Ссылки для упрощенного доступа

Нам нужна свобода от вероисповедания


Алек Эпштейн
Алек Эпштейн

Дмитрий Волчек: Несколько месяцев назад мы разговаривали в радиожурнале “Поверх барьеров” с социологом Алеком Эпштейном о его книге “Тотальная “Война"”, биографии знаменитой арт-группы “Война”. Только что вышла его новая книга “Искусство на баррикадах: Pussy Riot, “Автобусная выставка” и протестный арт-активизм”, и я пригласил Алека Эпштейна для того, чтобы поговорить и о книге, и о суде над группой Pussy Riot. Алек, здравствуйте, новая книга продолжает тему первой, потому что Pussy Riot вышла из арт-группы “Война”, но структурно книга другая: это альбом c изображениями самого разного толка: фотографии выступлений Pussy Riot, хроника протеста против ареста девушек, картины, коллажи, карикатуры, плакаты и даже так называемые демотиваторы. Расскажите, пожалуйста, как возник замысел такого альбома.

Алек Эпштейн. “Искусство на баррикадах”
Алек Эпштейн. “Искусство на баррикадах”
Алек Эпштейн: Демотиватор там всего один, причем его авторство удалось установить – это работа Елены Какориной. В итоге, остальные, анонимные, мы в альбом не включали, мне казалось важным, чтобы гражданский активизм был подписан, ибо вся суть его – в уходе от анонимности толпы, в преодолении страха. И тут, надо сказать, я столкнулся с проблемой, к которой морально не был готов. Отдельные художники были готовы к тому, чтобы мы воспроизводили их работы, но при этом отказывались, чтобы было указано их авторство. Обычно люди бьются за копирайт, и, не дай бог, кого не укажи, а тут ситуация была прямо обратная. Отдельные художники указывали авторство, но другие или просили сохранить инкогнито, или указать себя только в качестве фотографов их собственных работ с тем, чтобы работы были воспроизведены либо как анонимные, либо под псевдонимом. В выпущенном альбоме по их просьбам не указаны имена пяти авторов работ, причем имена двоих из них не знаю и я сам. Еще несколько работ, авторы которых также настаивали на анонимности, я в альбом в итоге не включил. И это показывает, до какого уровня самоцензуры мы дошли, что художники боятся воспроизводить собственные работы в печатном издании. И, надо сказать, боятся не без оснований, потому что одна из работ, включенных в данный альбом, работа “Чудесное обретение иконы Pussy Riot”, которая была сделана, размещена и сфотографирована в Новосибирске, стала предметом вначале административного разбирательства (за это уже дважды был осужден Артем Лоскутов), а теперь и уголовного преследования. Часто говорят, что по делу Pussy Riot пока нет никакого приговора суда, и это верно. Но по делам, связанным с Pussy Riot, уже один приговор суда есть – Артем Лоскутов был признан, на основании дактилоскопической экспертизы, по отпечаткам пальцев, виновным в оскорблении религиозных чувств неустановленных лиц путем размещения художественных работ в рекламных конструкциях, установленных на новосибирских улицах. Причем уже после того, как 8 июня Артем Лоскутов – известный активист, художник, кинорежиссер-документалист, основатель “Монстраций” – был признан виновным по данному делу в ходе административного судопроизводства, Следственный комитет вызвал его на допрос по этому же поводу и в рамках возбужденного уголовного дела.

Дмитрий Волчек: Работа-то замечательная, красивая, одна из самых красивых иллюстраций в альбоме.

Свободу Pussy Riot, плакат Артема Лоскутова
Свободу Pussy Riot, плакат Артема Лоскутова
Алек Эпштейн: Честно говоря, мне тоже так кажется, но в этом случае всё же не это имеет первостепенное значение. Здесь мы явно гнались не за красотой. То, что я стремился сделать – это положить на стол судьям доказательство того, что перед ними не хулиганки, как они раз за разом постановляют, а это дело рассматривалось уже четырьмя судьями (так сложилось, что это всегда были женщины, в обоих судах – тремя разными судьями в Таганском суде, и Мариной Сыровой 20 июля в Хамовническом суде), что перед ними часть некоего явления, с которым они, может быть, не знакомы сами, в силу своего образования, в силу культурных предпочтений, в силу привычек, но это – значимая часть современного искусства. И в своем альбоме, в большом предисловии к нему, я стремился показать, во-первых, истоки того, как давно художники пытаются очень своеобразно переосмыслить образ Богородицы – от Мадонны, окруженной сперматозоидами и эмбрионом в углу, известной работы Э. Мунка 1894 года (насколько известно, существует пять вариантов этой работы, и я разметил в альбоме одну из версий) до работы Джузеппе Венециано 2009 года “Мадонна Третьего рейха”, где Богоматерь держит на руках маленького Гитлера; от работы Марка Паттерсона “Мадонна, занимающаяся серфингом” 2011 года, до в каком-то смысле эпатажной, но очень важной серии работ израильских художниц Галины Блейх, уроженки Петербурга, и Лилии Чак, которые были созданы по мотивам произведений художников Возрождения, где лики Богородицы были заменены лица арабских террористок-самоубийц, взорвавшихся в разных общественных местах в Израиле, унеся с собой жизни десятков невинных граждан. Эта серия работ показывала трансформацию из крайности в крайность образа женщины – матери, заступницы, защитницы, которой традиционно изображают Мадонну, к образу женщины-шахидки, террористки-самоубийцы. Кстати, похожая работа еще 2004 года, хоть и совершенно иная с художественной точки зрения, есть и у Олега Кулика: и там Мадонна – это женщина-шахидка. Кстати, именно Галина Блейх – давняя участница еще питерского художественного андеграунда 1980-х – исключительно профессионально сделала оригинал-макет книги, за что я ей очень благодарен. С другой стороны, мы пытаемся показать выступления художников, которые соотносились с сакральным пространством Храма Христа Спасителя, даже если были непосредственно не в самом храме, но возле него. Это и перформанс Дениса Мустафина “Между строк”, реализованный им в ноябре 2010 года, и перформанс, который провели Денис Мустафин с Матвеем Крыловым “Ваши крестики – наши нолики”, который был проведен тоже возле Храма Христа Спасителя, и перформанс группы Femen “Боже, царя гони”, реализованный в декабре 2011 года; мне, к сожалению, не удалось получить фотографии этой акции, но я пишу и о пикете “Свободных радикалов” “Попы, руки прочь от объектов культуры”, прошедшем через дорогу от Храма Христа Спасителя. Судьи и другие чиновники, запертые в своих кабинетах, могут этого не знать, но важно показать, что деятельность Pussy Riot – это не какое-то выходящее из всех рамок хулиганство, это – продолжение тенденций, уже существовавших в русском акционизме и гражданском активизме. Когда три полуобнаженные девушки в декабре 2011 года вышли с плакатами, на которых было написано “Боже, царя гони”, а потом, в феврале, несколько девушек одетых, но внутри этого же самого собора частично записали видеоролик, где обращение прогнать фактического царя адресовано Богородице – на этом фоне факт уже полугодового пребывания в тюрьме трех девушек выглядит особенно диким. Судьи могут не понимать разницы между акцией и конструированием ее медиа-презентации, но нужно прямо сказать, что подобно тому, как активисты питерской фракции группы “Война” в сентябре 2010 года перевернули куда меньше милицейских машин, чем было написано в созданной по мотивом этой акции записи А.Ю. Плуцера-Сарно, так и большая часть того, за что судят сегодня Н.А. Толоконникову, Е.С. Самуцевич и М.В. Алехину, к Храму Христа Спасителя имеет лишь опосредованное отношение, это монтаж. Но видеоролик “Богородица, Путина прогони”, который был записан девушками (именно ими, все разговоры о якобы стоящей за ними невидимой мировой закулисе – это, конечно, неимоверная глупость) – это непосредственно развитие тех тенденций акционизма, акционистского искусства, которые были заложены до этого. И мне казалось очень важным постараться объяснить это судьям, следователям, прокурорам, чиновникам Администрации президента и РПЦ, потому что я сомневаюсь, что они в курсе этого, я боюсь, что их художественное образование закончилось передвижниками. Мне казалось очень важным отразить в изданном альбоме, что в деятельности в поддержку Pussy Riot приняли участие самые яркие звезды сегодняшнего российского нонконформистского искусства. Идея была выпустить этот альбом к суду. Вначале я наделся сделать это к заседанию по продлению ареста, назначенному на 20 июня, но этого не получилось. Следующей была дата 24 июля, до которой как раз 20 июня судьей Н.В. Коноваловой и был продлен срок ареста девушек. И я очень старался сделать это к 24 июля, пока не стало известно, что предварительные слушания дела по существу в Хамовническом суде назначены на 20 июля. Неимоверными усилиями мы получили сигнальные экземпляры 19 июля, они сразу был переданы отдельным активистам и адвокатам, и уже 19 июля фотография обложки альбома с небольшим доброжелательным комментарием была опубликована в твиттере адвоката Николая Полозова, который защищает Машу Алехину. То есть к людям, которым он, прежде всего, нужен, этот альбом попал. И это мне кажется очень важным, особенно учитывая те огромные сложности, с которыми было сопряжено его издание: все боялись с этим связываться, никто делать этого не хотел, так, что в итоге альбом вышел без указания типографии, где он печатался, при том, что печаталось это в одном, а переплеталось в другом месте... Все это показывает, что границы цензуры в современном искусстве куда ближе к сердцу и к мозгу, чем хотелось бы думать. Когда-то у Андрея Владимировича Ерофеева была идея делать выставки “Запретное искусство” ежегодно. После того, как он провел первую такую выставку в Сахаровском центре, его судили и летом 2010 года признали виновным. А.В. Ерофеева – как и предоставившего ему площадку тогдашнего директора Сахаровского центра Ю.В. Самодурова – не посадили, их только оштрафовали, но больше выставок “Запретное искусство” не проходило. Не проходило не потому, что больше нет запретного искусства, а потому, что даже сказать вслух и выставить, пусть и за фальшстеной с небольшим глазком в маленьком зале, то, что является запретным, тоже стало невозможным. Это надо понимать, и я, поэтому, особенно благодарен издателю альбома Виктору Александровичу Бондаренко не только – и не столько даже – за помощь в издании книги, сколько за гражданское мужество: из всех, к кому я обращался, а так как печатаюсь я много и знаком с довольно многими людьми, но согласился взять на себя такой риск только он... И люди, которым я показывал верстку альбома, характеризовали поступок Виктора Александровича словом “подвиг”, и это не кажется мне таким уж преувеличением.

Рисунок Алексея Кнедляковского
Рисунок Алексея Кнедляковского
Дмитрий Волчек: Вы подчеркиваете, что акции и выступления Pussy Riot не являются антихристианскими по своей сути, ведь именно это – один из главных аргументов обвинителей. В телепередаче “Человек и закон”, которая вышла в эфир перед началом предварительных слушаний в Хамовническом суде, сказали: какая тут политика, к политике все это не имеет отношения, выступление в храме – это борьба с православием. Собственно говоря, это – главная версия обвинения. Вы утверждаете противоположное…

Алек Эпштейн: Я думаю, что как раз с борьбой c православием это имеет очень отдаленную связь, если вообще имеет. Не забудем, что Маша Алехина – девушка верующая и православная. Две другие, Надя и Катя, я думаю, что они, скорее, атеистки, и это тоже надо не бояться озвучивать. Понимаете, мы пришли к ситуации, которая мне кажется крайне проблематичной. Адвокаты, что Марк Фейгин, что Николай Полозов, рассказывают о том, насколько сами они люди верующие. Николай Полозов даже говорит в интервью Московскому комсомольцу, будто “активно идет кампания по очернению патриарха Кирилла. Я считаю, что это неправильно”. То есть, адвокаты девушек пытаются выступать защитниками и иерархов, и самой Русской Православной Церкви. Человечество очень долго боролось за право на свободу вероисповедания. Боролись в разных странах, боролись очень тяжело, но сегодня это право практически везде в мире есть. Сегодня нам нужно бороться за другое, нам нужно бороться за свободу от вероисповедания. Нам сегодня нужно бороться за то, чтобы было признано право на атеизм и агностицизм, за то, чтобы признаваемый обществом человеку “репертуар идей” включал не только право выбирать между православием, католичеством, исламом, иудаизмом, буддизмом или конфуцианством, а выбрать религиозный или секулярный, атеистический образ жизни и мышления. В сегодняшней России проблема именно в этом. Проблема не в навязывании государственного православия, проблема в невозможности декларирования и следования в публичном пространстве коду мышления и поведения атеистического человека. Акция эта сама не имела никакого антихристианского и антиправославного посыла, а была, действительно, сугубо политической, потому что девушки пели о том, как, фактически, под рясами церковных иерархов задрапированы погоны сотрудников госбезопасности, о том, что, фактически, церковь воспитывает в гражданах покорность и подчинение действующему режиму. Собственно, об этом же девушки говорят в своих интервью. Знаете, это не тот случай, что нам нужно пытаться интерпретировать, не зная, какой был месседж самих исполнительниц, тут как раз ситуация совсем другая – они этот месседж озвучили, и озвучили многократно. В этой связи уместно процитировать один из фрагментов интервью из блога группы; они говорят следующее:

“Патриарх Кирилл в последнее время обильно высказывался против политической активности граждан: “Православные люди не умеют выходить на демонстрации, они стоят к поясу Пресвятой Богородицы... Эти люди не выходят на демонстрации, их голосов не слышно, они молятся в тиши своих монастырей, в кельях, в домах”, – заявлял недавно Святейший в Храме Христа Спасителя во время празднования третьей годовщины своего восшествия на престол. Да, верно: голосов россиян не слышно, потому что они давно украдены ЦИКом. Граждане хотят прогнать Путина, но ЦИК крадет голоса. Мы поем “Черная ряса, золотые погоны”, имея в виду то, что черные рясы скрывают под собой КГБшные погоны, которые в путинской системе особенно ценятся и имеют статус золотых. Патриарх Кирилл – известный чекист. Тошнит от того, что Патриарх беззастенчиво агитирует за Путина”.

То есть, фактически, девушки выступают не против православия или христианства, как такового, они выступают против того, что я бы определил как “православный конкордат” – некое государственно-церковное партнерство, которое, подобно тому, как сложился в свое время союз Муссолини с Ватиканом, сложилось между сегодняшней российской государственной властью, Православной церковью и другими религиозными концессиями. И когда, непосредственно за месяц до “выборов”, 8 февраля, Путин встречался со священнослужителями в Даниловом монастыре (кстати, это важно – говорят, будто Храм Христа Спасителя – это официальная резиденция Патриарха, я даже слышал эти слова из уст Андрея Ерофеева; это неверно, официальной резиденцией Патриарха как раз является Данилов монастырь), он говорил о том, что между государством и религиозными организациями должен установиться режим партнерства, взаимной помощи и поддержки, что нужно усилить участие церкви в системе образования, дошкольного воспитания, повседневной жизни вооруженных сил, увеличить доступ церкви к федеральным телеканалам и так далее… Против этого девушки и выступали. Они выступали против того, что фактически иерархи Русской Православной Церкви и представители других конфессий сегодня заняли роли политработников и секретарей парткомов по идеологии… Не забудем, что заявление с резким осуждением акции, проведенной девушками в Храме Христа Спасителя, где она была, по своему значению, сопоставлена с нашествием наполеоновских полчищ на Россию двести лет назад, было принято 22 марта на заседании так называемого Межрелигиозного совета России, прошедшем в Московской хоральной синагоге. Так вот, речь идет не о выступлении против православия, иудаизма или любой другой конфессии, речь идет о выступлении девушек против этого религиозно-политического конкордата, против того партнерства, которое сложилось сегодня, когда, фактически, церковь заменила собой идеологический отдел ЦК партии. Я думаю, что тема выступлений против сакрализации власти и огосударствления церкви табуирована едва ли не больше, чем даже тема борьбы за права ЛГБТ, которая вторая сегодня – наиболее табуированная тема в российском дискурсе, регионы не успевают принимать чудовищные законы о запрете декларирования “социальной равноценности” “традиционных” и “нетрадиционных” брачных отношений. И не случайно в многостраничном экспертном заключении, на основании которого девушек сейчас и судят, одной из претензий, выдвигаемой против них, является то, что они поют “Богородица, стань феминисткой”, несмотря на известное резко негативное отношение Русской Православной Церкви к феминизму:

Работа Давида Тер-Оганьяна
Работа Давида Тер-Оганьяна
“Негативное и издевательское воздействие несет в себе также следующая фраза из исследуемой песни: «Богородице, дево, стань феминисткой», поскольку уничижительно для верующих христиан соединяет образ Богородицы и негативно оцениваемую Русской Православной Церковью идеологию феминизма, ряд элементов которой находятся в антагонистическом противоречии с христианским учением”.

И аналогичные слова сказаны там и о борьбе за права ЛГБТ, которые тоже этим девушкам очень важны:

“Употребление непосредственно в культовом здании (православном храме) в исследуемой песне высказываний с гомосексуальной семантикой: "Призрак свободы на небесах / Гей-прайд отправлен в Сибирь в кандалах", учитывая неоднократно декларированное негативное отношение Русской Православной церкви к гомосексуализму, является самостоятельным элементом выражения явного неуважения и демонстрации грубо пренебрежительного, оскорбительного отношения к социальной группе православных верующих по признаку отношения к религии”.

Собственно, ментально, интеллектуально, Надежда Толоконникова является, мне кажется, одной из самых ярких мыслительниц, которая продвигает в России идеологию третьей волны феминизма. Если на Западе работы Джудит Батлер, Элизабет Гросс и других очень хорошо известны, то в России с ними, кроме узкого круга интеллектуалок-феминисток, почти никто не знаком. И, как это ни удивительно, эти девушки, девушки очень молодые, всем им нет еще тридцати, а двоим из них даже нет 25, являются теми интеллектуалками, которые даже из тюрьмы этот дискурс продвигают. Очень яркие письма, прежде всего, большое письмо Нади Толоконниковой из тюрьмы, обнародованное 6 апреля – это документы, которые в будущем будут читаться так же, как мы сегодня изучаем тюремные дневники Юлиуса Фучика и Антонио Грамши.

Дмитрий Волчек: Наверное, уже можно сказать, что дело Pussy Riot становится для нашего времени тем, чем было для Франции дело Дрейфуса, а для России дело Бейлиса, то есть оно раскроило общество, даже вскрыло страну, как хирург. Режиссер Артур Аристакисян, который много писал о Pussy Riot, говорит, что суд над девушками похоронит Россию. Согласитесь с метафорой?

Алек Эпштейн: Россия – огромная страна, она есть, и она будет, ее ничего не похоронит. Но то, что это – очень резонансное дело, то, что по-английски называется emblematic, такая лакмусовая бумажка, которая показывает, насколько скукоживаются границы свободы, с одной стороны, и насколько растет отчуждение между интеллектуалами и, даже, в более широком смысле – передовой городской интеллигенцией и обществом, с другой стороны, это очевидно. Ведь посмотрите, практически вся элита позднесоветской и постсоветской интеллигенции, от Лии Ахеджаковой до Людмилы Улицкой, от Бориса Стругацкого до Александра Ведерникова, на протяжении восьми лет – главного дирижера Большого театра, подписалась под коллективным письмом, в котором выдвигается требование отпустить девушек. Письмо это было полностью проигнорировано властями. Среди тех, кто готов был выступить поручителями и пришли непосредственно в суд, были не только такие записные оппозиционеры, от которых режим никогда ничего конструктивного для себя не ждал, как Александр Подрабинек, но и люди вполне с системой взаимодействующие, как, например, главный редактор “Новой газеты” Дмитрий Муратов – то, что человек он для режима договороспособный, стало очевидно в ходе защиты им вывезенного в лес журналиста Сергея Соколова и требований извинений от Александра Бастрыкина, которые были в некотором формате принесены, после чего Д.А. Муратов согласился считать инцидент исчерпанным. То есть в качестве посредников для разрешения ситуации готовы выступить люди, которые не ищут конфликта ради конфликта, а которые с властью вполне в состоянии вести диалог, как предприниматель Александр Лебедев или Дмитрий Муратов, лично пришедшие в суд с согласием быть поручителями. И все это судом было проигнорировано полностью. Я все время говорю, когда выступаю на разных площадках: то, что в России нигде нет свободных выборов, что все итоги голосований искажаются и фальсифицируются, это, конечно, проблема. Но и в самых демократических государствах за людей, объявляемых победителями выборов, голосует отнюдь не большинство населения, бывает даже арифметическое меньшинство из тех, кто проголосовал, как это было в 2000 году, когда Джордж Буш-мл. баллотировался против Альберта Гора. Но не забудем, что на выборы редко когда приходят более 50-60% граждан, имеющих избирательное право, поэтому любой кандидат, поддержанный не единогласно – а таковых в демократических странах не бывает – все равно оказывается избранником меньшинства. Поэтому при всех проблемах с электоральными процедурами, куда больше важна степень доверия к государственным институтам со стороны граждан. Могут ли граждане рассчитывать на справедливость, на адекватность рассмотрения дел в судах? А суд – это единственный механизм, который в правовом государстве есть у граждан для отстаивания своих прав от покушения со стороны органов власти. Тот факт, что суды абсолютно игнорируют голоса не только людей, придерживающихся радикальных общественно-политических взглядов, но и мнения людей, которые на “выборах” имели статус доверенных лиц Путина, от Евгения Миронова до Чулпан Хаматовой, показывает, насколько мыслящая часть российского общества, интеллигенция, не имеет языка взаимодействия с теми органами, которые государство уполномочило рассматривать иски и заявления граждан. И это – огромная проблема: люди понимают, что им рассчитывать не на кого и не на что, что даже если за тебя заступается едва ли не вся творческая элита страны, тебя не выпускают даже под залог или под подписку, а продлевают твой арест еще на полгода. Если это происходит, когда в защиту арестованных возвышают свой голос люди столь известные и уважаемые, то на что рассчитывать простым гражданам? Мне кажется, что это очень усиливает тотальное ощущение бесправия, которое и без того в России никуда не исчезало. В этом смысле, думаю, что последствия этого дела для отношений с государством гражданского общества, мыслящего населения страны крайне негативны, а именно это население, в конечном счете, и определяет будущее страны.

Лена Хейдиз. Портрет Надежды Толоконниковой
Лена Хейдиз. Портрет Надежды Толоконниковой
Дмитрий Волчек: Ваша книга только что вышла из печати, а уже появился новый материал; возможно, пригодится для ее следующего издания. Я говорю о двух акциях в Петербурге: Елены Пасынковой, которую “распяли” возле Храма Спаса-на-Крови в маске-балаклаве, и Петра Павленского, который зашил себе рот в знак протеста против преследований Pussy Riot. То есть, нет худа без добра: суд над Pussy Riot стал таким стимулом для развития российского акционизма, верно?

Алек Эпштейн: Совершенно верно, именно так, хотя порой солидарность художников принимает формы, которыми я не могу не восхищаться, но которые очень меня беспокоят, как длительная голодовка солидарности Лены Хейдиз – на мой взгляд, очень недооцененной художницы, едва ли не самой яркой представительницы современного российского соц-арта. Изданный нами альбом и призван зафиксировать ту роль, которую группа Pussy Riot невольно сыграла, став катализатором развития современного российского нон-конформистского искусства. Мне кажется очень важным показать, что появились не только многочисленные интересные работы, но и новые форматы, которых прежде в российском искусстве, в акционизме не было. Художники, а среди них, по-моему, – самые яркие имена современного российского акционизма и гражданского активизма: Виктория Ломаско и Алексей Иорш, Лена Хейдиз и Антон Николаев, Давид Тер-Оганьян и Алексей Кнедляковский, люди, работы которых известны как в России, так и за границей, оказались в ситуации, что им негде выставить свои работы. В отсутствие площадки Денисом Мустафиным и Татьяной Волковой был найден формат автобусной выставки, прошедшей 31 марта. Чуть позднее, 19 апреля, был найден еще один формат – фестиваля искусств во дворе суда, когда людей арестовывали просто без всякого мыслимого правового повода. Например, поэта, издателя и исполнителя Кирилла Медведева, арестовали просто за что, он расчехлил гитару и пел песню, и больше ничего: он не распространял никаких листовок, не выкрикивал никаких лозунгов, над ним не было никаких плакатов. Затем были выставки на Чистых прудах в дни #Occupy Абай… Однако чем больше раскручивается маховик репрессий, тем более самобытные новые форматы находит российский акционизм, тем более интересные новые работы создают художники. Я очень благодарен Виктору Бондаренко, который согласился поддержать издание этого альбома, и Алисе Образцовой, с которой мы взаимодействовали на заключительном этапе работы. Я кому только это не предлагал, и хотя автор я – довольно известный, это – моя четвертая книга о взаимоотношениях власти и оппозиционного гражданского общества в современной России, одна из которых – о группе Война – была выбрана “книгой недели” обозревателями “Коммерсанта”, “Московских новостей” и портала Либерти.ру, так вот, несмотря на это, от моего предложения издать книгу в поддержку арестованных девушек бежали, как от огня, все. В.А. Бондаренко не только познакомил меня с прекрасной художницей Евгенией Мальцевой, работа которой помещена на обложку альбома, он – единственный, кто не стал мне объяснять, насколько это опасно, не стал отечески советовать сделать это, когда девушек отпустят, когда, что называется, волна спадет и страсти улягутся. Я думаю, всем нужно понимать, что когда волна спадет, а страсти улягутся, будет усыновлен новый статус-кво, и в этом новом статусе-кво границы свободы будут куда уже, чем они были еще совсем недавно. Та борьба, которую мы ведем, она не только за освобождение девушек, хотя это, конечно, сейчас самое важное. Но этим проблема не исчерпывается. В советское время была такая поговорка: “Молиться можешь ты свободно, но так, чтоб слышал бог один”. Сейчас мы видим обратную ситуацию: выступать с атеистических позиций можно свободно, но только так, чтобы это слышали только стены твоего дома. Мы боремся за то, чтобы могли не только свободно мыслить, но и высказывать свои убеждения и следовать им. Мы боремся за то, чтобы право на свободу самовыражения, которое было завоевано в России в 1990-е годы, окончательно не превратилось в пыль. Поэтому эта борьба мне кажется крайне важной не только для конкретного уголовного дела, которое Вы справедливо сравнили с делом Дрейфуса, которого так пламенно защищал Эмиль Золя, и делом Бейлиса, которого не менее последовательно защищал В.Г. Короленко. Мы все защищаем сегодня этих девушек потому, что отстаиваем ценности свободы – и творческой, и свободы в целом, как таковой.

Дмитрий Волчек: Презентация книги “Искусство на баррикадах: Pussy Riot, “Автобусная выставка” и протестный арт-активизм” должна пройти в Галерее Марата Гельмана в Центре современной культуры Винзавод 10 августа в 18.00.

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG