«Ангел усыновления». Награда Конгресса США детскому врачу Алле Гординой
Ирина Лагунина: Член Американской академии педиатрии детский врач из штата Нью-Джерси Алла Гордина удостоена ежегодной награды Конгресса США «Ангел усыновления». Об этой премии и ее лауреате рассказывает Владимир Абаринов.
Владимир Абаринов: Ангелами не рождаются. Ими становятся. По решению Конгресса США. Премия «Ангел усыновления» вручается, начиная с 1999 года. Награда присуждается по результатам голосования членов обеих палат Конгресса. Каждый законодатель имеет право заявить одну кандидатуру из числа тех, которые назвали ему его избиратели. Лауреатами премии «Ангел усыновления» в разные годы были Брюс Уиллис, Джейн Сеймур, Мухаммед Али. В прошлом году «Ангелом усыновления» стала первая леди Лора Буш.
Кандидатуру Аллы Гординой представил сенатор Фрэнк Лотенберг. «Приемные родители, - пишет сенатор в своем представлении, - говорят, что д-р Гордина строит мост между медицинской практикой других стран и Соединенных Штатов, чем оказывает неоценимую помощь семьям и их лечащим врачам».
Алла Гордина училась и работала в Москве, а с 1994 года практикует в городе Ист-Брунсвик, штат Нью-Джерси. Силою судьбы и обстоятельств она стала консультировать семьи, усыновившие детей из бывшего Советского Союза. Сейчас в Ист-Брунсвике действует центр помощи усыновителям из бывших советских республик, который помогает найти ребенка, консультирует приемных родителей в течение всего процесса усыновления, а по приезде ребенка в Америку помогает ему адаптироваться в незнакомой обстановке.
Алла Гордина говорит, что главная проблема усыновления российских детей состоит не в отсутствии законодательной базы, а в несоблюдении существующих законов.
Одно из самых распространенных нарушений – непредоставление медицинской информации о ребенке.
Алла Гордина: Каждый усыновитель обязан ознакомиться со всеми документами в личном деле этого ребенка. То есть все бумаги, все карты должны быть раскрыты человеку, который принимает решение о приеме этого ребенка в эту семью.
Владимир Абаринов: Но зачем органы опеки скрывают историю болезни ребенка?
Алла Гордина: У меня был случай, когда семья привезла ребенка, причем ребенок был в стране месяца четыре. Несколько семей из одного региона усыновили детей, причем старшего возраста. И они скинулись и привезли из этого региона представителя агентства, с которым они работали, чтобы этот представитель помог детям в период адаптации к новому образу жизни. И когда этого ребенка привезли мне на осмотр, то этот представитель российский находился в офисе со мной. Я посмотрела на бумаги, я смотрю, что, во-первых, бумаг практически нет, то, что дали, если назвать по-русски – это были филькины грамоты. Часть бумаг была просто фальсифицирована и, причем, было видно, где они фальсифицированы. Если человек знает порядок ведения медицинских карт в российских детских домах, детских садах, в российских школах, то это все достаточно просто видно. А перевод был достаточно жуткий. Я в открытую спросила представителя, почему не было дано информации обо всех проблемах, которые этот ребенок имел. Причем в оригинале было написано, что у ребенка была тяжелая неврологическая патология, перевод был сделан такой, что все было замазано, смазано, все было сглажено. Почему не дали никакой информации о предыдущих госпитализациях ребенка, ребенок и в туберкулезной клинике лежал, и в психоневрологическом диспансере лежал и прочее. Почему этой информации не было? Этот товарищ посмотрел мне в глаза и сказал: «Вы знаете, если бы мы им дали всю эту информацию (в смысле родителям приемным), то они бы никогда не усыновили».
Владимир Абаринов: Алла Гордина считает это заблуждением – американцы усыновляют любых детей. Но они должны знать, на что они идут.
Алла Гордина: У меня были ситуации, когда родители были готовы усыновлять детей-инвалидов. К примеру, ехали усыновлять ребенка, у которого были тяжелые расщелины лица и губы, и неба. Они знали это, они знали, что у ребенка проблемы. Но у ребенка кроме всего прочего были очень странные измерения – рост, вес, что-то не укладывалось. И когда родители приехали в детский дом, я попросила, чтобы мне дали больше измерений. В детском доме детей измеряют очень часто, до года их меряют каждый месяц, а после года через каждый квартал. Родители настояли, чтобы им дали больше измерений. Я стала смотреть – у меня ребенок в обычную карту роста не укладывается. Тогда я стала смотреть на патологические карты роста, есть карты роста для карликов, есть карты роста для детей с даун-синдромом, все прочее. И ребенок у меня совершенно четко уложился в карту роста для карликов. Я срочно пишу письмо родителям: товарищи, вам дают ребенка с хондродисплазией, подтвердите диагноз. Родители уже были готовы взять больного ребенка, но это был шок для них. Ни приходят в детский дом и говорят: у ребенка хондродисплазия? Те смотрят на них, говорят: да, конечно. Это было известно до рождения ребенка. То есть они планировали дать этого ребенка, не указывая настоящего диагноза, а там разбирайтесь сами – в Америке все вылечат.
Владимир Абаринов: Есть мнение, что детей-инвалидов усыновляют потому, что это дешевле. Послушаем, что говорит об этом Алла Гордина.
Алла Гордина: Да, расценки на усыновление детей-инвалидов намного меньше. Но те суммы, которые эти родители платят потом на лечение этих детей, в тысячи раз превышают ту разницу, которую они «сэкономили» при усыновлении детей-инвалидов. Вы же поймите, что это время, взятое от работы. Есть дети, которые приезжают, им уже назначена операция, это родители всегда при ребенке. То есть ребенку нужно проходить реабилитацию, родители должны везде возить, родители должны заниматься. Часть вещей покрывается страховками, часть вещей нет. Ребенку нужны специальные школы, ребенку нужно то, это. Это родители сознательно идут. То есть сказать о том, что усыновить ребенка-инвалида дешевле, может только бездушный человек.
Владимир Абаринов: Так может быть, те нервные срывы приемных родителей, которые имели следствием смерть приемных детей из России, объясняются именно тем, что усыновители не представляли, с чем им придется столкнуться?
Алла Гордина: Это общеизвестный факт. К примеру, случай с ребенком, погибшим в Чикаго, уже после этой трагедии стало известно, что ребенок тяжело болен, ребенок был на тяжелых психотропных препаратах, что семья была выставлена из страны в обход всех правил. Еще одно правило есть, что по закону Российской Федерации после усыновления семья должна провести десять дней в стране, ожидая вступления усыновления в силу.
Владимир Абаринов: Но и у совершенно здорового детдомовца проблем хватает. Он не умеет жить в семье. А семья подчас не подозревает, что из детдомовца надо еще сделать ребенка.
Алла Гордина: Ребенок из одной системы жизни, из закрытого учреждения переходит в другую систему жизни – в семью. Он не знает, что такое деньги, он не знает, что такое газеты. Кстати, родители не знают, что это за ребенок. Они не знают, как этот ребенок ложится спать, они не знают, что этот ребенок любит, они не знают, к чему этот ребенок привык. Я всегда сравниваю эту ситуацию с возвращением солдат с фронта. Некоторые из них вписываются в мирную жизнь абсолютно спокойно, некоторые не могут этого сделать никогда. Ребенка надо научить быть ребенком. Эти дети живут в условиях постоянного стресса, значит эти дети должны научиться, что они могут доверять родителям. Они не плачут, когда они ударяются не потому, что они такие храбрые и не потому, что они не боятся боли, просто никогда не было рядом с ними человека, который придет и их пожалеет. Их никто не берет на руки, они не знают, что это такое. А если их берут на руки, то для того, чтобы их стукнуть. Эти дети боятся купаться, потому что их просто обливают или слишком горячей или слишком холодной водой. Их же не купают как дома, когда с ребенком играют, когда купание – это всегда приятное мероприятие, нет.
Владимир Абаринов: В зале Конгресса, отведенном для церемонии вручения наград, собралось много народа, было шумно, шалили дети. Сопредседатель Коалиции содействия усыновлению сенатор Мэри Ландрю ответила на вопрос Радио Свобода: «Что бы вы сказали российским гражданам, которые боятся международных усыновлений из-за смерти российских сирот в американских приемных семьях?»
Мэри Ландрю: Прежде всего, мы в Соединенных Штатах глубоко сожалеем о каждом потерянном ребенке, будь он приемный или родной. Насилие над детьми – это, к сожалению, реальность нашей жизни. Иммунитета нет ни у какой страны, ни у какого общества. В американских семьях биологические родители убивают сотни детей. Мы расследуем каждый такой случай, мы наказываем родителей и отправляем их за решетку, мы отбираем у них детей и передаем их в другую семью, потому что иногда они просто плохие родители. Но 99,9 процента американцев – прекрасные, любящие родители как для биологических, так и для приемных детей, в том числе из России. Да, трагические случаи бывают, и виновных надо привлекать к ответственности. Но это не основание и не предлог для того, чтобы разрушить систему международного усыновления. Гораздо больше детей страдают и погибают в сиротских приютах, на улицах, в семьях, где о них не заботятся, или от рук психически больных взрослых. Признавать проблему значит - сообща искать ее решение, а не отказываться от усыновления. Мы должны способствовать усыновлению внутри России, где в прошлом году было усыновлено примерно семь тысяч сирот. Американцы усыновляют в год сто тысяч американских детей. Я хотела бы призвать российское общество, политиков России, ее гражданские организации активнее содействовать усыновлению российских детей российскими гражданами. Но в то же время нельзя лишать ребенка его шанса обрести свой дом и любящую семью где-то за пределами страны. Это просто несправедливо по отношению к детям - держать их взаперти в стране, где национальная система усыновления не работает. У моей сестры приемная дочь из России, ей сейчас четыре года, мы все ее любим, она одна из 37 внуков и внучек нашей семьи, она живет в атмосфере любви и обожания, у этой девочки такие возможности в этой стране...
Владимир Абаринов: Из скромности сенатор, сама родившаяся в многодетной семье, не сказала, что она и ее муж – тоже приемные родители двоих детей.
Напоследок я спросил Аллу Гордину: «Что вы будете теперь делать со своим ангельским чином? Повесите диплом в рамочку, а дальше?».
Алла Гордина: Что я буду делать со своим ангельским чином? Ноябрь – это национальный месяц усыновления, 18 ноября – это национальный день усыновления в Америке. В этот день будут открыты все суды и в них будут оформляться дела по усыновлению, чтобы усыновления завершились как можно быстрее. Мы здесь в Нью-Джерси собираемся в начале ноября собрать всех «ангелов», чтобы нам вместе сесть и подумать, что мы можем сделать, чтобы улучшать судьбу и семей, и детей, чтобы быть их адвокатами, чтобы быть их советчиками и помощниками.
Владимир Абаринов: Алла Гордина, ангел во плоти.
Законы о работе средств информации на территории СНГ. Сравнительный анализ.
Ирина Лагунина: Международная правозащитная организация «Комитет защиты журналистов» недавно опубликовала список 10 стран, где пресса находится под самой жесткой цензурой. Три места из 10 отведены странам СНГ – Туркменистану, Узбекистану и Беларуси. Другая организация, ежегодно составляющая списки свободы прессы, из 167 стран поставила в этом году Туркменистан на 165 место, Узбекистан – на 155, Беларусь на 152, Азербайджан на 141, Казахстан на 119, а Россию – на 138. Украина в этом списке поднялась на 112 место, а Грузия на 99-е. Оценка законодательства стран СНГ помогает понять, что происходит в этой части мира. Я передаю микрофон Олегу Панфилову.
Олег Панфилов: Основой для становления нормальных отношений между СМИ, с одной стороны, и властью и обществом, с другой является законодательство, то есть своеобразные правила поведения всех сторон. Легко ли принять и понять такие правила на территории, где первый закон «О печати и других средствах массовой информации» появился только в декабре 1990 года? Не стоят, вероятно, забывать, что в большинстве стран, кроме балтийских, вообще не было традиций свободной прессы.
Институт проблем информационного права недавно опубликовал доклад о состоянии законодательства о средствах массовой информации в странах СНГ и Прибалтики, и прокомментировать этот документ согласился директор института, кандидат филологических наук доцент МГУ им. Ломоносова Андрей Рихтер.
Давайте начнем говорить с самого простого: чем все-таки отличается законодательство балтийских стран от того, что называется Содружеством независимых государств? Насколько балтийские страны ушли вперед?
Андрей Рихтер: Во-первых, я бы не проводил столь четко линии, отделяющие СНГ от Прибалтики. Причина заключается в том, что, например, Грузия, с одной стороны выходящая из СНГ, а с другой стороны стремящаяся в Европейский союз, сделала довольно много изменений в своем законодательстве, которые обеспечивают более высокий уровень свободы средств массовой информации. Но если проводить такую грань, она так или иначе существует, она объясняется прежде всего тем, что все три страны Латвия, Литва и Эстония, являются членами Европейского союза, стремились в Европейский союз фактически с отделения от Советского Союза. Вступление в Европейский союз требует принятия определенных нормативных актов, которые, как говорят в Евросоюзе, гармонизировали национальные законодательства с европейским.
Олег Панфилов: Но шесть стран СНГ являются членами Совета Европы, где тоже есть определенные условия для вступления, тем не менее, ситуация другая.
Андрей Рихтер: У Совета Европы, во-первых, требования не столь жесткие, во-вторых, эти требования похожи скорее на рекомендации, чем на требования. И наконец, в-третьих, эти рекомендации, например, для крупнейшей страны Совета Европы России имеют, как бы так выразиться, небольшое значение в силу размера России и важности России для самого Совета Европы. Всегда возникает вопрос, кто для кого – Совет Европы для России, либо Россия для Совета Европы. Поэтому Совет Европы во многом идет на компромисс, во многом закрывает глаза на некоторые вещи, которые кажутся тому же Совету Европы недопустимыми, скажем, в Азербайджане, Армении или Молдавии.
Олег Панфилов: Это очень важная поправка, если вспомнить, что все страны СНГ являются членами ОБСЕ и для вступления в ОБСЕ тоже необходимо выполнение каких-то условий. Две страны, где произошли революционные изменения, где сейчас проводятся реформы, в том числе и законодательные реформы. Чем отличается сейчас законодательство Грузии и Украины от других стран?
Андрей Рихтер: Многим. Как ни странно, все страны начинали с одного уровня. В 91 году на момент развала страны у всех было единое законодательство, не только закон о печати единый для всех, но вообще единое законодательство - единое гражданское законодательство, уголовное. И все эти годы казалось, что особых перемен не происходит. Мы принимаем новый УК, Украина принимает новый УК, Грузия принимает новый Гражданский кодекс, Молдавия принимает новый Гражданский кодекс, все вроде бы друг у друга списывают. Ан нет. Дело в том, что условия принятия законодательства и интересы руководства страны стали различаться. И если говорить о нашем предмете, предмете нашего разговора, то руководство и Украины, и Грузии, и Молдавии, и даже Азербайджана и Армении стало больше задумываться о том, чтобы правовое поле для журналистов было наиболее благоприятным. То ли они хотели, чтобы журналисты лучше о них писали, то ли они хотели, чтобы страна лучше выглядела в глазах Европы и всего мира, но так или иначе мы видим то, что мы видим.
А видим мы то, что Грузия по основным показателям является лидирующим государством не только в СНГ, но и в странах бывшего Советского Союза, где нет уголовной ответственности за клевету и оскорбление, где нет возможности у государственных чиновников требовать компенсации морального вреда у средств массовой информации, где есть общественное телерадиовещание. Мы можем все это критиковать, мы можем говорить о том, что общественное телевидение не такое, каким его хотелось бы видеть, мы можем говорить о том, что происходят те или иные случаи зажима критики или каких-то еще форм давления на СМИ, экономических, например. Но мы, по крайней мере, убираем очень важную правовую составляющую давления на СМИ. То есть средства массовой информации, журналисты чувствуют себя свободными. И уже все остальное является вторичным. То есть вторичным является вопрос, хочет журналист заработать на каком-то материале или он действует из своих идеалистических побуждений, из идеи служения обществу, заботится ли он об интересах своей страны или о своем кошелке, о чем больше заботится и так далее. Это есть везде это, есть и в США, и в Германии, и в Англии. Но сам факт того, что у журналиста появляются широкие границы, в рамках которых он действует, это является решающим для той же свободы СМИ и в Украине, и в Грузии.
Олег Панфилов: Вы использовали слово «списывать». Да, действительно, в первое время, по всей видимости, так и было, если вспомнить, что советский закон о печати и других средствах массовой информации везде назывался точно так же в каждой советской республике и по содержанию повторялся. Но произошло несколько странное обстоятельство, связанное с законодательными процессами. Есть такой миф о том, что в Узбекистане один из лучших пакетов, который регламентирует отношения между властью, обществом и журналистами.
Андрей Рихтер: Нет, это действительно миф. Миф не только на практике, но миф формальный. Действительно в Узбекистане есть закон о защите журналистов, но этот закон лишь недостающие главы из закона о средствах массовой информации. Просто когда приняли закон о средствах массовой информации, забыли главу, видимо, о правах журналистов, поэтому вдогонку приняли закон о защите прав журналистов. И это единственное отличие Узбекистана от соседних стран, которое может быть выглядит как очень милая и нужная вещь. Но опять-таки, всегда, когда мы говорим о законе и о праве, мы должны понимать, что закон - это не панацея и закон не абсолютен. Мы не должны заниматься преподнесением закона как единственно возможного механизма достижения свободы массовой информации, конечно же, нет. Но в любом случае при самых худших условиях политических и социальных в стране, наличие закона – это очень весомый аргумент в любой борьбе за права журналистов, в любой борьбе за свободу журналистов. Не только в формальной борьбе, как аргумент в Европейском суде по правам человека: у вас есть закон, почему вы его не выполняете? Но и во внутриполитической борьбе, как раньше диссиденты опирались на конституцию СССР, так и здесь можно опираться на этот закон. Когда этого нет, на что вы опираетесь?
Олег Панфилов: Есть одно обстоятельство, которое просто заставляет меня задать вопрос, касающийся преследования журналистов за клевету, за оскорбление, за дефомацию, как это принято говорить на Западе. И страны СНГ друг от друга отличаются. Как оказалось, в Грузии, например, вообще нет в законодательстве такой формы преследования и такой статьи.
Андрей Рихтер: Действительно, с одной стороны, можно сказать: хорошо, если журналист занимается клеветой, он должен понести суровое наказание. Потому что клевета, когда журналист знает, что он говорит неправду, но, тем не менее, ее говорит и пытается опорочить того или иного человека.
Олег Панфилов: Для этого есть демократические процессы, гражданское разбирательство.
Андрей Рихтер: Вот я и говорю: с одной стороны, вроде бы такое можно предусмотреть, нехорошо этим заниматься. А с другой стороны, это действительно чрезмерная ответственность за правонарушения, потому что уголовная процедура, процедура уголовного суда и даже самое незначительное уголовное наказание делает человека преступником. Здесь всегда есть аргумент, что и в западных странах есть такая статья. Но в странах Запада, Западной Европы, за исключением Испании, нигде эта статья не применяется. И Европейский суд в своем относительно недавнем решении по жалобе газеты «Монд» на французские суды подтвердил, что применение такого рода статей противоречит демократии и интересам общества.
Сербский театральный фестиваль Битеф. История первого выезда московской Таганки за рубеж.
Ирина Лагунина: В столице Сербии проходит юбилейный 40-й белградский интернациональный театральный фестиваль Битеф, всегда следящий за новинками, экспериментами и самыми новейшими тенденциями в мировом театре. В этом году приехали 17 театральных трупп, почти со всех континентов. И так бывало все 40 лет, даже в социалистические времена. Рассказывает наш корреспондент в Белграде Айя Куге.
Аяй Куге: Битеф называют одним из пяти самых престижных европейских театральных фестивалей. Когда я спросила театроведов, на основе чего делается такое заключение, мне ответили, что во всех мировых энциклопедиях, учебниках и словарях по театральному искусству Битеф всегда приводится в числе первых пяти важнейших театральных событий. Битеф проводился в Белграде даже во время войны в бывшей Югославии, без перерыва все сорок лет. И всё время существования фестиваля, его художественным директором является теперь уже легендарный Йован Чирилов. Я спросила его, насколько фестиваль изменился за эти сорок лет.
Йован Чирилов: Битеф изменился, как изменился весь мир. Геополитическая ситуация и место нашей сегодняшней страны, которая теперь называется Сербия, - новые. Ранее, когда страны были намного более изолированы, особенно Запад от Востока и Восток от Запада, мы были местом их встреч. Я бы даже сказал, что и встреч с Югом тоже - со странами движения неприсоединившиеся. Помимо этого фестиваль наш изменился еще и потому, что раньше было меньше фестивалей, у нас было меньше конкуренции. Теперь мир разбогател, Европа стала богаче, геополитическое положение Сербии изменилось. И этот фестиваль стал еще более важным, прежде всего для нас самых. Ведь три четверти молодёжи в Сербии не могут получить Шенгенскую визу и не могут путешествовать - их финансовая ситуация слишком тяжёлая. Поэтому Битеф крайне важен для нашего молодого поколения - чтобы они чувствовали преемственность в культуре, чтобы хотя бы посредством театрального фестиваля были частью мира.
Айя Куге: Как повлиял Битеф сербский театр?
Йован Чирилов: Должен признаться, что до недавнего времени я говорил, что Битеф не наложил серьёзный отпечаток на сербский театр. Мы были слишком окостеневшей театральной средой, прежде всего из-за нашей театральной школы, базировавшейся на старых методах. Но в старую школу внести поправки, новое поколение полностью преобразило сцену, оно поняло, что должно включиться в эту систему координат мира. Молодое поколение, и это теперь видно в современном сербском театре, представленном на сегодняшнем фестивале в рамках сопровождающей программы, понимает, к чему оно принадлежит. Даже некоторые режиссёры постарше начали понимать, что такое Битеф, и что такое - мировой театр.
Айя Куге: Многие в Белграде считают Битеф самой интересной культурной манифестацией года, несмотря на то, что уже сорок лет на фестиваль продолжаются нападки – якобы он представляет слишком авангардное искусство. Но в течение этих лет выросла особая битефовская публика – (билеты на спектакли с трудом можно достать).
Йован Чирилов: Очень хорошо, что вы меня спросили про публику. Могу сказать, что публика первой приняла Битеф, потом отдельные театральные критики, потом режиссёры, а вот наши актёры до сегодняшнего дня не поняли, что означает фестиваль и насколько он для них полезен. Один наш известный актёр-комик пару лет назад на вопрос в новогодней анкете о том, что было самым большим скандалом в культуре в минувшем году, ответил: «то, что ещё существует Битеф». А сам не посмотрел ни один спектакль.
Айя Куге: Как вам запомнился первый фестиваль Битеф? Кто приехал тогда из Советского Союза?
Йован Чирилов: Из Советского Союза тогда спектакль не прислали. Хотели посмотреть, в каком направлении будет развиваться фестиваль, не будет ли слишком декадентским. Приехала Белла Ахмадулина, читала свои стихи, но вместе с ней, конечно, был прислан и один поэт, представляющий течение социалистического реализма. Был Булат Окуджава, почти неофициально. Он для нас был новым ветром из России. Мы настаивали, чтобы приехала Таганка с Любимовым, но это произошло лишь десять лет спустя. В Москве постоянно говорили: мы в культуре экспортируем только готовый товар, а не эксперименты. Битеф был первым фестивалем для Любимова, и мы этим очень гордимся. И что интересно: у нас с министерством культуры СССР было негласное соглашение - один год мы приглашаем, кого хотим, а на следующий – они направляют какую-то свою серую глупость в стиле соцреализма.
Айя Куге: «Сплошное декадентское искусство извращения» - так Битеф вначале оценили в Министерстве культуры СССР. Мы беседовали с художественным директором фестиваля Йованом Чириловым. Что Битеф значил и значит для русского театра? Этот вопрос я задала московскому театроведу, ведущему научному сотруднику Института искусствознания Наталье Вагаповой, частому гостю фестиваля, автору книги "Битеф - жизнь, театр, фестиваль".
Наталья Вагапова: Постоянно, почти каждый год я приезжаю, начиная с 1989 года, со времён перестройки, когда на Битеф и вообще в город Белград стали ездить не только официальные делегации, и корреспонденты каких-то партийных газет, но и обыкновенный театровед, который поставил себя целью изучение этой страны, этого языка и этого театра и выбрал тему «Фестиваль Битеф»- только тогда это стало возможно. Но к этому времени уже на фестивале побывали и Товстоногов, и Эфрос, и Любимов. Присутствие русского и бывшего советского театра – оно было здесь уже обозначено, и так сказать, закреплено. И меня очень удивило и обрадовало, когда один коллега, значительно моложе меня - Роман Должанский - написал, побывав два раза на Битефе: «Если говорить о качестве нашей режиссуры, то просто можно спросить: скажи, был ли ты на Битефе и получил ли ты там премию. Если ты там был, и был отмечен премией, или главной премией, или за режиссуру, значит ты чего-то стоишь в театральном мире.
Айя Куге: Многие спектакли советских и русских театров были отмечены самыми высокими наградами Белградского фестиваля. В этом году приехал Дмитрий Черняков с Новосибирским молодёжным театром Глобус, и их спектакль «Двойное непостоянство» Мариво привлёк внимание.
Наталья Вагапова: И сейчас, на сороковом Битефе, очень интересно, кстати, составлена картинка. Как всегда Йован Чирилов, совершенно замечательный художественный руководитель и автор программ этого фестиваля, я уверенна, он руководствуется прежде всего интуицией в подборе спектаклей. Но в то же время у него глубоко в подсознании есть - грубо бы было сказать «схема»- но какая то чёткая картина современного момента развития европейского театра, в том числе и русского. Что очень важно, что с самого начала они всегда включали в контекст европейского и мирового театра русский театр. И не мыслили, собственно говоря, картину европейского театра без, не только русских режиссёров. Вот я назвала уже несколько наших: Товстоногов, Эфрос, потом уже последовали Додин, Пётр Наумович Фоменко, который получил Гран-при, но и бывших советских республик. Как вы знаете, Некрошюс был не раз здесь и отмечен главной премией. В прошлом году с большим успехом выступил Алвис Херманис из Латвии, который потом, после успеха на здешнем фестиваля, отправился, по моему, на Балтийский Дом и ещё какие-то фестивали и триумфально совершенно прошёл в Москве. Таким образом Битеф иногда даёт старт режиссёрам.
Айя Куге: Да, Битеф всегда ставил перед собой цель открыть новые имёна. Многие ныне известные мировые театральные режиссёры впервые были замечены после выступления на белградском фестивале.
Наталья Михайловна, в Белграде вскоре выйдет ваша книга «Битеф: театр, фестиваль, жизнь». Вы, наверное, занимались и тем значительным событием в истории Битефа, когда в 1976 году на фестиваль удалось приехать Театру на Таганке с «Гамлетом», с Владимиром Высоцким в главной роли. Это была первая поездка театра за границу.
Наталья Вагапова: Для советского театра это значило много. Я думаю, что для Юрия Петровича Любимова и его театра это значило очень много. «Гамлет» действительно славная страница истории не только нашего, русского и бывшего советского театра, это история европейского театра.
Они то могли приехать только тогда, когда Гамлет был уже достаточно известен, но его никто не видел. Это был уже спектакль-легенда, когда они приехали. И, конечно, Владимир Высоцкий тоже был уже актёром-легендой и когда он выступил здесь, это привлекло огромное внимание не только белградской общественности, но и всех, кто присутствовал на фестивале. Об этом много писали. Это действительно было событие. Но поскольку мы немножко говорим и о моей книге, которая сейчас переводится в Белграде, у меня есть глава, которая называется «Битеф как фестиваль политической ереси». Гамлет любимовский, он как раз был первым в ряду этих еретических спектаклей. Прекрасно выполнено профессионально, с великолепными актерами, с интересными театральными идеями, но, тем не менее, с большим социальным и политическим подтекстом. И когда я работала над книгой, я делала для себя какую-то схему, выписку, и вдруг я увидела, что всё, что выражало протест против социализма, даже потом уже «с человеческим лицом», это всё прошло через Шекспира и, главным образом, через Гамлета. Там наш Гамлет, потом Гамлет венгерский, несколько Гамлетов было здесь, в Югославии. И точно также и «Три сестры» и Чеховский репертуар идут сквозной линией через весь Битеф.
И вот эта тема русских театров, вообще влияния русского театра, русской драматургии, русской культуры в Европе- оно очень велико. Мне кажется, что если я прослежу эту линию через Битеф, через спектакли, скажем, Петра Штайна, Питера Брука, итальянских режиссёров, которые также уделяли большое внимание Чехову, и добавлю то, что ставили здесь словенцы, - «Дядя Ваня» Някрошюса прошёл с большим успехом - это будет довольно интересная глава, но это уже для русского издания.
Айя Куге: Когда говорят про Битеф, всегда отмечают, что этот фестиваль имел свою особенную общественную роль - был мостом между Восточным и Западным блоком. Он и сейчас остаётся мостом между разными театральными традициями, между классикой и авангардом, между разными национальными культурами.
Наталья Вагапова: Тем самым, что Битеф был каким-то окошком в Европу для всех социалистических стран, и был каким-то таким маленьким арт-кафе, где общались люди из разных стран, где можно было спокойно и свободно общаться, мне кажется, что это название вполне оправдано. Замечательно то, что здесь нет никакого схематизма, никакого заноса. Здесь всегда легко, весело, спокойно. Здесь всегда есть время и место для общения с людьми из самых разных стран и разных театральных профессий. Вот в этом году присутствует 80 человек-гостей из самых разных стран. А вообще программа прекрасна в этом году, можно сказать.
Айя Куге: Как меняется Битеф?
Наталья Вагапова: Нет определённого направления, в котором меняется Битеф. Но вот, я бы сказала так: сейчас есть такое выражение, оно относится к финансам, - «плавающий курс». Битеф, конечно, никакого отношения к финансам не имеет, но тематически и эстетически я бы сказала, что это действительно такой очень интересный и очень характерный для современного развития искусства именно такой «плавающий курс». Потому, что возникает тема, возникает какая-то идея, возникает какой-то, как теперь принято говорить, «тренд» или «бренд» в современном театре. Но допустим: вот авангард, вот социальный американский театр, Джудит Малина и Джулиан Бэк - это первые дни Битефа. А потом дальше, на один из следующих фестивалей приезжает Отомар Крейча, потом приезжает Ежи Гротовский. О них нельзя сказать, что это такой чистый авангард, но это какие-то новые интересные искания современного театра и главным образом современной режиссуры. Я вообще считаю, что прежде всего фестиваль Битеф – это фестиваль современной режиссуры. И тем он интересен.
Айя Куге: Сотрудник Института искусствознания, автор книги "Битеф - жизнь, театр, фестиваль" Наталья Вагапова. Авангардистский по своему духу Битеф - совершенно нетипичное явление для традиционного сербского общества. Но вопреки этому, Битеф уже сорок лет остаётся самым значительным событием в культурной жизни Сербии. В польском театральном словаре написано: «История Битефа равна истории мирового театра второй половины двадцатого века». Создатели белградского фестиваля считают эту оценку самой высокой...
Вино Санчо Пансы: культура виноделия и потребления вина в Испании.
Ирина Лагунина: Кризис вин в России вроде бы прошел. Можно теперь надеяться, что после введенных мер контроля вина будут только высокого и высшего качества, что, кстати, в отличие от коньяков, совершенно не отражено в цене. Например, недорогие вина Испании известны во всем мире: сухие вина Риохи, сладкие Малаги, сухой и сладкий херес... Но, оказывается, самые древние и поныне наиболее потребляемые в Испании вина носят совсем иные названия. И производятся они не на севере и юге страны, как Риоха, Малага и Херес, а в ее центре – в Ламанче.
О традициях испанского виноделия рассказывает наш мадридский корреспондент Виктор Черецкий:
Виктор Черецкий: Как известно из бессмертного романа Сервантеса, Дон Кихот вином особо не злоупотреблял – пил в меру. Он, кстати, и без вина путал все на свете: ветряные мельницы с гигантами, постоялый двор с замком, уличных красоток с благородными дамами и так далее. Трудно даже вообразить, что было бы, если бы рыцарь печального образа еще бы и напивался! Зато его верный оруженосец Санчо Панса к алкоголю проявлял значительно больший интерес, в винах разбирался и к бутылке прикладывался всякий раз, когда хозяин погружался в чтение рыцарских романов или воздыхал по Дульсине е Тобосской. Недостатка в вине у верного Санчо не было. Ведь странствовали они с Дон Кихотом по Ламанче, где винное производство было налажено еще римскими завоевателями более двух тысяч лет назад и даже пережило арабское нашествие.
Рассказывает Давид Госен, сомилье, специалист по винам, из древней столицы Испании - города Толедо, расположенного в самом сердце Ламанчи.
Давид Госен: Речь идет о наиболее крупном винодельческом регионе в мире, и, естественно, в Испании. Здесь также производится больше всего вина по сравнению с другими районами страны. Герои романа Сервантаса пили знаменитые вина из Вальдепеньяс в провинции Сьюдад-Реаль – белое, изготовленное из винограда «аирен» и красное – из «сенсибель» или «темпранильо».
Виктор Черецкий: В четырех провинциях Ламанчи – Альбасете, Сьюдад-Реаль, Куэнка и Толедо – под виноградники отведено почти 200 тысяч гектаров земли. Климат здесь, на высоте примерно 700 метров над уровнем моря, довольно суровый – летом жара достигает 40 и более градусов, зимой опускается ниже нуля, иногда до минус 10. Почвы бедные. Кстати, само название «Ламанча» имеет арабские корни и переводится как «сухая земля». А посему урожайность винограда небольшая. Зато вино из него получается отменное. И красное, и белое, и игристое – брют, сухое, полусухое и сладкое. Как уверяют специалисты, оно ничем не уступает по качеству французскому шампанскому.
Давид Госен: На качестве вина сказывается земля и климат. Местные известковые почвы считаются бедными, но, тем не менее, они хорошо удерживают влагу. Ранняя весна и обилие солнечных дней в году способствуют росту винограда. В последние десятилетия, помимо традиционных для этих мест «аирена» и «сенсибеля», здесь внедряются «каберне-совиньон», «сира», «мерло» и «пети-вердо». Этот последний сорт внедрил в 90-ые годы винзавод «Маркиз де-Гриньон». Затем его примеру последовали другие винодельческие предприятия. С 90-ых годов вошел в моду купаж вин из этих сортов. Удалось нам добиться и долголетия белого вина из винограда «шардоне», которое ранее не жило более 3 лет. Особо славятся белые вина 96-го года.
Виктор Черецкий: Традиционное красное вино Ламанчи имеет темный цвет, тяжелое, как говорят виноделы, «тело», то есть, является относительно густым, и отличается высоким содержанием алкоголя. Помимо Вальдепеньяс, известны винодельческие районы Ламанчи - Мондехар, Ментрида, Рибера де Хукар, Альманса и другие.
В последние десять-пятнадцать лет в древнем виноделии Ламанчи произошла подлинная революция: улучшилось качество вин, увеличилось их производство – вина стали поступать на экспорт, хотя ранее они считались «грубыми» и, в основном, шли на внутренний рынок.
О лучших винзаводах Ламанчи рассказывает сомилье Давид Госен:
Давид Госен: Начнем с «классиков» - уже упомянутая фирма «Маркиз де-Гриньон» первой внедрила новую технологию не только в Ламанче, но и во всей Испании. Фирма стала выращивать новые для Ламанчи сорта винограда, ввела капельное орошение, улучшила качество вина. Более новое предприятие – поместье Сандоваль, которое принадлежит журналисту Виктору де ла Серна. Здесь с 2002 года выпускается вино типа португальского портвейна. Известен также винзавод Паго-де-Викарьо в провинции Сьюдад-Реаль. При нем, кстати, есть гостиница для туристов, желающих приобщиться к виноделию. Ну а завод Деэса-дель-Каррисаль выпускает прекрасное вино на базе «каберне-совиньона». Здесь трудится один из самых известных наших виноделов – Игнасио де Мигель. Он же обслуживает завод Мартуэ в винодельческом районе «Монтес-де-Толедо», прекрасная продукция которого сейчас в особой моде.
Виктор Черецкий: Винзаводы Ламанчи производят такие вина как «Сеньорио де лос Льянос», «Пата Негра», «Альбали», «Лос Молинос» и «Вега Седрон». Все эти вина производятся в главной винодельческой зоне региона - Вальдепеньяс. На других заводах изготовляются такие вина, как «Сеньорио де Гуадианеха», «Эль Винкуло», «Кондеса де Леганса», «Дон Лусио» и другие.
Кстати эти вина, несмотря на свое высокое качество, продолжают оставаться относительно дешевыми по сравнению с той же «риохой». К примеру, вино «Сеньорио де лос Льянос» урожая 99 года стоит около 4 евро, тогда как «риоха» того же года может стоить в четыре-пять раз дороже.
Все названия вин, вырабатываемых в Ламанче перечислить не возможно. Наиболее полная коллекция этих вин имеется в Толедо в ресторане «Адольфо», названном по имени хозяина –Адольфо Мартинеса.
Рассказывает сомилье Давид Госен:
Давид Госен: Там представлены практически все вина Ламанчи. Они больше других вин находят здесь потребителя и пользуются неизменным успехом, как у испанцев, так и у иностранных туристов. С картой вин, в которой около двух тысяч названий, знакомится только 20% посетителей ресторана, остальные просят совета. Им всегда рекомендуются вина Ламанчи. В заведении есть как общеизвестные вина, так и вина редкие, производимые только в каком-то одном винодельческом хозяйстве Ламанчи.
Виктор Черецкий: А погреба ресторана «Адольфо» - это подлинный музей вина, куда хозяева водят экскурсии. Чего стоит только помещение. Погреба сохранились с 9 века. Когда-то тут хранилось вино жителей располагавшегося на этом месте еврейского квартала Толедо - «худерии». Погреба удалось восстановить 20 лет назад. Тогда под зданием ресторана «Адольфо» были обнаружены некие лазы, по которым можно было передвигаться разве что ползком. Оказалось, что это погреба, на 90 процентов засыпанные землей. Работы по их очистке велись несколько лет. Для вывоза песка и ила потребовалось 300 грузовиков. Заодно были раскопаны остатки канализационной системы римских времен и уникальная система для сбора и сохранения дождевой воды, придуманная арабами.
О хранении вин рассказывает Давид Госен:
Давид Госен: В бутылках вино проходит медленную эволюцию: улучшается его букет и вкусовые качества. Для этого в погребах «Адольфо» – идеальные условия. Температура летом 18-19 градусов и 14-16 - зимой. Здесь хранится до 50 тысяч бутылок. Некоторые вина не предлагаются клиентам, а выдерживаются в бутылках минимум 5 лет, а порой и дольше. В погреб, естественно, не проникают солнечные лучи. Все вина – и красные, и белые – хранятся на цементных стеллажах в горизонтальном положении. На деревянных полках вино хранить нельзя. Грибок, которым может страдать дерево, способен поразить и пробки бутылок – тогда вино погибнет. Шампанские вина хранятся вертикально, а на стол подаются в охлажденном виде – до 6-8 градусов.
Виктор Черецкий: Впрочем, в Ламанче, в уже упомянутом мной районе Вальдепеньяс, есть и настоящие музеи вина. Один из них расположен в бывшем винзаводе Леокадио Моралеса, постройки начала прошлого века. Экспозиция знакомит посетителей с процессом изготовления вина и с историей виноделия. В залах можно познакомиться с тем, как выращивается виноград сегодня, и как это делалось тысячи лет назад. Изготовлению и хранению вина посвящены особые залы. В каких бочках лучше держать молодое вино, каким должен быть погреб для индустриального производства, чем этот способ отличается от кустарного – на все эти вопросы можно найти ответ в музее Вальдепеньяс.
Здесь представлены различные емкости, в том числе, амфоры, в которых держали вино древние греки, кувшины, и изделия стеклодувов последних веков. В музее можно увидеть старинные орудия обработки виноградников, прессы для выжимания винограда и другие приспособления.
Отдельный раздел музея посвящен теме транспортировки, продажи и употребления вина. При музее есть библиотека и информационный центр, где можно получить сведения обо всех винах региона.
Еще один музей Вальдепеньяс «Каха-де-Ронда» также расположен в старинной винзаводе. Он знаменит своей коллекцией вин, которые уже не производятся. В музее регулярно проводятся лекции о культуре потребления алкоголя.
Кстати, как выбрать вино и как его нужно дегустировать? Оказывается, это тоже целая наука. Рассказывает Давид Госен.
Давид Госен: При дегустации вина должны быть задействованы практически все чувства человека, кроме слуха. Хотя звук открываемого доброго вина всегда приятен. В первую очередь надо осмотреть пробку, которая нам может многое рассказать. Пробка должна пахнуть вином, которое содержится в бутылке, но ни в коем случае не сыростью. Она должна сохранять свою упругость. Пробку можно разрезать пополам и посмотреть, не засохла ли она внутри. Все уважающие себя виноделы используют лишь пробку высокого качества.
Виктор Черецкий: Итак, бутылка откупорена, но, оказывается, пить вино еще рано. Знатоку вин предстоит выполнить несколько несложных операций.
Давид Госен: Надо определить на глаз, есть ли на дне бутылки осадок – какие-либо мелкие частицы. Если осадок обнаружился, то не надо думать, что вино испорчено. Однако это вино следует декантировать, то есть осторожно слить в другой сосуд, оставив осадок в бутылке. Частицы осадка ни в коем случае не должны попасть в бокал. Осадок объясняется разными причинами: он может быть как в молодом, так и выдержанном вине. Затем следует налить немного вина в большой бокал и определить его букет. Запах должен быть приятным: вино не должна пахнуть ни пробкой, ни чем-либо иным.
Виктор Черецкий: Отдельный вопрос - следует ли перед употреблением перелить вино, не имеющего осадка, из бутылки в другой сосуд, чтобы насытить его воздухом. К примеру, недавно мне довелось наблюдать сцену, когда один россиянин в испанском ресторане возмутился, потому что официант не перелил в кувшин принесенное французское «бордо» стоимостью 400 евро за бутылку. Итак, всякое ли вино следует насыщать воздухом?
Давид Госен: Насыщению воздухом подлежат далеко не все вина – только так называемые «тяжелые» с большим содержанием алкоголя. Большинство вин «Бордо» к ним не относятся. Ну а те, что относятся, следует перед употреблением перелить в специальный графин с широким горлом. И уже после этого можно попробовать вино на вкус. Важно, чтобы оно подействовало на все вкусовые рецепторы рта и, таким образом, можно было бы определить его сладость, кислотность, горечь и наличие придающих вину сухость танинов – вяжущих веществ. В хорошем вине все эти качества сбалансированы. Если вкус вина сохраняется во рту – это показатель высокого качества.
Виктор Черецкий: Впрочем, говорят, что сервантовский Санчо Панса со всеми этими премудростями знаком не был, однако, от употребления ламанческого вина получал не меньшее удовольствие, чем нынешние знатоки испанских вин.
