Дмитрий Волчек: В этом году исполнилось 125 лет со дня рождения Артура Рэнсома. Несколько дней назад вышла новая биография знаменитого писателя – ее автор, Роланд Чемберс, обращает пристальное внимание на один из самых интересных периодов в жизни Рэнсома – его пребывание в стране большевиков и сотрудничество с британской разведкой.
Представьте, что автор книг о Гарри Поттере Джоан Роулинг живет в Москве, дружит с Путиным, крутит роман с Сурковым и по просьбе генералов ФСБ вывозит за границу чемоданы с валютой и брильянтами. Артур Рэнсом прожил две жизни: одну – как журналист-авантюрист, другую – как автор приключенческих бестселлеров, никакого отношения к политике не имевших. Суммарный тираж его цикла “Ласточки и амазонки” в 30-е годы дошел до миллиона, так что сравнение с Роулинг вполне уместно. Читают его и сейчас, в том числе и в России - русский перевод “Ласточек” был переиздан в прошлом году. А первой книгой, прославившей Рэнсома, стала биография Оскара Уайльда. Лорд Альфред Дуглас, возмущенный описанием своих отношений с Уайльдом, подал на автора в суд. Рэнсом выиграл дело, но решил скандальные темы больше не трогать и следующую книгу посвятить русским сказкам. В 1915 году он получил предложение писать о событиях в России для британской прессы. Рэнсом застал Октябрьский переворот, подружился с Радеком, доверительно беседовал с Лениным о мировой революции.
Диктор: “Как бы ни думали о Владимире Ильиче Ульянове-Ленине его враги, но даже и они не могут отрицать, что он один из величайших людей нашего времени.
Возвращаясь обратно из Кремля, я старался припомнить человека, у которого был бы такой же темперамент и характер, проникнутый радостью. Но мне это не удалось... Этот маленький, лысый, морщинистый человек, который, качаясь на стуле, смеется то над тем, то над другим и в то же время всегда готов каждому, кто его попросит, дать серьезный совет, — такой серьезный и так глубоко продуманный, что он обязывает его приверженцев более, чем если бы это было приказание.
Его морщины — морщины смеха, а не горя. Я думаю, что причина этому та, что он первый крупный вождь, который совершенно отрицает значение собственной личности. Личное тщеславие у него отсутствует. Более того, как марксист, он верит в массовое движение, которое с ним, без него ли все равно не остановится. У него глубокая вера в воодушевляющие народ стихийные силы, а его вера в самого себя состоит в том, что он в состоянии учесть точно направление этих сил. Он думает, что ни один человек не может задержать революцию, которую он считает неизбежной. По его мнению, русская революция может быть подавлена только временно и то только благодаря обстоятельствам, которые не поддаются человеческому контролю. Он абсолютно свободен, как ни один выдающийся человек до него. И не то, что он говорит, внушает доверие к нему, а та внутренняя свобода, которая в нем чувствуется, и самоотречение, которое бросается в глаза. Согласно своей философии он ни одной минуты не допускает, чтобы ошибка одного человека могла испортить все дело. Сам он, по его мнению, только выразитель, а не причина всех происходящих событий, которые навеки будут связаны с его именем”.
Дмитрий Волчек: Рассказ о Ленине из книги Артура Рэнсома “Шесть недель в России в 1919 году”.
Вот как биограф писателя Роланд Чемберс, с которым встретилась корреспондент Свободы Наталья Голицына, ответил на вопрос, чем объясняется любовь Артура Рэнсома к большевикам
Роланд Чемберс: Для начала он влюбился в секретаршу Троцкого, и это стало неплохой причиной влюбиться в большевизм. Евгения Петровна Шелепина была очаровательной девушкой. Он познакомился с ней в 17-м году, когда брал интервью у Троцкого. Завязался роман, они полюбили друг друга. Ни о какой критике большевиков не могло быть и речи, во-первых, потому, что большевики любили говорить и общаться только с людьми, которые их поддерживали, а во-вторых, тогда ему бы пришлось покинуть Москву и Евгению. Есть и другая причина его приязни к большевикам: Рэнсом был романтиком, точнее, английским романтиком, который считал, что большевизм был моральным движением, боровшимся за освобождение человечества, что, по его мнению, заслуживало всяческой поддержки. Однако он вовсе не хотел навсегда оставаться в России. Он хотел вернуться домой. Мне он представляется довольно практичным романтиком.
Дмитрий Волчек: Евгения Шелепина, секретарша Троцкого, стала женой Артура Рэнсома и уехала с ним в Англию. Ее внучатый племянник, петербуржец Глеб Драпкин, создал сайт, посвященный бабушке, ее знаменитому мужу и другим родственникам.
Глеб Драпкин: О том, что существует бабушка Евгения, что она живет в Англии и что муж ее был английским журналистом, я знал, а о том, что Артур Рэнсом - известнейший детский писатель, я узнал только в 2004 году из интернета. Ну, есть бабушка - и есть, она далеко и очень старенькая, и для меня, молодого человека, интереса она не представляла. Раньше я историю как-то не очень приваживал, неинтересно мне это было, а когда появились такие родственники, немножко этим занялся и стал любопытствовать.
Дмитрий Волчек: И решили создать сайт, посвященный Рэнсому.
Глеб Драпкин: Все началось, наоборот, с сайта. Я хотел создать типа семейного альбома и собрать какую-то информацию о родственниках - кто где жил, кто как. И тут я набрал в интернете “Шелепина”, и выскочило о том, что она - секретарь Троцкого и замужем за английским писателем. Это меня поразило в тот момент чрезвычайно, даже моя мама не знала о том, что Рэнсом - знаменитый писатель.
Дмитрий Волчек: Ради Евгении Шелепиной Артур Рэнсом развелся со своей первой женой, он был влюблен. А были ли искренними чувства Евгении? Не по приказу ли начальства она вышла за Рэнсома (такое ведь бывало в истории большевистской партии) и информировала ли она ЧК о своих отношениях с английским журналистом? Мнение Роланда Чемберса.
Роланд Чемберс: Думаю, что Евгения неизбежно должна была пересказывать в ЧК все, что говорил Рэнсом. Уверен, что ЧК в свою очередь советовала, что она должна говорить Рэнсому. Мне кажется, что даже не Евгения, а Карл Радек, который был ближайшим другом Рэнсома, занимался его обработкой. Радек тогда был главой большевистского агитпропа. Это он рекомендовал Евгению и ее сестру Ираиду на работу в большевистское правительство. Невозможно представить, чтобы глава ЧК Феликс Дзержинский не общался со своим другом Радеком и с Евгенией. Однако не думаю, что Евгении приказали выйти за Рэнсома. Действительно, до революции некоторые члены партии должны были жениться на состоятельных женщинах для пополнения партийной кассы. Например, так поступил второй человек в ЧК Яков Петерс, который до революции женился в Лондоне на дочери очень богатого английского банкира и развелся с ней, когда вернулся в революционную Россию. Думаю, что Евгения всё же не была сексотом, и причина этого в том, что с самого начала она хотела уехать из России. Когда она, наконец, уехала, то бросила всё: семью, друзей, культуру, язык. Если бы она политически или как-то иначе была связана с большевиками, то, уверен, сказала бы Рэнсому. Мне приходилось читать ее письма к друзьям, в которых не было даже намека на это и на фиктивность ее брака. Она покинула Россию с Рэнсомом в 20-м году - в конце Гражданской войны. Рэнсом подробно рассказывает об этом в своей автобиографии. Он очень удивляется, что большевики позволили ей уехать. Занимаясь этим, я выяснил, что Евгения вывезла тогда драгоценностей на несколько миллионов рублей. Эти ценности предназначались для финансирования ячеек Коминтерна за границей и были ей переданы большевиками. Поначалу она предполагала вывезти их в Англию, однако довезла их только до Эстонии, которая в то время была центром, где большевики сбывали конфискованные в России ценности для финансирования Гражданской войны и откуда переправляли свои пропагандистские материалы на Запад. Возможно, что эта контрабанда была той ценой, которую Евгения заплатила за свою свободу.
Дмитрий Волчек: В книге “Шесть недель в России” находим любопытный портрет Феликса Дзержинского - Артур Рэнсом слушал его выступление на заседании Исполнительного Комитета, когда устанавливались границы власти Чрезвычайной Комиссии.
Диктор: “Этот странный аскет настаивал в варшавской тюрьме на том, чтобы ему давали делать всю самую грязную работу: убирать парашу не только в своей камере, но и в чужих. Он исходил из принципа, что каждый человек должен брать на себя часть тяжелой работы. В первый, опасный период революции он взял на себя неблагодарную роль председателя Чрезвычайной Комиссии. Его личная прямота происходит от его необычайной храбрости, которую он доказал неоднократно за последние восемнадцать месяцев. Во время восстания левых социалистов-революционеров он пошел без охраны в главный штаб восставших, чтобы попытаться образумить их. Когда его там арестовали, он потребовал, чтобы его расстреляли. Все его поведение было настолько отважно, что караул, которому было поручено его охранять, его отпустил, и он вернулся в свою казарму. Этот высокий, с тонкой фигурой человек, фантастическое лицо которого напоминает известный портрет св. Франциска, внушает одинаковый ужас как контрреволюционерам, так и преступникам. Он плохой оратор. Во время речи он смотрит в пространство поверх голов своих слушателей так, как будто он обращается не к ним, а к кому-то невидимому. Даже о предмете ему хорошо знакомом он говорит с трудом, останавливается, подыскивает слова и, видя, что не может окончить фразы, он обрывает ее в середине, и в его голосе появляются просительные интонации, как будто он хочет сказать: “На этом месте стоит точка. Поверьте же мне”.
Дмитрий Волчек: Глеб Драпкин, создатель сайта об Артуре Рэнсоме, любезно предоставил для этой передачи письмо, которое его бабушка, Евгения Шелепина-Рэнсом, отправила своей матери в Москву в октябре 1933 года. Читателю “Ласточек и амазонок” (цикл, кстати говоря, был начат именно в то время, которое описывает Евгения Петровна) это письмо объяснит, почему Рэнсом в своих романах изобразил жену в виде поварихи, обеспечивающей уют и безопасность:
Диктор:
“Милая мама,
я тебе собираюсь писать почти два года. Последний раз я тебе писала на пароходе по дороге в Средиземное море, когда мы оба надеялись, что это путешествие поправит Артюшино здоровье. Надежды эти, к сожалению, совсем не оправдались. Когда мы высадились в Алеппо, где рассчитывали пробыть по крайней мере пять-шесть месяцев, мы были разочарованы, а через неделю-другую начали осаждать пароходное агентство, чтобы не пропустить первый пароход. Волшебная красота Востока, загадочность и тому подобное существуют только в книгах, на самом же деле непроходимая грязь и неописуемые болезни, люди, едва прикрытые одеждой и покрытые с головы до ног болячками и рубцами, так что противно дотронуться до всего. Улицы, заваленные грязью, верблюды и ослы кашляющие и покрытые болячками, как и их владельцы. Мы жили в доме доктора, но, несмотря на это, проводили большую часть нашего времени, моясь карболовым мылом. Артюшино здоровье заметно ухудшилось за два месяца, которые мы принуждены были там оставаться до первого парохода домой. А когда мы высадились в Лондоне, мы были встречены новостью, что Артюшин лучший друг, издатель Manchester Guardian, утонул за две недели до нашего возвращения. Это был такой удар для Артюши, я думала, он никогда не оправится. Он болел всю осень и зиму, а в феврале этого года он сломал ногу и пролежал восемь недель в постели. Я была его сиделкой все это время. А две недели назад он свалился опять – аппендицит. После этой операции он долго еще будет слаб – надели, а, может быть, месяцы быть сиделкой для меня.
Письма ваши до меня все доходят, и у меня никакого извинения нет, что отвечаю на них с такими опозданиями. Ты не поверишь, до какой степени мне трудно писать и думать по-русски. Десять лет уже, как я ни одного русского человека не встретила, десять лет не говорила по-русски. И за все это время не прочла и полдюжины русских книг. Как только Артюшино здоровье поправится и финансы позволят, конечно, мы в Москву соберемся, а до тех пор не забудь, что каждое твое письмо для меня дорого. Посылаю тебе 7 карточек, одна другой хуже, но лучших у меня нет. Несмотря ни на что, я все толстею, как видишь”.
Дмитрий Волчек: В начале 70-х, когда Евгения Петровна приезжала в Россию навестить родственников, Глеб Драпкин встречался с английской бабушкой. Евгения Петровна подарила ему игрушечный легкой автомобиль и рассказала, что у нее живут кошки, у которых есть игрушечные мышки.
Глеб Драпкин: Когда мы встречались в 70-м году, она говорила, что она живет в доме, где живет несколько престарелых семей, у нее своя комната, и я представлял, что это типа как наш дом престарелых. Чем она занималась, она не говорила. Но говорила, что она не бедствует, и довольно состоятельная была. По нашим меркам уж точно.
Дмитрий Волчек: В книге о революционной России, а затем в мемуарах Артур Рэнсом многое рассказал о своих приключениях, однако не раскрыл тайну, которая до сих пор занимает его поклонников: на какую разведку он работал. В том, что Рэнсом передавал информацию британской MИ-6, сомнений нет. Биограф писателя Роланд Чемберс рассказывает:
Роланд Чемберс: Его завербовали в Стокгольме в начале сентября 18-го года – вскоре после покушения на Ленина и начала красного террора. Мне не известно, когда он перестал работать на МИ-6. Когда он приехал в Англию в марте 19-го года, то есть, через несколько месяцев после того, как был завербован, то был арестован Скотланд-Ярдом и его допрашивал глава особого отдела Скотланд-Ярда Бэзил Томсон. Так что не подлежит сомнению, что Рэнсом был завербован для шпионажа в пользу Британии, и что многие в британской разведке были уверены, что он работает на большевиков.
Дмитрий Волчек: А вот был ли писатель двойным агентом? Роланд Чемберс дает такой ответ: Рэнсом за деньги работал на англичан, а друзей-чекистов, скорее всего, консультировал бесплатно.
Роланд Чемберс: На самом деле мы знаем об этом очень мало. В архиве Коминтерна в Москве, где я работал, я не обнаружил никаких упоминаний о Рэнсоме. Возможно, эта информация содержится в архиве ФСБ, но она наверняка засекречена. Все разговоры о том, что Рэнсом был двойным агентом восходят к утверждению бывшего резидента КГБ в Британии Олега Гордиевского и бежавшего на Запад архивиста КГБ Василия Митрохина. Митрохин переправил на Запад большое количество документов, которые опубликовал в двух книгах, написанных совместно с профессором Кристофером Эндрю из Кембриджского университета. В одной из книг Митрохин утверждает, что Рэнсом был для Ленина первым источником информации о политике британского министерства иностранных дел и что он очень часто беседовал с сотрудниками ЧК, в частности, с сотрудниками иностранного отдела ЧК, работавшего с иностранной агентурой. Из дневника Рэнсома явствует, что он встречался в Лондоне с чекистом Николаем Клышко, включенным в состав советской торговой делегации. Это те сведения, на которые я ссылаюсь, когда говорю, что Рэнсом работал на большевиков.
Дмитрий Волчек: Еще один фрагмент из книги о России в 1919 году – Артур Рэнсом рассказывает о том, как он слушал в Большом театре “Самсона и Далилу” Сен-Санса.
Диктор: “Я сидел в ложе, близко к оркестру. Отсюда я хорошо видел и сцену, и зрительный зал. Конечно, все сильно изменилось за время революции. Московское капиталистическое общество, состоявшее из лысых купцов и из толстых, увешанных бриллиантами жен, исчезло. Вместе с ними исчезли нарядные платья и фраки. Все были одеты в простые рабочие костюмы. Единственное, что оживляло зал, была группа татарских женщин на балконе, головы которых по татарскому обычаю были украшены белыми платками, ниспадавшими на плечи.
В театре было много солдат. Видно было, что многие из мужчин пришли прямо с работы. Я заметил много коричневых и серых свитеров; многие были одеты в верхнее платье и пальто, потому что театр не отапливался. Музыканты оркестра были одеты в самые разнообразные костюмы. Трубачи, очевидно, служившие во время войны в войсковых оркестрах, были в защитного цвета блузах и в разнообразного цвета и формы брюках. Другие были одеты в обычную одежду, и только дирижер был в сюртуке и производил впечатление человека другой эпохи, так его костюм бросался в глаза среди обтрепанных костюмов оркестра и публики.
Я осмотрел внимательно публику, которая занимала первые ряды партера при новом режиме, и понял, что произошло перемещение интеллигенции с галереи в партер. Те, кто раньше собирал каждую копейку и долго ждал в очередях, чтобы получить место на галерке, теперь сидели на местах тех, которые приходили раньше в театр только затем, чтобы переварить здесь свой обед.
Часто в течение вечера мне больше чем когда-либо становилась ясной ирреальность оперы, может быть, именно потому, что никогда не было большего контраста, чем сейчас, между роскошью сцены и нищетой интеллигентной публики. В другие же моменты казалось, что сцена и зрительный зал составляют одно нераздельное целое. Опера “Самсон и Далила”, революционная сама по себе, получила еще большее значение потому, что каждый из актеров испытал сам в своей жизни нечто подобное. Самсон, призывающий израильтян к восстанию, напоминал мне многое, что я видел в 1917 г. в Петрограде. И когда, в конце оперы, Самсон погребает под развалинами храма своих торжествующих врагов, я вспомнил слова, которые приписывались Троцкому: “Если нам все-таки придется уйти, то мы так громко хлопнем дверью, что весь мир содрогнется!”
Дмитрий Волчек: Книга Артура Рэнсома “Шесть недель в России” была переведена на русский и вышла в 1924 году в Москве с предисловием Карла Радека. Как другу большевистских вождей удалось избежать гонений на родине, почему его не осудили за предательство? Роланд Чемберс рассказывает:
Роланд Чемберс: Надо сказать, что пресса угрожала вывести Рэнсома на чистую воду. Например, член парламента и владелец газеты “Джон Булль” Хорейшо Боттомли угрожал разоблачить его как большевистского шпиона. В ответ Рэнсом угрожал подать на него в суд за клевету и привлечь на свою сторону таких свидетелей, как британский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен и глава британской миссии Брюс Локарт, а также человека из МИ-6, который его завербовал. “Эти люди способны доказать, какую работу я проделал на благо Британии и отвергнуть ложные обвинения в мой адрес”, - писал Рэнсом Локарту. У Боттомли не было прямых доказательств для разоблачения Рэнсома, и к тому же на него оказывалось давление с целью не делать этого. Почему Рэнсома не осудили за предательство? Ответ очень прост: у прокуратуры против него не было неопровержимых доказательств. В то время очень немногие в Англии представляли себе, что происходит в России. Рэнсом был одним из этих немногих и был полезен британской разведке. К тому же было бы очень трудно возбудить дело против человека с безупречным прошлым по закону о предательстве, да и британский суд не мог осудить его лишь на основе подозрений.
Дмитрий Волчек: Роланд Чемберс назвал свою книгу об Артуре Рэнсоме “Последний англичанин”.
Роланд Чемберс: Вначале я хотел дать книге другое название – “Всемирный шут”. Это сказочный и всеми любимый персонаж, а Рэнсом обожал сказки. Однако мои агент и издатель сочли, что читатели могут посчитать это название оскорбительным, и в последний момент я его изменил. Я выбрал название “Последний англичанин” потому, что Рэнсом воспринимается в Британии как самый английский детский писатель, олицетворяющий ушедший мир, который, возможно, никогда и не существовал, олицетворяет сущность английскости и Англии в эпоху расцвета Британской Империи. Кроме того, Рэнсом был последним англичанином в революционной Москве, который общался с большевиками и писал для английских газет. В этом названии есть доля иронии, поскольку сам Рэнсом считал себя последним англичанином, олицетворявшим Британскую Империю даже тогда, когда писал о большевистской революции. Он считал себя единственным английским журналистом, понимавшим, почему англичане должны поддерживать режим, который выступает против самого существования Англии как национального государства.
Дмитрий Волчек: Были ли вообще у Артура Рэнсома твердые убеждения?
Роланд Чемберс: Я бы сказал, что Рэнсом был человеком смышленым, но легкомысленным. У него было масса идей, которые зачастую противоречили друг другу. Он с энтузиазмом относился ко многим вещам. Несомненно, он был патриотом, человеком консервативных взглядов, которые каким-то образом совмещались с политическим радикализмом. Честно говоря, он не относился к себе очень уж серьезно. Это был англичанин до мозга костей, который реагировал на многие вещи именно как англичанин. Он жил несколькими жизнями, причем в разных местах, и при этом чувствовал себя вполне комфортабельно, не относясь особенно критично к реальности. Он был романтиком и в то же время удивительно прагматичным человеком. Рэнсом обладал способностью быть одновременно на стороне совершенно противоположных сил. Бесспорно, он был эгоистом. Что же касается его убеждений, то они в основе своей были эстетического свойства. Его политические и другие убеждения были убеждениями писателя, в частности, сочинителя сказок. Больше всего его интересовали сказки. Ему нравилась простая литературная форма, простые характеры и увлекательные сюжеты. Я бы не назвал его философом или человеком с серьезными политическими убеждениями. Думаю, что у него вообще не было политических убеждений. Это был консервативный английский патриот.
Дмитрий Волчек: В этом году вышло несколько значительных книг о разведывательных операциях первых десятилетий советской власти. В монументальном исследовании “Шпионы. Взлет и падение КГБ в Америке”, о котором мы недавно рассказывали в радиожурнале "Поверх Барьеров", собраны сведения о профессиональных разведчиках и агентах влияния Кремля в довоенных США. 600 страниц, бесконечный перечень имен, невероятные истории авантюристов и романтиков. Любопытно: если когда-нибудь будут раскрыты имена иностранцев, работавших на Россию в начале XXI века, найдется ли в списке хоть один интеллектуал, подобный Артуру Рэнсому, помогавшему Москве не ради денег, а из идеалистических соображений?
