Фильм о Юрии Андропове. "Сталин и кинематограф" - правдивые истории артиста Евгения Весника.Автор и ведущий программы Мумин Шакиров.
Мумин Шакиров: Главный герой программы - бывший председатель КГБ СССР и Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов. Документальный фильм об одной из самых загадочных персон советской истории снимает известный кинорежиссер Андрей Кончаловский:
Из фильма: ...Андропову я сказал... Он сказал: "Конечно, ты немножко закон нарушаешь, но, однако, ничего, правильно..." Так он мне сказал.
Андропов, который должен был, казалось, его преследовать, вошел в фазу, когда он стал его охранять, защищать...
Мумин Шакиров: Это фрагменты еще сырой картины, любезно предоставленные Андреем Кончаловским для программы "Формула кино". Его документальное эссе - это попытка через ближайшее окружение генсека рассказать о политическом деятеле, который 15 лет возглавлял КГБ СССР и почти полтора года, после смерти Леонида Брежнева в ноябре 1982-го года руководил советским государством. В картине также есть и собственные размышления автора о том времени и главном герое
Андрей Кончаловский: Если посмотреть на природу вещей, природу перестройки и природу распада коммунистической партии - где начался распад, каким образом это произошло, то можно обнаружить, что КГБ и, в частности, Андропов сыграли роль в дезингтеграции старой системы. Это не значит, что они были непосредственными вдохновителями этой дезинтеграции, но то, что как только он пришел к власти, он сменил 30 процентов секретарей обкомов, 30 процентов было выброшено из партии, исключено по обвинению в коррупции...
Мумин Шакиров: Как это ни странно, союзником Юрия Андропова в борьбе с коррупцией был бывший первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Гейдар Алиев, один из героев картины Кончаловского:
Из фильма ( Гейдар Алиев): Все хотят, чтобы их дети получив юридическое образование, так же, как я, работали в прокуратуре, в полиции, в судах, и так далее. Но тогда я подумал, что у нас получится лет через 10-15 - у нас все эти органы будут в руках родственников, причем не одного поколения. Что делать? Запретить. Жалуюсь в Москву Андропову. Он сказал: "Конечно, ты немножко закон нарушаешь, однако, ничего правильно делаешь", - так он мне сказал.
Мумин Шакиров: Андрей Кончаловский был знаком с теми, кто входил в ближайшее окружение Юрия Андропова:
Андрей Кончаловский: Я знал людей, которых он привел в ЦК, знал их не потому, что должен был, а просто потому, что было с ними интересно. Мы познакомились одновременно, Тарковский, мы дружили с Андреем очень, работали вместе, Андрей и я познакомились с рядом людей - Шахназаров, Шишлин, Бовин... Есть люди, которые пришли в ЦК только потому, что их привел Андропов, и, зная их людей, зная как они думают, зная, какие они поют песни, какие читают стихи и о чем они говорят - это были люди абсолютно той же концепции, что Андрей Тарковский, или я. Они читали Мандельштама, Пастернака, плакали над стихами Павла Васильева, много выпито было водки, естественно, но потом эти люди садились в "Волги" и ехали в ЦК. Кстати говоря, именно благодаря этим людям в определенной степени, был запрещен, вопреки их желанию, "Андрей Рублев". Потому что они, любя очень "Андрея Рублева", Андрюшу Тарковского и меня, решили показать кино Брежневу. И я помню, Бовин работал у Брежнева, и Шишлин работал у Андропова, и они решили Брежневу принести картину. В итоге она была запрещена. Все было на волоске. Они принесли картину, сказали: "Леонид Ильич, посмотрите пожалуйста". Он пообедал, пришел в зал, сел, включили ему картину, он посмотрел минут 7 или 8, зевнул, сказал: "Скукотища какая-то, пойду я в бильярд играть", - и вышел. Случилось вот-то самое. Все, картина уже окончательно легла на полку. Они думали, что ему понравится - там нет ничего антисоветского. Там действительно ничего антисоветского нет, но картина-то была запрещена потому, что она искажает образ русского человека, и так далее. Они хотели помочь, но они оказали медвежью услугу, из добрых побуждений.
Мумин Шакиров: Режиссер Кончаловский пытается в своей картине расставить собственные акценты, противопоставляя Юрия Андропова ближайшему брежневскому окружению:
Андрей Кончаловский: В КГБ и в органах следствия существовал такой термин "отсечение". Вот, следствие идет, уголовное, какое-нибудь хищение. Потом следствие приходит к члену Политбюро, или члену ЦК, или местному какому-то секретарю обкома, называется "отсечение" - его не привлекать. Шло отсечение, то есть, фаланга, этот костяк был неприкасаемый, его нельзя было трогать, про него нельзя было писать ничего плохого. Этим занимался Суслов, он был как бы гуру этих людей, не позволял их трогать. На этом строился весь конфликт между Андроповым и Сусловым. Суслов терпеть не мог Андропова, потому что Андропов посягнул на святую святых, и собственно сейфы в КГБ к концу его правления были полны в основном компрометирующих материалов на партию. Даже был анекдот такой, когда Брежнев говорит Косыгину: "Слушай, ты при Андропове осторожно, а то говорят он - стукач".
Мумин Шакиров: Для большинства обывателей, Юрий Андропов, который всего полтора года возглавлял страну, так и остался малоизвестным политиком, не успевшим оставить глубокий след в короткий период своего правления. Принято считать, что самый информированный человек в стране предполагал провести ряд реформ, однако слабое здоровье не позволило ему претворить свои планы в жизнь. Уже осенью 1983-го года его перевезли в больницу, где он постоянно находился до своей смерти 9 февраля 1984-го года. А запомнилось немного. С приходом во власть Юрия Андропова, в стране развернулась кампания против лени, прогулов и опозданий. Милиционеры неожиданно в рабочее время появлялись в закусочных, кафе, пивных барах и даже в банях. Таким образом, правоохранительные органы пытались выявить недобросовестных трудящихся. С другой стороны, в магазинах появилась и новая водка, "андроповка", которая стоила на тридцать копеек дешевле, чем традиционные "Экстра", "Московская", "Русская", "Петровская" и другие.
Еще одна историческая деталь. Отдельные политологи приписывает Юрию Андропову прямое участие в трагических событиях в Венгрии в 1956-м году, где он возглавлял советское посольство. Антикоммунистический государственный переворот был жестоко подавлен Москвой. Режиссер Андрей Кончаловский пытается оспорить эту версию и иначе переосмыслить ту трагедию. К власти тогда в Будапеште пришел коммунист Янош Кадар.
Андрей Кончаловский: Никто, например, не задумывается над тем, что Кадар пришел к власти вопреки желанию Политбюро ЦК КПСС. Микоян и Суслов настаивали на Имре Наде. Андропов говорил, что Имре Надь приведет страну к катастрофе. Потом мы узнали, что Имре Надь, оказывается, работал в ЧК, однако, Андропов настаивал на Кадаре, который только что 6 лет отсидел в тюрьме у Ракоши. Кто настоял на назначении – Андропов не мог настоять на назначении Кадара, он был слишком мал - посол. В назначении Кадара главную роль сыграл Тито, как это ни странно. Тито просто назначил это условием примирения, улучшения отношений с СССР, настоял на назначении Кадара. Это я читал в американских источниках. На секунду представим себе: мы знаем, кто такой был и какую роль сыграл Тито в десталинизации коммунистической системы. Если у Тито и Андропова были точки соприкосновения еще тогда, когда Тито считался наймитом капитализма, провокатором, и так далее, то понятно, что у Андропова были какие-то скрытые задачи. Трудно не заметить, что смелость Кадара не была просто инициативой, поскольку смелость Дубчека кончилась совсем другим. Смелость Кадара была инициативой, которая была разрешена, и его в этом направлении толкали. То есть Андропов думал о том, что возможны экономические реформы при однопартийной системе, даже коммунистической.
Мумин Шакиров: Автор картины предлагает рассматривать фигуру Юрия Андропова не только, как чекиста проводившего репрессии в стране, но и как человека, действовавшего в рамках жесткой системы:
Андрей Кончаловский: Я пришел к выводу, что Андропов, находясь в Венгрии, очень сильно был шокирован тем, что происходило в Венгрии, когда перед его окнами сжигали коммунистов и реально сдирали кожу с коммунистов, он был абсолютно этим шокирован. Он приехал оттуда больным, все приехали больные, и жена его, и сын, вообще, у всех были проблемы с психикой. Он говорил потом, и об этом говорили люди, которые с ним работали, что ни в коем случае нельзя портить отношения с интеллигенцией, потому что она определяет общественное сознание, он очень старался всегда выбирать наиболее гуманные методы расправы, которые от него требовали. Потому что, когда зашел вопрос о Солженицыне и о Сахарове, то Суслов и Подгорный говорили: "Послать туда, куда журналисты не ездят, вот, в Верхоянск, вот там холодно".
Мумин Шакиров: Историю Александра Солженицына рассказывает в картине бывший генерал-майор КГБ Вячеслав Кеворков:
Из фильма (Вячеслав Кеворков): Солженицын был очень не мелкий вопрос, и дело было, как ни странно, не в самом Солженицыне. Он попал как раз в это интригующее противостояние между Андроповым и Подгорным, Косыгиным, и всеми остальными. И была такая ситуация. Я сидел в кабинете, вдруг, значит, звонок - вас вызывает Юрий Владимирович. Я спустился вниз, зашел в приемную Андропова – его нет . Я удивился, говорю: "А где?" "Он звонил из машины". Вошел Андропов, невероятно разгоряченный, я зашел за ним, он сбросил все, говорит: "Меня хотят поссорить с интеллигенцией". "В чем дело?" "Я только что, говорит, с Политбюро пришел, я выступил с предложением выдворить Солженицына, и тогда вступает Подгорный, и понес полную чушь, стал говорить: "Ерундой мы занимаемся. Как же так, в Чили сейчас расстреливают людей на улицах, в Китае публичные экзекуции проводятся, а мы с этим нянчимся. Надо принимать меры и, в общем, КГБ должно этим заняться"... Удивительно, что Косыгин выступил еще более резко. Все было направлено на то, чтобы вывалить все на КГБ, скомпрометировать Андропова, дать ему, как поп Балде, задание, с которым не справиться, и тогда можно было с ним уже расправиться.
Андрей Кончаловский: Что он от вас хотел, почему вызвал сразу после Политбюро тогда?
Вячеслав Кеворков: Хотел он очень простого, он говорил: "Нам нужно Солженицына практически спасти. Не дай Бог, какой-нибудь шизофреник, насмотревшись телевидения и начитавшись всех этих статей, хватит его по голове какой-нибудь штукой. Тогда, - опять же его слова, - КГБ не отмоется". Андропов в этой же беседе сказал: "Я дал команду, чтобы там выставили тройную охрану, чтобы смотрели, и сказал, если хоть один волос упадет с головы Солженицына, то будете нести вы ответственность".
Мумин Шакиров: Андрей Кончаловский не претендует на истину в последней инстанции. Он не дает готовых ответов, скорее ставит вопросы, исходя из своего жизненного опыта и авторской позиции. Юрий Андропов для него исторический персонаж ушедшей советской эпохи, где оценки плюс и минус будут расставлены гораздо позже.
Андрей Кончаловский: Андропов не менее трагическая фигура, если не более, чем, скажем, Борис Годунов в русской истории. Поэтому и называется вся эта серия "Бремя власти", потому что власть в России, в силу того, что Россия не была никогда демократической и пока не является, заключается в том, что можно отнять жизнь и не быть наказанным, грубо говоря, в России всегда так было, просто отнять жизнь. Поэтому бремя власти в России - это трагическое, я бы сказал, бремя. Потому что ты не можешь быть у власти и не делать то, что власть от тебя требует, а требует она, как правило, страшных жертв, а одновременно с этим, будучи этой властью, ты хочешь что-то совершить, чтобы остановить процесс. Поэтому одной рукой ты держишь хирургический скальпель, который неожиданно превращается в топор палача. Неожиданно. А может и ожиданно... Что с этим делать?
Мумин Шакиров: Великие иллюзии. Невероятные и правдивые истории из жизни кинематографистов. Популярный актер Евгений Весник продолжает серию своих занимательных рассказов из цикла "Сталин и кинематограф".
Евгений Вестник: Райзман Юрий Яковлевич, у которого я снимался в первом фильме "Урок жизни", это была моя первая картина, сдает ему фильм "Поезд идет на Восток". Где то на пятой-шестой части, на середине картины Сталин в темноте говорит Райзману: "Вы не скажете, какая это примерно станция". Он вообще не показывал нигде названия, идет на Восток и все, немножко занервничал, думает и говорит: "Это Красноярск, Иосиф Виссарионович". Он отвечает: "Я здесь сойду".
Или, я не помню, может, я совру что-то, но там ответ главное. "Мы слыхали, что Александров ругается с Орловой, даже ходят сплетни, что он ударил Любовь, Орлову... Замечательная женщина, замечательная. Да, нехорошо, нехорошо. Такая жена, красавица, артистка". "Но что делать Иосиф Виссарионович?" "Завидовать".
Понимаете, вот эти вещи дорогого стоят. Причем на фоне расстрелов, уничтожения людей, народов, как не ценить этого остроумия? С "Мосфильмом" самое дорогое для меня - это когда я снимался в "Отелло" у Юцкевича, значит Бондарчук - Отелло, Попов Андрей – Яго, а я играл Родриго, я был молоденьким. Итак, вот на съемочной площадке меня по сценарию и по пьесе Шекспира прокалывает шпагой Яго, и у Шекспира текст: "Проклятый пес, Яго... Умирает". Я, ничего не говоря Юцкевичу, уже я сообразил, я только Попову сказал, а он говорит – "мне то что, я тебя проткну, а дальше делай, что хочешь"... И я делаю так: он меня проткнул шпагой в грудь, я там лежу в картине и говорю: "Проклятый пес". - Не запятая, а точка. Потом тянусь, тянусь вперед и вижу, что это сделал Яго, и говорю: "Яго!" И Юткевич крикнул: "Бутылку шампанского, срочно". А он был такой дядечка прижимистый, и мне подарил Юткевич бутылку шампанского. Это было целое дело на "Мосфильме" - "да не может быть, чтобы Юткевич подарил"... Это умнейший человек, образованнейший. Это я считаю свой гордостью, между прочим, изменить знак препинания у Шекспира.
У меня есть история со Сталиным и искусством, связанная еще с отцом русской, советской эстрады народным артистом Николаем Павловичем Смирновым-Сокольским. Он в 1937-м году, когда я, например, остался в 14 лет без родителей, он позволял себе такое: в Колонном зале выходит и говорит, у него был нос такой, гитлеровская челочка, обаятельнейший, добрейший человек, умнейший, доктор филологии... Он выходил и говорил: "Я получил от брата из деревни письмо, он спрашивает у меня, как вы живете в Москве. С вашего позволения я ответил: "Как в автобусе. Половина сидит, половина трясется". И я, стоя за кулисами, с одной стороны видя выход и вход, а мой дружок был сыном какого-то деятеля, нам давали контрамарки, я видел, как выбегали из зала, чтобы не быть свидетелями. Потом все решили, ну, все, это последнее выступление Николая Павловича... В 1937-м году меня близкие люди не пускали домой - "Женя, ради Бога, не ходи, сейчас следят..." Мы с товарищем решили - все, больше не будет. Через две недели клуб Кухмистрова, теперешний театр Гоголя, потом он был театром транспорта, и так далее, вдруг ленты – Смирнов-Сокольский. Мы туда, мороз, он опять выходит, сукин сын, говорит - я получил письмо от брата из деревни. Он опять спрашивает, как мы живем. А в 1937-м году было очень трудно достать отрез, штаны себе купить, и так далее. И вдруг завезли бананы. Впервые завал бананов был в 1937-м году. И он пишет: "Я отвечаю: с вашего позволения, как в Африке, кушаем бананы и ходим в трусах". И тут мы решили - все, это конец. И так случилось, долго рассказывать, что я попал под его начало, как многие актеры, и Тенин, и Сухаревский, и Вероника Васильева, и Боря Сичкин попали в программу открывшегося впервые Театра эстрады под руководством Смирнова-Сокольского. Ко мне он как-то внимательно отнесся, зная мою биографию, а я уже был модным артистом, я его спрашиваю: "Николай Павлович, ну как же так, в 1937-м году так вести себя на эстраде, это же..." Он говорит: "Это очень просто объясняется. Я был модным артистом, без меня ни один прием не происходил в Кремле, потому что я мог выходить на сцену, читать фельетоны, я был общительным человеком, умею себя вести, я видел Сталина, встречался, и вот как-то была компания дипломатического корпуса, Сталин с ними беседует, я прохожу мимо, он меня подозвал, похлопал меня по плечу и всему дипломатическому корпусу громко сказал: "Это - мой шут". И с тех пор я делал все, что я хочу".
Мумин Шакиров: На волнах Радио Свобода прозвучали правдивые истории артиста Евгения Весника. В нашем эфире исполнялась музыка композитора Сергея Баневича.
Мумин Шакиров: Главный герой программы - бывший председатель КГБ СССР и Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов. Документальный фильм об одной из самых загадочных персон советской истории снимает известный кинорежиссер Андрей Кончаловский:
Из фильма: ...Андропову я сказал... Он сказал: "Конечно, ты немножко закон нарушаешь, но, однако, ничего, правильно..." Так он мне сказал.
Андропов, который должен был, казалось, его преследовать, вошел в фазу, когда он стал его охранять, защищать...
Мумин Шакиров: Это фрагменты еще сырой картины, любезно предоставленные Андреем Кончаловским для программы "Формула кино". Его документальное эссе - это попытка через ближайшее окружение генсека рассказать о политическом деятеле, который 15 лет возглавлял КГБ СССР и почти полтора года, после смерти Леонида Брежнева в ноябре 1982-го года руководил советским государством. В картине также есть и собственные размышления автора о том времени и главном герое
Андрей Кончаловский: Если посмотреть на природу вещей, природу перестройки и природу распада коммунистической партии - где начался распад, каким образом это произошло, то можно обнаружить, что КГБ и, в частности, Андропов сыграли роль в дезингтеграции старой системы. Это не значит, что они были непосредственными вдохновителями этой дезинтеграции, но то, что как только он пришел к власти, он сменил 30 процентов секретарей обкомов, 30 процентов было выброшено из партии, исключено по обвинению в коррупции...
Мумин Шакиров: Как это ни странно, союзником Юрия Андропова в борьбе с коррупцией был бывший первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Гейдар Алиев, один из героев картины Кончаловского:
Из фильма ( Гейдар Алиев): Все хотят, чтобы их дети получив юридическое образование, так же, как я, работали в прокуратуре, в полиции, в судах, и так далее. Но тогда я подумал, что у нас получится лет через 10-15 - у нас все эти органы будут в руках родственников, причем не одного поколения. Что делать? Запретить. Жалуюсь в Москву Андропову. Он сказал: "Конечно, ты немножко закон нарушаешь, однако, ничего правильно делаешь", - так он мне сказал.
Мумин Шакиров: Андрей Кончаловский был знаком с теми, кто входил в ближайшее окружение Юрия Андропова:
Андрей Кончаловский: Я знал людей, которых он привел в ЦК, знал их не потому, что должен был, а просто потому, что было с ними интересно. Мы познакомились одновременно, Тарковский, мы дружили с Андреем очень, работали вместе, Андрей и я познакомились с рядом людей - Шахназаров, Шишлин, Бовин... Есть люди, которые пришли в ЦК только потому, что их привел Андропов, и, зная их людей, зная как они думают, зная, какие они поют песни, какие читают стихи и о чем они говорят - это были люди абсолютно той же концепции, что Андрей Тарковский, или я. Они читали Мандельштама, Пастернака, плакали над стихами Павла Васильева, много выпито было водки, естественно, но потом эти люди садились в "Волги" и ехали в ЦК. Кстати говоря, именно благодаря этим людям в определенной степени, был запрещен, вопреки их желанию, "Андрей Рублев". Потому что они, любя очень "Андрея Рублева", Андрюшу Тарковского и меня, решили показать кино Брежневу. И я помню, Бовин работал у Брежнева, и Шишлин работал у Андропова, и они решили Брежневу принести картину. В итоге она была запрещена. Все было на волоске. Они принесли картину, сказали: "Леонид Ильич, посмотрите пожалуйста". Он пообедал, пришел в зал, сел, включили ему картину, он посмотрел минут 7 или 8, зевнул, сказал: "Скукотища какая-то, пойду я в бильярд играть", - и вышел. Случилось вот-то самое. Все, картина уже окончательно легла на полку. Они думали, что ему понравится - там нет ничего антисоветского. Там действительно ничего антисоветского нет, но картина-то была запрещена потому, что она искажает образ русского человека, и так далее. Они хотели помочь, но они оказали медвежью услугу, из добрых побуждений.
Мумин Шакиров: Режиссер Кончаловский пытается в своей картине расставить собственные акценты, противопоставляя Юрия Андропова ближайшему брежневскому окружению:
Андрей Кончаловский: В КГБ и в органах следствия существовал такой термин "отсечение". Вот, следствие идет, уголовное, какое-нибудь хищение. Потом следствие приходит к члену Политбюро, или члену ЦК, или местному какому-то секретарю обкома, называется "отсечение" - его не привлекать. Шло отсечение, то есть, фаланга, этот костяк был неприкасаемый, его нельзя было трогать, про него нельзя было писать ничего плохого. Этим занимался Суслов, он был как бы гуру этих людей, не позволял их трогать. На этом строился весь конфликт между Андроповым и Сусловым. Суслов терпеть не мог Андропова, потому что Андропов посягнул на святую святых, и собственно сейфы в КГБ к концу его правления были полны в основном компрометирующих материалов на партию. Даже был анекдот такой, когда Брежнев говорит Косыгину: "Слушай, ты при Андропове осторожно, а то говорят он - стукач".
Мумин Шакиров: Для большинства обывателей, Юрий Андропов, который всего полтора года возглавлял страну, так и остался малоизвестным политиком, не успевшим оставить глубокий след в короткий период своего правления. Принято считать, что самый информированный человек в стране предполагал провести ряд реформ, однако слабое здоровье не позволило ему претворить свои планы в жизнь. Уже осенью 1983-го года его перевезли в больницу, где он постоянно находился до своей смерти 9 февраля 1984-го года. А запомнилось немного. С приходом во власть Юрия Андропова, в стране развернулась кампания против лени, прогулов и опозданий. Милиционеры неожиданно в рабочее время появлялись в закусочных, кафе, пивных барах и даже в банях. Таким образом, правоохранительные органы пытались выявить недобросовестных трудящихся. С другой стороны, в магазинах появилась и новая водка, "андроповка", которая стоила на тридцать копеек дешевле, чем традиционные "Экстра", "Московская", "Русская", "Петровская" и другие.
Еще одна историческая деталь. Отдельные политологи приписывает Юрию Андропову прямое участие в трагических событиях в Венгрии в 1956-м году, где он возглавлял советское посольство. Антикоммунистический государственный переворот был жестоко подавлен Москвой. Режиссер Андрей Кончаловский пытается оспорить эту версию и иначе переосмыслить ту трагедию. К власти тогда в Будапеште пришел коммунист Янош Кадар.
Андрей Кончаловский: Никто, например, не задумывается над тем, что Кадар пришел к власти вопреки желанию Политбюро ЦК КПСС. Микоян и Суслов настаивали на Имре Наде. Андропов говорил, что Имре Надь приведет страну к катастрофе. Потом мы узнали, что Имре Надь, оказывается, работал в ЧК, однако, Андропов настаивал на Кадаре, который только что 6 лет отсидел в тюрьме у Ракоши. Кто настоял на назначении – Андропов не мог настоять на назначении Кадара, он был слишком мал - посол. В назначении Кадара главную роль сыграл Тито, как это ни странно. Тито просто назначил это условием примирения, улучшения отношений с СССР, настоял на назначении Кадара. Это я читал в американских источниках. На секунду представим себе: мы знаем, кто такой был и какую роль сыграл Тито в десталинизации коммунистической системы. Если у Тито и Андропова были точки соприкосновения еще тогда, когда Тито считался наймитом капитализма, провокатором, и так далее, то понятно, что у Андропова были какие-то скрытые задачи. Трудно не заметить, что смелость Кадара не была просто инициативой, поскольку смелость Дубчека кончилась совсем другим. Смелость Кадара была инициативой, которая была разрешена, и его в этом направлении толкали. То есть Андропов думал о том, что возможны экономические реформы при однопартийной системе, даже коммунистической.
Мумин Шакиров: Автор картины предлагает рассматривать фигуру Юрия Андропова не только, как чекиста проводившего репрессии в стране, но и как человека, действовавшего в рамках жесткой системы:
Андрей Кончаловский: Я пришел к выводу, что Андропов, находясь в Венгрии, очень сильно был шокирован тем, что происходило в Венгрии, когда перед его окнами сжигали коммунистов и реально сдирали кожу с коммунистов, он был абсолютно этим шокирован. Он приехал оттуда больным, все приехали больные, и жена его, и сын, вообще, у всех были проблемы с психикой. Он говорил потом, и об этом говорили люди, которые с ним работали, что ни в коем случае нельзя портить отношения с интеллигенцией, потому что она определяет общественное сознание, он очень старался всегда выбирать наиболее гуманные методы расправы, которые от него требовали. Потому что, когда зашел вопрос о Солженицыне и о Сахарове, то Суслов и Подгорный говорили: "Послать туда, куда журналисты не ездят, вот, в Верхоянск, вот там холодно".
Мумин Шакиров: Историю Александра Солженицына рассказывает в картине бывший генерал-майор КГБ Вячеслав Кеворков:
Из фильма (Вячеслав Кеворков): Солженицын был очень не мелкий вопрос, и дело было, как ни странно, не в самом Солженицыне. Он попал как раз в это интригующее противостояние между Андроповым и Подгорным, Косыгиным, и всеми остальными. И была такая ситуация. Я сидел в кабинете, вдруг, значит, звонок - вас вызывает Юрий Владимирович. Я спустился вниз, зашел в приемную Андропова – его нет . Я удивился, говорю: "А где?" "Он звонил из машины". Вошел Андропов, невероятно разгоряченный, я зашел за ним, он сбросил все, говорит: "Меня хотят поссорить с интеллигенцией". "В чем дело?" "Я только что, говорит, с Политбюро пришел, я выступил с предложением выдворить Солженицына, и тогда вступает Подгорный, и понес полную чушь, стал говорить: "Ерундой мы занимаемся. Как же так, в Чили сейчас расстреливают людей на улицах, в Китае публичные экзекуции проводятся, а мы с этим нянчимся. Надо принимать меры и, в общем, КГБ должно этим заняться"... Удивительно, что Косыгин выступил еще более резко. Все было направлено на то, чтобы вывалить все на КГБ, скомпрометировать Андропова, дать ему, как поп Балде, задание, с которым не справиться, и тогда можно было с ним уже расправиться.
Андрей Кончаловский: Что он от вас хотел, почему вызвал сразу после Политбюро тогда?
Вячеслав Кеворков: Хотел он очень простого, он говорил: "Нам нужно Солженицына практически спасти. Не дай Бог, какой-нибудь шизофреник, насмотревшись телевидения и начитавшись всех этих статей, хватит его по голове какой-нибудь штукой. Тогда, - опять же его слова, - КГБ не отмоется". Андропов в этой же беседе сказал: "Я дал команду, чтобы там выставили тройную охрану, чтобы смотрели, и сказал, если хоть один волос упадет с головы Солженицына, то будете нести вы ответственность".
Мумин Шакиров: Андрей Кончаловский не претендует на истину в последней инстанции. Он не дает готовых ответов, скорее ставит вопросы, исходя из своего жизненного опыта и авторской позиции. Юрий Андропов для него исторический персонаж ушедшей советской эпохи, где оценки плюс и минус будут расставлены гораздо позже.
Андрей Кончаловский: Андропов не менее трагическая фигура, если не более, чем, скажем, Борис Годунов в русской истории. Поэтому и называется вся эта серия "Бремя власти", потому что власть в России, в силу того, что Россия не была никогда демократической и пока не является, заключается в том, что можно отнять жизнь и не быть наказанным, грубо говоря, в России всегда так было, просто отнять жизнь. Поэтому бремя власти в России - это трагическое, я бы сказал, бремя. Потому что ты не можешь быть у власти и не делать то, что власть от тебя требует, а требует она, как правило, страшных жертв, а одновременно с этим, будучи этой властью, ты хочешь что-то совершить, чтобы остановить процесс. Поэтому одной рукой ты держишь хирургический скальпель, который неожиданно превращается в топор палача. Неожиданно. А может и ожиданно... Что с этим делать?
Мумин Шакиров: Великие иллюзии. Невероятные и правдивые истории из жизни кинематографистов. Популярный актер Евгений Весник продолжает серию своих занимательных рассказов из цикла "Сталин и кинематограф".
Евгений Вестник: Райзман Юрий Яковлевич, у которого я снимался в первом фильме "Урок жизни", это была моя первая картина, сдает ему фильм "Поезд идет на Восток". Где то на пятой-шестой части, на середине картины Сталин в темноте говорит Райзману: "Вы не скажете, какая это примерно станция". Он вообще не показывал нигде названия, идет на Восток и все, немножко занервничал, думает и говорит: "Это Красноярск, Иосиф Виссарионович". Он отвечает: "Я здесь сойду".
Или, я не помню, может, я совру что-то, но там ответ главное. "Мы слыхали, что Александров ругается с Орловой, даже ходят сплетни, что он ударил Любовь, Орлову... Замечательная женщина, замечательная. Да, нехорошо, нехорошо. Такая жена, красавица, артистка". "Но что делать Иосиф Виссарионович?" "Завидовать".
Понимаете, вот эти вещи дорогого стоят. Причем на фоне расстрелов, уничтожения людей, народов, как не ценить этого остроумия? С "Мосфильмом" самое дорогое для меня - это когда я снимался в "Отелло" у Юцкевича, значит Бондарчук - Отелло, Попов Андрей – Яго, а я играл Родриго, я был молоденьким. Итак, вот на съемочной площадке меня по сценарию и по пьесе Шекспира прокалывает шпагой Яго, и у Шекспира текст: "Проклятый пес, Яго... Умирает". Я, ничего не говоря Юцкевичу, уже я сообразил, я только Попову сказал, а он говорит – "мне то что, я тебя проткну, а дальше делай, что хочешь"... И я делаю так: он меня проткнул шпагой в грудь, я там лежу в картине и говорю: "Проклятый пес". - Не запятая, а точка. Потом тянусь, тянусь вперед и вижу, что это сделал Яго, и говорю: "Яго!" И Юткевич крикнул: "Бутылку шампанского, срочно". А он был такой дядечка прижимистый, и мне подарил Юткевич бутылку шампанского. Это было целое дело на "Мосфильме" - "да не может быть, чтобы Юткевич подарил"... Это умнейший человек, образованнейший. Это я считаю свой гордостью, между прочим, изменить знак препинания у Шекспира.
У меня есть история со Сталиным и искусством, связанная еще с отцом русской, советской эстрады народным артистом Николаем Павловичем Смирновым-Сокольским. Он в 1937-м году, когда я, например, остался в 14 лет без родителей, он позволял себе такое: в Колонном зале выходит и говорит, у него был нос такой, гитлеровская челочка, обаятельнейший, добрейший человек, умнейший, доктор филологии... Он выходил и говорил: "Я получил от брата из деревни письмо, он спрашивает у меня, как вы живете в Москве. С вашего позволения я ответил: "Как в автобусе. Половина сидит, половина трясется". И я, стоя за кулисами, с одной стороны видя выход и вход, а мой дружок был сыном какого-то деятеля, нам давали контрамарки, я видел, как выбегали из зала, чтобы не быть свидетелями. Потом все решили, ну, все, это последнее выступление Николая Павловича... В 1937-м году меня близкие люди не пускали домой - "Женя, ради Бога, не ходи, сейчас следят..." Мы с товарищем решили - все, больше не будет. Через две недели клуб Кухмистрова, теперешний театр Гоголя, потом он был театром транспорта, и так далее, вдруг ленты – Смирнов-Сокольский. Мы туда, мороз, он опять выходит, сукин сын, говорит - я получил письмо от брата из деревни. Он опять спрашивает, как мы живем. А в 1937-м году было очень трудно достать отрез, штаны себе купить, и так далее. И вдруг завезли бананы. Впервые завал бананов был в 1937-м году. И он пишет: "Я отвечаю: с вашего позволения, как в Африке, кушаем бананы и ходим в трусах". И тут мы решили - все, это конец. И так случилось, долго рассказывать, что я попал под его начало, как многие актеры, и Тенин, и Сухаревский, и Вероника Васильева, и Боря Сичкин попали в программу открывшегося впервые Театра эстрады под руководством Смирнова-Сокольского. Ко мне он как-то внимательно отнесся, зная мою биографию, а я уже был модным артистом, я его спрашиваю: "Николай Павлович, ну как же так, в 1937-м году так вести себя на эстраде, это же..." Он говорит: "Это очень просто объясняется. Я был модным артистом, без меня ни один прием не происходил в Кремле, потому что я мог выходить на сцену, читать фельетоны, я был общительным человеком, умею себя вести, я видел Сталина, встречался, и вот как-то была компания дипломатического корпуса, Сталин с ними беседует, я прохожу мимо, он меня подозвал, похлопал меня по плечу и всему дипломатическому корпусу громко сказал: "Это - мой шут". И с тех пор я делал все, что я хочу".
Мумин Шакиров: На волнах Радио Свобода прозвучали правдивые истории артиста Евгения Весника. В нашем эфире исполнялась музыка композитора Сергея Баневича.
