Анна Качкаева: Мы сегодня будем говорить не столько о телевидении, сколько о том, что телевидение и мы с вами можем сделать для развития идеи благотворительности и милосердия.
1 июня – День защиты детей. И 1 июня уже во второй раз в Театре «Современник» пройдет благотворительный концерт «Подари мне жизнь» в помощь детям, больным лейкемией.
Страна плохо лечит таких детей. Когда-то, правда, было еще хуже. До начала 90-х годов вылечивали вообще 5 процентов. В 1991 году был создан Институт детской гематологии, который патронировали Михаил и Раиса Горбачевы. Заграница помогала и средствами, и оборудованием. Молодые врачи учились в Германии, в Америке, во Франции. На деньги благотворительных западных фондов были созданы 11 Центров гематологии по стране.
При современных достижениях медицины 80 процентов детей с диагнозом «рак крови» должны выздоравливать, а в некоторых случаях даже 100 процентов. Но в России по-прежнему выздоравливают только 50. Недолеченные 30 процентов – это 1,5 тысячи детей. Подумайте, каждый год мы не спасаем 1,5 тысячи детей только из-за того, что не хватает лекарств, стерильных боксов, и потому, что просто нагнаиваются пластмассовые катетеры в тоненьких венах.
Врачи-подвижники и волонтеры, не надеясь больше на государство, рискнули поверить в благотворителей. Первый концерт, организованный и проведенный Чулпан Хаматовой и Диной Корзун год назад, помог собрать деньги на аппарат для облучения крови, без которого мамы больных малышей должны были носиться через весь город, чтобы облучить донорскую кровь. Год назад о концерте коротенько сообщали в «Новостях». Телевизионщики оставили организаторам кассету. Потом о докторе Галине Новичковой и инициативной группе волонтеров «Доноры – детям» писали в нескольких газетах, не очень тиражных. Врачей и актрис приглашали на радио. Больше телевидение, большое телевидение, освещало, пожалуй, приезд в Центр гематологии Владимира Путина. Но выяснять, что же случилось с 75 миллионами, которые были отпущены сразу же после его приезда на строительство специального онкоцентра, руки так и не дошли.
И федеральное телевидение, по сути, развернулось к проблеме лицом лишь несколько месяцев назад. Алексей Поборцев снял для НТВ фильм «Белая кровь», который прошел в эфир в начале мая этого года. Вчера на канале СТС Дина Корзун и Чулпан Хаматова разговаривали с Тиной Канделаки, и слушатели звонили в прямой эфир. А 12 июня НТВ покажет благотворительный концерт из Театра «Современник».
О том, можно ли поддержать общественный заказ на милосердие, можно ли сделать умение и желание помогать потребностью, как пропагандировать благотворительность и доверие к ней, - об этом наш сегодняшний разговор. И в нем примут участие уже находящийся в студии автор фильма «Белая кровь» журналист НТВ Алексей Поборцев. К нам едет заместитель директора Федерального Центра гематологии Галина Новичкова. И у нас в студии – актриса Чулпан Хаматова.
Чулпан, сначала о ближайшем концерте. Будет ли он чем-то отличаться от прошлогоднего? И на что на этот раз пойдут деньги?
Чулпан Хаматова: В этом году деньги будут собираться для регионов, для городов Калуга, Саратов, Иркутск...
Анна Качкаева: В общем, они перечислены, по-моему, в пресс-релизе, и их семь или восемь, насколько я поняла, - там, где есть Центры гематологические.
Анна Качкаева: Как это будет выглядеть? Я так понимаю, что вы хотите, чтобы большее количество людей, а не только зрители в зале «Современника» увидели то, что будет происходить на сцене.
Чулпан Хаматова: Во-первых, будет концерт в самом театре. Во-вторых, будет висеть огромный экран на стенах нашего театра на Чистых прудах. И если будет хорошая погода, то зрители могут просто посмотреть на улице все то, что будет происходить в зале. И в-третьих, НТВ, по-моему, делает телеверсию концерта.
Анна Качкаева: Да, мы уже об этом сказали, что 12 июня НТВ покажет концерт на своем канале.
Чулпан Хаматова: То есть мы это решили сделать потому, что в прошлом году было такое количество желающих, а театр не резиновый – всего 800 мест, и мы, конечно, не смогли посадить, разместить и предоставить места тем людям, которые просто хотели помочь. Даже не то что они пришли посмотреть на артистов, а они шли с одним только желанием - помочь. А помочь можно было, только имея билет и внутри театра. И чтобы в этом году не делать такой глупости, мы решили, что на улице будет стоять экран, и будут стоять кубы, и волонтеры – молодые артисты Театра «Современник» и просто волонтеры, которые будут помогать людям не гасить тот порыв, который в них случился.
Анна Качкаева: А первый ваш концерт в прошлом году собрал 150 тысяч долларов на аппарат для облучения донорской крови и еще 212 тысяч на лекарства. Но главное, я так подозреваю, - это все-таки даже не деньги. Как вам кажется, сколько людей уже готовы участвовать в этой работе и как волонтеры, и как люди, которые... Вот вы как-то понимаете, сколько это людей?
Чулпан Хаматова: Нет, я не понимаю. На самом деле такие вопросы, наверное, лучше задавать врачам, детям, родителям, которые видят какие-то результаты и которые могут реально сказать. Я могу только сказать по собственным звонкам, что люди, которые приезжали, и даже из Подмосковья, ждали меня в театре, предлагали собственную помощь, привозили детям книжки... Я им давала телефон больницы, они туда ехали, читали детям книжки, кто-то играл с ними в шахматы. То есть даже те люди, которые не располагают лишними деньгами, они просто могут поделиться временем и теплом, что очень для этих детей необходимо, потому что психологический фактор – это не самое последнее дело в этом случае.
Анна Качкаева: Чулпан, у меня вот какой вопрос. Я вчера ночью, наблюдая, как вы разговариваете с Диной Корзун на СТС в программе «Детали», услышала вырвавшуюся, как мне показалось, у вас фразу «фашистская страна». Что вы имели в виду, произнося ее?
Чулпан Хаматова: Ну, это так, видимо... воспаленный, уставший мозг.
Анна Качкаева: Нет, я думаю, что не воспаленный. Наверное, были причины за этот год так у вас сказать о стране?
Чулпан Хаматова: Нет, не только за этот год. Просто та страна, которая не заботится о стариках и детях, а всех больных вычеркивает сразу из списков... ну, фашисты жили по такому же принципу «все лишние – долой». Наверное, поэтому у меня так вырвалось.
Анна Качкаева: А были причины еще, может быть, что люди себя как-то так проявляли, помимо тех замечательных людей, которые помогают и стараются помогать, может быть, были какие-то иные примеры? Или вам не хочется о них говорить?
Чулпан Хаматова: Нет. Во-первых, люди пока никак не могут себя проявлять. Потому что настолько дискредитировано понятие «благотворительность»... Поэтому я даже здесь обвинить никого не могу. То есть вот есть люди, которые верят, и есть люди, которым ничего не объяснить, и только должно пройти время, чтобы они на самом деле убедились и поверили в то, что это дело – это не обман и никто не наживается на этом, а что есть реальные результаты, даже в виде детских жизней. Ну, у нас везде так. И это даже не касается именно этой проблемы. У нас не любят детей, у нас не любят стариков.
Анна Качкаева: А больных у нас не любят вдвойне.
Чулпан Хаматова: Это все, конечно, происходит на уровне государства. Но с этим можно что-то делать, мне кажется.
Анна Качкаева: Но вы и пытаетесь. Вот я знаю, что когда президент был в театре, вы опять ему вроде как напомнили или спросили про возможность того самого Центра. Он вам что-то ответил?
Чулпан Хаматова: Да. Я была приятно удивлена, он очень конкретно сказал, что он в курсе, чтобы мы не волновались, да, есть проблемы между Минфином и Министерством здравоохранения. То есть он и проблему эту знает, и что они там как-то не могут договориться. Но он обещает довести это дело до конца. «Передайте врачам, что я доведу это дело до конца».
Анна Качкаева: Мне-то кажется странным, что президент занимается у нас все-таки отдельно взятой историей. И мне кажется, что очень показательно было в фильме Алексея «Белая кровь» - вот этот самый средний чиновник, который легко вам в камеру сказал: «Ну, у нее еще ремиссия не наступила, у этой девочки. Поэтому пусть пока подождет».
Так вот, когда лечили одну девочку, и добились ремиссии, нужно было делать трансплантацию... собственно говоря, уже сделали все, но не было специального аппарата для облучения всего тела. Такой аппарат был только в Израиле, куда, кстати, и уехал наш доктор, который работал в Российской детской клинической больнице, и он уехал потому, что, видимо, перестал верить в то, что здесь можно помогать, и уехал туда. И он уже оттуда звонит: «Присылайте. Мы все сделаем». Часть денег была собрана, собственно говоря, благотворителями, а другую часть, две трети, должно было дать государство. Так вот, государство в лице чиновников всячески это тормозило. А ведь ремиссия – это процесс не вечный, и нужно было понимать, что максимум – это 45 дней. И так случилось, что 45 дней истекли. Отслеживали эту историю в «Новостях». И нам достался совершенно ужасный кусок, когда мать Тани Каверзневой была просто за гранью, на нее смотреть было невозможно. То есть фактически ее чуть не убили. И только потому, что ремиссия закончилась. И Новичкова Галина, и Алексей Масчан, и Михаил Масчан – это врачи, они переживали. Пришлось вновь ребенку пережить еще одну химиотерапию. Кто не знает, что это такое, можно в двух словах объяснить, как лечат таких детей. Вот чтобы их вылечить, их нужно почти убить или почти отравить. То есть врач должен провести человека на грани, по лезвию. И если он сможет провести и не ошибиться, если все будет нормально, если все будет работать, вся сложная система фильтров и все остальное, - то получится. Так вот, с Таней, собственно говоря, не успели. Лейкоз пошел в атаку. И так получилось, что она опять оказалась в этом боксе, совершенно лысенькая, то есть волосы стали выпадать. А потом, слава Богу, видимо, кто-то есть наверху, несмотря на все ее мытарства, все получилось. То есть получился даже еще более благоприятный результат, чем врачи ожидали. То есть анализы стали нормальные. И сейчас, слава Богу, она уже отправилась в Израиль.
Правда, в Израиле ее ждало еще одно приключение. Кто-то из израильских врачей... в общем, какие-то аферисты в аэропорту их встретили и сказали: «Вы поедете вот в эту клинику». Привезли и неделю с них требовали деньги. Это оказались чистой воды аферисты, которые узнали эту историю из Интернета или еще откуда-то. Но все бывает. А деньги большие, кстати. Но потом, слава Богу, все получилось.
Анна Качкаева: Ну, я знаю, что и с Чулпан, по-моему, происходили какие-то такие истории. От ее имени тоже кому-то звонили и требовали денег.
Чулпан Хаматова: Да-да.
Анна Качкаева: Вот в этой ситуации, кстати, как быть-то? Наверное, надо смириться с тем, что чиновники, как правило, есть черствые, а есть – ничего. И аферистов тоже хватает.
Алексей Поборцев: Я в этом отношении оптимист. Когда мы снимали кино, во-первых, мы уже подключились на этапе, когда уже большая часть работы, то есть общество уже узнало о том, что это такое, уже была сделана. Уже прошло больше года и так далее. И мы увидели эти клиники. Мы были и в Иркутске, смотрели, как на самом деле обстоят дела.
И я считаю, что у нас очень хорошие, кстати, люди. Потому что благотворительность бывает разная. Но бывает и вот такая, что мы летели, и нам нужно было передать... мы узнали в последний момент, когда у нас уже был самолет в Германию, поскольку мы там снимали что-то для этого фильма, и просто обычные люди, совершенно ничего не проверяя, передавали деньги в конвертах, причем солидные были суммы – 4-5 тысяч евро. То есть врачи позвонили, где-то встретились на улице, на остановке передали за два часа до вылета самолета. А прилетели в Германию, врачи встречают: «А, вы из России». Немец, который у нас работал, сказал: «Вы знаете, случилось так, что это лекарство подорожало». У нас 5 тысяч евро, а нужно было 12, условно говоря. Так вот, нашелся какой-то благотворительный фонд, в котором сказали: «Вы не бойтесь». Выписали лекарство, все дали. «Только заберите и помогите».
Собственно говоря, черствость, она почему-то свойственна людям, которых, не знаю, может быть, власть портит. Они вот чем выше поднимаются... А обычные-то люди...
И самое главное, большой стереотип был, который нужно разрушать всяческими способами дозволенными, - это то, что считается: «Ну что, у тебя рак. Ну, ты помучаешься. Что лечить-то?..». А когда ты видишь, что это можно сделать, и ничего сложного нет, а это просто технология, это высокая врачебная технология, и если ее соблюдать, не воровать, то все получится.
Анна Качкаева: Чулпан, кстати, а как сделать эту тему не страшной, как вам кажется, в том числе и для телевидения, для людей? Как сделать так, чтобы люди не боялись приходить, думать об этом, создавать детям детство, несмотря на все проблемы?
Чулпан Хаматова: Пока создаются такие фильмы, как у Алексея... Эту тему нужно просто открывать. Я не могу всех пригласить в отделение, чтобы они пришли и пообщались с детьми, услышали, что дети верят, они пытаются, посмотрели бы на стены этого отделения, которые раскрашены цветами, и врачи пытаются сделать все, чтобы не было гоголевской больницы. Это вообще даже не похоже на больницу, не говоря уже о том, что там лечатся дети с таким диагнозом. Везде игры, компьютеры. Там другая атмосфера, вселяющая надежду, веру. И мне кажется, когда ты понимаешь, что ребенок... это просто болезнь, которая побеждается долго, сложно, и если мы будем помогать, он через два года лечения войдет в ремиссию и будет здоровым ребенком, и будет играть, веселиться...
Анна Качкаева: А как часто вы туда ходите?
Чулпан Хаматова: Последний раз я там сама лечилась. Я заболела. И оказалось, что у меня нет ни одного врача, которому я могла бы задать вопрос. И позвонила в отчаянии уже врачам Алексею Масчан, и Михаилу Масчан, и сказала: «Сделайте что-нибудь со мной. Я падаю, я умираю». У меня был сложный выпуск. Я приехала к ним в больницу. Они мне сделали капельницу. Мне стало легче.
Анна Качкаева: А вот какое-то у вас есть ощущение, что есть дети, с которыми вы как-то подружились, с которыми вы общаетесь? Ну, нельзя же всех... Или вы просто приезжаете...
Чулпан Хаматова: К сожалению, нет времени. То есть говорить о том, что мы подружились, ну, я могу так сказать, но это будет враньем. Потому что для этого слова нужно ездить туда каждый день, быть рядом, и не просто с телекамерами и с фотоаппаратами вокруг тебя, а просто ходить и быть...
Алексей Поборцев: Но таких волонтеров там тоже хватает. Они там просто ночуют.
Анна Качкаева: Волонтеров хватает, да.
Чулпан Хаматова: Вы знаете, Нелли Уварова, молодая актриса, которая снимается в сериале «Не родись красивой», у нее нет совершенно свободного времени. И ее мама не хотела даже давать номер ее мобильного телефона от ужаса, что это журналисты, и ее опять будут терзать, а у нее нет свободного времени. Но ей все-таки дозвонились. И она поехала ночью. И ночью встретилась с ребенком, который почти год уже лежит в боксе. И мальчик настолько замкнулся, настолько устал быть в этом одиночестве, что даже перестал говорить, улыбаться. А она его разговорила, он стал общаться...
Анна Качкаева: А он, видимо, смотрит телевизор, да?
Чулпан Хаматова: Да, он смотрит телевизор.
Анна Качкаева: В том числе и фильм «Не родись красивой».
Чулпан Хаматова: Да. И вот Неля – это звезда, и, конечно, для него это многое значило. Он стал улыбаться. И в итоге он сейчас открылся.
Анна Качкаева: И доехала до нас Галина Новичкова. Галина, как вы этот год - с концерта до концерта – оцениваете? Как вы распорядились деньгами? Что получилось, какое количество детей, благодаря тому, что сделали за этот год, поправились, спасли ли их, и они не ушли от нас? И вообще, что за этот год для вас произошло в этой теме?
Галина Новичкова: Год, конечно, был очень бурным, но совершенно неоднозначным. До концерта, скажем так, тема была закрыта.
Анна Качкаева: Да, абсолютно.
Вы знаете, наверное, что у нас был президент...
Анна Качкаева: Да. И вы с ним встречались.
Галина Новичкова: Он вник, и нам показалось, что он тоже «заболел» этой проблемой. Он увидел этих детей, в отличие, кстати, от чиновников из Минздрава, которые этих детей в глаза никогда не видели.
Анна Качкаева: Я помню, что Валерий Паничкин рассказывал, как освистали министра Зурабова на минувшем концерте.
Галина Новичкова: Да. Но они в глаза детей не видели.
Анна Качкаева: То есть он не доезжал туда?
Галина Новичкова: И мы думали: «Ну, все, сейчас, наконец-то, нам построят современный центр».
Анна Качкаева: Через три дня, по-моему, 75 миллионов выделили.
Галина Новичкова: Нет, 75 миллионов хотели выделить. А через три дня землю выделили, которую годами не выделяли. И стали показывать репортажи, стали писать статьи. Люди стали приходить, люди приносили деньги. Какое количество детей мы на эти деньги вылечили, сказать очень сложно. Но мы первый раз в этом году сделали 47 трансплантаций костного мозга. Это много для одного центра. В прошлом году мы сделали 40. А в этом году 47, и из них 17-18 от неродственного донора. И это на самом деле для одного центра очень много. И мы, конечно, всем очень благодарны, каждому человеку, который помог. Общество повернулось к нам лицом.
Ну а государство... мы видим, что у государства то ли ревностное отношение, что президент обратил на эту тему внимание, то ли... Я не понимаю, в чем дело. Финансирование ухудшилось гораздо.
Анна Качкаева: То есть я думаю, что вам сейчас говорят, наверное: «Ладно, и так миллионы вам артисты соберут, и обойдетесь вы как-нибудь...».
Галина Новичкова: Да-да. А то, что стоимость лечения каждого ребенка в среднем, при неосложненном случае, составляет 20 тысяч долларов, а в осложненном случае – это бесконечность... А как можно измерить жизнь ребенка, сколько она стоит?..
И когда был Путин, он сказал построить центр, и сказал выделить дополнительные средства для закупки лекарств. Но их не только не выделили... Мы заметили, что финансирование ухудшилось гораздо.
Анна Качкаева: А вы спрашивали... Есть же товарищи, которые за это отвечают.
Галина Новичкова: Да, спрашивали. Они говорят: «Все прекрасно. Финансирование такое же». «А почему тогда нет лекарств?». Нам говорят: «Все есть». «Как есть?! Вы придите, посмотрите. Вы хотя бы вникните в историю болезни хотя бы одного ребенка, и поймите, что есть, а чего нет», - мы пытаемся говорить чиновникам. Но чиновники нас теперь обвиняют в том, что мы раскачиваем лодку, что так все хорошо и спокойно, и вообще все есть, а нам все чего-то надо.
Анна Качкаева: Скажите, Галина, а как в других странах с этим дело обстоит? Вот чего и сколько для таких детей делает государство, а что делают благотворители? Или это вообще не стоит сравнивать?
Галина Новичкова: Очень даже стоит сравнивать. То, что благотворительность именно в этой отрасли медицины, она очень процветает во всем мире, - это абсолютно точно. Потому что это безумно дорого. В самой богатой стране не хватает денег для того, чтобы провести полностью современное лечение, то, которое нужно.
Анна Качкаева: Алексей в своем фильме называл цифру. Привезли донорские клетки из Германии. 15 тысяч евро, по-моему, обходится...
Галина Новичкова: Это только поиск, активация донора и чтобы привезти эти клетки сюда. Это только самое начало трансплантации.
Например, в Америке все госпитали ровно наполовину финансируются из всяких разных страховых фондов, из государства, а ровно наполовину – спонсорами. И потом, все самые-самые современные технологии, они всегда развиваются, отрабатываются на деньги меценатов. Везде так. Ни одну научную лабораторию не откроешь на государственные деньги, а только на благотворительные гранты. Есть, например, госпиталь в Мемфисе, самый крупный детский госпиталь в Америке, там полностью благотворительный госпиталь. Они собирают миллион долларов в сутки. И примерно госпиталь по мощности такой же, который хотим построить мы. Они около 500 детей первичных в год берут. И если мы построим все-таки наш Центр, то мы будем примерно 500 первичных детей в год лечить.
Анна Качкаева: И это означает, что все, кто заболевает этой болезнью, теоретически могут быть вами подхвачены вовремя, если это произойдет?
Галина Новичкова: Нет, конечно, не все. Речь идет о тех случаях, которые не могут лечить в регионах. В регионах могут лечить большую часть детских опухолей, но примерно половину - не могут. Потому что нужна сверхинтенсивная терапия, сверхинтенсивная поддерживающая терапия, нужна трансплантация костного мозга 1,5 тысячам детей ежегодно. А это могут сделать только фактически в трех Центрах.
Анна Качкаева: Потому что это связано, как я понимаю, с условиями, с боксами стерильными, с процедурами, способами хранения, да?
Галина Новичкова: И не только с этим. А еще целая инфраструктура должна быть. Должна быть огромная лабораторная служба. Должна быть молекулярная диагностика, цитогенетическая диагностика. Надо создавать специальную лабораторию, чтобы искать доноров, потом отслеживать, прижился или не прижился костный мозг на молекулярном уровне, ушли ли молекулярные маркеры – это очень сложно.
Анна Качкаева: А я так понимаю, что у нас нет банка доноров, да?
Галина Новичкова: В России нет.
Анна Качкаева: А это тоже связано с тем, что негде и нечем брать и хранить, так?
Галина Новичкова: Понимаете, когда речь идет о банке доноров костного мозга, то речь не идет о хранилище. Речь идет о хранении данных в компьютерной базе данных. Но чтобы занести туда данные, надо обследовать каждого донора, каждого человека, который желает быть донором костного мозга. А чтобы просто обследовать на элементарном уровне, надо примерно 200 на человека – это минимум. А если он уже по каким-то основным антигенам подходит, тогда уже делать более полное обследование, и это стоит около 700 долларов.
Анна Качкаева: И давайте послушаем Вадима, нашего слушателя из Москвы. Здравствуйте.
Слушатель: Добрый день. Вы знаете, то, что делает Чулпан Хаматова с ее друзьями, конечно, это бесценно. Но мне кажется, что нужно помимо развития благотворительности, а в нашей стране это только первые шаги, такие видные деятели культуры должны оказывать давление на руководство, на президента. С тем, чтобы поменять мышление в этой стране, с тем, чтобы деньги вкладывались - вот назвали цифру «5 триллионов» - не на производство подводных лодок и разного оружия, которое никому не нужно, чтобы не выдумывали зря врагов в лице США, стран НАТО, то есть самых передовых стран, а чтобы деньги вкладывали в здравоохранение, в образование.
Анна Качкаева: Спасибо, Вадим.
И мы слушаем Николая. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Я вот слушаю вашу передачу, и, безусловно, никого не может оставить безразличным эта тема. Но одно только пугает и настораживает. На протяжении последних 15 лет столько было всевозможных инициатив, и, как правило, они оканчивались просто PR -кампанией. Я сегодня говорю лишь только об одном, что вот то, что сделала Чулпан Хаматова с коллегами, это хорошее и доброе начало. Но дилетантство даже с большими деньгами не поможет делу. Пусть заставят медиков и министра здравоохранения включиться в эту работу. А сами пусть встанут над этой ситуацией. Это будет правильно.
Анна Качкаева: Николай, вы, видимо, чего-то не поняли. Как раз они, слава Богу, и стоят над этой ситуацией, и дают возможность нам ее с вами обсуждать. А вот как заставить государство повернуться лицом к этой проблеме, я, честно говоря, не знаю. Знаю только один журналистский способ – бесконечно об этом говорить и задавать вопросы. Что мы, собственно, наверное, и будем делать. Другого выхода нет.
И я хочу просто узнать сейчас у вас, Чулпан, за этот год из ваших друзей и коллег кто примкнул к вам?
Чулпан Хаматова: Очень многие люди. Во-первых, Сергей Гармаш занимается этим. Он немножечко разгрузил нас с Диной и взял на себя большую часть подготовки концерта в этом году. Во-вторых, Ирина и Сергей Безруковы были, была Настя Заворотнюк, приходят постоянно артисты. Катя Сканави с Кремером играли концерт. То есть подвижки видны, они очевидны.
Но мне не нравится вот это настроение... Мы можем бесконечно тыкать в государство, и этим никого не удивишь, все об этом знают. Ну и что, что Николай думает, что виновато государство, и «вот вы медики, вы скажите Путину, а вы скажите...». Наверное, когда-то это и произойдет. Но пока Путин, или государство, или кто-то, пока этот процесс идет, умирают, погибают дети, которых можно вылечить, у которых счет жизни идет на часы. И хочется сказать, вы сами посмотрите по сторонам, может быть, вокруг вас есть люди, которым нужна ваша помочь. Я вчера уже говорила о том, что это норма. А в нашем обществе это не норма. В нашем обществе это какой-то флаг, знамя. Это все равно воспринимается...
Я расскажу сейчас очень короткий случай. Я снималась в Калининграде с немецкой группой. То есть были одни немцы – немецкие осветители, немецкая киногруппа. И мы снимали один день в калининградском детском доме, то есть в русском детском доме. И на следующий день эти немцы, они не богатые люди – это техники...
Анна Качкаева: Операторы, звукооператоры...
Чулпан Хаматова: Да... они собрали деньги, поехали в магазин, купили вещи, ботинки, еще что-то. Спокойно все это мы привезли в детский дом, отдали. То есть для них даже вопросов не было. У них настолько это в природе... Когда ты приходишь в банк, и у тебя там лежит заполненный бланк пожертвования на борьбу со СПИДом, на борьбу с детским раком, на борьбу с наркоманией, и ты можешь 10 рублей перевести туда. То есть это повернутое сознание. В этом нет ничего героического. Это должно быть нормой. А пока мы будем делать вот это противостояние благотворителей и государства, наверное, в этом и будет...
Анна Качкаева: Вот вы говорите об этом, уже год говорите. А как сделать, чтобы нормой-то стало?
Чулпан Хаматова: Вот меня ловят люди, как Алексея, дают деньги в конвертах. Вы не представляете, что это такое, нести в конверте 10 тысяч долларов, и нужно это донести до куба после концерта. Я не могла разгримироваться, я только бегала и носила эти деньги. Мне присылают письма – там 20 рублей, 5 долларов. Но этого же не было до концерта. Мне же никто и ничего не присылал.
Алексей Поборцев: И год – это не так уж и много на самом деле.
Анна Качкаева: Это я понимаю. Но не так и мало.
Алексей Поборцев: А вот давайте представим такую ситуацию. Прилетает иностранная делегация в Москву, едут из «Внуково». И вдруг с правой стороны при въезде в Москву на Широком шоссе стоит, допустим, Центр имени Вексельберга (или имени кого-нибудь еще).
А на Западе это совершенно нормально. Мы приехали в Клинику Шарите, там маленькая табличка, маленькая, но заметная – блестящая, красивая, «Этот Центр построил Хосе Каррерас».
А почему наши-то не могут?.. Допустим, у Лужкова есть свой храм. Вот уйдет Лужков (вечная ему память), но Храм Христа Спасителя останется. Уйдет кто-то еще... Ведь можно пойти по такому пути. Я, конечно, немножко фантазирую, но, в принципе, это останется на века. Допустим, Сеченовская больница, Морозовская – это же все было. И чтобы это возродить, для этого необходимо время все-таки.
Галина Новичкова: Я хочу сказать, что у нас в отделении трансплантации костного мозга тоже висит маленькая табличка, где написано, что его полностью нам подарил Фонд Горбачевых. Это сделала Раиса Максимовна. Она искала эти деньги. И только благодаря этому сегодня... Вы знаете, я не могу сказать, что мы лечим всех, но, по крайней мере, мы развиваем технологии и мы их культивируем, и мы их боимся потерять. Вот это мы делаем.
Анна Качкаева: Галина, вот все, о чем говорят Алексей и Чулпан, меня лично приводит к мысли, что, может быть, и Бог с ним, с государством-то, пусть...
Галина Новичкова: Нет. Самое интересное, из всех государственных чиновников единственный человек, на лице которого я видела действительно искреннее желание помочь, - это президент. Все остальные... Вот эти деньги, по которым было распоряжение президента, постановление правительства, они в каких-то коридорах между Минфином, Минэкономразвития и Минздравом, где-то они там. А где – никто не знает. Почему они так боятся эти деньги отдать для детей, я ничего не понимаю.
Анна Качкаева: Но они хоть что-нибудь объясняют? Я все-таки пытаюсь понять...
Галина Новичкова: Нет.
Анна Качкаева: Но ваш директор наверняка задавал им неоднократно уже за этот год...
Галина Новичкова: Никто и ничего не объясняет.
Алексей Поборцев: Тут ситуация очень простая. Воздвигнута большая пирамида, или стена, между президентом и исполнителями, то, что на местах, то, что доходит. Эта чиновничья машина, она поглощает все.
Галина Новичкова: В коридорах власти все теряется.
Алексей Поборцев: В коридорах власти может затеряться все, что угодно. И вот то, что эта система построена, конечно, это просто беда нашего государства. То есть в любом хорошем деле должен быть какой-то толкатель постоянно. Даже президент, который отвлекается на другие, более важные государственные дела, ну, понятно, он не может все время...
Анна Качкаева: Алексей, это не его дело. Его дело – выстроить систему и эту вертикаль так, чтобы в этих коридорах это все не зависало. Иначе, действительно, надо плюнуть и заниматься тем, чем занимаются...
Галина Новичкова: Знаете, на другой день после визита президента к нам приехало много чиновников, в том числе и Греф. Он завел меня, можно сказать, в стороночку и сказал: «Вы молодцы. Все, что вы сделали, - вы молодцы. Но вы не думайте, что завтра на вас манна небесная свалится. Вы показывайте зубы, будьте зубастыми, вы не замолкайте». И вот мы пытаемся их показывать. И вы понимаете, мы только всех раздражаем. У нас ничего не получается. Деньги где-то там же, в этом Минэкономразвития, где-то там же и теряются. А как позвонить Грефу, как ему сказать: «Уважаемый господин Греф, хорошо, вот мы зубастые, но толку-то от этого?..».
Анна Качкаева: А на концерт пригласили кого-нибудь из чиновников...
Галина Новичкова: Мы всех пригласили, но мы не знаем, кто придет. Мы пригласили всех крупных чиновников, но есть подозрение... Поскольку в прошлом году такой получился казус с господином министром здравоохранения, и он на нас обижен, хотя мы искренне этого не хотели. Если мы его обидели, то я хочу извиниться перед ним. Мы этого не хотели. Меньше всего мы хотели его обидеть на этом концерте. Но так получилось... И, вероятно, он обижен, и поэтому он не придет. Но мне кажется, что все-таки какие-то свои человеческие эмоции чиновник такого ранга, он должен где-то, наверное, в себе оставить. Все-таки это же большая проблема. Это большой пласт. Это же не только ведь 5 тысяч детей ежегодно, а это же российская наука медицинская, это же острие российской медицинской науки, и вообще международной науки.
Анна Качкаева: В общем, слушаю я вас и согласна с лозунгом этого замечательного письма, с которым обратились перед акцией все актеры. В конце так и написано, что «мы хотим рассказать, собственно, не о раке крови, а мы хотим рассказать про страну. Страна у нас большая. Даже самого лучшего в мире детского Онкогематологического центра не хватит, чтобы вылечить по всей стране всех детей. Помогите стране». Это уж точно, «помогите стране».
Из Петербурга нам дозвонился Кирилл Николаевич. Здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. Чулпан, я вам хочу дать совет. Съездите на Кубу. Вы никогда не задумывались, и известно ли вам, что на Кубе самая маленькая детская смертность в мире? Почему? А я вам скажу, чтобы вам было понятно, что там не введен институт частной собственности, и роль милосердия прекрасно исполняет государство. Кто вылечил чернобыльских детей? Не Россия, не Германия, не Америка, а Куба.
Анна Качкаева: Да... То-то у нас умирают и чернобыльцы, и дети по-прежнему. На Кубе, дай им всем Бог здоровья, климат замечательный.
Галина Новичкова: И там, действительно, много денег вкладывают в детскую онкологию. Это так, действительно.
Анна Качкаева: Так, может быть, прав Кирилл Николаевич?
Чулпан Хаматова: А смысл послания был какой?
Галина Новичкова: Но зато все остальное, мы знаем, там очень плохо.
Анна Качкаева: Алла Павловна, здравствуйте.
Слушатель: Здравствуйте. У нас по Конституции Российская Федерация – это социальное государство. Но пока это социальное государство олицетворяет министр Зурабов, пока президент построил такую вертикаль власти, при которой находятся деньги на финансирование движения «Наши», чтобы арендовать самолет, поехать им в Сочи и президент их бы поблагодарил, не известно за что...
Анна Качкаева: Да, Алла Павловна.
Галина Новичкова: А с движением «Наши» у нас особые отношения. У нас есть группа волонтерская «Доноры – детям», и они постоянно ищут доноров. И обратились к «Нашим». Они говорят: «Чем маршировать по Ленинскому проспекту, таким здоровым и молодым, сдавайте кровь». И они действительно стали приходить. И, по-моему, за четыре месяца было 60 человек. После этого они собрали пресс-конференцию, объявили, что они привели 5 тысяч доноров, что они решили все проблемы с кровью. У нас с ними были очень большие дебаты.
Анна Качкаева: Но после этой пресс-конференции, они больше...
Галина Новичкова: Они, во-первых, забрали логотип, написали, что это все им принадлежит. Нет, они на сайте так и публикуют, что они тысячи доноров водят. Но это, мягко скажем, лукавство.
Анна Качкаева: Галина, скажите, пожалуйста, вот вы говорите о волонтерах, и я действительно посмотрела, и вижу, как они работают. И вы теперь все вместе. И там журналисты тоже есть, и люди, которые абсолютно обычные люди, которые искренне этим заняты. А нужно ли вам много волонтеров? Волонтеры – это ведь не только деньги, но и нахождение в больнице, свободное время и так далее.
Галина Новичкова: Это очень нужно. Их ждут дети.
Анна Качкаева: И это не мешает условиям...
Галина Новичкова: Нет, абсолютно. Например, чтобы в Америке получить возможность приходить к детям, заслужить такое звание волонтера, два года люди ходят и доказывают, что они достойны этого.
У нас, слава Богу, их становится больше. Дети их очень ждут. Вечер для детей, когда приходят к ним поиграть в шахматы, почитать книги, - это для них счастье. Даже одна девочка выписалась, и она такие письма пишет... Она вспоминает, как она считает, что именно это помогло ей не потерять какую-то нить жизни и выздороветь. И она говорит: «Я тоже буду приходить к детям». Кстати, она будет у нас одной из героинь на концерте. Она говорит: «Я буду актрисой. И я буду, как Чулпан и Дина, делать концерты для детей. Это очень важно». И еще она пишет: «ХАчу (через букву «а») творить!!!!!». Вот такие у нас дети.
Анна Качкаева: И я так понимаю, что канал НТВ делает все то, что он делает для концерта, тоже за собственные деньги, ничего и ни с кого...
Алексей Поборцев: Да. Но, в принципе, канал НТВ делает не только этот концерт. На самом деле в «Новостях» регулярно... То есть фильм – это оружие медленного реагирования. Его долго делать. А когда происходят какие-то события, допустим, когда не пускают Каверзневу в Израиль лечиться, то мы все это даем. То есть единая служба информации. И тут же выходит материал, показываем этих чиновников. Это же куски были, собственно говоря, из репортажей. То есть я думаю, что не бросят уже. Потому что, в общем-то, и Татьяна Миткова это близко... да все, кто был... Журналисты, в общем-то, они тоже нормальные люди, не такие вредные.
Галина Новичкова: Но журналистов к нам в больницу пропускают с большим трудом.
Алексей Поборцев: Не пускают. Вы знаете, что нас пускают через «черный» ход постоянно. Нам дают интервью, что все отлично. Он говорят: «Вы что, вы не видите ничего? Все замечательно». Ведь это же два разных мира.
Анна Качкаева: То есть вы такой кусок государства в государстве?
Алексей Поборцев: Да, абсолютно.
Галина Новичкова: Вы понимаете, почему мы и кричим, что нам нужна своя клиника институтская. Потому что у нас нет своей клиники. Мы работаем на базе практической больницы.
Анна Качкаева: А больница, я думаю, ревностно относится ко всем...
Галина Новичкова: То, что ревностно, так это точно.
Алексей Поборцев: Вот нашу аппаратуру Галина провозила в своем багажнике, чтобы прошла туда съемочная группа НТВ. Загружает и провозит. Это, в общем, показатель. Или ходим через «черный» ход.
Галина Новичкова: А меня теперь на территорию больницы не будут пускать.
Алексей Поборцев: А теперь вообще, собственно говоря, вот я уже проговорился...
Анна Качкаева: Да-да, проговорился.
Алексей Поборцев: Ну, ладно, другой багажник найдем.
Анна Качкаева: А может быть, этой больнице тоже просто по пути надо помогать, чтобы туда же...
Галина Новичкова: А ей помогают. Так это же все дети, которые лежат в больнице. Мы – это научная сила. Мы работаем и как врачи, и как научные руководители. Мы отрабатываем и создаем все новые технологии. Мы пишем статьи. И везде больница фигурирует. Мы выступаем на международных конгрессах. И нам даже, с точки зрения науки, есть чем похвастаться. Был Международный съезд онкологов в Ванкувере осенью, и там было два наших доклада больших, огромных, подводили десятилетний итог работы, и два наших доклада заняли первые места. Один доклад – первое место, другой – второе. И везде больница... Мы же говорим, что мы работаем на базе Российской детской клинической больницы. Понимаете, практическое здравоохранение и научное, они просто объективно... В практической больнице должны отрабатывать современные технологии, а мы должны их создавать. И мы юридически даже не можем там этого делать. Поэтому нам безумно нужен такой же центр, как и во всем мире, где университетские клиники. Вот и нам нужен такой – научно-клинический, практический центр.
Анна Качкаева: Ну, будем надеяться... хотя это дурное слово, но, во всяком случае, рассчитывать на то, что люди активные понимают, люди ответственные решатся что-то сделать, помогут чего-то добиться.
Спасибо вам.
Уважаемые слушатели, я напоминаю, что концерт москвичи могут увидеть 1 июня около Театра «Современник» и помочь, чем можете. А зрители страны смогут этот концерт увидеть на канале НТВ 12 июня.