Владимир Кара-Мурза: По-прежнему сохраняется неопределенность вокруг положения российской Академии телевидения. Назначенное на 21 марта общее собрание телеакадемиков не состоялось, продолжается борьба амбиций. Свои заявления о выходе из академии не отозвали до их пор ни ВГТРК, ни РТР, ни Первый телеканал.
О том, удастся ли и как удастся преодолеть раскол в телеакадемии, мы беседуем с Владимиром Синельниковым, кинодокументалистом, лауреатом премии Московской Хельсинкской группы за 2012 год. Я прочел ваше открытое письмо в «Новую газету», какие надежды вы связываете с будущим телеакадемии, почему вы верите в ее возрождение?
Владимир Синельников: Во-первых, я опечален, что совет учредителей, к которому я обратился с письмом в «Новой газете», не одумался. Я не получил ответа ни от собственно совета учредителей, ни от кого-то из членов совета учредителей. Я достаточно откровенно высказался там, и это очень горько. Сегодня творческими вопросами развития телевидения никто не озабочен. Потому что много лет существовавшая в Союзе кинематографистов комиссия телевидения почему-то была закрыта. Состоялся новый съезд, я выступал и сказал, что это нонсенс. Академия могла бы стать единственной, где анализируются творческие вопросы. Но то, что главный приз телевизионной академии ТЭФИ сегодня находится, я даже не могу сказать под боем, – самое печальное не то, что не будет премии ТЭФИ, и зря старался Эрнст Неизвестный, который сделал эту замечательную фигуру, но по каким причинам ее не будет. Потому что эта игра в статуэтки, а точнее, у кого их больше, у кого их меньше, когда начали мериться статуэтками имперские каналы и из-за этого отзывают свое участие – это самое горькое, это самое печальное. Сначала это сделали НТВ и Второй канал, теперь это сделал РТР. Надо отдать должное Швыдкому, он делал и делает все возможное, чтобы удержать от этого опрометчивого шага руководство каналов, но у него не получилось. В сущности, они не выставляли свои картины на ТЭФИ не первый год, но они хотя бы не возражали, чтобы хотя бы выставлялись команды, делающие фильмы, которые показывались на втором канале. Сейчас все обострено до крайностей, и пожертвовать ТЭФИ ради амбиций канала – для меня это непонятно. Мы знаем Добродеева как интересного профессионала телевидения. Что-то происходит то, мы не то, что не понимаем, и видим все, хотя кулисы закрыты, но политические технологии видны, а ведь они не должны быть на ТЭФИ. Поэтому я и написал открытое письмо.
Я думаю, заслугой руководства академии, в частности, Швыдкого является то, что он то ли уговорил, то ли убедил совет учредителей, чтобы производители, студии могли выставлять свои работы. Почему только каналы, которые транслируют, представляют эти работы? Это все равно, что если бы кинотеатр «Октябрь» объявил, что он проводит конкурс ТЭФИ из фильмов, которые он показывает. Такое можно себе представить? А здесь то же самое – какая разница, Первый канал, Второй канал НТВ или кинотеатр «Октябрь»? Почему судьи прокатчики вершат судьбы кинопроцесса или контента? И тут цепочка начинает идти дальше. Я, честно сказать, об этом тоже написал, но не в открытом письме, а в предыдущем, на которое тоже не получил ответа. Вот мы сделали очень острую картину, она называется «Островитяне», посвящена единственному в России музею истории ГУЛАГа. Проходит действие в Перми, прямо там, где был лагерь-36 пермский. Я хотел выставить ее на ТЭФИ. Нельзя. Почему? Она не была показана по каналу. Значит, если сегодня ты показал картину на интерет-ТВ, на кабельном или спутниковом канале, на ТЭФИ ты не попадаешь по уставу. Значит, что скрывается за этой строкой устава, особенно сегодня? Возможность не показывать картины, которые имеют большое общественное внимание, по этой формальной причине. Вот они – политические технологии, о которых я говорю. Я выставил эту картину, потому что она прошла на канале «Кто есть кто», но принцип работает. Это не анахронизм, это не замшелая, идущая от прошлого статья, – это очень современная статья устава. Поэтому в этом королевстве, если не произойдет что-то резкое и очевидное, не будет ТЭФИ – или будет такое, которое никому не нужно.
Владимир Кара-Мурза: Чем вы объясняете, что сами телеакадемики, владельцы каналов рубят профессиональный сук, на котором они же сами все сидят?
Владимир Синельников: Телеакадемики – это 500 с лишним человек. Совет учредителей – двух рук хватит. Кто туда входит? Там нет Парфенова, там нет Познера, там нет Мамонтова, там нет Шевченко, там нет Разлогова, там нет Дондурея. А кто там есть? Директора. Там есть все директора каналов, даже те, которым доверено сообщать народу сводки погоды. Они вершат судьбу, они совет учредителей. Их устав, который заблаговременно был составлен, я сам был соучредителем, когда один из первых независимых каналов возглавлял – 31-й, там за закрытыми дверями все и решается. Я написал открытое письмо. Я далек от заблуждения предположить, что из-за него отложили два кардинальных решения. Первое – быть или не быть ТЭФИ этого года. И второе – решить судьбу президента академии. Он хочет подать в отставку. Я считаю, что и то, и другое решение должны принять академики, их 500. К этой цифре мы тоже может быть вернемся, что это за 500 человек, но во всяком случае не 10-12. 22-го должен был быть совет учредителей – опять за закрытыми дверями. Что за интим, что там происходит за закрытыми дверями?
Я заинтересованное лицо, я написал открытое письмо, никто меня не пригласил. Пока ситуация отложилась, приостановлена, о чем я написал коллегам из совета учредителей. Вправе ли они лишить ТЭФИ нас с вами и еще миллион зрителей? Был только же съезд журналистов Москвы, Гусев сказал, оказывается, социологи утверждают: 60% населения России черпают информацию из телевидения, не из газет, не, к сожалению, радиопрограмм, не из интернета – из телевидения 60%. И за закрытыми дверями решается судьба источника для народа. В этой ситуации мне интересно, как повернутся события. Я назвал несколько фамилий, могу еще назвать имена творческих работников. Почему директора, почему сводка погоды должны решать судьбу моих фильмов? В других творческих союзах не по должности назначают учредителей. Да, за этим стоят деньги, да, ТЭФИ требует больших денег. Бесплатно, по-моему, сделал Эрнст эту фигурку, но большой зал, концерт – это всенародное зрелище, которого нас хотят лишить. Поэтому, кто хочет это решить? Я хочу понять! Я с уважением отношусь к директорам, но с не меньшим, а может даже и с большим уважением я отношусь к критикам, к режиссерам. Поэтому этот устав, который определяет, кто есть кто, – анахронизм. Хватит ли сил и мужества и у них, и у 500 академиков что-то поменять – не знаю.
Владимир Кара-Мурза: Как вы считаете, какую роль сыграла академия телевидения за те годы, что она существовала?
Владимир Синельников: ТЭФИ стала всенародным телезрелищем, что там говорить. Я думаю, что и сейчас она играет эту роль. Мне кажется, что телевидение – это деньги, большие деньги. Если телебоссы, если топ-менеджеры власти в электронных СМИ содержат академию, они вправе заказывать музыку. Значит сегодня надо понять, на какие деньги она должна существовать, чтобы быть ареопагом людей, которые рождают креативную мысль в творческом начале телевидения, а не людей, от которых все зависит. Что такое 500 человек, любопытно проанализировать. Откуда обиды второго канала? Потому что академиков в академии больше от другого федерального канала, а решаем, голосуем мы все – академики. Если присмотреться к составу академии, – я ни в коем случае не хочу с некоторой долей уничижения говорить об администраторах, о людях второстепенных профессий, не творческих, – но их в академии среди этих 500 человек много. Как они проголосуют, так количество статуэток там или здесь увеличиться или уменьшится. Все очень просто.
Слушатель: Добрый вечер. Илья Ефимович, Москва. Владимир Львович, очень люблю ваше творчество, особенно фильм «Островитяне», несколько раз пересматривал и всегда находил новые интересные вещи для себя. Та тенденция, о которой вы говорите, уже победила. Канал «Совершенно секретно» изгнан с экранов, ушел в кабельное телевидение. На мой взгляд, одна из лучших продюсеров России Вера Кричевсткая, один из основателей единственного либерального канала «Дождь», потом прекрасно работавшая на телеканале «24.Док», в настоящее время тоже изгнана с этого канала. Может быть, эта тенденция уже победила, и бороться смысла нет? Понимать нужно, что власть главенствует, и попытки что-то поменять в настоящее время обречены на провал. Ваша точка зрения?
Владимир Синельников: Я не могу получить удовольствие, если меня насилуют, как в шутке известной говорится. Я сделал картину, которую должны были посмотреть на эфирном канале, ее не показали. Она была показана в интернете, как и многое другое. У меня нет совершенно никакого желания сдаваться. Я сделал все возможное, чтобы меня услышали коллеги-академики, но 22-го не было совета учредителей и общего собрания. Кто-то неосторожно (я-то знаю – кто) из руководства сказал: будет и не одно, а три общих собрания. Нет ни одного. Потому что ясно, чем это кончится, – ревизией устава точно, об этом зайдет разговор. Почему удобно именно так? Вы сказали слово «власть»: держать в узде 10-20 директоров каналов значительно проще, чем держать сотни людей, которые создают фильмы и программы. 500 фильмов в этом году выставлено, – попробуй, справься с такими как я, допустим. Почему-то все решили, что главный инструмент борьбы за власть – это телевидение, поэтому борьба идет очень ответственная. Не случайно я получил слово и благодарен Владимиру Алексеевичу на Радио Свобода – это не случайное совпадение. А кто даст финансирование на следующий фильм «Островитяне»? Мы сейчас собираемся, есть у нас два-три необычайно интересных проекта, столь же острых, как «Островитяне». А что там острого? Только один последний кадр. Поэтому мне не хочется соглашаться с вами, что бессмысленно бороться. Я сейчас прямо с прямого эфира еду в Суздаль в баню и прорубь – это как-то бодрит. И то, что они отмалчиваются и не отвечают на письмо, не решаются проводить даже совет учредителей, потому что все уже вышло, кулисы открыты. 60% населения, люди, которые заинтересованы в том, чтобы это было. Нет, пока я не настроен оставаться в Суздале, в понедельник вернусь.
Владимир Кара-Мурза: Если не секрет, кто вам помог с финансированием фильма «Островитяне»?
Владимир Синельников: Это малобюджетная картина, моя студия сделала ее за собственные деньги.
Слушатель: Хочу сказать по поводу тенденции. Я вам приведу совершенно конкретные примеры. В этом сезоне исчезло две программы – программа под названием «Народ хочет знать» на канале ТВ-Центр и программа на канале «Культура» под названием «За семью печатями», викторина для школьников, совершенно не тупая. Я писал на оба канала с просьбами ответить, почему они исчезли, ответа не последовало. Им совершенно наплевать на телезрителей. Еле-еле удалось отстоять «Свою игру» на НТВ, единственная программа, которую большинство смотрят, в том числе и я. Тенденция совершенно, абсолютно. Они уже боятся всего. Обратите внимание: исчез ведущий по фамилии Кургинян, который себя позиционирует как пропрезидентский человек, но для них слишком просоветский. Они фактически не только интеллектуальное поле зачищают, они убирают людей, которые чуть-чуть выбиваются из их стереотипа. Еще один пример: программа «Открытая студия», которую смотрят, у них есть форум, люди пишут. Сначала она выходила пять раз в неделю по два часа, сейчас ее сделали три раза в неделю по часу, поменяли формат, превратив в обыкновенное ток-шоу, темы были раньше острые, сейчас последние темы – элита, что это такое? 60% – я согласен, но тенденция дикая. Люди думающие все равно уходят из телевидения. Я кроме этих программ по эфирному ТВ ничего не смотрел.
Владимир Кара-Мурза: Я больше бы привел программ, которые пропали, целые каналы пропадают, чего же про ведущих говорить.
Владимир Синельников: Мы теперь не можем слушать Свободу по средним волнам, куплен, знаем, кем формально, канал RTVi, который вещал на русском языке, и его смотрели и слушали благодаря «Эху Москвы» и благодаря тарелкам, которые люди покупали. 9 канал в Израиле, единственный русскоязычный канал, – тоже выкупили. Мне интересно понять, как поменяются программы, настроения, направления этих каналов. Что мы друг другу помогаем примерами? Я не знаю, как Владимир Алексеевич и новое руководство Свободы, пусть оно побеседует, посадив в мое кресло людей, которые отвечают за это, за судьбу ТЭФИ, за ситуацию с должностным советом учредителей, и за то, о чем мы сейчас говорим и вспоминаем программы, которые я, к сожалению, не все видел, но слышал о них во всяком случае.
Владимир Кара-Мурза: Каким бы вы видели руководящий орган телеакадемии, если не советом учредителей?
Владимир Синельников: Я считаю, что это должен быть творческое собрание авторитетных, пусть и разных людей. Они же посадили сейчас в комиссию Федотова и самых разных людей по правам человека. Но там жесткий принцип – директора. Почему? Потому что они финансируют? Да, они финансируют академию. Пускай кто-то другой финансирует, тогда это будет совершенно другое блюдо и другие люди, другая политика. Ни одного критика при наличии таких людей, как Дондурей, Разлогов и другие, Богомолов и так далее. Значит так проще. Что сейчас происходит? Договариваются. Когда высветили проблему, вроде бы будет в этом году ТЭФИ. А вы знаете, что все мы, кто хочет участвовать, заплатили деньги за участие, за то, чтобы показать.
Владимир Кара-Мурза: Не наоборот, как должно бы быть. Как вы считаете, вольнолюбивый дух академии уцелеет или вместе с бюрократизацией вытеснят такую фронду, которая была все эти годы?
Владимир Синельников: Дело не во фронде, дело в том, что должны быть инструменты и условия для общения. Я ее давно не видел и не помню, но была возможность высказаться. Как могут высказаться 500 человек? Значит должны быть какие-то очень разумные формы, дающие возможность сделать киноакадемию римским клубом. Швыдкой, кстати, старается, чтобы были региональные ТЭФИ и так далее. Но для этого должно быть желание, а не наоборот. Это не раскол, раскол – это когда 250, за 250 против, а когда 10 и 500, какой же это раскол?
Слушатель: Добрый вечер. Геннадий Сергеевич из Смоленской области. Телевидение, по моему глубокому убеждению, сегодня – антикультурное явление, направленное на оглупление и развращение народа. Какие академики, что вы о них говорите? Вы пригласите народ на телевидение с низов, они вам все расскажут. Если у вас есть хорошие фильмы, зачем вы идете на наше телевидение, в эту путинскую банду? Езжайте за рубеж, выставляйтесь там и боритесь за свой труд.
Владимир Кара-Мурза: Владимир Львович хочет пробиться к отечественному зрителю, а не к зарубежному.
Владимир Синельников: Мы несколько лет назад задумались над следующим. Я снимал картину о Сахарове, начали снимать, как только его из Горького выпустили, и когда мы кончили снимать, он умер, и уже сценарий дописала жизнь – мы сняли похороны. Я помню, как тысяч 700 шло пешком через Метромост, Ельцин впереди без шапки. Мы выпустили картину, ее смотрели. Прошло 10 лет, я подумал: пошлю я группу к тому дому, где он жил, где повесили барельеф, на Садовом кольце около «Курской». Послали, 12 человек пришло. Я подумал: надо срочно делать фильм, чтобы показать новому поколению тех людей, которым мы благодарны должны быть за то, что живем сегодня, ездим куда-то, сказать что-то можем, здесь вот я у вас сижу. И мы начали искать этих людей. Я думаю, если Сахарова забыли, то живы Буковский, Щаранский, Есенин-Вольпин – светоч был, совесть правозащитного движения. Нашел его в богадельне под Бостоном, эпикуреец такой, кефир, вино стоит, две бутылки на подоконнике, полно рукописей. Я говорю: «Александр Сергеич, вы не умерли?». Он говорит: «Как я могу умереть?». А он же математик потрясающий. «Ладно геометрия, арифметику я должен совершенствовать сегодня». Вот этих людей мы сняли. Потом сняли сегодняшних правозащитников, которые далеко за Садовым кольцом, такого как Мельниченко, который живет в деревне между Тюменской и Свердловской областями. Фантастический человек, абсолютно готовый политический деятель, оратор. Двух других сняли в Марий-Эл, где-то еще. Двоих уже нет – грохнули. Мы сняли о них трилогию, называется «Воспоминания о настоящем». Она прошла во всем мире, не была только в России, а очень хотелось бы показать ее здесь.
Вы меня спросили, кто дал деньги на «Островитян» – сами сделали, а на эту картину не потянули бы. Представляю себе, как огорчу коллег, – Березовский дал деньги на эту картину, и еще одного человека любят вспоминать вместе с ним – Бадри. Решил дать деньги Березовский, но физически дал Бадри, только сказал: пусть Березовский подпишется на вашем синопсисе, а то он такой, а потом с меня спросят. И мы сделали картину. Как я хочу ее здесь показать! Она есть в интернете. Там очень много Боннэр, и Борис Абрамович был под большим впечатлением, когда услышал, что она говорит. Я говорю: «Борис Абрамович, загибается музей Сахарова, нечем платить ни коммунальные услуги, ни зарплату». Это было давно, лет 10 назад. Я первый раз об этом говорю. Они встретились, он дал два миллиона на музей. Как ими распорядились – неважно. Поэтому как-то сегодня взвешеннее надо, а не так оголтело, как мы часто, относиться к тому, что происходит. И не сказать сегодня это я не мог, потому что и то правда, и это правда. Посмотрите картину «Воспоминания о настоящем».
Слушатель: Здравствуйте. Николай, Мордовия. Конечно, хорошо знать, что 500 академиков. Редко выступают по радио «Россия» и «Маяк», очень редко, а по телевидению почти не выступают. Если бы 500 ученых стали выступать, какое бы было политическое просвещение народа и каждого человека.
Владимир Кара-Мурза: Это телеакадемики. Как вы считаете, пошло ли на пользу телеакадемии численное расширение состава академиков, которые к тому же раньше открыто голосовали, боясь хозяйского взгляда, под присмотром своего начальника?
Владимир Синельников: Скажем, я член Союза кинематографистов, там есть гильдия продюсеров, в которую входят не только продюсеры, но и директора картин, администраторы. Есть гильдия звукооператоров. Я не знаю, тогда должны быть гильдия рабочих сцены, осветителей.
Владимир Кара-Мурза: За свет дают «Оскара».
Владимир Синельников: Я слушал Богданова, руководителя Союза журналистов России, он сказал: мы можем собрать профсоюз и защищать малообеспеченных. Потому что одни защищают в глубинке где-то журналистов, получают 10 тысяч, 20 тысяч, до 40, есть такие, которые получают 150 тысяч в неделю долларов, эти рублей, а эти долларов. Мы не можем защищать журналистов, потому что нет единства взглядов на то, нужен или не нужен профсоюз. Есть профсоюз работников культуры, почему там не могут работать осветители. Они не заслуживают того, чтобы получать ТЭФИ, я уверен в этом – это дело оператора. Вы когда-нибудь видели, как работает настоящий оператор: он вообще не становится к камере, у него человек 5 операторов и человек 20 осветителей. Он художник, и он заслуживает того, чтобы быть в академии. А множить количество членов академии для того, чтобы, как вы сказали, под хозяйским взглядом за статуэтки рубились, не уверен.
Владимир Кара-Мурза: Операторов принимали в телеакадемики, но что-то я не слышал их голос на собрании, пока гражданское чувство не проснулось.
Владимир Синельников: Вы имеете в виду собрание телеакадемиков? А на каком собрании вы были?
Владимир Кара-Мурза: Когда Швыдкого выбирали. Уже тогда были операторы, я встретил несколько.
Владимир Синельников: Чего вы удивляетесь – это же срез общества.
Владимир Кара-Мурза: У вас есть союзники в борьбе за целостность, за жизнеспособность телеакадемии?
Владимир Синельников: Во-первых, я убежден, что есть. Во всяком случае, ест приверженцы тех тезисов, которые я вам высказываю. Но может быть это неправильно, мы все очень много работаем над чем-то, у меня нет организационной структуры. Коллеги-кинематографисты создали альтернативный киносоюз. Хорошо это или плохо? Четыре союза писателей в России, но они не могли вместе дышать в одной и той же комнате, в зале. Не смертельно.
Владимир Кара-Мурза: Две киноакадемии.
Владимир Синельников: Я не получил ни одного звонка после открытого письма, хотя мне сказали, что четыре тысячи заходов было на этот текст в интернете. Значит люди не верят, что что-то можно сделать, скорее всего, потому что на кону много стоит сейчас, чтобы перевернуть это. У нас на памяти только один пример – 5 съезд Союза кинематографистов в Кремле и «Элем». Киносоюз, кстати, организовал премию, которую назвал «Элем».
Владимир Кара-Мурза: В память об Элеме Климове. Да, увы, творческие союзы – это сложный материал для влияния, трудно достичь единства среди творческих людей.
Владимир Синельников: А может быть и не надо.
Владимир Кара-Мурза: Расскажите нашим радиослушателям, какие сейчас готовятся премьеры вашей документальной киностудии?
Владимир Синельников: Это не по теме нашего общего разговора, но я могу в двух словах сказать. Я сделал, несколько лет делал сериал из нескольких фильмов, который называется «Третья мировая началась» о борьбе с терроризмом, мы где только ни были, он прошел по всему миру, и в Москве был тоже. Это мы снимали в Сирии, в Ливане, я даже попал в Сомали и там снял картину. Но много снимал в Израиле, там, где была взорвана дискотека, где все наши соотечественники, девчонки, ребята 12-14 лет. Я был очень заведен. Я спросил человека, не хочу называть его фамилию, один из руководителей ХАМАСа, еле добрался к нему, он не хотел встречаться, и мы ночью встретились в одной стране: «Слушай, зачем вы девчонок 12-летних на дискотеке взорвали?». Он мне отвечает: «А вы знаете, что в Израиле всеобщая воинская повинность?». Я говорю: «Знаю». «И вы хотите, чтобы мы дождались, пока они вырастут и возьмут автоматы?». Я понял, что я не зря с ним беседовал, потому что это услышали все. Одна из бесед была тогда с очень интересным человеком, президентом Израиля Шимоном Пересом, ему вот-вот через несколько месяцев исполняется 90 лет, он на 25 лет старше государства Израиль. Мы решили сделать фильм о нем. Его судьба очень интересна. Он был ястребом, это он притащил атомную бомбу в Израиль, это он вооружил израильскую армию чисто дипломатическими усилиями. А сейчас голубь и ни о чем другом не мечтает, чтобы было два государства. Его не принимает большинство населения в Израиле. В какой-то мере он напоминает судьбу Михаила Сергеевича Горбачева, которого обожает мир и к которому очень взыскательно относится очень большая часть населения в России и в Советском Союзе. Поэтому мне очень интересно делать эту картину, она будет готова. Она не говорит о евреях, об иудеях, о религии, она говорит о человеке Земли, которому исполняется 90 лет, и он самый старый из выбранных лидеров в мире, последний мудрец нашего времени. Вот сейчас я этим занимаюсь. Но есть значительно более приближенные к России и миру проекты, но дойдут ли до них руки и будет ли возможность сделать, пока сказать трудно.
Владимир Кара-Мурза: Расскажите, как окрыляет, как ценится признание коллег? Почему вы так дорожите претензиями, борьбой за премии телеакадемии, за этого разрывающего в себе сердце бога?
Владимир Синельников: Нет уж, совершенно не ставлю себе этой цели. Я был счастлив, когда вы вспомнили, что я получил премию Хельсинкской группы, – вот это да, такой премии я никогда не получал. Вот это было для меня счастье. В этом смысле я говорю о корпоративном цеховом интеллектуальном образе жизни российских телевизионных деятелей – вот это меня заботит, чтобы себя уважать. Вот в чем дело. И мы же помним речь Парфенова на одном из сходок телеакадемии и реплику Ирены Лисневской об Ольге Романовой – вот это да!
Владимир Кара-Мурза: Когда не осмелились произнести имя Мананы Асламазян?
Владимир Синельников: Пришлось Михаилу Ефимовичу извиняться. За все надо платить. Он много полезного сделал для академии, я в этом убежден. Поэтому вопросы звучали из Смоленской области, откуда-то еще. До чего дошло – человек из Смоленской области говорит: зачем вы мучаетесь, отвезите картину за границу! Это же не телеакадемик говорит. Он мне советует: плюнь ты на них, повези картину куда-нибудь. Картина «Воспоминания о настоящем» обошла весь мир, 49 стран ее посмотрело, в России она не была. Счастье, что успели снять и Есенина-Вольпина, и Боннэр, и новых ребят. Поэтому, пожалуй, самое сильное впечатление из нашей беседы – вот эта отчаянная и горькая реплика вашего слушателя.
Владимир Кара-Мурза: Люди не могут стать вашими зрителями. Почему произошло такое разобщение творческих людей и аудитории в нашей стране?
Владимир Синельников: Вы не первый раз в нашем разговоре произносите слово «разобщение». Оно не равное, оно не количественное. Да, сегодня у меня нет ничего общего с топ-менеджерами телевизионного сообщества. Они профессиональные ребята, знают, что делают. Но почему они не показывали картину «Постскриптум» 11 лет? Мы тоже об этом забыли. Оказалось, что не только элита, знающая покойного мужа Лили, а люди, которые сегодня с нами беседовали по телефону, они тоже ее смотрели с восторгом.
Владимир Кара-Мурза: И хватило мужества показать по второму каналу, не только по «Культуре», запоздало, правда.
Владимир Синельников: Мне бы не хотелось, чтобы совершенно безнадежным был финал нашей беседы. Я абсолютно уверен в том, что долго так продолжаться не будет. Вы очень тронули меня, посвятив передачу этой теме. А как вы могли посвятить, когда 60%, не знаю, сколько миллионов людей, от них мы все получаем, и новости, не получаем картину «Островитяне», даже когда мы получаем сводку погоды, стараемся смотреть «Дождь». Поэтому трудно остановить шар, который покатился.
Владимир Кара-Мурза: Какие следующие события вы ждете на пути вашей борьбы, которую вы не собираетесь прекращать, за будущее телеакадемии, за будущее Орфея, разрывающего себе сердце?
Владимир Синельников: Я думаю, что они, конечно, не испугаются, конечно, ТЭФИ будет. Нужны усилия и не одного человека, чтобы мы могли сделать так, чтобы академия была совершенно другой.
Владимир Кара-Мурза: Может быть вам объявить открытую подписку под вашим письмом, тогда будет сбор подписей?
Владимир Синельников: Может быть. Вы этой беседой помогаете это делать.
Владимир Кара-Мурза: Мы верим в будущее нашего телевидения. Как вы считаете, когда было золотое время отечественного телевидения?
Владимир Синельников: Что-то можно сказать, вспомнить «Взгляд».
Владимир Кара-Мурза: Горбачевские времена?
Владимир Синельников: Да, конечно. Поэтому и судьба Переса такова, как у Михаила Сергеевича. Поэтому слушатель говорит: вези за границу. Все сходится.
О том, удастся ли и как удастся преодолеть раскол в телеакадемии, мы беседуем с Владимиром Синельниковым, кинодокументалистом, лауреатом премии Московской Хельсинкской группы за 2012 год. Я прочел ваше открытое письмо в «Новую газету», какие надежды вы связываете с будущим телеакадемии, почему вы верите в ее возрождение?
Владимир Синельников: Во-первых, я опечален, что совет учредителей, к которому я обратился с письмом в «Новой газете», не одумался. Я не получил ответа ни от собственно совета учредителей, ни от кого-то из членов совета учредителей. Я достаточно откровенно высказался там, и это очень горько. Сегодня творческими вопросами развития телевидения никто не озабочен. Потому что много лет существовавшая в Союзе кинематографистов комиссия телевидения почему-то была закрыта. Состоялся новый съезд, я выступал и сказал, что это нонсенс. Академия могла бы стать единственной, где анализируются творческие вопросы. Но то, что главный приз телевизионной академии ТЭФИ сегодня находится, я даже не могу сказать под боем, – самое печальное не то, что не будет премии ТЭФИ, и зря старался Эрнст Неизвестный, который сделал эту замечательную фигуру, но по каким причинам ее не будет. Потому что эта игра в статуэтки, а точнее, у кого их больше, у кого их меньше, когда начали мериться статуэтками имперские каналы и из-за этого отзывают свое участие – это самое горькое, это самое печальное. Сначала это сделали НТВ и Второй канал, теперь это сделал РТР. Надо отдать должное Швыдкому, он делал и делает все возможное, чтобы удержать от этого опрометчивого шага руководство каналов, но у него не получилось. В сущности, они не выставляли свои картины на ТЭФИ не первый год, но они хотя бы не возражали, чтобы хотя бы выставлялись команды, делающие фильмы, которые показывались на втором канале. Сейчас все обострено до крайностей, и пожертвовать ТЭФИ ради амбиций канала – для меня это непонятно. Мы знаем Добродеева как интересного профессионала телевидения. Что-то происходит то, мы не то, что не понимаем, и видим все, хотя кулисы закрыты, но политические технологии видны, а ведь они не должны быть на ТЭФИ. Поэтому я и написал открытое письмо.
Я думаю, заслугой руководства академии, в частности, Швыдкого является то, что он то ли уговорил, то ли убедил совет учредителей, чтобы производители, студии могли выставлять свои работы. Почему только каналы, которые транслируют, представляют эти работы? Это все равно, что если бы кинотеатр «Октябрь» объявил, что он проводит конкурс ТЭФИ из фильмов, которые он показывает. Такое можно себе представить? А здесь то же самое – какая разница, Первый канал, Второй канал НТВ или кинотеатр «Октябрь»? Почему судьи прокатчики вершат судьбы кинопроцесса или контента? И тут цепочка начинает идти дальше. Я, честно сказать, об этом тоже написал, но не в открытом письме, а в предыдущем, на которое тоже не получил ответа. Вот мы сделали очень острую картину, она называется «Островитяне», посвящена единственному в России музею истории ГУЛАГа. Проходит действие в Перми, прямо там, где был лагерь-36 пермский. Я хотел выставить ее на ТЭФИ. Нельзя. Почему? Она не была показана по каналу. Значит, если сегодня ты показал картину на интерет-ТВ, на кабельном или спутниковом канале, на ТЭФИ ты не попадаешь по уставу. Значит, что скрывается за этой строкой устава, особенно сегодня? Возможность не показывать картины, которые имеют большое общественное внимание, по этой формальной причине. Вот они – политические технологии, о которых я говорю. Я выставил эту картину, потому что она прошла на канале «Кто есть кто», но принцип работает. Это не анахронизм, это не замшелая, идущая от прошлого статья, – это очень современная статья устава. Поэтому в этом королевстве, если не произойдет что-то резкое и очевидное, не будет ТЭФИ – или будет такое, которое никому не нужно.
Владимир Кара-Мурза: Чем вы объясняете, что сами телеакадемики, владельцы каналов рубят профессиональный сук, на котором они же сами все сидят?
Владимир Синельников: Телеакадемики – это 500 с лишним человек. Совет учредителей – двух рук хватит. Кто туда входит? Там нет Парфенова, там нет Познера, там нет Мамонтова, там нет Шевченко, там нет Разлогова, там нет Дондурея. А кто там есть? Директора. Там есть все директора каналов, даже те, которым доверено сообщать народу сводки погоды. Они вершат судьбу, они совет учредителей. Их устав, который заблаговременно был составлен, я сам был соучредителем, когда один из первых независимых каналов возглавлял – 31-й, там за закрытыми дверями все и решается. Я написал открытое письмо. Я далек от заблуждения предположить, что из-за него отложили два кардинальных решения. Первое – быть или не быть ТЭФИ этого года. И второе – решить судьбу президента академии. Он хочет подать в отставку. Я считаю, что и то, и другое решение должны принять академики, их 500. К этой цифре мы тоже может быть вернемся, что это за 500 человек, но во всяком случае не 10-12. 22-го должен был быть совет учредителей – опять за закрытыми дверями. Что за интим, что там происходит за закрытыми дверями?
Я заинтересованное лицо, я написал открытое письмо, никто меня не пригласил. Пока ситуация отложилась, приостановлена, о чем я написал коллегам из совета учредителей. Вправе ли они лишить ТЭФИ нас с вами и еще миллион зрителей? Был только же съезд журналистов Москвы, Гусев сказал, оказывается, социологи утверждают: 60% населения России черпают информацию из телевидения, не из газет, не, к сожалению, радиопрограмм, не из интернета – из телевидения 60%. И за закрытыми дверями решается судьба источника для народа. В этой ситуации мне интересно, как повернутся события. Я назвал несколько фамилий, могу еще назвать имена творческих работников. Почему директора, почему сводка погоды должны решать судьбу моих фильмов? В других творческих союзах не по должности назначают учредителей. Да, за этим стоят деньги, да, ТЭФИ требует больших денег. Бесплатно, по-моему, сделал Эрнст эту фигурку, но большой зал, концерт – это всенародное зрелище, которого нас хотят лишить. Поэтому, кто хочет это решить? Я хочу понять! Я с уважением отношусь к директорам, но с не меньшим, а может даже и с большим уважением я отношусь к критикам, к режиссерам. Поэтому этот устав, который определяет, кто есть кто, – анахронизм. Хватит ли сил и мужества и у них, и у 500 академиков что-то поменять – не знаю.
Владимир Кара-Мурза: Как вы считаете, какую роль сыграла академия телевидения за те годы, что она существовала?
Владимир Синельников: ТЭФИ стала всенародным телезрелищем, что там говорить. Я думаю, что и сейчас она играет эту роль. Мне кажется, что телевидение – это деньги, большие деньги. Если телебоссы, если топ-менеджеры власти в электронных СМИ содержат академию, они вправе заказывать музыку. Значит сегодня надо понять, на какие деньги она должна существовать, чтобы быть ареопагом людей, которые рождают креативную мысль в творческом начале телевидения, а не людей, от которых все зависит. Что такое 500 человек, любопытно проанализировать. Откуда обиды второго канала? Потому что академиков в академии больше от другого федерального канала, а решаем, голосуем мы все – академики. Если присмотреться к составу академии, – я ни в коем случае не хочу с некоторой долей уничижения говорить об администраторах, о людях второстепенных профессий, не творческих, – но их в академии среди этих 500 человек много. Как они проголосуют, так количество статуэток там или здесь увеличиться или уменьшится. Все очень просто.
Слушатель: Добрый вечер. Илья Ефимович, Москва. Владимир Львович, очень люблю ваше творчество, особенно фильм «Островитяне», несколько раз пересматривал и всегда находил новые интересные вещи для себя. Та тенденция, о которой вы говорите, уже победила. Канал «Совершенно секретно» изгнан с экранов, ушел в кабельное телевидение. На мой взгляд, одна из лучших продюсеров России Вера Кричевсткая, один из основателей единственного либерального канала «Дождь», потом прекрасно работавшая на телеканале «24.Док», в настоящее время тоже изгнана с этого канала. Может быть, эта тенденция уже победила, и бороться смысла нет? Понимать нужно, что власть главенствует, и попытки что-то поменять в настоящее время обречены на провал. Ваша точка зрения?
Владимир Синельников: Я не могу получить удовольствие, если меня насилуют, как в шутке известной говорится. Я сделал картину, которую должны были посмотреть на эфирном канале, ее не показали. Она была показана в интернете, как и многое другое. У меня нет совершенно никакого желания сдаваться. Я сделал все возможное, чтобы меня услышали коллеги-академики, но 22-го не было совета учредителей и общего собрания. Кто-то неосторожно (я-то знаю – кто) из руководства сказал: будет и не одно, а три общих собрания. Нет ни одного. Потому что ясно, чем это кончится, – ревизией устава точно, об этом зайдет разговор. Почему удобно именно так? Вы сказали слово «власть»: держать в узде 10-20 директоров каналов значительно проще, чем держать сотни людей, которые создают фильмы и программы. 500 фильмов в этом году выставлено, – попробуй, справься с такими как я, допустим. Почему-то все решили, что главный инструмент борьбы за власть – это телевидение, поэтому борьба идет очень ответственная. Не случайно я получил слово и благодарен Владимиру Алексеевичу на Радио Свобода – это не случайное совпадение. А кто даст финансирование на следующий фильм «Островитяне»? Мы сейчас собираемся, есть у нас два-три необычайно интересных проекта, столь же острых, как «Островитяне». А что там острого? Только один последний кадр. Поэтому мне не хочется соглашаться с вами, что бессмысленно бороться. Я сейчас прямо с прямого эфира еду в Суздаль в баню и прорубь – это как-то бодрит. И то, что они отмалчиваются и не отвечают на письмо, не решаются проводить даже совет учредителей, потому что все уже вышло, кулисы открыты. 60% населения, люди, которые заинтересованы в том, чтобы это было. Нет, пока я не настроен оставаться в Суздале, в понедельник вернусь.
Владимир Кара-Мурза: Если не секрет, кто вам помог с финансированием фильма «Островитяне»?
Владимир Синельников: Это малобюджетная картина, моя студия сделала ее за собственные деньги.
Слушатель: Хочу сказать по поводу тенденции. Я вам приведу совершенно конкретные примеры. В этом сезоне исчезло две программы – программа под названием «Народ хочет знать» на канале ТВ-Центр и программа на канале «Культура» под названием «За семью печатями», викторина для школьников, совершенно не тупая. Я писал на оба канала с просьбами ответить, почему они исчезли, ответа не последовало. Им совершенно наплевать на телезрителей. Еле-еле удалось отстоять «Свою игру» на НТВ, единственная программа, которую большинство смотрят, в том числе и я. Тенденция совершенно, абсолютно. Они уже боятся всего. Обратите внимание: исчез ведущий по фамилии Кургинян, который себя позиционирует как пропрезидентский человек, но для них слишком просоветский. Они фактически не только интеллектуальное поле зачищают, они убирают людей, которые чуть-чуть выбиваются из их стереотипа. Еще один пример: программа «Открытая студия», которую смотрят, у них есть форум, люди пишут. Сначала она выходила пять раз в неделю по два часа, сейчас ее сделали три раза в неделю по часу, поменяли формат, превратив в обыкновенное ток-шоу, темы были раньше острые, сейчас последние темы – элита, что это такое? 60% – я согласен, но тенденция дикая. Люди думающие все равно уходят из телевидения. Я кроме этих программ по эфирному ТВ ничего не смотрел.
Владимир Кара-Мурза: Я больше бы привел программ, которые пропали, целые каналы пропадают, чего же про ведущих говорить.
Владимир Синельников: Мы теперь не можем слушать Свободу по средним волнам, куплен, знаем, кем формально, канал RTVi, который вещал на русском языке, и его смотрели и слушали благодаря «Эху Москвы» и благодаря тарелкам, которые люди покупали. 9 канал в Израиле, единственный русскоязычный канал, – тоже выкупили. Мне интересно понять, как поменяются программы, настроения, направления этих каналов. Что мы друг другу помогаем примерами? Я не знаю, как Владимир Алексеевич и новое руководство Свободы, пусть оно побеседует, посадив в мое кресло людей, которые отвечают за это, за судьбу ТЭФИ, за ситуацию с должностным советом учредителей, и за то, о чем мы сейчас говорим и вспоминаем программы, которые я, к сожалению, не все видел, но слышал о них во всяком случае.
Владимир Кара-Мурза: Каким бы вы видели руководящий орган телеакадемии, если не советом учредителей?
Владимир Синельников: Я считаю, что это должен быть творческое собрание авторитетных, пусть и разных людей. Они же посадили сейчас в комиссию Федотова и самых разных людей по правам человека. Но там жесткий принцип – директора. Почему? Потому что они финансируют? Да, они финансируют академию. Пускай кто-то другой финансирует, тогда это будет совершенно другое блюдо и другие люди, другая политика. Ни одного критика при наличии таких людей, как Дондурей, Разлогов и другие, Богомолов и так далее. Значит так проще. Что сейчас происходит? Договариваются. Когда высветили проблему, вроде бы будет в этом году ТЭФИ. А вы знаете, что все мы, кто хочет участвовать, заплатили деньги за участие, за то, чтобы показать.
Владимир Кара-Мурза: Не наоборот, как должно бы быть. Как вы считаете, вольнолюбивый дух академии уцелеет или вместе с бюрократизацией вытеснят такую фронду, которая была все эти годы?
Владимир Синельников: Дело не во фронде, дело в том, что должны быть инструменты и условия для общения. Я ее давно не видел и не помню, но была возможность высказаться. Как могут высказаться 500 человек? Значит должны быть какие-то очень разумные формы, дающие возможность сделать киноакадемию римским клубом. Швыдкой, кстати, старается, чтобы были региональные ТЭФИ и так далее. Но для этого должно быть желание, а не наоборот. Это не раскол, раскол – это когда 250, за 250 против, а когда 10 и 500, какой же это раскол?
Слушатель: Добрый вечер. Геннадий Сергеевич из Смоленской области. Телевидение, по моему глубокому убеждению, сегодня – антикультурное явление, направленное на оглупление и развращение народа. Какие академики, что вы о них говорите? Вы пригласите народ на телевидение с низов, они вам все расскажут. Если у вас есть хорошие фильмы, зачем вы идете на наше телевидение, в эту путинскую банду? Езжайте за рубеж, выставляйтесь там и боритесь за свой труд.
Владимир Кара-Мурза: Владимир Львович хочет пробиться к отечественному зрителю, а не к зарубежному.
Владимир Синельников: Мы несколько лет назад задумались над следующим. Я снимал картину о Сахарове, начали снимать, как только его из Горького выпустили, и когда мы кончили снимать, он умер, и уже сценарий дописала жизнь – мы сняли похороны. Я помню, как тысяч 700 шло пешком через Метромост, Ельцин впереди без шапки. Мы выпустили картину, ее смотрели. Прошло 10 лет, я подумал: пошлю я группу к тому дому, где он жил, где повесили барельеф, на Садовом кольце около «Курской». Послали, 12 человек пришло. Я подумал: надо срочно делать фильм, чтобы показать новому поколению тех людей, которым мы благодарны должны быть за то, что живем сегодня, ездим куда-то, сказать что-то можем, здесь вот я у вас сижу. И мы начали искать этих людей. Я думаю, если Сахарова забыли, то живы Буковский, Щаранский, Есенин-Вольпин – светоч был, совесть правозащитного движения. Нашел его в богадельне под Бостоном, эпикуреец такой, кефир, вино стоит, две бутылки на подоконнике, полно рукописей. Я говорю: «Александр Сергеич, вы не умерли?». Он говорит: «Как я могу умереть?». А он же математик потрясающий. «Ладно геометрия, арифметику я должен совершенствовать сегодня». Вот этих людей мы сняли. Потом сняли сегодняшних правозащитников, которые далеко за Садовым кольцом, такого как Мельниченко, который живет в деревне между Тюменской и Свердловской областями. Фантастический человек, абсолютно готовый политический деятель, оратор. Двух других сняли в Марий-Эл, где-то еще. Двоих уже нет – грохнули. Мы сняли о них трилогию, называется «Воспоминания о настоящем». Она прошла во всем мире, не была только в России, а очень хотелось бы показать ее здесь.
Вы меня спросили, кто дал деньги на «Островитян» – сами сделали, а на эту картину не потянули бы. Представляю себе, как огорчу коллег, – Березовский дал деньги на эту картину, и еще одного человека любят вспоминать вместе с ним – Бадри. Решил дать деньги Березовский, но физически дал Бадри, только сказал: пусть Березовский подпишется на вашем синопсисе, а то он такой, а потом с меня спросят. И мы сделали картину. Как я хочу ее здесь показать! Она есть в интернете. Там очень много Боннэр, и Борис Абрамович был под большим впечатлением, когда услышал, что она говорит. Я говорю: «Борис Абрамович, загибается музей Сахарова, нечем платить ни коммунальные услуги, ни зарплату». Это было давно, лет 10 назад. Я первый раз об этом говорю. Они встретились, он дал два миллиона на музей. Как ими распорядились – неважно. Поэтому как-то сегодня взвешеннее надо, а не так оголтело, как мы часто, относиться к тому, что происходит. И не сказать сегодня это я не мог, потому что и то правда, и это правда. Посмотрите картину «Воспоминания о настоящем».
Слушатель: Здравствуйте. Николай, Мордовия. Конечно, хорошо знать, что 500 академиков. Редко выступают по радио «Россия» и «Маяк», очень редко, а по телевидению почти не выступают. Если бы 500 ученых стали выступать, какое бы было политическое просвещение народа и каждого человека.
Владимир Кара-Мурза: Это телеакадемики. Как вы считаете, пошло ли на пользу телеакадемии численное расширение состава академиков, которые к тому же раньше открыто голосовали, боясь хозяйского взгляда, под присмотром своего начальника?
Владимир Синельников: Скажем, я член Союза кинематографистов, там есть гильдия продюсеров, в которую входят не только продюсеры, но и директора картин, администраторы. Есть гильдия звукооператоров. Я не знаю, тогда должны быть гильдия рабочих сцены, осветителей.
Владимир Кара-Мурза: За свет дают «Оскара».
Владимир Синельников: Я слушал Богданова, руководителя Союза журналистов России, он сказал: мы можем собрать профсоюз и защищать малообеспеченных. Потому что одни защищают в глубинке где-то журналистов, получают 10 тысяч, 20 тысяч, до 40, есть такие, которые получают 150 тысяч в неделю долларов, эти рублей, а эти долларов. Мы не можем защищать журналистов, потому что нет единства взглядов на то, нужен или не нужен профсоюз. Есть профсоюз работников культуры, почему там не могут работать осветители. Они не заслуживают того, чтобы получать ТЭФИ, я уверен в этом – это дело оператора. Вы когда-нибудь видели, как работает настоящий оператор: он вообще не становится к камере, у него человек 5 операторов и человек 20 осветителей. Он художник, и он заслуживает того, чтобы быть в академии. А множить количество членов академии для того, чтобы, как вы сказали, под хозяйским взглядом за статуэтки рубились, не уверен.
Владимир Кара-Мурза: Операторов принимали в телеакадемики, но что-то я не слышал их голос на собрании, пока гражданское чувство не проснулось.
Владимир Синельников: Вы имеете в виду собрание телеакадемиков? А на каком собрании вы были?
Владимир Кара-Мурза: Когда Швыдкого выбирали. Уже тогда были операторы, я встретил несколько.
Владимир Синельников: Чего вы удивляетесь – это же срез общества.
Владимир Кара-Мурза: У вас есть союзники в борьбе за целостность, за жизнеспособность телеакадемии?
Владимир Синельников: Во-первых, я убежден, что есть. Во всяком случае, ест приверженцы тех тезисов, которые я вам высказываю. Но может быть это неправильно, мы все очень много работаем над чем-то, у меня нет организационной структуры. Коллеги-кинематографисты создали альтернативный киносоюз. Хорошо это или плохо? Четыре союза писателей в России, но они не могли вместе дышать в одной и той же комнате, в зале. Не смертельно.
Владимир Кара-Мурза: Две киноакадемии.
Владимир Синельников: Я не получил ни одного звонка после открытого письма, хотя мне сказали, что четыре тысячи заходов было на этот текст в интернете. Значит люди не верят, что что-то можно сделать, скорее всего, потому что на кону много стоит сейчас, чтобы перевернуть это. У нас на памяти только один пример – 5 съезд Союза кинематографистов в Кремле и «Элем». Киносоюз, кстати, организовал премию, которую назвал «Элем».
Владимир Кара-Мурза: В память об Элеме Климове. Да, увы, творческие союзы – это сложный материал для влияния, трудно достичь единства среди творческих людей.
Владимир Синельников: А может быть и не надо.
Владимир Кара-Мурза: Расскажите нашим радиослушателям, какие сейчас готовятся премьеры вашей документальной киностудии?
Владимир Синельников: Это не по теме нашего общего разговора, но я могу в двух словах сказать. Я сделал, несколько лет делал сериал из нескольких фильмов, который называется «Третья мировая началась» о борьбе с терроризмом, мы где только ни были, он прошел по всему миру, и в Москве был тоже. Это мы снимали в Сирии, в Ливане, я даже попал в Сомали и там снял картину. Но много снимал в Израиле, там, где была взорвана дискотека, где все наши соотечественники, девчонки, ребята 12-14 лет. Я был очень заведен. Я спросил человека, не хочу называть его фамилию, один из руководителей ХАМАСа, еле добрался к нему, он не хотел встречаться, и мы ночью встретились в одной стране: «Слушай, зачем вы девчонок 12-летних на дискотеке взорвали?». Он мне отвечает: «А вы знаете, что в Израиле всеобщая воинская повинность?». Я говорю: «Знаю». «И вы хотите, чтобы мы дождались, пока они вырастут и возьмут автоматы?». Я понял, что я не зря с ним беседовал, потому что это услышали все. Одна из бесед была тогда с очень интересным человеком, президентом Израиля Шимоном Пересом, ему вот-вот через несколько месяцев исполняется 90 лет, он на 25 лет старше государства Израиль. Мы решили сделать фильм о нем. Его судьба очень интересна. Он был ястребом, это он притащил атомную бомбу в Израиль, это он вооружил израильскую армию чисто дипломатическими усилиями. А сейчас голубь и ни о чем другом не мечтает, чтобы было два государства. Его не принимает большинство населения в Израиле. В какой-то мере он напоминает судьбу Михаила Сергеевича Горбачева, которого обожает мир и к которому очень взыскательно относится очень большая часть населения в России и в Советском Союзе. Поэтому мне очень интересно делать эту картину, она будет готова. Она не говорит о евреях, об иудеях, о религии, она говорит о человеке Земли, которому исполняется 90 лет, и он самый старый из выбранных лидеров в мире, последний мудрец нашего времени. Вот сейчас я этим занимаюсь. Но есть значительно более приближенные к России и миру проекты, но дойдут ли до них руки и будет ли возможность сделать, пока сказать трудно.
Владимир Кара-Мурза: Расскажите, как окрыляет, как ценится признание коллег? Почему вы так дорожите претензиями, борьбой за премии телеакадемии, за этого разрывающего в себе сердце бога?
Владимир Синельников: Нет уж, совершенно не ставлю себе этой цели. Я был счастлив, когда вы вспомнили, что я получил премию Хельсинкской группы, – вот это да, такой премии я никогда не получал. Вот это было для меня счастье. В этом смысле я говорю о корпоративном цеховом интеллектуальном образе жизни российских телевизионных деятелей – вот это меня заботит, чтобы себя уважать. Вот в чем дело. И мы же помним речь Парфенова на одном из сходок телеакадемии и реплику Ирены Лисневской об Ольге Романовой – вот это да!
Владимир Кара-Мурза: Когда не осмелились произнести имя Мананы Асламазян?
Владимир Синельников: Пришлось Михаилу Ефимовичу извиняться. За все надо платить. Он много полезного сделал для академии, я в этом убежден. Поэтому вопросы звучали из Смоленской области, откуда-то еще. До чего дошло – человек из Смоленской области говорит: зачем вы мучаетесь, отвезите картину за границу! Это же не телеакадемик говорит. Он мне советует: плюнь ты на них, повези картину куда-нибудь. Картина «Воспоминания о настоящем» обошла весь мир, 49 стран ее посмотрело, в России она не была. Счастье, что успели снять и Есенина-Вольпина, и Боннэр, и новых ребят. Поэтому, пожалуй, самое сильное впечатление из нашей беседы – вот эта отчаянная и горькая реплика вашего слушателя.
Владимир Кара-Мурза: Люди не могут стать вашими зрителями. Почему произошло такое разобщение творческих людей и аудитории в нашей стране?
Владимир Синельников: Вы не первый раз в нашем разговоре произносите слово «разобщение». Оно не равное, оно не количественное. Да, сегодня у меня нет ничего общего с топ-менеджерами телевизионного сообщества. Они профессиональные ребята, знают, что делают. Но почему они не показывали картину «Постскриптум» 11 лет? Мы тоже об этом забыли. Оказалось, что не только элита, знающая покойного мужа Лили, а люди, которые сегодня с нами беседовали по телефону, они тоже ее смотрели с восторгом.
Владимир Кара-Мурза: И хватило мужества показать по второму каналу, не только по «Культуре», запоздало, правда.
Владимир Синельников: Мне бы не хотелось, чтобы совершенно безнадежным был финал нашей беседы. Я абсолютно уверен в том, что долго так продолжаться не будет. Вы очень тронули меня, посвятив передачу этой теме. А как вы могли посвятить, когда 60%, не знаю, сколько миллионов людей, от них мы все получаем, и новости, не получаем картину «Островитяне», даже когда мы получаем сводку погоды, стараемся смотреть «Дождь». Поэтому трудно остановить шар, который покатился.
Владимир Кара-Мурза: Какие следующие события вы ждете на пути вашей борьбы, которую вы не собираетесь прекращать, за будущее телеакадемии, за будущее Орфея, разрывающего себе сердце?
Владимир Синельников: Я думаю, что они, конечно, не испугаются, конечно, ТЭФИ будет. Нужны усилия и не одного человека, чтобы мы могли сделать так, чтобы академия была совершенно другой.
Владимир Кара-Мурза: Может быть вам объявить открытую подписку под вашим письмом, тогда будет сбор подписей?
Владимир Синельников: Может быть. Вы этой беседой помогаете это делать.
Владимир Кара-Мурза: Мы верим в будущее нашего телевидения. Как вы считаете, когда было золотое время отечественного телевидения?
Владимир Синельников: Что-то можно сказать, вспомнить «Взгляд».
Владимир Кара-Мурза: Горбачевские времена?
Владимир Синельников: Да, конечно. Поэтому и судьба Переса такова, как у Михаила Сергеевича. Поэтому слушатель говорит: вези за границу. Все сходится.
