Дмитрий Волчек: В Петербурге в рамках проекта ''Автограф'', осуществляемого издательством ''Вита Нова'' и Музеем Печати, вышла книга профессора философского факультета
Петербургского университета Сергея Фирсова ''На весах веры. От коммунистической религии – к новым святым посткоммунистической России '' – исследование, посвященное метаморфозам религиозного сознания, обожествлению государства, маргинальным сектам и поклонению историческим персонажам в православной культуре. Сергей Фирсов изучает новое язычество, выросшее из культа советской власти, а в посткоммунистические времена приобретшее гротескные черты, вроде попыток сектантских групп объявить святыми Ивана Грозного, Иосифа Сталина и Адольфа Гитлера. ''Державность'', сакрализация власти, превратилась в социальную болезнь, которую не смог излечить крах империи. ''История оказывается заложником конструируемого будущего, в прошлом маргиналы видят лишь то, что хотят увидеть'', – поясняет Сергей Фирсов. Державники, игнорируя здравый смысл и исторические факты, готовы реабилитировать ''пророка'' Григория Распутина, объявить Николая II ''искупителем грехов русского народа'', комсомолку Зою Ксомодемьянскую – православной мученицей и ''Невестой Христа'', а Игоря Талькова – ''любимым чадом Богородицы''. С автором книги ''На весах веры'' встретилась корреспондент Радио Свобода Татьяна Вольтская.

Сергей Фирсов: Я давно занимался проблемами маргинализации сознания в 20-м веке, эта тема выросла из нескольких статей, докладов, которые были посвящены разного рода специфическим героям, например, Григорию Ефимовичу Распутину или новым святым – не канонизированным, разумеется: например, Игорю Талькову. Все бы было смешно, если бы не было грустно. В чем смысл такого рода почитания? Принцип очевиден – это государственные святые. Почитатели Ивана Грозного и почитатели Иосифа Сталина, как ни парадоксально это прозвучит, и почитатели Николая Второго, как царя соискупителя, и почитатели Григория Ефимовича Распутина, как невинно оклеветанного старца, великого праведника, преимущественное внимание обращали не на их жизнь, но на то, что это были люди, боровшиеся за правильное государство, мы можем их назвать державническими святыми. Не случайно маргиналы требуют по-другому прославлять Николая Второго. Он канонизирован как царь-стастотерпец и мученик, маргиналы же предлагают его считать царем-соискупителем, приравнивая к подвигу Христа его религиозный подвиг, подвиг человека, искупившего грехи русского народа. Здесь, конечно, много вопросов. Когда все это начинает формироваться, на фоне чего? И вот здесь, естественно, вставал вопрос о коммунистической религии, вере в коммунизм советского извода. Ведь коммунистическая форма у нас, по существу, была квазирелигиозной. К концу советской эпохи религия выродилась, ты мог верить, мог не верить, это было личное дело, но ты должен был курить фимиам государству, как пионеры, которые должны были в ответ на заявление ''Будете готовы!'' отвечать: ''Всегда готовы!''. Готовы они, не готовы, верят они в светлое будущее, не верят – это мало кого касалось, надо было декларировать. Вот такая забавная, похожая на римскую, религиозность, в основе которой лежала государственная составляющая. И когда советское государство стало очевидно клониться к кризису, естественно, возник вопрос: кто виноват и что делать? И в определенных кругах почитателей православных неканонизированных праведников возникали идеи пересмотра их жизни и деяний. Не случайно некие катакомбники еще в феврале 1991 года канонизировали Григория Ефимовича Распутина как святого старца. Заметьте – Советский Союз еще существует. Это сегодня крики о Распутине-праведнике приобрели удивительный масштаб, появилось много монографий, такое специфическое псевдонаучное обоснование его праведности. Я не хочу говорить о Григории Ефимовиче гадости, на мой взгляд, многое из того, что про него говорилось, было преувеличено, но он был обыкновенный человек. Кстати, на это обращала внимание еще Зинаида Николаевна Гиппиус, говорившая о ''дюжинности сибирского странника''. Но время было специфическое, и он из личности стал символом. По большому счету, охаивая Распутина, охаивали символ.

Татьяна Вольтская: То есть вы усматриваете в создании этих ''новых святых'' сознательный умысел? Вот некий батюшка вывешивает в своем храме икону Сталина.

Сергей Фирсов: Да. Икону Блаженной Матроны, на которой изображен великий вождь в серой солдатской шинели и кепке.

Татьяна Вольтская: А перед разговором с вами я прочла о некоей старице Фотинии, правда, она была бывшая зав. овощебазой и сидела в тюрьме, как выяснилось, и вот эта старица развела почитание Путина, считая его реинкарнацией императора Павла. То есть у нее смесь метемпсихоза с якобы христианством. Я, когда слышу такие вещи, грешным делом думаю: ну, больные люди, что уж о них особенно говорить? Но вы, видимо, посчитали иначе.

Сергей Фирсов: Последний приведенный вами пример мы пока обсуждать не будем, все должно развиваться; в конце концов, абсурд поедаем только самим собой, и не будем ему в этом мешать. По поводу реинкарнации – это замечательно, учитывая, что эта матушка называет себя православной. Отношение к Павлу в определенных кругах весьма уважительное, его действительно некоторые почитают как святого. Кстати, я в книге икону поместил, на иконе изображен он и его славный предок Петр Великий. Написано: ''Святые великомученики Петр и Павел''. С нимбами. Есть группа почитателей монархов вообще. То есть монарх уже изначально святой. Святые не только Павел и не только Петр, но и Елизавета Петровна, и Екатерина Великая. Вот я не знаю, входит ли в этот список замечательных монархов действительно невинный Иоанн Шестой, Иоанн Антонович, который только за то, что он был царем, пострадал. Но мне кажется, что если уж канонизировать, то его – безусловного мученика, который в силу обстоятельств не мог грешить, ничего не делал, потому что с младенчества находился в заключении и был убит. Но он не был помазанником в прямом смысле этого слова, был свергнут. Почитание самодержцев есть почитание государства – классическая языческая вариация. Я не собираюсь никого критиковать, мне было интересно диагностировать болезнь, а не выдумывать лекарства, да и вряд ли таковые найдутся. В какой-то степени это норма, но норма патологии. Дальше мы можем смотреть, как и что в этой патологии развивается и находить внутреннюю логику.

Татьяна Вольтская: Вообще книга замечательно издана издательством ''Вита Нова'', тут потрясающие иллюстрации. Икона Гитлера с нимбом святого – это, конечно, поразительно.

Сергей Фирсов: Есть небольшая группировка, ее сторонники называют до трех миллионов человек, но я думаю, если человек тридцать найдется – это будет максимум. Группировка называющаяся ''Истинно православные христиане'' во главе с так называемым архиепископом Готтским, Амвросием, он называет себя фон Сиверсом, но его фамилия Смирнов. Я поэтому позволяю себе некое неправильное хулиганство, говорю: ''в девичестве – Смирнов''. Так вот именно эти герои канонизировали и генерала Краснова, и Адольфа Гитлера. Я должен сказать, что здесь не все так абсурдно.

Татьяна Вольтская: Имеется в виду, наверное, что Гитлер шел освобождать Россию от неправедной и дьявольской большевистской власти?

Сергей Фирсов: Конечно. Вообще первые слова о том, что это Божья рука, библейский царь Кир нового времени, звучали еще в 30-е годы от некоторых представителей Русской Православной Церкви за границей. И господин Амвросий довел их рассуждения, естественным образом прекратившиеся после 1945 года, до логического конца. Здесь, безусловно, акцент делался на Гитлере как освободителе от зла в виде большевизма, и все было замешано на классической юдофобии. Может, даже корректно говорить о том, что некоторые не в меру активные
почитали Иосифа Виссарионовича Сталина (не все, но некоторые) считают, что и Сталин пострадал от злокозненных евреев, был ими убит. У меня даже помещена икона Иосифа Виссарионовича Сталина, на которой есть два забавных клейма. На одном – Святой Иосиф у Блаженной Матроны московской спрашивает совета, а на другой – ''мученическая кончина Святого Иосифа''. На ней изображен Лазарь Моисеевич Каганович в спецодежде, который держит ноги великого вождя, прикрытого чем-то, напоминающим красное знамя, а его сестра душит подушкой Иосифа Виссарионовича Сталина. Вот вам и мученик. Комментировать здесь нечего, учитывая, что родной сестры у товарища Кагановича не было, но это к делу не относится.

Татьяна Вольтская: А внизу – православные купола, храмы.

Сергей Фирсов: Естественно. Дело в том, что году в 93-м вышло ''Сказание о житии блаженной старицы Матроны'', выпустило ее, по-моему, военное министерство большим тиражом, там содержались какие-то глупые слухи и сплетни (в том числе о том, что товарищ Сталин бывал у Матроны), и предсказание о будущей кончине (сама Матрона скончалась в 1952 году) Иосифа Виссарионовича. Вот там и звучала фамилия Кагановича, который ''удушит'' товарища Сталина. Народ творчески подошел к легенде, и хотя в ''Житии'' данные сюжеты отсутствуют, они благополучно нашли отражение в воспаленном мозгу художников, нарисовавших нечто, называемое ''иконой''. Сталин – в маршальском мундире, в белом кителе, в правой руке держит крест. В этом контексте мы можем вспомнить и замечательное выражение господина Проханова: ''Победа – религия, Сталин — святой''. Все это не удивительно. Абсурд ведь смыкается в своих крайних точках и, как ни странно, ненавидящие друг друга почитатели Гитлера и Сталина сходятся в этой самой маргинальной точке, это закономерно. Если считать, что маргинализация сознания – процесс, во многом спровоцированный гибелью советской империи, то его крайности нас не будут слишком поражать. В конце концов, разочаровывается очаровывающийся. Очаровываться здесь нечему. Лекарство и противоядие найдется само, когда человек начнет адекватно оценивать все это.

Татьяна Вольтская: Вот маршалы Жуков и Рокоссовский на Красной площади в 1945 году, они тоже очень смахивают на канонический образ Георгия Победоносца.

Сергей Фирсов: Некоторые почитатели святости Иосифа Виссарионовича говорят о святости Георгия Константиновича. Есть еще более комичные примеры. Например, почитание Василия Ивановича Чапаева, о котором большинство постсоветских граждан знает не столько из фильма братьев Васильевых, сколько из анекдотов – про него, про Петьку, про Фурманова и про Анку-пулеметчицу. Появляются апокрифические сказания о том, насколько это был ''праведный большевик'' (очень любопытное выражение!), который боролся за справедливость, выступал за народ и до революции, и после. Создается нечто, напоминающее ''Житие'', с рассказом о том, как родился он маленьким, недоношенным, семимесячным, таким, что помещался в рукавичку. Я, конечно, не гинеколог, но думаю, что в рукавичку помещаться он при всем желании не мог. Отец вырезал кружку, по этой легенде, в который он купался, принимал ванну. Дальше — больше. Когда он подрос, он строил храмы. Для дураков в легенде говорится: ''Ведь и Христос был из семьи плотника''. Но однажды он упал с колокольни, но ничего не сломал, не разбился никак. После этого стали его звать Ермаком Тимофеевичем, а он не обижался. Почему Ермаком, я так и не понял. Если следовать легенде, то оба утопли в Сибири. И все бы было весело, но рассказ этот я прочитал в православном журнале, выходившем по благословению святейшего Патриарха Алексия. И вот это меня несколько озадачило. Когда православный журнал публикует материалы под интригующим
названием ''О чем молился Чапаев?'', вопросов появляется больше, чем ответов. Чапаев — это герой, который боролся за государство. Вот некоторые почитатели такого рода деятелей глубоко и нежно относятся к Зое Космодемьянской, безусловному герою, но на Зою они также смотрят через призму совершенного ради государства подвига. Некие люди в интернете даже объявили конкурс (до 10 тысяч долларов приз) за создание лучшей иконы Зои. Хотя ее судьба весьма непроста, если посмотреть историю ее семьи. Ведь ее дед – священнослужитель, умученный большевиками.

Татьяна Вольтская: Святой мученик.


Сергей Фирсов: Да. По-моему, его утопили. Сама фамилия Космодемьянская – поповская, это тоже очень показательно. Это трагическая в какой-то степени ухмылка истории, когда героя войны пытаются присоединить к новым псевдорелигиозным построениям. В этой связи характерно почитание уже упоминавшегося мною Игоря Талькова, которого называют ''страстотерпцем'' и ''мучеником'', помещая среди прочего акафист ''славному сыну земли российской'' Игорю Талькову и посмертную его песню. Задумайтесь – посмертная песня Игоря Талькова! Там есть замечательные слова:

''Игорь, вставай! – раздалось над могилою, –
Ты ведь хотел воскресать.
Пулей убитое чадо любимое,
Полно тебе здесь лежать''.

Это он, получается, сам с собой говорит? Это даже не раздвоение, а ''растроение'', причем, скорее всего, не у самого Игоря Талькова, а у тех его адептов, которые хотят в нем видеть некий символ. Опять же, он – патриот и государственник. Я думаю, что через призму вот этого самого в чем-то извращенного державничества следует смотреть на такого рода культы. И дело не в историчности конкретных людей, не в действительной их жизни. Еще один момент, на который я хотел обратить внимание, связан с конструированием сказки. Я позволил вставить во второй части главу, которая называется ''Легенда о царском брате''. Великий князь Михаил Александрович как соловецкий патриарх Серафим. Эта легенда обязана своим появлением такой структуре как Церковь Божьей Матери Державной Иоанна (Береславского), но это не сразу произошло. Соловецкий патриарх Михаил Поздеев – давний их герой, но только в начале 2000-х они его скрестили странным образом с Великим князем Михаилом, младшим братом последнего русского Государя, сказав, что он пережил расстрел, после чего был тайно хиротонисан патриархом Тихоном во епископа, а дальше он благополучным образом служил, сидел много лет, в том числе и на Соловках, и умер в Бузулуке в 1971 году. Правда с абсурдом соединены неразрывно. Действительно, был такой герой, который назывался архиепископом Серафимом Поздеевым. Действительно, этот персонаж сидел на Соловках. Это был классический самозванец, это чистой воды остапбендеровщина. Сказки создаются и ныне, сказки в какой-то степени необходимы определенному кругу людей, они дают им смысл и цель существования. В этих сказках они получают удовлетворение, радость бытия и, может, это не так плохо, хотя не знаю. Здесь важно понять принцип. Эти святые, в основе своей – святые державники.


Татьяна Вольтская: Каким же образом возникла икона Горбачева, которая у вас тоже приводится в книге, ведь Горбачев как раз державу-то развалил?

Сергей Фирсов: Это парадокс. Так получилось, что мои коллеги нашли такую странную икону, объяснение которой давать сейчас сложно, но я посчитал важным и интересным поместить ее. Михаил Сергеевич Горбачев в данном случае рассматривается как жертва, последний герой. На этой иконе слова: ''И восстанет в то время Михаил, князь великий, стоящий за сынов народа своего. Вера без дела — мертва''. Я ничего не понимаю.
Горбачев, все-таки – последний патриарх коммунистической церкви, который предал это дело. Для одних – это великая заслуга, для других – подлое предательство. Но в какой-то степени гибель этой лжерелигиозной системы была предопределена целым рядом обстоятельств, иначе, наверное, и быть не могло. Вопрос о сроках — отдельный, но то, что все эти игры так или иначе требовалось разрушить, для меня безусловно.

Дмитрий Волчек: Сталинского академика Трофима Денисовича Лысенко пока еще не причисляли к лику святых, однако попытки реабилитации его учения предпринимаются всерьез и настойчиво. О книге, выпущенной издательством ''Луч'', расскажет Анастасия Кириленко.

Анастасия Кириленко: Книга под названием "Академик Трофим Денисович Лысенко" – это научное издание, выпущенное редакцией журнала ''Cамообразование'', – уточняется на форзаце. Здесь же указан мобильный телефон для связи. По словам издателей, книга выходила дважды – последний раз в 2010 году. Она оказалась настолько популярной, что планировалось еще одно переиздание. Впрочем, чтобы удовлетворить всех читателей, в 2011 году решено выпустить электронную версию. Книга посвящена "жизни и творчеству видного советского биолога и практика сельского хозяйства академика Т. Д. Лысенко. "Показано, что группа Лысенко являлась проводником линии сталинского руководства СССР
по вопросу ускорения приложений сельскохозяйственных наук к практике". Среди прочего, в книге отрицается роль Лысенко в аресте
и смерти в тюрьме Николая Вавилова. Издание адресовано биологам,
генетикам и всем интересующимся. Кандидат биологических наук, доцент кафедры социологии Национального исследовательского университета Высшей школы экономики Петербурга Алексей Куприянов занимается историей науки. Он пытался проверить аргументы в защиту академика Лысенко:

Алексей Куприянов: В журнале ''Историко-биологические исследования'' была комплексная рецензия сразу на несколько пролысенковских публикаций специально в связи с ростом таких реабилитационных настроений. На самом деле этих книжек довольно много, но это все, в основном, малотиражные издания и, надо сказать, что они довольно мало отличаются друг от друга. По большей части это, конечно, не серьезная научная работа, ни один из этих авторов не работает с архивами, по большей части они опираются на опубликованные вещи, причем лежащие на поверхности – найденные другими людьми архивные документы, публицистика, какие-то материалы в интернете, найденные непонятно где. Я бы отнес эти книги, скорее, к жанру публицистики — научное сообщество не воспринимает их всерьез. Один из важных лейтмотивов — да, Лысенко не был большим теоретиком в области биологии, но зато он был замечательным практиком. Но выясняется, что практиком он тоже был не очень замечательным. Были некоторые дельные предложения, типа сажать картошку верхушками клубней во время войны. Но, во-первых, это было хорошо известно еще до Лысенко, это был такой старый крестьянский способ, описанный еще в старых дореволюционных учебниках по агрономии, которые он читал. Но он это преподносил, как какое-то необычайное открытие.

Анастасия Кириленко: Попытки оправдания бывшего президента Всесоюзной Академия сельскохозяйственных наук, отрицавшего наличие генов в живых организмах и сыгравшего огромную роль в разгроме советской генетики, начались двадцать лет назад.

Алексей Куприянов: Во-первых, был ряд писем и материалов, опубликованных еще в самом начале перестройки. Были письма либо старых сотрудников Лысенко, либо родственников участников тех событий. И они, естественно, были недовольны тем, что вся эта история снова вышла на свет, потому что, как вы помните, в конце 80-х довольно много обсуждались события в биологии 1930-40-х годов, потому что это было связано с двойным юбилеем — с одной стороны, был юбилей Николая Ивановича Вавилова, с другой стороны, был печальный юбилей сессии ВАСХНИЛ 1948 года, после которой генетика была надолго формально запрещена в нашей стране. Кампания была широкая и, как реакция на нее, последовали обращения — люди призывали не ворошить старое, напоминали о возможных заслугах Лысенко и его школы. Тогда все это и началось. Это продолжается и по сей день. Сейчас это все обостряется и с ростом у определенной части населения мнимо ностальгических настроений по поводу СССР, потому что значительная часть людей, которые сейчас пытаются реабилитировать народного академика, даже тогда не жили. Есть попытки ревизии истории СССР, и в этой системе значительную роль играют попытки реабилитации Лысенко. Но здесь они, конечно, опираются на работы старшего поколения, разного рода публицистов.

Анастасия Кириленко: На этой книжке, которая называется "Академик Трофим Денисович Лысенко", украшенной портретом Сталина, написано, что это ''научное издание''.

Алексей Куприянов: Понимаете, гриф ''научного издания'' это довольно нестрогая вещь. На самом деле, достаточно иметь внешних рецензентов, которых можно найти среди сочувствующих тебе людей, и какое-то издательство, которое готово это опубликовать. Такие книжки выходили в ''Библиотеке журнала ''Самообразование''.

Анастасия Кириленко: А что это за журнал?

Алексей Куприянов: Могу сказать честно, что я про этот журнал ничего не знаю. У нас одних только ведущих научных журналов более тысячи штук зарегистрировано ВАКом. Вот мы с вами договоримся и можем журнал издавать.