизы, это установлено более-менее достоверно. Но во всех этих документах нет и не было ни малейшего намека на вопрос о том, кто, собственно, стрелял в них, кто были те люди, которые нажимали на курок. И в Следственном управлении Следственного комитета по Северному Кавказу в Ессентуках в феврале 2014 года, когда были события в Крыму, когда сбежал Янукович, родилась блестящая мысль: к этим старым томам об обстоятельствах смерти российских солдат можно еще и подверстать свидетельские показания человека, которому нечего терять.

А конъюнктура складывалась такая, что подверстывать нужно украинцев, потому что это приятно начальству. Для этого достали из сибирской колонии и привезли в Ессентуки Александра Малофеева. Он отбывал на тот момент, если не ошибаюсь, 24-летний срок. У Малофеева букет болезней, и можно со всей очевидностью сказать, что при нормальном течении событий из тюрьмы он уже живым не выйдет. И вот Малофеев начал давать показания: о том, что в 1994 году воевал в составе украинского батальона "Викинг", что там были Музычко (на тот момент еще живой), что якобы там был Ярош, был Яценюк, который тогда еще не был премьер-министром, но следователям показалось, что, раз он один из лидеров Майдана, значит, начальству будет приятно, что лидера Майдана они замазали в войне в Чечне. И появились такие смешные показания о том, что Яценюк бегал в каске, на которую была намотана тряпка, стрелял, сфотографировался, а потом уехал через Грузию. Все, кто хотя бы раз видел Яценюка, понимают, насколько это выглядит смешно. Фамилии Карпюка на тот момент в деле еще не было. Зато была фамилия Яроша, поскольку, судя по всему, все это готовили под него. Ярошу всячески намекали, что неплохо бы приехать в Россию, что с ним будут переговоры, говорили: "Мы признаем, что вы сила, мы хотим с вами познакомиться, обсудить, все это урегулировать..."

Ярош не поехал, поехал его заместитель Карпюк. Его арестовали прямо на границе. И суд дал ему 15 суток административного ареста, якобы за то, что он вышел из машины на пограничном переходе. После чего, не дожидаясь, пока он эти 15 суток отсидит, его отвезли в Ессентуки. Там его пытали совершенно зверски. Ему показывали фотографии жены, сына, рассказывали, куда они ходят, по какой улице они ходят в школу, что с ними будет, если он откажется давать показания. А Малофеев уже тогда вспомнил, что и Карпюк с ними тоже был. Спустя еще полгода, в августе 2014 года, арестовали в России Стаса Клыха, который тоже, не зная, что кто-то может искать или интересоваться им, приехал по своим делам в Орел. Его привезли на Северный Кавказ в управление, пытали, заставили дать показания против теперь уже и Карпюка, и Яценюка, и всех остальных в этом списке. Вот в таком виде это дело без каких-либо попыток хоть как-то подтвердить факты, чем-то, кроме показаний уголовника Малофеева и самих обвиняемых, поступило в суд.

Тут надо понимать, что все присяжные, которые рассматривают это дело, они местные люди. Они практически все жители Грозного. Они, если не лично, то, по словам родных, друзей и знакомых, очень хорошо себе представляют, как тогда шли бои, кто тогда в них участвовал, а кто не участвовал. И они, думаю, понимают, почему та картина боя, которая представлена в документах следователей, никогда там не бывавших, не бьется с тем, как устроены улицы в Грозном. Мы видели, что и присяжным, и властям республики неприятно то, что такое дело вообще у них происходит. Оно чужое. Следователи – чужие для них люди, а их руками просто решают свои вопросы, в данном случае вопросы своих карьер, которые должны взлететь вверх после того, как они доведут до конца такое "блестящее" дело. Мы видели, что с самого начала не все присяжные соглашались с обвинительным вердиктом. Там была какая-то оппозиция. Там были какие-то явные разногласия. Но на третьем часу совещания, видимо, все-таки эту оппозицию сломили. Это было довольно странное ощущение, когда их старшина медленно, разбирая слова, читал вердикт, присяжные прятали от нас глаза, потому что им просто стыдно было смотреть на нас.

Они все прекрасно понимают. Они понимают, что их вынудили или подтолкнули к тому, чтобы сделать крайне несправедливое и крайне нечестное дело. Но, видимо, они считали, что им лично что-то угрожало бы в том случае, если бы они поступили иначе. Лично у меня, как и у Николая Карпюка, с которым мы это обсуждали, нет к этим людям каких-то больших претензий. Мы прекрасно понимаем, что они не чувствуют себя свободными, они не чувствуют себя достаточно защищенными для того, чтобы поступить иначе. Тем не менее, история не закончилась. Она не закончится ни с приговором, ни когда этот приговор пройдет Верховный суд и вступит в силу. Я очень рассчитываю на то, что Украина и руководство Украины примут все зависящие от них меры для того, чтобы добиться освобождения Карпюка и Клыха в течение ближайших месяцев, – говорит Илья Новиков.