"Рисуем суд" в Кирове

Елена Фанайлова: "Рисуем суд". Первая выставка конкурса судебной графики, судебных зарисовок открылась в Кирове.

Конкурс под таким названием был придуман в 2009 году и посвящался судебному процессу по делу Михаила Ходорковского и Платона Лебедева. В этом году вторая серия проекта, первая выставка открывается в Кирове.
У нас в гостях – его кураторы, которые его придумали, Виктория Ломаско и Злата Понировская. В разговоре будут принимать участие Сергей Анисимов, юрист и журналист "Адвокатской газеты"; Влад Тупикин, журналист, редактор анархистской газеты "Воля" и член группы поддержки Алексея Гаскарова, Елена Костюченко, журналист "Новой газеты"; Юля Башинова, журналист, участник молодежного правозащитного движения, и Екатерина, подруга Андрея Барабанова, обвиняемого по "делу 6 мая".

Какая из графических работ является для вас символом этого конкурса?

Злата Понировская: У меня много любимых картинок, я помню первый "Рисуем суд", там была прекрасная художница Катя Белявская, и ее работа очень красивая. Она сделала азбуку. Это были зарисовки из зала суда – несколько работ, на которых были буквы, и она дала ей такое описание: "Методическое пособие по изучению того странного языка, на котором говорят в суде. Рекомендовано в качестве внеклассного чтения для самых политически не гибких и граждански неграмотных". Про Катю есть замечательная история, что она не просто так пришла на процесс тогда рисовать, а она была довольно молодая, она то ли посещала летнюю школу, которую организовывал ЮКОС, то ли помнила Ходорковского из тех времен, и вот азбука так получилась у нее. Ну, например, буква "Б" – береты. На одном рисунке несколько букв, их всего пять, этих картиночек. Она очень красиво рисует.

Сергей Анисимов: Мне очень понравились рисунки художника Александра Тота, которые он делал на вынесении приговора по резонансному делу о нападении на поселок Сагра. На них нет слов, нет реплик, но удивительно тонко и точно передана атмосфера, которая царит в суде, тот нерв, то напряжение, которое, наверное, знают все присутствующие. Интересная игра светлых и темных тонов, которая позволяет ощутить, словно ты сам находишься в зале суда, и атмосфера, которая царит перед вынесением решения, то есть перед вынесением приговора, это дело было явно связано с политикой, и очень тонко это передано.

Виктория Ломаско: Я нескромно скажу, что мне больше всего нравится мой собственный рисунок с процесса Pussy Riot. На нем изображены три участницы группы, которые пытаются немножко вылезти из аквариума, и рядом стоит равнодушный судебный пристав. Катя, Маша и Надя говорят: "Этот суд выражает волю только одного человека". Мне очень важно показывать конкретную ситуацию так, чтобы она выражала суть процесса. Мне кажется, эта реплика прекрасно выражает то, что там было.

Влад Тупикин: Мне понравился тот же самый рисунок, не зря мы поставили его на обложку газеты "Воля", которая вышла через несколько дней после завершения процесса "Пуси Райт". Еще там был хороший рисунок Вики, когда Надя произносит свою знаменитую реплику: "Пояс Девы не заменит митингов" – имея в виду, что сколько бы вы ни устраивали нам религиозных или псевдорелигиозных торжеств, собирающих тысячи людей, люди имеют право высказываться по совершенно разным вопросам, выходить на улицы, это нормальное конституционное право наших граждан, и нарушение этого права имеет многолетнюю традицию в Российской Федерации. К тому времени уже началось "болотное дело", и Надя, конечно, была в курсе этого, и потом такая многозначная, емкая фраза, которую Вика смогла зацепить. В суде ведь говорится много фраз, и можно что-то упустить.

Елена Фанайлова: Чаще всего эти зарисовки дополняются какими-то репликами, что роднит их с комиксами.

Елена Костюченко: Мне больше всего нравится рисунок с процесса над полковником Хабаровым. Полковник Хабаров – такой афганец, его судили в Екатеринбурге, и в вузе, в котором он преподавал, он создал из студентов, еще из каких-то людей группировку, которая должна была совершить революцию в России, переворот, захват пунктов связи, убийство глав МЧС. Короче, такая фантасмагорическая история. Это очень простой рисунок фиолетовой ручкой, и там лист разделен на две половинки, на одной нарисованы скопом все действующие лица процесса, а на другой – головы людей в зале. И если действующие лица процесса, прокуроры, у них есть разное выражение лиц, то в зале это просто такое тревожное, внимательное ожидание. Там абсолютно разные люди сидят. Я так часто хожу по судам, прекрасно знаю, что чувствует и та и другая сторона. Это небрежно быстро сделанный рисунок, но он мне очень нравится.

Юлия Башинова: Мне нравится судебная зарисовка Ирины Антоновой со второго процесса Михаила Ходорковского и Платона Лебедева, называется "Адвокат". Там не очень узнаваемы, мне кажется, это Клювгант, но дело не в этом. В этой картинке меня зацепило, что не только он такой деловитый, как подавляющее количество адвокатов, но он в раздумье, какая-то мысль в этой картинке, тревога, беспокойство за подзащитного. Довольно точный образ настоящего защитника, а не просто человека, выполняющего свою работу. И еще очень задело, что он очень одинокий, вокруг него какая-то пустота.

Екатерина: У меня все очень банально, мне больше всего запомнилась картинка с нашим адвокатом Светланой Сидоркиной, которая защищает Андрея. Там идет диалог адвоката и следователя. Я так понимаю, что адвокат говорит: "Чем вы мотивируете ваше ходатайство?" И следователь отвечает: "Тем, что данные ходатайства являются мотивированными". Кроме этих судов, я нигде не была, и я понимаю, что это просто бессмыслица, бред бессмысленный, как кажется со стороны.

Елена Фанайлова: Некоторые подписи авторов к картинкам тоже говорят об абсурдности судебной системы. Вообще, эти картинки мне кажутся не столько мрачными, сколько ироническими.

Виктория Ломаско: Юмора в рисунок я точно не вношу, скорее злость. И если я иронизирую, то над теми, кто обвиняет.

Елена Фанайлова: У меня впечатление, что только в нулевые годы, со знаковым процессом Ходорковского судебные зарисовки вернулись, стали тем, что вообще обсуждается. Почему это произошло? Ведь истории графического репортажа из суда почти два столетия.

Злата Понировская: Мне кажется, они обсуждаются ровно потому, что был первый "Рисуем суд" и был Павел Шевелев, который до этого рисовал процесс Ходорковского, в 2005 году, и эти два события как-то привели нас некоторым образом сюда. Первый процесс над Ходорковским был знаковым, мы могли уже тогда догадаться, что скоро мы будем делиться зарисовками с таких процессов во множестве. В 70-х разрешили снимать в суде, до этого нельзя было, и фото, медиа пришли в суды, появилась одна и та же картинка у всех. Художники в судах рисовали всегда, и сейчас, наверное, мы не можем больше смотреть на одну и ту же картинку, и мы примерно знаем текст, но вот судебные скетчи дают возможность сформулировать для себя еще раз, что там происходит.

Елена Костюченко: Когда фотографируют в судах, как правило, журналистов запускают на три минуты в самом начале, и они могут сфотографировать клетку или аквариум, прокуроров, обвиняемого – и их уже выгоняют. А при этом основное движение происходит на суде, и ты хочешь видеть, как это все происходило. Кроме того, я думаю, что в новейшей истории до этого не было таких знаковых, исторических процессов, которые сейчас идут один за другим. Я не читала столько судебных новостей, сколько читаю и пишу сама последние два года.

Елена Фанайлова: Я пытаюсь вспомнить хоть один судебный графический репортаж во времена Советского Союза и не могу. Там, я думаю, была другая история с некоторой закрытостью информации. Когда начались первые процессы Ходорковского, я вспоминала процесс Бродского.

Влад Тупикин: Я получил образование преподавателя истории права, и у нас была практика – мы ходили в суд. Это были обычные уголовные процессы, 1985-86 годы, мне было лет 20. И там судили мальчика, который побил другого мальчика и украл у него куртку. Мальчику дали четыре года. Но сам процесс казался настолько банальным и каким-то базарным, я впервые в жизни пришел в суд, и у меня было ощущение, что я в 285-й раз зашел в овощной магазин. Судья кричала на прокурора, на обвиняемого, на адвоката, она была совершенно не вовлечена в то, что она сейчас решает судьбу человека. Подсудимый в течение 30 минут получил свои четыре года, и его увели. Я там доставал фотоаппарат и фотографировал, и никому не было дела до моего фотоаппарата. Я тогда понял, что с правом я себя точно никогда не свяжу и постараюсь держаться от всего этого подальше. Поэтому, даже если бы сейчас была разрешена трансляция всего судебного заседания, мне кажется, элемент художественности здесь необходим, потому что художник может из всего этого театра абсурда выбрать элементы, которые трогают нашу душу. На самом деле, судебные заседания в похожести этого абсурда способны быстро надоесть. Суд – это то, чем не хочется интересоваться, но чем, к сожалению, сейчас интересоваться нужно.

Злата Понировская: Второй "Рисуем суд" в основном посвящен судам над узниками 6 мая, поэтому с нами Катя сегодня, но при этом мы собираем работы их любых судов, которые являются политическими процессами. У нас есть и минские процессы.

Юлия Башинова: Будет участвовать художница Марина Макрошкина, она была вынуждена эмигрировать из Белоруссии, но она восстанавливает эти процессы по медиа и рассказам друзей. Такие работы мы тоже будем принимать.

Виктория Ломаско: Многие медиа заявили, что они хотят получить работы, и мы их им предоставим.

Елена Фанайлова: Катя, вам доводилось на процессе по делу вашего друга Андрея встречаться с художниками, которые рисуют суд?

Екатерина: Я их не видела, но, может быть, потому что идет постоянно диалог глазами. Я и сама рисую, и если бы на кого-то другого пойти, я бы даже порисовала. А тут я за год его видела два раза, это было в апреле, и там как бы это единственное время, где хотя бы можно перемигиваться, и рисовать еще в этот момент не получится.

Елена Фанайлова: Поговорим немного об истории судебной зарисовки. Когда это возникло?

Злата Понировская: 17-й век, процессы над ведьмами, уже с того момента есть зарисовки. Процесс над салемскими ведьмами – с этого момента все начинается, и дальше это единственный способ освещать все громкие процессы в газетах и так далее.

Виктория Ломаско: Когда мы были после первого проекта "Рисуем суд" в Нью-Йорке, где показывалась эта выставка, мы познакомились с местными художницами, которые рисуют суды. Там это все поставлено вполне коммерчески, то есть их обучают, они рисуют быстро, огромные цветные работы, очень реалистично. И за это платят большие деньги.

Елена Фанайлова: А какого рода суды люди в Америке рисуют?

Злата Понировская: Любой политически важный процесс в Штатах зарисовывается гораздо большим количеством художников, эти работы продаются на аукционах.

Виктория Ломаско: Там есть разные художники – есть коммерческие, а есть активисты, которые идут на конкретные процессы. С такими художниками я познакомилась и в Европе, которые занимаются совсем другими вещами, например, комиксами, но какой-то процесс их тронул – и они пошли специально рисовать.

Елена Фанайлова: А у нас как обстоят дела?

Сергей Анисимов: В августе прошлого года в Москве состоялось мероприятие в поддержку узников Болотной площади, и конечно, тогда еще процесс не начался, и не все были под стражей, и количество фигурантов было меньше, мероприятие прошло в августе, и там продавались работы художников Бильжо и Елкина, которые всем известны, и Виктории Ломаско. И там они продавались – кто сколько может, тот столько и платит, и надо сказать, что ее работы пользовались не меньшим спросом, чем всем известных этих двух художников. А там были как раз работы с суда по Pussy Riot.

Елена Фанайлова: Виктория, над чем вы сейчас работаете?

Виктория Ломаско: Я рисовала на процессе Косенко один раз, второй раз мне практически запретили рисовать, хотя я сказала, что я имею право, нет закона, запрещающего рисовать в судах. Нет, нужно было аккредитовываться и получать специальное разрешение. И никого не интересовало, что это незаконно, адвокаты молчали, никто за меня не заступился, и мне пришлось делать вид, что я не рисую, но продолжать рисовать.

Елена Фанайлова: На сайте "Рисуем суд" я вижу 12 историй про суды над Pussy Riot, по "болотному делу", второй процесс Ходорковского и Лебедева. Есть, оказывается, небольшое количество работ по делу Кадырова против Олега Орлова. Какие еще суды художниками освещены?

Влад Тупикин: Конечно, первый процесс по делу "запретного искусства". Вика и ее соавтор Антон Николаев издали на эту тему целую книжку, Вика рисовала в течение почти целого года этот процесс. Эта книжка сейчас вышла в переводе на немецком языке, у нас ее издавало "Бум-Книга", которое выпускает графические истории, рисованные истории для взрослых. Я думаю, что немецкое переиздание этой книжки – первый шаг, будет еще французское и английское. Мне кажется, что в этих рисунках всегда фиксируется что-то, что стоит смотреть и через многие годы после окончания процесса.

Елена Костюченко: Это неизбежно, что начали рисовать, – в плане осмысления. Все равно все эти рисунки – это искусство. Это очень важный этап – опыт осмысления обществом, что государство с ним делает. Любой суд – это переломный момент в жизни человек, и я удивлена, что мало рисунков этому было посвящено раньше, потому что это сам по себе потрясающий момент, когда некие люди, которые государство дало власть, решают твою судьбу или твоих близких. И еще что здорово в этих судебных рисунках, по ним видно, как все соблюдают приличия, ритуалы. И это стоит того, чтобы рисовать, туда ходить и об этом думать.

Елена Фанайлова: Вопросы искусства и политики в этой конструкции под названием судебная зарисовка или графический репортаж. Вы, Лена, уверены, что это искусство, а какой-нибудь человек может сказать: это просто почеркушки.

Сергей Анисимов: Это сложный вопрос – соотношение искусства и политики. Но если стихи Маяковского мы сейчас называем искусством, хотя они были явно политические, вполне возможно, что-то из того, что делается сейчас, тоже останется в качестве искусства. И все-таки чем рисунки выгоднее, чем фото – тот момент, что это не очень востребовано в коммерческом отношении сейчас, играет в позитивном смысле. Эти рисунки делаются людьми неравнодушными, и это участие позволяет им быть искусством. Не как в Америке, где большие средства в это вкладываются, есть определенная техника.

Злата Понировская: Просто человек, когда он начинает рисовать в суде, совершает этим художественный жест. В этом смысле большое искусство – высидеть на процессе 6 часов, в душном суде, думать об этом, и сделать картинку. Я называю таких людей настоящими художниками.

Елена Фанайлова: Юля, для вас это искусство или какая-то прикладная вещь?

Юлия Башинова: Прикладная активистская штука… Я думаю, что кто-то из моих друзей-художников сказал, что на данный момент в России если искусство не политическое, то это просто дизайн, красивые картинки. Сейчас быть просто чистым художником, не привязанным к какому-то событию, достаточно бессмысленно и неинтересно. И эта позиция мне близка. Здесь политика не как борьба за власть, а как гражданское общество. И мне кажется, сейчас интересны художники, которые жизнь общества показывают, эту гражданскую политику отражают в своих работах и занимают какую-то позицию. Наверное, я как активист воспринимаю это все, но мне кажется, что именно это интересно сейчас.

Виктория Ломаско: Я считаю, что совершенно неправильно делить искусство по жанрам. Если это нарисовано в альбомчике в суде, потом появится в газете, это прикладное, а если это сделано в студии, потом показано в галерее, это актуальное современное искусство. Дело в том, насколько художник уловил образ и суть ситуации, и насколько потом люди начинают это воспринимать, насколько это потом живет, остается во времени. Вот единственный критерий искусства.

Елена Фанайлова: Если мы говорим о духе времени, то Юля сказала об очень важной вещи – что художник сейчас обязан отказываться в каких-то важных для обществах местах. Вы же рисовали не только в судах, но и в колониях…

Виктория Ломаско: В колонии я теперь больше преподаю, чем рисую.

Елена Фанайлова: Я думаю, что проблема неактуальности судов для какой-то части людей состоит не в том, что люди не хотят знать о том, что происходит в судах. В последний год в связи с политическими делами отношение к судам и тюрьмам стало гораздо более лояльным, чем раньше. Люди перестали просто бояться темы автозака, суда, потому что это довольно часто происходит в кругу знакомых, как говорили в советское время, интеллигентных людей. Но вот интерес к графике такого рода существует, мне кажется, пока только у профессионалов по большей части. Либо у журналистов, либо у людей, которые занимаются комиксом давно и любят эту эстетику.

Злата Понироская: Не соглашусь, потому что трафик на сайте "Рисуем суд" все эти годы был. Мы планируем, что проект начнется выставкой в Москве, и потом мы бы хотели ее показать в электронном виде во всем мире и в городах России. Это вопрос некоторого пиара, мы сейчас говорим об этом на Радио Свобода, и послезавтра на суд людей придет больше. И когда "Новая газета" писала о первом процессе, люди узнавали, приходили, начинали интересоваться, какие-то работы хотели напечатать.

Елена Фанайлова: А как вы впервые столкнулись с судебной графикой?

Сергей Анисимов: В моей жизни появилась Виктория Ломаско, мы познакомились перед митингом 10 декабря 2011 года. Я увидел, как Вика рисует, и понял, что мы не сумеем вместе ходить, потому что она останавливается каждые несколько шагов, где что-то интересное, и начинает рисовать. И в судах я тоже наблюдал, как она рисует, и к ее рисункам всегда есть интерес. В судах даже адвокаты интересуются, просят показать, как она их рисует. И надо сказать, что всем моим знакомым это нравится. Это неизбежно будет развиваться.

Виктория Ломаско: Надо сказать, что мы с Сергеем сотрудничаем, и на Pussy Riot ходили как пишущий журналист и рисующий журналист. И на процессе Ходорковского я сотрудничаю с "Адвокатской газетой" и очень рада, что могу предлагать им сама какие-то материалы, и часто они публикуют.

Сергей Анисимов: Мы даже выступили информационным партнером проекта "Рисуем суд".

Юлий Башинова: У меня тоже началось все с Вики. Я на процессе о "Запретном искусстве" заметила, что художница сидит и рисует меня. Потом мы познакомились, я нашла репортаж в ЖЖ, нашла картинку, себя и была страшно счастлива. И потом я стала замечать художников на разных процессах. И я очень рада, что знакома с Викой и есть другие художники, которые фиксируют исторические моменты.

Елена Костюченко: На процессе Михаила Бекетова мы первый раз увиделись. Стрельченко подал в суд на Бекетова, после взрыва машины Бекетова, еще до нападения на него. Вика ездила рисовать этот процесс.

Виктория Ломаско: Мне кажется очень важным сказать, что художнику, рисующему суды, необходимо выходить на медиа, эти рисунки не должны остаться в ящике письменного стола. И я ехала туда, не зная, с кем я буду сотрудничать, и очень рада, что Лена заинтересовалась рисунками. В результате они все были на сайте "Новой газеты".

Елена Фанайлова: Графика такого рода, мне кажется, предполагает тиражность. Пока есть интерес к определенным событиям, конечно, она должна демонстрироваться.

Влад Тупикин: Мое первое знакомство – это тоже была графика Виктории Ломаско, журнал "Большой город". Я рисовать не умею, но я был на суде по делу о мере пресечения для Алексея Гаскарова, антифашиста и члена КС оппозиции, Жуковского районного совета, которого тоже обвиняют по "болотному делу", и там было столько эпизодов, которые остались только в моей памяти, потому что у меня не хватает слов их описать. И то, что в нашей стране нашлись художники, которые ходят на суды… Там же находиться не очень приятно, там и душно, и вся атмосфера на тебя давит, и даже если судят не твоего друга, все равно ты чувствуешь и видишь там лицо власти, от которого все время хочется отвернуться.

Елена Фанайлова: Я даже опишу лицо власти, от которого хочется отвернуться. Я вижу такие унылые советские коридоры во всех судах, выкрашенные краской, которой лет 40 уже, и архитектура сама по себе ужасно давящая. Поражают наряды девушек – полицейских, прокуроров. Я с огромным удивлением наблюдала за их огромными ногтями, выкрашенными в красный цвет, макияж в тон форме, мини-юбки, расчудесные каблуки. Это лицо власти на процессе "Осторожно, религия!" меня глубоко поразило.

Елена Костюченко: Кстати, очень интересно, как суд видят прокуроры и адвокаты. Я помню, адвокат потерпевшей, которая выступала против "Пуси Райт", бесконечно рисовала нашу адвокатскую троицу – Фейгина, Полозова и Волкову. При этом Волкова у нее была со свиным рылом, Полозов был как ежик какой-то… Они были очень узнаваемы, но это был скетч, который она рисовала во время речей. А адвокат, который представлял интересы Стрельченко, рисовала демонов, там были многоглазые чудовищные существа.

Елена Фанайлова: Это можно, наверное, отнести к роду автоматического рисования.

Елена Костюченко: Конечно. Я думаю, если бы отжать у прокуроров их рабочие блокноты, тоже была бы вполне себе выставка.

Елена Фанайлова: Прекрасная идея!

Виктория Ломаско: Я на процессе Бекетова рисовала эту адвокатшу со спины, и было видно все ее рисунки в ее альбоме.

Елена Фанайлова: Какой судебный рисунок вам бы хотелось увидеть и какой бы не хотелось? И в связи с процессом, и в связи с манерой исполнения.

Елена Костюченко: Я бы хотела рисунки из маленьких городов, и мне кажется, что совершенно не обязательно, чтобы это были политические дела. Мне кажется, что там уголовные дела, которые идут у нас в судах, по поводу кражи телефонов, например, точно так же имеют право быть зафиксированными. Я была в таких маленьких судах, это действительно стоит того, чтобы обратить на это внимание. К вопросу о том, где нужно делать выставку "Рисуем суд", у меня такое желание, я бы хотела, чтобы она была на рекламных билбордах по всей Москве. Я не знаю, как это сделать, сколько это будет стоить денег, но это было бы очень круто.

Влад Тупикин: Мне бы хотелось увидеть репортаж Виктории Ломаско, а также других интересных художников с процесса по делу объединенной преступной группировки Следственного комитета, Центра Э и других людей, которые занимаются у нас политическим сыском и фабрикацией политических дел. Я думаю, что эти рисунки попали бы на первые полосы ведущих газет всего мира, и это было бы очень красиво и политически правильно.

Злата Понировская: Вы знаете, с Нюрнбергского процесса есть очень много рисунков. Я согласна с Владом, и мне бы тоже хотелось посмотреть, как начальство будут рисовать в судах.

Сергей Анисимов: Это первое, что у меня появилось в голове, когда вы задали вопрос. Я бы очень хотел это увидеть. Было бы здорово увидеть зарисовку вынесения приговора, которого все ждут, как было на Pussy Riot, и вот все ждут этого обвинительного приговора, а выносится приговор оправдательный. Я думаю, этот момент искреннего счастья было бы здорово запечатлеть в графике. Конечно, заранее не угадаешь, но было бы, думаю, здорово и красиво это увидеть. И хорошая идея, чтобы выставка не была в одной комнате, а можно делать, например, небольшие инсталляции в парках с надписью, что полностью выставку можно посмотреть там-то.

Екатерина: Я, наверное, соглашусь с тем, что помимо политических, можно ходить и на обычные суды. Bз-за того, что мне довелось ходить в Бутырку, делать передачи какие-то, я постоянно слышу разговоры людей, понимаю, что, помимо политических, есть очень много абсурдных дел, где просто все сфабриковано, все нелепо, ужасно, то есть там родители в шоке, и зарисовки таких судов важны были бы, я думаю. А что я не хотела бы видеть…

Елена Фанайлова: Я точно уверена, что картинки с процесса Андрея Барабанова вы не хотели бы видеть, не хотели бы самого процесса.

Екатерина: Процесса я не хотела бы, но сегодня, например, наткнулась на картинки, и уже знаешь, что это есть, и подумала о том, что сама бы что-нибудь зарисовала. И эти зарисовки очень хорошо передают настроение. Фотография тоже может настроение передать, но не так сильно, как зарисовки.

Юлия Башинова: А я хочу видеть много рисунков освобождения узников Болотной, как они выходят из зданий судов, счастливые и свободные. Это прямо мечта!

Виктория Ломаско: Как куратор, я хочу увидеть как можно больше зарисовок с судов по Болотному делу. И немножко про стиль рисования хочу сказать. Очень важно, чтобы в рисунках была эмоциональная зацепка. Это основной плюс рисунка по сравнению с фотографией – собственное отношение к делу передать. К сожалению, я вижу, что некоторые художники, рисующие в судах, хотя они даже обладают профессиональными навыками, относятся к этому как к натурной штудии. Сидят люди, свидетели, светотень, объем, пространство… Но это неважно. Я видела, как журналисты начинают рисовать, в их корявых рисунках часто такие эмоции, такая сила, и именно к этому надо стремиться.