Елена Рыковцева: У нас в гостях Александр Журбин. С Александром Журбиным связаны сразу два события, одно вот-вот на носу, состоится завтра в рамках фестиваля "Сад оперы", его премьера, новое представление, которое называется, Александр?
Александр Журбин: Оно называется "Марина. Поэт" или можно наоборот "Поэт. Марина", потому что это два произведения на тексты Марины Цветаевой, и они между собой связаны только тем, что они на стихи Марины Цветаевой.
Елена Рыковцева: Это первое событие. Второе событие, я бы сказала, веселое, занимательное: губернатор Подмосковья Андрей Воробьев пригласил группу знаменитых композиторов во главе с Александром Журбиным.
Александр Журбин: Во главе все-таки с Александрой Николаевной Пахмутовой.
Елена Рыковцева: Хорошо, тогда вы вдвоем возглавляли эту процессию из четырех композиторов, пригласил, чтобы предложить им подумать о том, каким мог бы быть гимн Подмосковья. Сегодня у меня есть второй ведущий дистанционный. С нами на связи Матвей Ганапольский из Киева. Мы пока начинаем разговор с главного события, которое состоится буквально завтра. Итак, что это будет?
Александр Журбин: Это будет музыкальное представление, но не в том смысле, как обычно говорят: представление – это когда какие-нибудь выскакивают клоуны, цирковое представление, театральное. Это будет действительно представлением мною, я тоже буду выходить на сцену, скажу там несколько слов. Я буду представлять два своих сочинения на стихи Цветаевой. Называется это так – "Поэт. Марина". Я раскрою секрет: я хочу написать третье произведение, которое будет называться просто "Цветаева". Тогда они будут исполняться все три вместе и будет написано "Поэт. Марина. Цветаева". Об этом я мог бы говорить часами, у нас не хватит времени, почему Цветаева. Потому что когда-то много лет назад, это был 1956 год, скоро 50 лет этому событию, я в книжном магазине в каком-то городе, даже не помню, каком, потому что это было в Узбекистане, я неожиданно достал, знаете, такое советское слово – достал, то есть купил книжку Марины Цветаевой в большой серии "Библиотеки поэта", это была редчайшая книга. И она до сих пор со мной, уже прошло 50 лет, она со мной, в моей библиотеке, сильно потрепанная, потертая, но та же самая книга. Я стал читать ее стихи и вдруг понял, что эти стихи я люблю, я обожаю. Это стихи, которые для меня. Даже у Цветаевой есть такое стихотворение, которое называется "Тебе, живущему через сто лет". К тебе я обращаюсь, ты, молодой человек, найдешь меня через сто лет, и я буду твоей любимой поэтессой или поэтом. И меня так увлекла мысль, что это про меня, что это она мне пишет такое послание. Там даже есть такая строчка: "Моим стихам, как драгоценным винам, придет черед". Я считал, что да, действительно, это великая поэтесса и она для меня. Кстати говоря, тут маленькая поправка: я когда вырос и стал общаться с виноделами, я вдруг узнал страшную вещь – вино не живет сто лет, никакое вино не живет сто лет. Максимальный срок жизни вина, в любой упаковке, в бочке, в бутылке, в чем угодно, 40-50 лет, потом оно киснет. Поэтому все эти разговоры, что столетнее или двухсотлетнее вино.
Елена Рыковцева: Коньяк подольше держится.
Александр Журбин: Коньяк да, коньяк может хоть 500 лет держаться, с ним ничего не будет. То же самое с водкой, водка может стоять вечно. А вот вино, извините, оно киснет.
Елена Рыковцева: Хорошо, что вы сказали, у меня там одна давно стоит бутылочка.
Александр Журбин: Короче говоря, я так увлекся, и еще будучи студентом написал произведение на стихи Цветаевой, которое называется "Крысолов". Оно, кстати говоря, так никогда не было исполнено, так и лежит в моем архиве, ждет своего часа. Я верю в то, что этот момент наступит. По-моему, очень интересное произведение, но никто пока не исполнил. А потом я написал цикл "Марина". Потом так случилось, что театр "Новая опера" проводит фестиваль, который называется "Сад оперы". Это вообще фестиваль новой музыки, которую написали новые композиторы, ныне живущие композиторы. И вот меня пригласили в этот фестиваль, я предложил им это свое сочинение, вернее, два сочинения вместе на стихи Цветаевой, они охотно согласились, и завтра будет премьера, на которую я приглашаю всех, кто нас слышит.
Елена Рыковцева: Правда, что там свободный вход? Везде пишется, что свободный вход.
Александр Журбин: Действительно свободный вход. Мы решили сделать это своего рода благотворительным концертом для гуляющих в саду Эрмитаж, я очень люблю этот сад.
Елена Рыковцева: 6 вечера, свободный вход, сад Эрмитаж, пожалуйста, приходите, слушайте эту красоту. Матвей, вам слово.
Матвей Ганапольский: Я, во-первых, если позволите, начну с некоторых комплиментов. Поясню радиослушателям и замечательной ведущей Лене Рыковцевой важную историю. Я сейчас нахожусь в городе Киеве во вражеском и купил несколько бутылок горилки с перцем, хорошего такого, вы знает, напитка. Во-первых, спасибо большое, Журбин успокоил меня, что горилка хранится долго. А второе я хочу сказать, что я в городе Киеве, конечно, по разным всяким делам журналистским, но город Киев и Журбин сыграли в моей жизни огромную роль. Я объясню и это очень важно. Когда-то, когда я был совсем молодым человеком, было и такое, мы все побежали смотреть рок-оперу, тогда это было удивительно, "Орфей и Эвридика". Я впервые в жизни увидел музыкальное драматическое произведение. То есть мы все привыкли к опере, мы привыкли к эстрадной песне и мы привыкли к такой штуке, как оперетта – вот эти жанры, которые знал Советский Союз. И вдруг, если я не ошибаюсь, это было еще при Советском Союзе, появилась рок-опера.
Александр Журбин: Матвей, это был 1975 год. Это было очень давно, и конечно, советская власть еще была в полном расцвете.
Матвей Ганапольский: Тем не менее, появилась рок-опера. Тогда я познакомился с композитором Журбиным сначала заочно. То есть, что я увидел? Я увидел, как музыка, драматургия и сценическое действие сплетаются в какую-то одну картину и тогда мне стало понятно, чем это отличается от оперетты, где по меткому выражению Юлиана Тувима стоят хорилы и хорицы и где жена не узнает мужа, потому что он надел новые перчатки. Здесь совершенно другая была история. Потом я познакомился с Александром Журбиным, которого я зову Саша и счастлив, для меня это почетно и приятно. Что я хочу сказать? Для меня неудивительно то, что я сейчас услышал, то, что Цветаева является поводом для музыкально-драматического произведения. Это, конечно, не рок-опера, тут трудно определить жанр. Я хочу сказать, что Журбин – это один из немногих людей, который предлагает нам отвлечься от Кончиты Вурст, уйти немного от обычной попсы или русской, или шансона.
Елена Рыковцева: Матвей, может он сам по ночам Кончиту слушает тихонечко.
Матвей Ганапольский: А иначе не получится, песенку-то надо написать. Вот он смотрит на Кончиту Вурст, клеит себе искусственную бороду и пишет песни. Но вопрос не в том, чтобы песню написать, а вопрос в том, вот как – написал песню, сшиб деньги и побежал дальше, а вот Журбин занимается этими ужасными трудоемкими вещами, которые называются музыкально-драматическими произведениями, неважно, в какой форме они будут, в опере и так далее. Я хотел задать простой русский вопрос: на фиг тебе это надо?
Александр Журбин: Это правильный вопрос. Я сам не понимаю, но так уж я устроен. Действительно, я довольно давно уже, хотя в моей жизни были песни, были популярные песни, и сейчас есть, но вообще я уже давно не чувствую себя песенником и этим жанром не занимаюсь. Я действительно пытаюсь, ты правильно говоришь, написать нечто большое, связанное с хорошей литературой, с хорошими стихами. Моими "соавторами" являются такие люди, как Набоков, Достоевский, Чехов, Марина Цветаева и многие другие, которых я нахально, я бы сказал, беззастенчиво использую. Я их беру, я имею на это право, потому что они не подлежат авторскому праву, после смерти прошло достаточно лет, и они являются свободными, бери не хочу. Вот я беру, я хочу и я делаю из них свои произведения, которые, к счастью, действительно ставятся в разных театрах, исполняются за рубежом. Я очень горжусь этим. Я тщусь, что эти произведения будут жить, даже когда меня физически не будет.
Елена Рыковцева: Я сейчас вас изобличу, продолжая вопрос Матвея. Я только что прочитала интервью Евгения Кунгурова – это молодой певец, который был одним из победителей шоу "Голос", он говорит следующую фразу: "Прилетев сюда, я связался с Александром Борисовичем Журбиным, чтобы он придержал для меня песню". Что за песню вы для него придерживаете?
Александр Журбин: Действительно есть такая песня. Во-первых, я люблю Женю Кунгурова, он прекрасный певец, вокалист. Так получилось, что у этой песни такая трогательная судьба, называется она "С днем рождения, мама". Эта песня была посвящена, естественно, моей собственной маме, и я на каждый день рождения ее пел. Увы, мамочка моя ушла из жизни, ей было почти 93 года, так что грех жаловаться, но тем не менее, ее уже нет, но песня-то осталась. И Женя сказал: "Ой, Александр, у моей мамы юбилей, вы можете мне ее дать?". Я сказал: "Женя, для тебя с удовольствием, пожалуйста". Так что мы скоро ее запишем.
Елена Рыковцева: И это будет его песня.
Александр Журбин: Она будет по-прежнему моей, но он ее сможет петь.
Елена Рыковцева: Теперь то, что я обещала спросить об этом замечательном походе. Я уже объявила, что один из руководителей Московской области сказал, что вы должны написать главную песню нашего региона к этой дате, а осенью Подмосковью исполняется 85 лет. Еще он сказал такие прекрасные слова, что если не получится, мы гнать не будем. Нужно вдохновение и надо обязательно, чтобы была душа. Причем я знаю, что давно не заказывают такие песни, неформат, очень плохо с душевными песнями, поди пробей такую душевную. А тут говорят – с душой, давайте, попробуйте.
Александр Журбин: Маленькая предыстория. На самом деле я в жизни не ходил к начальству, когда звали, всегда отказывался, считаю, что это не мое дело. Композитор должен сидеть дома и писать музыку. Но тут действительно речь зашла о гимне. Когда я узнал, что идет Александра Николаевна Пахмутова, идет Дедюля такой, очень хороший гитарист и симпатичный человек, Игорь Бутман, которого я знаю всю жизнь, я подумал, почему собственно не пойти и не послушать. Идея действительно хорошая, действительно у Подмосковья нет гимна. Хотя есть великая песня, которая сплошь о Подмосковье, она называется "Подмосковные вечера". Куда уж лучше, перекрыть эту песню практически невозможно. Но все-таки гимн есть гимн. Я изучал этот вопрос, как композиторы участвовали или не участвовали. Оказывается, еще как участвовали. Знаете ли вы, что гимн Германии, который, к сожалению, звучит сейчас очень угрожающе, но написал никто иной как Иосиф Гайдн, тот самый великий Гайдн, Гайдн, Моцарт и Бетховен – величайшие композиторы всех времен. Один из гимнов Англии, там их несколько, написал Георг Фридрих Гендель, который долгое время жил в Англии, ему заказал король написать гимн. Так что ничего позорного написать гимн нет.
Елена Рыковцева: Конечно, войти в историю, как Михалков с текстом.
Александр Журбин: Вы вспомнили это имя. Там был Николай Николаевич Добронравов, он рассказал очень смешную историю, которую я с его разрешения здесь повторю. Он говорит, когда Советский Союз рухнул, решили сделать новый гимн. Они с Александрой Николаевной решили: почему бы не написать. Попробовали, написали какую-то красивую песню о России. Ему кто-то позвонил и сказал: Коля, ты, конечно, можешь написать, но автором все равно будет Михалков.
Елена Рыковцева: Даже если музыка будет Пахмутовой.
Александр Журбин: Я, честно скажу, сам гимн писать не собираюсь, не мое это дело, но готов принять участие в отборе. Хочется, чтобы гимн был, я очень люблю Подмосковье, у меня есть дача, масса друзей, какие-то города я даже очень хорошо знаю подмосковные. А между прочим, Подмосковье, если кто не знает из наших нынешних слушателей, это гигантская страна – это 7 миллионов человек. Бельгия отдыхает, Голландия отдыхает. Это огромная страна с огромным количеством городов, инфраструктур, чего только нет. Поэтому я с удовольствием принял это приглашение.
Елена Рыковцева: То есть там вариантов три: либо это будет какая-то старая песня в качестве гимна использована, либо будет написана кем-то из вас новая, либо творчество кого угодно, то, что вы отберете.
Александр Журбин: Они предложили многоступенчатую конкурсную систему. На первом этапе смотрят какие-то специалисты, чтобы весь мусор откинуть. Потому что, конечно, огромное количество графоманов начнет писать, а графоманы, я знаю, что это такое, мы все знаем, графоманы пишут красивым почерком, переплетают, ноты разрисовывают. Я сам с этим имел миллион раз дело. Потому что тебя ловит на концерте такой человек, говорит: "У меня вышла книжка, посмотрите мои стихи – это гениально". Или: "Моя песня, помогите ее исполнить". Таких всегда много людей. Но здесь, конечно, должна быть в высшей степени профессиональная вещь. Здесь любитель написать не может, это все равно, что любитель не может прыгнуть на два метра или играть в сборной Бразилии. Это все профессионалы, это люди высокообученные, образованные и так далее. Может быть Александра Николаевна напишет с Николаем Николаевичем, они сказали, что попробуют.
Елена Рыковцева: Тоже "Светит незнакомая звезда", чем не гимн Подмосковья. Выходишь на веранду: ночь, звезды.
Александр Журбин: Я согласен с тем, я об этом говорил губернатору, кстати, губернатор, я его впервые в жизни видел, мало вращаюсь в таких кругах, он произвел на меня приятное впечатление. Он приятный человек, очень современный, молодой, быстро на все реагирует. В общем, как-то он мне понравился. Он сказал: "Конечно, "Подмосковные вечера". Есть еще песня, если помните: "Когда иду по Подмосковью, где пахнет мятою трава". В песне о Подмосковье должны быть какие-то реалии о Подмосковье, чтобы это не была песня, которая точно так же могла стать песней Рязани, или Кубани, или Казани, все-таки это должна быть песня, в которой какие-то два слова фигурируют, намекающие, что это песня из Подмосковья.
Елена Рыковцева: Матвей, давайте я вас ненадолго переведу из разряда ведущих в разряд гостей и тоже спрошу, как вы относитесь к тому, должен ли регион обрести свой гимн. Я помню по своему детству, я родилась и жила несколько лет в Воркуте в детстве, песню "Моя Воркута светла и горда". И она по телевизору звучала и до сих пор она у меня в ушах звучит, я ее запомнила на всю жизнь.
Александр Журбин: В этом нет ничего плохого и ничего советского и кондового. Потому что в принципе точно такие же гимны имеют и Париж, и Лондон, и Нью-Йорк.
Матвей Ганапольский: Я надеюсь, что во второй части передачи я смогу сказать несколько слов по поводу того, что мы услышали, по цветаевской музыке, потому что мне есть, что сказать. По поводу этого я хочу сказать, что здесь вашего гостя не подводит вкус. Потому что есть композиторы, которые пишут гимны ко всему, можно гимн доярок, гимн чертежников и так далее.
Александр Журбин: В газете я читал объявление своими глазами, написано: "Пишу гимны для любых организаций".
Матвей Ганапольский: Совершенно верно. Кстати, Саша, я хочу тебе сказать, что этот человек неплохо живет. Потому что каждая контора, например, гимн ДЭЗа № 3428 "Когда мы чистим трубы" и так далее. А что касается гимна Подмосковья, то это действительно гигантский регион и дай бог Саше, либо Пахмутовой и Добронравову написать что-то такое, что поется само, что логично, что ложится на сердце, что имеет такую русскую песенную традицию мелодичную. Потому что сейчас немножко музыка ушла в другую сторону, в сторону такой отчаянной ритмизации, поиска форм и так далее. Действительно, регион, где живет 7 миллионов человек, должен иметь свой гимн. Удастся или нет, во всяком случае, это очень хорошая творческая задача.
Елена Рыковцева: То есть эта идея вам нравится.
Александр Журбин: Другое дело, что действительно, такая песня, Матвей абсолютно прав, она должна родиться, ее нельзя сконструировать, придумать. Вы можете написать "такая-то ГЭС, такая-то речка вытекает", подробности. Она должна быть органична, ее должно хотеться петь. Гимн города Нью-Йорка неофициальный "Нью-Йорк, Нью-Йорк", эта песня была не написана как гимн, но она стала таким неофициальным гимном Нью-Йорка и ее действительно хочется петь. Вот так должна родиться песня о Подмосковье.
Елена Рыковцева: Нью-Йорку повезло просто, что так совпало, родилась песня и он ее присвоил.
Матвей Ганапольский: Что касается русской песни, есть критерий потрясающий: если песня, а мы знаем, что все песни, которые были написаны мастерами 30-40-50-х годов, эти песни поются за столом, то есть можно спеть компанией. Марш ли это, вальс ли это, столь свойственный русской мелодической культуре, можно спеть за столом. Поэтому прав абсолютно Саша, когда он говорит, что эту песню сконструировать нельзя. Ее нельзя сконструировать как по стихам, так и самое главное по музыке. Она должна вылиться из тебя.
Александр Журбин: Абсолютно правильно, я согласен. Действительно традиция застольных песен как бы утрачена. Много ли мы поем песен Децла или какой-нибудь группы "Каста", невозможно. Последний человек, который писал песни для застолья, это, наверное, Юрий Антонов, его песни еще как-то можно петь за столом, все остальные, увы, невозможно.
Елена Рыковцева: Это то, что называется душевное. И при этом я читала жалобы ваших коллег, что такая песня, как была в застойные годы, она не востребована сейчас, им говорят: неформат.
Александр Журбин: Наши медиа, СМИ, скажем так, наши медиа, которые передают музыку, когда им приносят песню в нормальном, привычном нам духе, на которых мы выросли, песни Утесова, или Шульженко, или Бернеса, или Кобзона, они говорят: нет, это никому не нужно, это не формат нашей радиостанции. А такой радиостанции уже не осталось. Недавно была какая-то радиостанция, которая называлась типа "Советская песня", и она тоже закрылась. Все исчезло и остались только передающие такую техномузыку, попсу, рок-музыку, шансон, но нормальных песен просто нет, увы.
Елена Рыковцева: "О боже, какой мужчина" – это все, что есть.
Александр Журбин: Это поют наши дети.
Елена Рыковцева: Матвей, вам слово.
Матвей Ганапольский: Позвольте мне сказать одну важную вещь, спасибо тебе, Лена Рыковцева, за то, что есть возможность сказать такой небольшой монолог по поводу тех вещей, которые нам не свойственны. Дело в том, что Журбин этими своими экспериментами, можно так сказать, он, конечно, неформат, но тем не менее, он продолжает весьма важную филармоническую линию в нашей отечественной культуре примеры которой мы знаем. Например, Никита Владимирович Богословский, который написал музыку к "Балаганчику", "Незнакомке". Есть выдающийся более высокий пример, например, Свиридов, который написал сюиту по стихам Маяковского. Мы с вами знаем, тут я просто хотел сказать о роли такой музыки в жизни. Берется поэзия, которая как свернутая пружина, поскольку эта поэзия наполнена чрезвычайной энергетикой, то она инспирирует некий музыкальный слой, который не совсем в российской традиции, он довольно штучный. Но тем не менее, мы знаем, сейчас во всех телевизионных пакетах есть такие каналы как "Арте" – это такой немецко-французский, который показывает всякую музыку такую необычную, канал "Мюзик" и канал "Меццо". Что мы там видим? Мы видим, что есть слой музыки, не классическая опера "Садко" или балет какой-то - это такое современное музыкальное осмысление поэзии. Для меня очень ценно то, что делает Саша, потому что он один из немногих, есть и другие, он композитор высокого класса и он понимает, я неслучайно вспомнил "Орфей и Эвридика", это было вполне логично, что он написал практически первую рок-оперу в России, советскую тогда. Он продолжает эту линию, очень непопулярную, никому не нужную, нужную только эстетам, которые понимают, что поэзия и музыка инспирированы вот этим удивительным дождем гениальности, которая сходит на человека. Как сказал Макаревич замечательную фразу когда-то, он сказал, что он не более проводник, чем проводник тех рифм и смыслов, которые падают на него и которые рождаются стихами. Поэтому это не просто тетенька странную мелодию поет, которую можно было бы и не петь – это целая культура, активным участником которой является композитор Журбин. И это очень ценно. Приходите и вы посмотрите в условиях концертного зала, когда сидит живой оркестр, когда контрабас берет ноту и вот это низкое гудение распространяется по всему маленькому залу или большому, когда ты слышишь скрип смычка о струну и когда перед тобой стоит реальная певица, которая это поет, плюс свет, появляется удивительная музыкальная драматургия, которая абсолютно самоценна по себе и которой сейчас никто не занимается. За это я люблю Сашу, за то, что он среди того, что он делает. Он мог бы абсолютно это не делать и прекрасно себя чувствовать. Но в этом, видимо, есть потребность его души. Это большое очень дело с точки зрения, Лена, ты должна понять, в данном случае я не хвалю Журбина как талантливого человека, я говорю о дефиците – это шире просто композитора Журбина, о дефиците некоторых форм, которых просто в нашей отечественной культуре не существуют.
Александр Журбин: Матвей, я тебе, во-первых, очень благодарен за такие хорошие слова обо мне. Ты абсолютно прав, да, действительно, я это делаю, потому что, во-первых, я без этого не могу, я считаю, что я должен сделать, если я обладаю каким-то даром, то есть такое замечательное выражение, что дар – это поручение. Если Бог дал тебе какой-то дар, он тебе поручил этот дар правильно использовать. Я всю свою жизнь, а мне уже немало лет, этим занимаюсь. Если посмотреть список моих сочинений, то я все время стараюсь что-то создать такое, чтобы это доставило радость именно тем людям, о которых ты говорил, которых ты назвал эстетами, может быть даже снобами, может быть еще каким-то ругательным словом. Но эти люди – это цвет нации, это лучшие люди, которые живут, назовем это словом интеллигенция, такое слово все еще существует. И все еще эти люди есть, я надеюсь, что они никуда не денутся, несмотря на любые сложности цензуры, запреты, все равно будут эти люди. Я смею себя причислить к ним. Если говорить о литературе или о кино – это вещи более простые, они более доступны. Если мы посмотрим какой-нибудь фильм, в котором будут какие-то неожиданные, запретные даже темы или повороты – это будет всем понятно, все будут бежать. Смотреть. Если в музыке я скажу, что я использовал уменьшенный квартсекстаккорд – это никого совершенно не взволнует, потому что это какие-то наши мелкие композиторские внутрицеховые вещи, которые, конечно, никому неинтересны. Но я все время стараюсь сделать так, чтобы мое произведение было интересно именно этому слою, довольно тонкому слою, к сожалению, я бы сказал, истончившемуся слою в России на сегодняшний день. Но он все равно есть – это мои друзья, это мои друзья по Фейсбуку, кстати говоря, это крайне важная сейчас часть нашей жизни, что-нибудь поставлю, свою музыку и получу двести "лайков", а это же здорово, двести человек, за ними стоят еще две тысячи человек, которые это, возможно, послушают. Ради этого я и живу. Спасибо тебе, Матвей, за хорошие слова.
Елена Рыковцева: Есть ли у вас в завтрашнем представлении музыка "для души"?
Александр Журбин: Там есть даже песня, которая называется "Час души" на стихи Цветаевой. Там, конечно, все для души, поскольку Цветаева была человеком величайшей души, величайшего сердца. Я недавно перечитывал Бродского, какие-то литературные вещи, воспоминания о нем и вдруг в каком-то месте какая-то женщина его спрашивает: "Скажите, кого вы считаете самым главным поэтом последнего времени?". Он говорит: "Конечно, это Марина Цветаева". "Ну как же, вы говорили Рильке, Оден, Пастернак". Он говорит: "Самый главный поэт ХХ века, – сказал он твердо, – это Марина Цветаева".
Елена Рыковцева: Я то имела в виду даже скорее шлягерную.
Александр Журбин: Действительно там есть такая песня, можно сказать, что она шлягерная. На самом деле там будет не так много шлягерной музыки, это довольно серьезное произведение, я бы даже подчеркнул – трагическое произведение. Если вы завтра придете, то настройтесь на серьезный лад. Потому что и жизнь Цветаевой, и ее стихи – это очень серьезная вещь. Но одна песня там будет, она называется "У меня в Москве купола горят". Это такая маленькая история внутри – эти стихи обращены к Блоку. Блок жил в Петербурге, Цветаева жила в Москве, она хотела к нему поехать, она его очень любила, не как мужчину, а как поэта, замечательного человека. Она к нему хотела поехать, но никак не получалось. Она написала эти стихи, что ты там у себя над рекой Невой, я у себя над рекой Москвой.
Елена Рыковцева: Матвей, пожалуйста, мы передаем вам слово в Киев.
Матвей Ганапольский: Я хочу сказать, что, во-первых, я успокоен тем, что водка долго хранится. Вы не собьете меня с этой магистральной мысли. Почему я говорю о том, что долго водка хранится, горилка с перцем.
Елена Рыковцева: Я уже поняла, что вы намекаете на Журбина.
Матвей Ганапольский: Я намекаю на Журбина, я намекаю на то, что после того, ты выпьешь или не выпьешь, в любом случае, после того, как тебе хорошо становится, музыка начинает заползать в тебя. Вдруг выясняется, что музыка является такой составной частью твоей души, твоей жизни. И здесь, конечно, очень важно помнить, что есть мастера, которые этим занимаются. Я не могу просто говорить о музыке в теоретическом каком-то смысле или практическом, потому что есть конкретный Журбин, который написал массу всего. Дело в том, что Журбин – это вообще такой странный персонаж, который все время открывает нам какие-то горизонты. Кроме того, что Саша верен вот такой своей музыкально-драматической стезе, которую он культивирует и осваивает, кроме этого он сделал еще одну вещь, которая для меня была открытием, известно или неизвестно, если неизвестно, то я объясняю, что так сложилось, что Саша жил в Соединенных Штатах Америки и как музыкант он пытался понять, что такое мюзикл американский. И на одной из радиостанций американских он сделал целый цикл передач про американский мюзикл. Оказывается, они разные, оказывается, это целая культура, оказывается, это культура, которая живет вместе с американцами, вплетаясь в их жизнь. Как воистину с одной стороны американцы творят музыку, кино, а с другой стороны кино творит Америку. И такой удивительный сплав Журбина, как человека абсолютно русского и продвигающего русскую культуру. Лена, ты слушала его музыку – это абсолютно русская музыка, в ней ничего американского нет. А с другой стороны человек, который ищет новые формы. Для меня очень приятно, что можно пойти в этот зал и увидеть эти произведения. Да, можно не ходить, можно дома посмотреть кино, сериал какой-то, но дело в том, что можно пойти и услышать живой оркестр, и услышать певицу, которая поет по-настоящему, не под фонограмму, не под "фанеру" и выйти с большим удовольствием, как будто встав на котурны. Собственно театр – это котурны. Почему, мы знаем, в Японии и в Китае вот эта культура стоять на котурнах, это было в Древней Греции, потому что музыка приподнимает, драматургия приподнимает, стихи Цветаевой приподнимают над бытом, над тем, что тебе наступили на ногу, что метро встанет, что где-то идет война и так далее. Твоя душа вдруг попадает в унисон с какими-то высшими материями. Есть проводники этого дела – это в том числе Саша Журбин, он тут не последний. Поэтому для меня лично очень важны эти сложные произведения, которые пишет Саша, вот этот неформат. Я не помню, у кого я прочитал замечательную фразу, что истинная гениальность любого произведения заключается в его отличии от идеального. У Саши это есть.
Елена Рыковцева: Мы должны заканчивать, за пять секунд успеете сказать о творческих планах?
Александр Журбин: Творческие планы у меня очень обширные. На будущий год у меня будет большой фестиваль, где будет исполнено много моих новых произведений.
Елена Рыковцева: А опера будет?
Александр Журбин: Новая опера будет называться "Мелкий бес". Это очень подходит для России.
Александр Журбин: Оно называется "Марина. Поэт" или можно наоборот "Поэт. Марина", потому что это два произведения на тексты Марины Цветаевой, и они между собой связаны только тем, что они на стихи Марины Цветаевой.
Елена Рыковцева: Это первое событие. Второе событие, я бы сказала, веселое, занимательное: губернатор Подмосковья Андрей Воробьев пригласил группу знаменитых композиторов во главе с Александром Журбиным.
Александр Журбин: Во главе все-таки с Александрой Николаевной Пахмутовой.
Елена Рыковцева: Хорошо, тогда вы вдвоем возглавляли эту процессию из четырех композиторов, пригласил, чтобы предложить им подумать о том, каким мог бы быть гимн Подмосковья. Сегодня у меня есть второй ведущий дистанционный. С нами на связи Матвей Ганапольский из Киева. Мы пока начинаем разговор с главного события, которое состоится буквально завтра. Итак, что это будет?
Александр Журбин: Это будет музыкальное представление, но не в том смысле, как обычно говорят: представление – это когда какие-нибудь выскакивают клоуны, цирковое представление, театральное. Это будет действительно представлением мною, я тоже буду выходить на сцену, скажу там несколько слов. Я буду представлять два своих сочинения на стихи Цветаевой. Называется это так – "Поэт. Марина". Я раскрою секрет: я хочу написать третье произведение, которое будет называться просто "Цветаева". Тогда они будут исполняться все три вместе и будет написано "Поэт. Марина. Цветаева". Об этом я мог бы говорить часами, у нас не хватит времени, почему Цветаева. Потому что когда-то много лет назад, это был 1956 год, скоро 50 лет этому событию, я в книжном магазине в каком-то городе, даже не помню, каком, потому что это было в Узбекистане, я неожиданно достал, знаете, такое советское слово – достал, то есть купил книжку Марины Цветаевой в большой серии "Библиотеки поэта", это была редчайшая книга. И она до сих пор со мной, уже прошло 50 лет, она со мной, в моей библиотеке, сильно потрепанная, потертая, но та же самая книга. Я стал читать ее стихи и вдруг понял, что эти стихи я люблю, я обожаю. Это стихи, которые для меня. Даже у Цветаевой есть такое стихотворение, которое называется "Тебе, живущему через сто лет". К тебе я обращаюсь, ты, молодой человек, найдешь меня через сто лет, и я буду твоей любимой поэтессой или поэтом. И меня так увлекла мысль, что это про меня, что это она мне пишет такое послание. Там даже есть такая строчка: "Моим стихам, как драгоценным винам, придет черед". Я считал, что да, действительно, это великая поэтесса и она для меня. Кстати говоря, тут маленькая поправка: я когда вырос и стал общаться с виноделами, я вдруг узнал страшную вещь – вино не живет сто лет, никакое вино не живет сто лет. Максимальный срок жизни вина, в любой упаковке, в бочке, в бутылке, в чем угодно, 40-50 лет, потом оно киснет. Поэтому все эти разговоры, что столетнее или двухсотлетнее вино.
Елена Рыковцева: Коньяк подольше держится.
Александр Журбин: Коньяк да, коньяк может хоть 500 лет держаться, с ним ничего не будет. То же самое с водкой, водка может стоять вечно. А вот вино, извините, оно киснет.
Елена Рыковцева: Хорошо, что вы сказали, у меня там одна давно стоит бутылочка.
Александр Журбин: Короче говоря, я так увлекся, и еще будучи студентом написал произведение на стихи Цветаевой, которое называется "Крысолов". Оно, кстати говоря, так никогда не было исполнено, так и лежит в моем архиве, ждет своего часа. Я верю в то, что этот момент наступит. По-моему, очень интересное произведение, но никто пока не исполнил. А потом я написал цикл "Марина". Потом так случилось, что театр "Новая опера" проводит фестиваль, который называется "Сад оперы". Это вообще фестиваль новой музыки, которую написали новые композиторы, ныне живущие композиторы. И вот меня пригласили в этот фестиваль, я предложил им это свое сочинение, вернее, два сочинения вместе на стихи Цветаевой, они охотно согласились, и завтра будет премьера, на которую я приглашаю всех, кто нас слышит.
Елена Рыковцева: Правда, что там свободный вход? Везде пишется, что свободный вход.
Александр Журбин: Действительно свободный вход. Мы решили сделать это своего рода благотворительным концертом для гуляющих в саду Эрмитаж, я очень люблю этот сад.
Елена Рыковцева: 6 вечера, свободный вход, сад Эрмитаж, пожалуйста, приходите, слушайте эту красоту. Матвей, вам слово.
Матвей Ганапольский: Я, во-первых, если позволите, начну с некоторых комплиментов. Поясню радиослушателям и замечательной ведущей Лене Рыковцевой важную историю. Я сейчас нахожусь в городе Киеве во вражеском и купил несколько бутылок горилки с перцем, хорошего такого, вы знает, напитка. Во-первых, спасибо большое, Журбин успокоил меня, что горилка хранится долго. А второе я хочу сказать, что я в городе Киеве, конечно, по разным всяким делам журналистским, но город Киев и Журбин сыграли в моей жизни огромную роль. Я объясню и это очень важно. Когда-то, когда я был совсем молодым человеком, было и такое, мы все побежали смотреть рок-оперу, тогда это было удивительно, "Орфей и Эвридика". Я впервые в жизни увидел музыкальное драматическое произведение. То есть мы все привыкли к опере, мы привыкли к эстрадной песне и мы привыкли к такой штуке, как оперетта – вот эти жанры, которые знал Советский Союз. И вдруг, если я не ошибаюсь, это было еще при Советском Союзе, появилась рок-опера.
Александр Журбин: Матвей, это был 1975 год. Это было очень давно, и конечно, советская власть еще была в полном расцвете.
Матвей Ганапольский: Тем не менее, появилась рок-опера. Тогда я познакомился с композитором Журбиным сначала заочно. То есть, что я увидел? Я увидел, как музыка, драматургия и сценическое действие сплетаются в какую-то одну картину и тогда мне стало понятно, чем это отличается от оперетты, где по меткому выражению Юлиана Тувима стоят хорилы и хорицы и где жена не узнает мужа, потому что он надел новые перчатки. Здесь совершенно другая была история. Потом я познакомился с Александром Журбиным, которого я зову Саша и счастлив, для меня это почетно и приятно. Что я хочу сказать? Для меня неудивительно то, что я сейчас услышал, то, что Цветаева является поводом для музыкально-драматического произведения. Это, конечно, не рок-опера, тут трудно определить жанр. Я хочу сказать, что Журбин – это один из немногих людей, который предлагает нам отвлечься от Кончиты Вурст, уйти немного от обычной попсы или русской, или шансона.
Елена Рыковцева: Матвей, может он сам по ночам Кончиту слушает тихонечко.
Матвей Ганапольский: А иначе не получится, песенку-то надо написать. Вот он смотрит на Кончиту Вурст, клеит себе искусственную бороду и пишет песни. Но вопрос не в том, чтобы песню написать, а вопрос в том, вот как – написал песню, сшиб деньги и побежал дальше, а вот Журбин занимается этими ужасными трудоемкими вещами, которые называются музыкально-драматическими произведениями, неважно, в какой форме они будут, в опере и так далее. Я хотел задать простой русский вопрос: на фиг тебе это надо?
Александр Журбин: Это правильный вопрос. Я сам не понимаю, но так уж я устроен. Действительно, я довольно давно уже, хотя в моей жизни были песни, были популярные песни, и сейчас есть, но вообще я уже давно не чувствую себя песенником и этим жанром не занимаюсь. Я действительно пытаюсь, ты правильно говоришь, написать нечто большое, связанное с хорошей литературой, с хорошими стихами. Моими "соавторами" являются такие люди, как Набоков, Достоевский, Чехов, Марина Цветаева и многие другие, которых я нахально, я бы сказал, беззастенчиво использую. Я их беру, я имею на это право, потому что они не подлежат авторскому праву, после смерти прошло достаточно лет, и они являются свободными, бери не хочу. Вот я беру, я хочу и я делаю из них свои произведения, которые, к счастью, действительно ставятся в разных театрах, исполняются за рубежом. Я очень горжусь этим. Я тщусь, что эти произведения будут жить, даже когда меня физически не будет.
Елена Рыковцева: Я сейчас вас изобличу, продолжая вопрос Матвея. Я только что прочитала интервью Евгения Кунгурова – это молодой певец, который был одним из победителей шоу "Голос", он говорит следующую фразу: "Прилетев сюда, я связался с Александром Борисовичем Журбиным, чтобы он придержал для меня песню". Что за песню вы для него придерживаете?
Александр Журбин: Действительно есть такая песня. Во-первых, я люблю Женю Кунгурова, он прекрасный певец, вокалист. Так получилось, что у этой песни такая трогательная судьба, называется она "С днем рождения, мама". Эта песня была посвящена, естественно, моей собственной маме, и я на каждый день рождения ее пел. Увы, мамочка моя ушла из жизни, ей было почти 93 года, так что грех жаловаться, но тем не менее, ее уже нет, но песня-то осталась. И Женя сказал: "Ой, Александр, у моей мамы юбилей, вы можете мне ее дать?". Я сказал: "Женя, для тебя с удовольствием, пожалуйста". Так что мы скоро ее запишем.
Елена Рыковцева: И это будет его песня.
Александр Журбин: Она будет по-прежнему моей, но он ее сможет петь.
Елена Рыковцева: Теперь то, что я обещала спросить об этом замечательном походе. Я уже объявила, что один из руководителей Московской области сказал, что вы должны написать главную песню нашего региона к этой дате, а осенью Подмосковью исполняется 85 лет. Еще он сказал такие прекрасные слова, что если не получится, мы гнать не будем. Нужно вдохновение и надо обязательно, чтобы была душа. Причем я знаю, что давно не заказывают такие песни, неформат, очень плохо с душевными песнями, поди пробей такую душевную. А тут говорят – с душой, давайте, попробуйте.
Александр Журбин: Маленькая предыстория. На самом деле я в жизни не ходил к начальству, когда звали, всегда отказывался, считаю, что это не мое дело. Композитор должен сидеть дома и писать музыку. Но тут действительно речь зашла о гимне. Когда я узнал, что идет Александра Николаевна Пахмутова, идет Дедюля такой, очень хороший гитарист и симпатичный человек, Игорь Бутман, которого я знаю всю жизнь, я подумал, почему собственно не пойти и не послушать. Идея действительно хорошая, действительно у Подмосковья нет гимна. Хотя есть великая песня, которая сплошь о Подмосковье, она называется "Подмосковные вечера". Куда уж лучше, перекрыть эту песню практически невозможно. Но все-таки гимн есть гимн. Я изучал этот вопрос, как композиторы участвовали или не участвовали. Оказывается, еще как участвовали. Знаете ли вы, что гимн Германии, который, к сожалению, звучит сейчас очень угрожающе, но написал никто иной как Иосиф Гайдн, тот самый великий Гайдн, Гайдн, Моцарт и Бетховен – величайшие композиторы всех времен. Один из гимнов Англии, там их несколько, написал Георг Фридрих Гендель, который долгое время жил в Англии, ему заказал король написать гимн. Так что ничего позорного написать гимн нет.
Елена Рыковцева: Конечно, войти в историю, как Михалков с текстом.
Александр Журбин: Вы вспомнили это имя. Там был Николай Николаевич Добронравов, он рассказал очень смешную историю, которую я с его разрешения здесь повторю. Он говорит, когда Советский Союз рухнул, решили сделать новый гимн. Они с Александрой Николаевной решили: почему бы не написать. Попробовали, написали какую-то красивую песню о России. Ему кто-то позвонил и сказал: Коля, ты, конечно, можешь написать, но автором все равно будет Михалков.
Елена Рыковцева: Даже если музыка будет Пахмутовой.
Александр Журбин: Я, честно скажу, сам гимн писать не собираюсь, не мое это дело, но готов принять участие в отборе. Хочется, чтобы гимн был, я очень люблю Подмосковье, у меня есть дача, масса друзей, какие-то города я даже очень хорошо знаю подмосковные. А между прочим, Подмосковье, если кто не знает из наших нынешних слушателей, это гигантская страна – это 7 миллионов человек. Бельгия отдыхает, Голландия отдыхает. Это огромная страна с огромным количеством городов, инфраструктур, чего только нет. Поэтому я с удовольствием принял это приглашение.
Елена Рыковцева: То есть там вариантов три: либо это будет какая-то старая песня в качестве гимна использована, либо будет написана кем-то из вас новая, либо творчество кого угодно, то, что вы отберете.
Александр Журбин: Они предложили многоступенчатую конкурсную систему. На первом этапе смотрят какие-то специалисты, чтобы весь мусор откинуть. Потому что, конечно, огромное количество графоманов начнет писать, а графоманы, я знаю, что это такое, мы все знаем, графоманы пишут красивым почерком, переплетают, ноты разрисовывают. Я сам с этим имел миллион раз дело. Потому что тебя ловит на концерте такой человек, говорит: "У меня вышла книжка, посмотрите мои стихи – это гениально". Или: "Моя песня, помогите ее исполнить". Таких всегда много людей. Но здесь, конечно, должна быть в высшей степени профессиональная вещь. Здесь любитель написать не может, это все равно, что любитель не может прыгнуть на два метра или играть в сборной Бразилии. Это все профессионалы, это люди высокообученные, образованные и так далее. Может быть Александра Николаевна напишет с Николаем Николаевичем, они сказали, что попробуют.
Елена Рыковцева: Тоже "Светит незнакомая звезда", чем не гимн Подмосковья. Выходишь на веранду: ночь, звезды.
Александр Журбин: Я согласен с тем, я об этом говорил губернатору, кстати, губернатор, я его впервые в жизни видел, мало вращаюсь в таких кругах, он произвел на меня приятное впечатление. Он приятный человек, очень современный, молодой, быстро на все реагирует. В общем, как-то он мне понравился. Он сказал: "Конечно, "Подмосковные вечера". Есть еще песня, если помните: "Когда иду по Подмосковью, где пахнет мятою трава". В песне о Подмосковье должны быть какие-то реалии о Подмосковье, чтобы это не была песня, которая точно так же могла стать песней Рязани, или Кубани, или Казани, все-таки это должна быть песня, в которой какие-то два слова фигурируют, намекающие, что это песня из Подмосковья.
Елена Рыковцева: Матвей, давайте я вас ненадолго переведу из разряда ведущих в разряд гостей и тоже спрошу, как вы относитесь к тому, должен ли регион обрести свой гимн. Я помню по своему детству, я родилась и жила несколько лет в Воркуте в детстве, песню "Моя Воркута светла и горда". И она по телевизору звучала и до сих пор она у меня в ушах звучит, я ее запомнила на всю жизнь.
Александр Журбин: В этом нет ничего плохого и ничего советского и кондового. Потому что в принципе точно такие же гимны имеют и Париж, и Лондон, и Нью-Йорк.
Матвей Ганапольский: Я надеюсь, что во второй части передачи я смогу сказать несколько слов по поводу того, что мы услышали, по цветаевской музыке, потому что мне есть, что сказать. По поводу этого я хочу сказать, что здесь вашего гостя не подводит вкус. Потому что есть композиторы, которые пишут гимны ко всему, можно гимн доярок, гимн чертежников и так далее.
Александр Журбин: В газете я читал объявление своими глазами, написано: "Пишу гимны для любых организаций".
Матвей Ганапольский: Совершенно верно. Кстати, Саша, я хочу тебе сказать, что этот человек неплохо живет. Потому что каждая контора, например, гимн ДЭЗа № 3428 "Когда мы чистим трубы" и так далее. А что касается гимна Подмосковья, то это действительно гигантский регион и дай бог Саше, либо Пахмутовой и Добронравову написать что-то такое, что поется само, что логично, что ложится на сердце, что имеет такую русскую песенную традицию мелодичную. Потому что сейчас немножко музыка ушла в другую сторону, в сторону такой отчаянной ритмизации, поиска форм и так далее. Действительно, регион, где живет 7 миллионов человек, должен иметь свой гимн. Удастся или нет, во всяком случае, это очень хорошая творческая задача.
Елена Рыковцева: То есть эта идея вам нравится.
Александр Журбин: Другое дело, что действительно, такая песня, Матвей абсолютно прав, она должна родиться, ее нельзя сконструировать, придумать. Вы можете написать "такая-то ГЭС, такая-то речка вытекает", подробности. Она должна быть органична, ее должно хотеться петь. Гимн города Нью-Йорка неофициальный "Нью-Йорк, Нью-Йорк", эта песня была не написана как гимн, но она стала таким неофициальным гимном Нью-Йорка и ее действительно хочется петь. Вот так должна родиться песня о Подмосковье.
Елена Рыковцева: Нью-Йорку повезло просто, что так совпало, родилась песня и он ее присвоил.
Матвей Ганапольский: Что касается русской песни, есть критерий потрясающий: если песня, а мы знаем, что все песни, которые были написаны мастерами 30-40-50-х годов, эти песни поются за столом, то есть можно спеть компанией. Марш ли это, вальс ли это, столь свойственный русской мелодической культуре, можно спеть за столом. Поэтому прав абсолютно Саша, когда он говорит, что эту песню сконструировать нельзя. Ее нельзя сконструировать как по стихам, так и самое главное по музыке. Она должна вылиться из тебя.
Александр Журбин: Абсолютно правильно, я согласен. Действительно традиция застольных песен как бы утрачена. Много ли мы поем песен Децла или какой-нибудь группы "Каста", невозможно. Последний человек, который писал песни для застолья, это, наверное, Юрий Антонов, его песни еще как-то можно петь за столом, все остальные, увы, невозможно.
Елена Рыковцева: Это то, что называется душевное. И при этом я читала жалобы ваших коллег, что такая песня, как была в застойные годы, она не востребована сейчас, им говорят: неформат.
Александр Журбин: Наши медиа, СМИ, скажем так, наши медиа, которые передают музыку, когда им приносят песню в нормальном, привычном нам духе, на которых мы выросли, песни Утесова, или Шульженко, или Бернеса, или Кобзона, они говорят: нет, это никому не нужно, это не формат нашей радиостанции. А такой радиостанции уже не осталось. Недавно была какая-то радиостанция, которая называлась типа "Советская песня", и она тоже закрылась. Все исчезло и остались только передающие такую техномузыку, попсу, рок-музыку, шансон, но нормальных песен просто нет, увы.
Елена Рыковцева: "О боже, какой мужчина" – это все, что есть.
Александр Журбин: Это поют наши дети.
Елена Рыковцева: Матвей, вам слово.
Матвей Ганапольский: Позвольте мне сказать одну важную вещь, спасибо тебе, Лена Рыковцева, за то, что есть возможность сказать такой небольшой монолог по поводу тех вещей, которые нам не свойственны. Дело в том, что Журбин этими своими экспериментами, можно так сказать, он, конечно, неформат, но тем не менее, он продолжает весьма важную филармоническую линию в нашей отечественной культуре примеры которой мы знаем. Например, Никита Владимирович Богословский, который написал музыку к "Балаганчику", "Незнакомке". Есть выдающийся более высокий пример, например, Свиридов, который написал сюиту по стихам Маяковского. Мы с вами знаем, тут я просто хотел сказать о роли такой музыки в жизни. Берется поэзия, которая как свернутая пружина, поскольку эта поэзия наполнена чрезвычайной энергетикой, то она инспирирует некий музыкальный слой, который не совсем в российской традиции, он довольно штучный. Но тем не менее, мы знаем, сейчас во всех телевизионных пакетах есть такие каналы как "Арте" – это такой немецко-французский, который показывает всякую музыку такую необычную, канал "Мюзик" и канал "Меццо". Что мы там видим? Мы видим, что есть слой музыки, не классическая опера "Садко" или балет какой-то - это такое современное музыкальное осмысление поэзии. Для меня очень ценно то, что делает Саша, потому что он один из немногих, есть и другие, он композитор высокого класса и он понимает, я неслучайно вспомнил "Орфей и Эвридика", это было вполне логично, что он написал практически первую рок-оперу в России, советскую тогда. Он продолжает эту линию, очень непопулярную, никому не нужную, нужную только эстетам, которые понимают, что поэзия и музыка инспирированы вот этим удивительным дождем гениальности, которая сходит на человека. Как сказал Макаревич замечательную фразу когда-то, он сказал, что он не более проводник, чем проводник тех рифм и смыслов, которые падают на него и которые рождаются стихами. Поэтому это не просто тетенька странную мелодию поет, которую можно было бы и не петь – это целая культура, активным участником которой является композитор Журбин. И это очень ценно. Приходите и вы посмотрите в условиях концертного зала, когда сидит живой оркестр, когда контрабас берет ноту и вот это низкое гудение распространяется по всему маленькому залу или большому, когда ты слышишь скрип смычка о струну и когда перед тобой стоит реальная певица, которая это поет, плюс свет, появляется удивительная музыкальная драматургия, которая абсолютно самоценна по себе и которой сейчас никто не занимается. За это я люблю Сашу, за то, что он среди того, что он делает. Он мог бы абсолютно это не делать и прекрасно себя чувствовать. Но в этом, видимо, есть потребность его души. Это большое очень дело с точки зрения, Лена, ты должна понять, в данном случае я не хвалю Журбина как талантливого человека, я говорю о дефиците – это шире просто композитора Журбина, о дефиците некоторых форм, которых просто в нашей отечественной культуре не существуют.
Александр Журбин: Матвей, я тебе, во-первых, очень благодарен за такие хорошие слова обо мне. Ты абсолютно прав, да, действительно, я это делаю, потому что, во-первых, я без этого не могу, я считаю, что я должен сделать, если я обладаю каким-то даром, то есть такое замечательное выражение, что дар – это поручение. Если Бог дал тебе какой-то дар, он тебе поручил этот дар правильно использовать. Я всю свою жизнь, а мне уже немало лет, этим занимаюсь. Если посмотреть список моих сочинений, то я все время стараюсь что-то создать такое, чтобы это доставило радость именно тем людям, о которых ты говорил, которых ты назвал эстетами, может быть даже снобами, может быть еще каким-то ругательным словом. Но эти люди – это цвет нации, это лучшие люди, которые живут, назовем это словом интеллигенция, такое слово все еще существует. И все еще эти люди есть, я надеюсь, что они никуда не денутся, несмотря на любые сложности цензуры, запреты, все равно будут эти люди. Я смею себя причислить к ним. Если говорить о литературе или о кино – это вещи более простые, они более доступны. Если мы посмотрим какой-нибудь фильм, в котором будут какие-то неожиданные, запретные даже темы или повороты – это будет всем понятно, все будут бежать. Смотреть. Если в музыке я скажу, что я использовал уменьшенный квартсекстаккорд – это никого совершенно не взволнует, потому что это какие-то наши мелкие композиторские внутрицеховые вещи, которые, конечно, никому неинтересны. Но я все время стараюсь сделать так, чтобы мое произведение было интересно именно этому слою, довольно тонкому слою, к сожалению, я бы сказал, истончившемуся слою в России на сегодняшний день. Но он все равно есть – это мои друзья, это мои друзья по Фейсбуку, кстати говоря, это крайне важная сейчас часть нашей жизни, что-нибудь поставлю, свою музыку и получу двести "лайков", а это же здорово, двести человек, за ними стоят еще две тысячи человек, которые это, возможно, послушают. Ради этого я и живу. Спасибо тебе, Матвей, за хорошие слова.
Елена Рыковцева: Есть ли у вас в завтрашнем представлении музыка "для души"?
Александр Журбин: Там есть даже песня, которая называется "Час души" на стихи Цветаевой. Там, конечно, все для души, поскольку Цветаева была человеком величайшей души, величайшего сердца. Я недавно перечитывал Бродского, какие-то литературные вещи, воспоминания о нем и вдруг в каком-то месте какая-то женщина его спрашивает: "Скажите, кого вы считаете самым главным поэтом последнего времени?". Он говорит: "Конечно, это Марина Цветаева". "Ну как же, вы говорили Рильке, Оден, Пастернак". Он говорит: "Самый главный поэт ХХ века, – сказал он твердо, – это Марина Цветаева".
Елена Рыковцева: Я то имела в виду даже скорее шлягерную.
Александр Журбин: Действительно там есть такая песня, можно сказать, что она шлягерная. На самом деле там будет не так много шлягерной музыки, это довольно серьезное произведение, я бы даже подчеркнул – трагическое произведение. Если вы завтра придете, то настройтесь на серьезный лад. Потому что и жизнь Цветаевой, и ее стихи – это очень серьезная вещь. Но одна песня там будет, она называется "У меня в Москве купола горят". Это такая маленькая история внутри – эти стихи обращены к Блоку. Блок жил в Петербурге, Цветаева жила в Москве, она хотела к нему поехать, она его очень любила, не как мужчину, а как поэта, замечательного человека. Она к нему хотела поехать, но никак не получалось. Она написала эти стихи, что ты там у себя над рекой Невой, я у себя над рекой Москвой.
Елена Рыковцева: Матвей, пожалуйста, мы передаем вам слово в Киев.
Матвей Ганапольский: Я хочу сказать, что, во-первых, я успокоен тем, что водка долго хранится. Вы не собьете меня с этой магистральной мысли. Почему я говорю о том, что долго водка хранится, горилка с перцем.
Елена Рыковцева: Я уже поняла, что вы намекаете на Журбина.
Матвей Ганапольский: Я намекаю на Журбина, я намекаю на то, что после того, ты выпьешь или не выпьешь, в любом случае, после того, как тебе хорошо становится, музыка начинает заползать в тебя. Вдруг выясняется, что музыка является такой составной частью твоей души, твоей жизни. И здесь, конечно, очень важно помнить, что есть мастера, которые этим занимаются. Я не могу просто говорить о музыке в теоретическом каком-то смысле или практическом, потому что есть конкретный Журбин, который написал массу всего. Дело в том, что Журбин – это вообще такой странный персонаж, который все время открывает нам какие-то горизонты. Кроме того, что Саша верен вот такой своей музыкально-драматической стезе, которую он культивирует и осваивает, кроме этого он сделал еще одну вещь, которая для меня была открытием, известно или неизвестно, если неизвестно, то я объясняю, что так сложилось, что Саша жил в Соединенных Штатах Америки и как музыкант он пытался понять, что такое мюзикл американский. И на одной из радиостанций американских он сделал целый цикл передач про американский мюзикл. Оказывается, они разные, оказывается, это целая культура, оказывается, это культура, которая живет вместе с американцами, вплетаясь в их жизнь. Как воистину с одной стороны американцы творят музыку, кино, а с другой стороны кино творит Америку. И такой удивительный сплав Журбина, как человека абсолютно русского и продвигающего русскую культуру. Лена, ты слушала его музыку – это абсолютно русская музыка, в ней ничего американского нет. А с другой стороны человек, который ищет новые формы. Для меня очень приятно, что можно пойти в этот зал и увидеть эти произведения. Да, можно не ходить, можно дома посмотреть кино, сериал какой-то, но дело в том, что можно пойти и услышать живой оркестр, и услышать певицу, которая поет по-настоящему, не под фонограмму, не под "фанеру" и выйти с большим удовольствием, как будто встав на котурны. Собственно театр – это котурны. Почему, мы знаем, в Японии и в Китае вот эта культура стоять на котурнах, это было в Древней Греции, потому что музыка приподнимает, драматургия приподнимает, стихи Цветаевой приподнимают над бытом, над тем, что тебе наступили на ногу, что метро встанет, что где-то идет война и так далее. Твоя душа вдруг попадает в унисон с какими-то высшими материями. Есть проводники этого дела – это в том числе Саша Журбин, он тут не последний. Поэтому для меня лично очень важны эти сложные произведения, которые пишет Саша, вот этот неформат. Я не помню, у кого я прочитал замечательную фразу, что истинная гениальность любого произведения заключается в его отличии от идеального. У Саши это есть.
Елена Рыковцева: Мы должны заканчивать, за пять секунд успеете сказать о творческих планах?
Александр Журбин: Творческие планы у меня очень обширные. На будущий год у меня будет большой фестиваль, где будет исполнено много моих новых произведений.
Елена Рыковцева: А опера будет?
Александр Журбин: Новая опера будет называться "Мелкий бес". Это очень подходит для России.
