В конце весны 2015-го я прилетел в Киев, чтобы ехать дальше работать на восток Украины, но задержался на несколько дней, потому что долго и безуспешно пытался получить аудиенцию у митрополита Онуфрия. Глава Украинской православной церкви (Московского патриархата) на контакт никак не шел. С представителями других церквей договориться оказалось легче. С военным капелланом греко-католической церкви мы встретились через четверть часа после моей просьбы об интервью. Сидели в кафе "Лось", пили кофе и беседовали. С тех пор я сталкиваюсь с этим священником каждый раз, когда приезжаю в Киев, хотя мы ни разу специально о встрече не договаривались. С митрополитом Киевского патриархата получилось не очень красиво: я срочно уезжал, постоянно переносил встречу, и в итоге он набрал меня сам, когда я уже был в Краматорске. Позвонил, чтобы объяснить, какова позиция его патриархата в военном конфликте в Донбассе. Пресс-служба Московского патриархата в Киево-Печерской лавре все это время была недоступна. В итоге я поехал ловить митрополита самостоятельно.

В этот день после вечерней службы Онуфрий выходит из храма, благословляет толпящихся, которые заранее занимают места поближе к руке владыки. Люди целуют невесомую руку митрополита, он улыбается, как будто смущенно, и, проталкиваясь сквозь толпу обожателей в сопровождении здоровенных мужиков из охраны, садится в автомобиль. Длится все минут пять, не больше. Я занял позицию поудобнее заранее, подождал, пока митрополит выйдет из храма, над которым разносился вечерний перезвон, выстоял под напором первой волны обожателей и, когда лучезарный Онуфрий подошел ближе, руку не поцеловал, а заранее подготовленной скороговоркой представился и попросил пятнадцать минут после службы или когда будет удобно. Митрополит, кажется, удивился, отвечать не стал и так с вытянутой для поцелуя рукой и пошел к автомобилю.

"Куда прешь-то!" – хрестоматийно оскалился на меня один из мужиков митрополита. Стало понятно, что аудиенция закончена. "Это для смирения. Значит, недостоин еще с владыкой встретиться", – утешала меня Наталья. Невысокая женщина в темном платке, ничем не примечательная, она прислуживает в Лавре и знает там все ходы и выходы. Это она посоветовала мне ловить митрополита после вечерней. Я, раздосадованный, ответил ей что-то резкое, Наталья молча укоризненно смотрела на меня. Потом предложила прогуляться к соседним храмам. "Может, вразумит тебя Господь", – прошептала она тихо, но я услышал.

"У нас церковь за мир, – рассказывала Наталья, пока мы шли по лавре. – Вот, например, наши батюшки не благословляют на братоубийство". "Как это? – спрашиваю. – В армию не благословляют идти, что ли?" (в это время началась очередная компания призыва). "Да! – запальчиво ответили Наталья, но тут же осеклась. – Ну, то есть раньше так было". Мы некоторое время шли молча. "А вот на защиту веры христианской благословляют батюшки. У нас многие прихожане в самом начале пошли веру и христиан защищать". "В ополчение, что ли? На ту сторону?" – уточнил я. Наталья кивнула и рассказала историю: "Вот наш прихожанин был, врач. Он пришел к батюшке в самом начале и говорит: "Не могу больше это терпеть, поеду". Батюшка его благословил. И он поехал в Донецк защищать веру православную. Через месяц звонит жене и говорит: "Прощаемся, "Правый сектор" идет, всех нас убьют". А потом взрыв слышно и связи нет. Погиб он там за веру". "А зачем же он туда поехал, если там еще "Правого сектора" не было?" – спросил я. Наталья нахмурилась и досадливо посмотрела на меня. Видно, что я ее раздражал, но христианское смирение заставило ответить: "Да чтобы защитить, когда придут". И мы снова шли молча.

"А ты про Православную армию слышал? – не выдержала Наталья вскоре. – Там много наших было". Про Православную армию я знал: это одно из подразделений сепаратистов, в котором воевали в основном казаки, обвешанные крестами, хоругвями, со священниками в строю. Какое-то короткое время они даже контролировали часть Донецка, пока более прагматичные командиры не объяснили, что потоки российской гуманитарки и оружия эффективнее благодати. Позже, уже в Краматорске и Славянске, протестантские пасторы – те, кто остался жив и смогли уехать из Донецка, – рассказывали, как казаки забрали их церкви. В здание заходили бойцы и непременно православный священник. Пока шло молитвенное стояние верующих, в Донецке захваты были не такие интенсивные, а после разгона стесняться перестали. Здания потом вернули, кроме одного в самом центре, но многие пасторы либо пропали, либо, побывав в плену, уехали на подконтрольную украинским властям территорию.

"Да, – ответил я. – Знаю я про Православную армию. Только вот чего не пойму: против вас тоже православные христиане. А ваши батюшки благословляют на войну с ними". "Потому что воевать за веру – дело богоугодное..." – терпеливо объяснила Наталья. "Вера же одна – христианская!" – перебил я. "Да, но наши батюшки благословляют только на богоугодное дело, на защиту веры и христиан на Донбассе, а на братоубийственную войну не благословляют". "Это же не мир! Вы так войну поддерживаете!" – начал закипать я. Мы остановились под стенами Лавры и смотрели друг на друга в упор. Наталья порывалась что-то сказать, но потом очень тихо прошептала: "Ну, Господь разберется, а только наша церковь всегда богоугодное делает, а те, кто против нее, они и не христиане, получается".

"Это все было предсказано, – сказала она мне, когда мы повернули от лавры по уходящей вдоль тополей вправо улочке. – В Донецке печатали книги, сюда привозили, еще года два назад. Там старец все-все рассказывал о том, что брат на брата пойдет и что нужно будет веру православную защищать. А издательство это было Януковича". Я выразил сомнение, но она убеждала: "И нынешний президент Порошенко тоже постоянно на праздники и на службы к нам приезжал, стоял вместе с нами в храме. А как только президентом стал, сразу веру предал". – "Перестал приезжать?" – "Приехал на Рождество. Постоял, помолился и к другим поехал!" "Ну он же президент теперь, ему теперь никого нельзя обидеть", – пытался я говорить о политике. "Это предательство веры!" – отрезала Наталья.

Когда мы дошли до храма неподалеку от Лавры, спустился вечер. В церкве молча и сосредоточенно наводили порядок, свечи потрескивали перед Пасхальной иконой на аналое, было душно и тихо. Мы немного постояли в сумраке, и Наталья увела меня на улицу. В метро мы попрощались. "Ты не ездий туда, не нужно. Насмотришься там еще", – сказала она мне заботливо, улыбаясь. "Наоборот, хочу все сам увидеть, своими глазами", – отвечаю. "Ничего ты там не увидишь. Приходи лучше завтра на вечернюю, а в воскресенье проповедь слушать приходи: батюшка все как есть объясняет. – Она держала меня за руку и будто не хотела отпускать. Потом взяла за плечи: – Ну, прощай! Бог тебя благословит".

Наталья отказалась записать номер моего телефона и ушла.

Антон Наумлюк – внештатный корреспондент Радио Свобода