"Точка невозврата" – один из самых эмоционально ярких образов российской оппозиции. Термин появился, видимо, как ответ на лозунг власти ("новояза") о том, что существует некое дно, на которое надо опуститься, чтобы начать подыматься и подняться выше прежнего. Эдакая политология утопленника, точнее – политология службы спасения, которая раскрала спасательные круги, катера, приватизировала пляж и реку и строит на нем себе дворцы, с нетерпением ожидая, когда купающиеся, которых не удалось выставить полиции, упокоятся на дне.

Какой момент в истории государства Российского человек считает точкой невозврата, – превосходный тест, много открывающий об этом человеке. Очень многие российские псевдолибералы усматривали эту точку аж в крещении Руси: мол, вот если бы приняли католичество с латиницей, а не византийщину с кириллицей, то был бы у нас нынче не Путин, а что-то типа Гавела, на худой конец, Масарик.

Этот вариант псевдолиберальный просто потому, что крещение Руси – факт истории Украины, а не России, и либерал по определению должен понимать, где Украина, а где Россия. Как Беда Достопочтенный – английский святой и историк, а не американский, а святой Патрик – просветитель Ирландии, и то, что Кеннеди был президентом США, не делает Ирландию частью предыстории Америки. Когда крещена Россия? А когда крещена Америка? Успокойтесь, страны вообще не крестят, что бы там ни говорили средневековые восхвалители государства и их современные последыши.

Более приличным кажется поиск точки невозврата в монгольском завоевании. Но и это вздор, простительный в эпоху господства цензуры, когда Алексей Константинович Толстой вынужден был метать стрелы в ханов, чтобы попасть в императоров. Улус Джучи, частью которого более века была зарождающаяся Россия, был не самым либеральным государством, но до милитаризма и деспотизма Ивана Грозного и его преемников монголам было далеко.

Среди "точек невозврата" фигурируют отмена Юрьева дня, Октябрьский путч ("С Россией кончено" – Волошин), воцарение Сталина и так далее вплоть до совсем уж смешного современного: точкой невозврата нынче называют угасание оппозиционного движения 2011–2013 годов. Помилуйте, Октябрьский переворот – это все-таки было серьезно, это были идеи, это были позиции, в том числе вооруженные. А "белоленточное движение" изначально не могло победить, по определению, потому что оно все было чрезвычайно инфантильным, аполитичным и подконтрольным тому же Кремлю. Люди гордились тем, что у них нет иных идей, кроме "посчитайте честно"! Как юный Корейко мечтал найти бумажник с миллионом и точно знал, под какой водосточной трубой должен лежать этот бумажник и какого он будет цвета, так жалкие 200 тысяч белоленточников точно знали, что на следующий день их будет миллион – почему? А потому! И они тогда в один час сметут… кого сметут? Сметут все полки и танки, расквартированные в Москве, напугают своим грозным видом 4 миллиона силовиков, а своим отсутствием идей загонят в щели кремлевских пропагандистов. Потому что коты страшно боятся мышей!

Движение 2011–2013 годов – это не точка невозврата, а точка разврата. Политического разврата. 200 тысяч человек собрались вокруг г-жи Собчак – о какая силища! Новодворскую, Ковалева и Якунина принципиально не позвали: мол, мы вне политики, мы просто счетчики. И где теперь лидеры всего этого политразврата? Ну, самые выдающие спойлеры в России живут и в ус не дуют, а остальные эмигрировали. Конечно, эмигранты должны кричать о точке невозврата – "Шеф, усе пропало!" – иначе зачем бы эмигрировать.

Эмигрировать человек имеет полное право, а у оставшихся есть право и обязанность сказать, что никакой точки невозврата не было и быть не может. Пока, изволите видеть, свободою горим, пока сердца для чего-то там живы, ну какая такая точка невозврата?

Точки невозврата нет и быть не может, а вот точки неразврата быть должны. Где-то надо быть готовым сказать "нет". Вот сейчас в пакете Яровой запретили миссионерскую деятельность. Ну как "запретили" – по-чекистски, то есть дали такое определение миссионерской деятельности, что бред и невозможность. Все в ужасе, даже юристы Московской Патриархии, потому что, конечно, государственную Церковь никто трогать не будет, а все же страшновато: они боролись за что-то более грамотное, чтобы можно было избирательно щучить их конкурентов, а напоролись на дикую чекистскую фантазию, абсолютно неконтролируемую.

Все в ужасе – и что? И все – во всяком случае, все, кто зарегистрирован, все, кого государство не закатывает в асфальт, как общины свидетелей Иеговы, – все лихорадочно пытаются подстроиться под закон.

Миссионерствовать, конечно, все будут, но надо так переименовать миссионерство, чтобы гэбист меча не подточил. Дело хлопотное, но вполне реальное. И никто, ни один человек, не поднялся и не сказал: "Хватит! Всякому безобразию должно быть свое приличие! У нас тут написано в документах, что мы в крайнем случае готовы к гражданскому неповиновению – вот этот крайний случай. Наша вина, что мы долго соглашались с тем, что якобы есть некий религиозный экстремизм и религиозный терроризм, но пора встряхнуться и назвать вещи своими именами". Нет, вместо этого все начинают обсуждение того, как подстроиться под драконовское законодательство словами: "Конечно, экстремизм – это ужасно, но…"

Вот политразврат. Согласиться с бредовым языком чекистов, согласиться с демагогией политиканов, согласиться с подменой понятий и фактов. Это как если бы в 1929 году оппозиционеры (которых тогда уже просто не было, всех расстреляли) говорили: "О, конечно, кулак – это плохо, но давайте подумаем, как определить кулака…" И вот вся советская история до сего дня – это согласие с тем, что существуют "кулаки", "антисоветские пропагандисты", "враги народа", только попытка себя лично и своих вывести из-под этих ярлыков. Можно вывести? Можно, но это подло! Можно переименовать Евангелие во что-то типа "Информация по внутриуставной деятельности"? Можно, но это иудин грех, хотя Христа вроде бы и не распинают при этом, а просто того-с… Был Бог – Слово, стала богиня демагогия.

Есть, должна быть точка неразврата, и до нее большинству жителей России – даже недовольных властью – очень и очень далеко. Когда в знак протеста против нарушения конституционного права на свободу собраний выходят в "разрешенный" одиночный пикет – это не сопротивление диктатуре, это согласие с диктатурой. Это демонстрация слабости, а не силы, это похороны идеи, это развращение себя и других.

"Всякому безобразию должно быть свое приличие" – это герой Чехова сказал о "точке неразврата". Всего лишь точка! Обычно даже не требуется что-то сделать, требуется чего-то не сделать. Например, не участвовать в псевдовыборах. Послушайте, ну не едим же мы фальсифицированную колбасу, если твердо знаем, что она фальсифицирована? Боимся отравления? И вот уже скоро четверть века как считается неприличным не участвовать в абсолютно фальшивых выборах, бранят "диванную партию", исповедуют надежду на то, что хождение на выборы продемонстрирует… подымет градус… лягушка собьет молоко в масло…

Не собьет ничего лягушка, если молоко порошковое! А что до "диванной партии", то недаром же Стругацкие сделали именно диван символом всеобщего счастья. Не все же время прыгать за бананом, нужно иногда на диван присесть и продумать свои политические идеи, да как сыскать союзников, да как организовать движение и т. п. Но страшно! За это накажут!!!

Да, власть умная – она прежде всего запретила идеи, объявив их "экстремистской деятельностью". Ну и что, будем эволюционировать в прыгунов за бананами? Нет уж, и тут должна быть точка, точнее, точки неразврата. Даже многоточие неразврата. Чтобы потом не удивляться, отчего это во всем даже цивилизованном мире нарастает мутная волна фанатизма, озверелости, бездумности. Никакими дамбами и войнами эту волну не остановить, а точкой можно. Потому что и волна варварства начинается не сверху, а из точки, из напуганного человеческого сердца, которое ищет спасения в единстве запрещения, безыдейности, бесконечных уступок лжи и прочего политразврата, а единство-то – в прямо противоположном направлении.

Яков Кротов – историк и священник, автор и ведущий программы Радио Свобода "С христианской точки зрения"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции