Передача первая >>>
ВВЕДЕНИЕ
50 лет назад в Советский Союз прилетели известный американский писатель Джон Стейнбек и фотограф Роберт Капа.
Мы объяснили свой замысел: никакой политики, просто хотим поговорить и понять русских, посмотреть, как они живут, постараться рассказать нашим людям об этом,
Так родился "Русский дневник"Стейнбека.
50 лет назад его путешествие тайно описывали и другие. Этот другой русский дневник Стейнбека никогда не был опубликован и предназначался для узкого круга читателей. (Это была политика.)
Стейнбек демагогически пытался отделить советский народ от советского правительства.
50 лет спустя я направился про следам этого путешествия, вглядываясь в изменения и разыскивая следы прошлого.
ТЕМА
Честно сказать, эта тема для меня отнюдь не случайна. Но утверждать, что избрана она только потому, что будущий Нобелевский лауреат полвека назад посетил "столицу мира, сердце всей России" и мне-де, или кому другому, надо поэтому непременно повторить его маршрут, (а как только я сообщил об этом историческом факте своим коллегам, они стали так и утверждать, заявляя, правда, при этом, что конечно проделают путешествие и опишут его лучше меня), говорить такое было бы нечестно. То есть это правда, но не вся.
ПРАВДА
А правда состоит в том, что я давно уже придумывал повод для командировки в Россию. Мои пражские коллеги туда часто ездят по самым разным поводам. Одни устанавливают контакты с ретранслирующими нас радиостанциями, другие ищут (и находят!) там следы итальянских музыкантов прошлого, третьи едут освещать перманентные российские выборы и оказываются потом (и здорово это описывают!), кто на сахалинском кладбище, а кто в родной деревне.
Им все можно. Поскольку они, как сейчас говорят в России, - по жизни - известные журналисты и писатели.
ВЕРХИ НЕ ХОТЯТ
Я - не писатель. "По жизни" я - редактор. А потому, как считает мой Директор, должен постоянно сидеть в лавке, то бишь в здании РС с видом на Градчаны и лошадь - конный памятник святому Вацлаву, и как означенный бронзовый всадник никуда с места не трогаться. Главная моя задача, говорит все тот же Директор, не пропускать в эфир чужих ошибок и глупости. (А на свои я, вроде как, права и не имею.) Ну, и иногда (крайне редко, ввиду всецелой поглощенности этим непомерным трудом) делать хорошие передачи. (Слово хорошие он произносит с такой интонацией, что я понимаю: все что я сделал на радио за почти полтора десятка лет работы до этого уровня не дотягивает). А кроме того, говорит он, командировки у тебя не очень получаются. И припоминает случай трехлетней уже давности, когда я вылетел в Москву, с целью дальнейшего погружения в жизнь российской глубинки, а он каждодневно звонил мне в город-герой и порт пяти морей, требуя немедля отправляться далее - в какой-нибудь Сыктывкар. И я наконец отправился. В город-герой и порт. В Одессу. Праздновать шестидесятилетие Жванецкого. И, между прочим, сделал об этом пару, по-моему, неплохих передач. Но он мне этого "Сыктывкара" простить до сих пор не может.
ПОВОД
Осознав, что судьба и начальство столь ко мне суровы, я стал думать, как бы их обхитрить. Нужно было придумать такой повод, чтобы он оказался достаточным, а моя командировка признана необходимой.
СТЕЙНБЕК
Тут я и вспомнил про Стейнбека. Про его командировку в Россию в 1947 году. Тогда он приехал в Москву вместе с веселым молодым человеком, замечательным фотографом Робертом Капой, приехал, чтобы сделать для "Геральд Трибюн" очерк о том, как живут в России. Они решили так:
Это будет простой честный репортаж: без комментариев, без выводов о том, что мы недостаточно хорошо знаем, и без раздражения на бюрократические препоны. Мы знали, что будет много такого, чего нам не понять, что нам не понравится, и что будет много неудобств. Так происходит всегда в любой чужой стране. Но мы решили, что если и будем что-нибудь критиковать, то лишь после того, как сами это увидим, а не до того.
1947
В 1947-м Стейнбеку было 45. В Америке его имя уже более десятилетия числилось в списках авторов бестселлеров, а роман "Гроздья гнева" принес ему всемирную славу. Его знали даже в СССР, где он впервые побывал в канун приснопамятного 1937-го. Величия надвигающейся советской исторической драмы этого года тогда он, кажется, не ощутил. Россия тогда была для него лишь одним из этапов путешествия по Европе: Великобритания, Ирландия, Швеция и... СССР.
Вот что рассказывает о первой поездке Стейнбека в СССР профессор Мидлберри-Колледжа Патрик Полинни, с которым по моей просьбе беседовала в США Марина Ефимова:
Это было время великой депрессии в Америке. И Стейнбек был сосредоточен на материальной стороне жизни в России, на вещах первой необходимости. Я не уверен, что Стейнбек в это время знал о сталинских показательных судах. Хотя, вообще говоря, о чем-то он должен был догадываться. (Стейнбек был интеллектуалом, у него был огромный круг общения...) Однако, очевидно, что ничего конкретно он не знал. Только, может быть, подсознательно чувствовал. И общая атмосфера безусловна окрасила его впечатления от страны. Жизнь в России показалась ему страшно примитивной. И его впечатления были негативными
Во время войны он наверное не раз вспоминал об этом своем кратком визите в Советский Союз. А через 2 года после ее завершения, весной 47-го, жизнь развернулась так, что Россия из объекта воспоминаний стала темой каждодневных раздумий писателя.
ВЫЗОВ ВРЕМЕНИ
Дело в том, что началась холодная война. И Россия, о которой еще вчера писали в Штатах, как о верном и наиболее пострадавшем в войне союзнике, разом превратилась на страницах американских газет (и если бы только там!) в главного противника. Ощущая себя, по его собственным словам, "честным свободомыслящим человеком", Стейнбек не мог не подметить этой трансформации. Тема России стала для него в этот момент творческим вызовом. Как писать о ней? Не ЧТО, а КАК писать о России - именно это прежде всего обдумывал писатель весной 47-го. Позже он вспоминал:
Мы были подавлены не столько последними международными событиями, сколько тем, как они подаются . [...] Некто сидящий за письменным столом где-нибудь в Вашингтоне или Нью-Йорке читает телеграммы, подгоняет их под свои взгляды и ставит под ними свою подпись. То, что мы привычно принимаем за новости, - это всего лишь мнение одного из полудюжины редакторов, истолковавших их на свой лад.
Роберт Капа, с которым Стейнбек за несколькими дозами коктейля "Суисесс" в баре отеля "Бедфорд" на 40-й улице Восточной стороны Нью-Йорка обсудил однажды эту проблему, оказался абсолютно согласен с писателем. Стейнбек резюмировал:
Ежедневно в газетах появляются тысячи слов о России. О чем думает Сталин, что планирует русский генштаб, где дислоцированы русские войска, как идут эксперименты с атомной бомбой и управляемыми ракетами, и все это пишут люди, которые в России не были, а их источники информации далеко не безупречны.
ВЫБОР ТЕМЫ
От того, как не надо писать, перешли к проблеме, О ЧЕМ надо писать:
...нам вдруг пришло в голову, что в России есть много такого, о чем вообще не пишут, и именно это интересовало нас больше всего. Что там люди носят? Что у них на ужин? Бывают ли там вечеринки? Что они едят?Как русские любят, как умирают? О чем они говорят? Танцуют поют, играют ли они? Ходят ли их дети в школу?
Нам показалось, что было бы неплохо выяснить это и написать обо всем этом.
Русская политика не менее важна, чем наша, но ведь есть и другая не менее обширная область их жизни, как есть она и у нас. Ведь существует же у русского народа частная жизнь, но о ней нигде не прочтешь - об этом никто не пишет и не фиксирует ее на фотопленке.
НАДО ЕХАТЬ
Короче говоря, и Стейнбек, и Капа оба решили - надо ехать! И через несколько месяцев "Геральд трибюн", как я уже говорил, отправила их в Россию.
НИЗЫ МОГУТ!
Своевременно вспомнив эту историю, описанную Стейнбеком в его "РУССКОМ ДНЕВНИКЕ", я решил, что полувековой юбилей стейнбековского визита и есть тот необходимый и достаточный повод просить о командировке по его маршруту 47 года и предложил сделать серию радиопередач на эту тему.
С тех пор прошло 2 года, и я, наконец, поехал...
ПРОБЛЕМЫ
Но обосновать перед начальством придуманную тобой тему (об этом не буду сейчас) и выбить командировку по следу Стейнбекову, это - только полдела (хотя для меня - победа великая) . Другая, как выражается один мой знакомый депутат российской Госдумы, большая половина дела - написать об этом. Сразу возникло несколько проблем, которые я до отъезда в Россию благоразумно скрывал.
ПОИСК ПУТИ
Задача рассказать про "частную жизнь русского народа" (именно так формулировал Стейнбек свои цели) мне не подходит. Во-первых, непомерна, во-вторых, бессмысленна. Стейнбек рассказывал об этом американцам, многие из которых действительно не знали тогда, "бывают ли [у русских] вечеринки, и что они едят"; сегодня интересующиеся Россией американцы знают о ней куда больше. Но мои слушатели - в России. Мне рассказывать им про их "частную жизнь" было бы глупо.
А вот они мне рассказать про нее могут.
ИНОЗЕМНАЯ ЭТНОГРАФИЯ
И тут я, в сравнении со Стейнбеком, пожалуй, в более выгодном положении. При всем его уме, таланте, замечательной писательской наблюдательности не знавший языка, истории и традиций страны, в которую он приехал, Стейнбек многого не увидел в ней, а многое из того, что увидел, не мог понять. (Он сам знал это, и потому от описания многих сторон советской действительности сознательно отказался; избрал бытовую повседневность и честный принцип - пишу, что вижу.) Но вследствие всего этого "РУССКИЙ ДНЕВНИК" при множестве несомненных для меня достоинств этого бесхитростного сочинения великого американца - вещь все же невеликая - из жанра этнографической журналистики (или писательской этнографии - уж , не знаю, как лучше определить).
СВОЙ?
Направляясь через полвека в Россию в схожем со стейнбековским статусе иностранца, я все же не ощущал себя заезжим чужаком. И меня так в большинстве случаев не воспринимали. Мы были свои, говорили на одном языке, вспоминали о нашем общем прошлом, спорили о настоящем и не соглашались в прогнозах на будущее. Но моим собеседникам, кроме разве некоторых официальных лиц, нечего было от меня скрывать. Иногда они по долгу службы излагали мне официальную позицию, не всегда совпадающую с их личными взглядами и оценками, но и в этом случае часто не скрывали этого расхождения.
(Доказывая мне свою правдивость, один из казенных людей Украины, живописавший до этого прелести сегодняшних порядков в сравнении с 1947 годом и безотносительно к нему, сказал: "Так уж жизнь устроена: его [Стейнбека], наверное, надо было тогда обманывать, а вас зачем? Вы же и сами все знаете, вы - из нас, вас не обманешь...")
ИЗМЕНЕНИЯ ОТНОШЕНИЙ
Дело тут не только в том, что Стейнбек был чужаком, а я, - вроде как, свой. За прошедшие полвека, точнее за последние 10 -15 в тех местах, где он (а теперь и я) побывали, отношение к иностранцам (а я, повторяю, родившись и прожив в этой стране две трети своей жизни, приехал в нее по следу Стейнбека иностранцем), это отношение сильно изменилось.
DEMO
По словам Стейнбека, в 47-м американцы (да и, добавлю от себя, вообще иностранцы; исключение тут - прогрессивные граждане складывавшегося тогда социалистического лагеря) изображались советской пропагандой "с хвостами и рогами". Было еще одно исключение - прогрессивные буржуазные деятели. В эту категорию (по части культуры) после "Гроздьев гнева" попал и Стейнбек. (В 47-м он был уже другим, чем тогда, когда писал "Гроздья гнева", - об этом я еще расскажу,-но его былую "прогрессивность" попытались гальванизировать.) При визитах прогрессивных в Советский Союз заведено было демонстрировать им преимущества социализма и советского образа жизни. Вот Стейнбеку и была прокручена эта demo version, которую он, несмотря на свою проницательность порой принимал за настоящую повседневность.
ПОТЕМКИНСКАЯ ДЕРЕВНЯ
Когда в 1990-м (через 42 года после американского издания) в СССР вышел наконец перевод "РУССКОГО ДНЕВНИКА" автор предисловия к этому изданию Леонид Жуховицкий написал:
Если считать РУССКИЙ ДНЕВНИК рассказом о стране, в нем много неточного, но ведь это скорее рассказ о том, как выглядела "потемкинская деревня", выстроенная для либеральных зарубежных визитеров и в течение десятилетий функционировавшая достаточно успешно.
Когда я через 50 лет после Стейнбека направился по его "русскому" маршруту, потемкинское сооружение уже рухнуло. Но хранители его традиций из числа официальных лиц остались. (Вы услышите их.)
Однако даже их почему-то ужасно раздражали "неточности", о которых написал Жуховицкий.- Все наперебой старались если уж не "исправить", то дополнить Стейнбека, его рассказ о советском 47-м годе. Мне это показалось занимательным, и я решил включить эти сюжеты в свою серию радиопередач.
"СВОБОДА"
Все знают: теперь отношение к иностранцам в бывшем Советском Союзе изменилось. Ко мне (как это ни глупо звучит) - особенно. Но это не оттого, что я какой-то особый, а просто потому что работаю на Радио Свобода, и иногда меня даже можно слышать.
КОПИИ: ПАПЕ РИМСКОМУ...
Эти изменения я подметил давно. Еще до ГКЧП. Но уже после того как Иван Кузьмич Полозков стал главным российским партвождем. (Видите как давно: сейчас уже не всякий в России может припомнить, когда это было, а некоторые не помнят даже, кто такой Полозков...)
В прошлом году я сдал в архив Бременского университета кучу писем слушателей, писем, полученных мною еще в Мюнхене. Среди них несколько - с однотипным набором адресатов: Ельцину и...мне. Копии: Папе Римскому, Президенту Соединенных Штатов и еще, кажется, Генеральному секретарю ООН. Содержания, к стыду своему, сейчас не помню; это были обычные для радио жалобы - неправильно высчитали трудовой стаж, занизили пенсию; не считаются с особым положением инвалида, не ставят телефон; а соседке (она в торге работает) поставили... Ну, что-то в этом роде.
СОБЕС
- Это конец! - сказал один мой приятель, которому я рассказал тогда про эти письма. - Не тебе, - ты еще помучаешься (тут он как в воду глядел). Партии конец. Раньше такие письма писали только в Кремль и ЦК, а копии - в "Правду", и собес. А теперь - ты им вместо ЦК, а Запад вместо собеса будет.
Насчет партии и собеса он, по-моему, преувеличил. Однако действительно, примерно с тех пор на иностранца, приезжающего в Россию по делу смотрят уже не как на идеологического диверсанта, а примерно как раньше на чиновника собеса: он, возможно, и гад, но из него может проистечь и польза, и помощь; а потому будем взаимно вежливы
ЦК
А слова про ЦК я вспомнил, когда по стейнбековскому маршруту приехал в Волгоград. Кто-то из пришедших на встречу со мной ветеранов войны, труда и партии стал вдруг обличать городское и областное руководство (а оно с конца 80-х персонально изменилось мало) в предательстве коммунистической идеи и требовать, чтобы я их заклеймил и приструнил. (Но об этом - в следующих передачах.)
ПОДХОД
А тогда я решил: пусть те, с кем я встречаюсь, говорят сами, сами отвечают на те вопросы, которые когда-то задавал в Советским Союзе Стейнбек.
А слушатели - сами сравнивают то, что было тогда , и сейчас. И сами оценивают произошедшие за полвека изменения.
СТАРАЯ ПРОФЕССИЯ
А еще,- подумал я,- пусть я не писатель. Но зато некогда много и профессионально работал в архивах. А именно там и должен сохраниться другой русский дневник Стейнбека. Не тот, что он опубликовал в 48-м. А тот, что вовсе для публикации не предназначался. Тот (вернее - те), которые вели во время стейнбековской поездки внимательные и бдительные специально отобранные и подготовленные к этой литературоведческой миссии советские люди. Я решил, что этот рассказ о Стейнбеке (и о рассказчиках тоже) может быть интересен и сегодня. И шансов найти этот, другой дневник Стейнбека у меня - бывшего архивиста - больше, чем у иных писателей и даже литературоведов.
ВИЗА
Итак, решив ехать в СССР, Стейнбек и Капа запросили въездные визы и, как им казалось, скоро и без хлопот получили их.
В должное время наш запрос о визах ушел в Москву, и довольно скоро моя виза была уже готова .
Но не все было так просто. Как только в Советском Союзе стало известно о намерении Стейнбека, в соответствующих компетентных органах началась кропотливая подготовительная работа. Чтобы понять, чем чревата планируемая американским писателем поездка в СССР и какие выгоды из нее можно извлечь, нужно было выяснить политическое лицо Стейнбека. По линии МИДа были даны соответствующие поручения зарубежным сотрудникам.
КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
28 июня 47 года вице-консул СССР в Лос-Анджелесе Туманцев отправил в отдел США советского МИДа и в ВОКС отпечатанную в трех экземплярах (третий остался в заведенном им на Стейнбека деле) секретную депешу, содержащую, в частности, краткую характеристику на знаменитого писателя.
Недавно в мемуарах бывшего советского посла во Франции я прочел, как за рубежом изготовлялись подобные характеристики: дипломаты, которым поручалось их составление, наспех переписывали данные из биографических справочников и энциклопедических словарей, что удавалось, накапывали в быстро листаемых газетах, а затем весь этот довольно скудный и безликий улов переносили в шифртелеграммы и как секретную информацию передавали в Москву.
Созданная Туманцевым характеристика отчасти (лишь отчасти!) была изготовлена по этому рецепту.
СТАЙНБЕК, Джон родился в г. Салинас, штата Калифорния, США 27 февраля 1902 года. Среднюю школу окончил в гор. Салинасе. В 1919 году поступил в Станфордский университет (Калифорния). Первым крупным произведением была "Чашка золота", изданная в 1929 году. Широкую известность получил после издания романа "Гроздья гнева", в 1939 году.
МНЕНИЕ ПРОГРЕССИВНЫХ
Но неслучайно на Стейнбека, подававшего заявление о визе и получавшего ее в Нью-Йорке, секретная характеристика создавалась в Лос-Анджелесе. Там у советских товарищей имелись доверительные друзья из числа "прогрессивных писателей Голливуда", которые могли рассказать о Стейнбеке такое, чего не прочтешь в биографическом словаре. И советский вице-консул использовал в своей характеристике и эту информацию.
Прогрессивные писатели Голливуда относят его к той группе писателей, которые написав в 30-х годах ряд хороших, полных социального значения книг, отказались от изображения в своих книгах серьезных социально-экономических проблем США. Роман "Гроздья гнева", создавший Стайнбеку репутацию прогрессивного писателя, является продуктом кризиса и развившегося в связи с ним движения среди многих писателей США за освоение марксизма. Стайнбек был среди тех, кто считал марксизм модой и старались следовать этой моде. После романа "Луна зашла" - 1942 год (о борьбе народа одной оккупированной страны против фашистских захватчиков), Стайнбек написал романы "Кэнери Роу" и "Уэйуард Бас", в которых отсутствует какая либо социальная идея.
По тогдашним советским понятиям приговор Туманцева и "прогрессивных писателей Голливуда" был строг, но справедлив:
Стайнбек никогда не принимал активного участия в работе прогрессивных организаций, а сейчас старается вообще держаться от них в стороне. Он из числа тех, кто несколько лет тому назад считались либералами, а сейчас "не понимают" внешней политики СССР, "разочаровались" в СССР и готовы обвинить СССР в нежелании сотрудничать с Объединенными Нациями, в частности, в нежелании согласиться с планом Барука, который они считают идеальным.
ВОКС
Здесь надобно, наверное, разъяснить, почему советский дипломатический представитель в Лос-Анджелесе адресовал свою секретную депешу не только в родной МИД, но и в ВОКС - Всесоюзное общество культурных связей с зарубежными странами.
В советских энциклопедиях можно прочесть, что задачей этой возникшей в 1925 году общественной организации было прежде всего "ознакомление общественности СССР с достижениями культуры зарубежных стран". Но даже краткое мое знакомство с документами ВОКСа убеждает меня в том, что главная его задача состояла в другом: в пропаганде и популяризации Советского Союза за рубежом, в налаживании там всевозможного рода связей с людьми, которые так или иначе СССР могли быть полезны. Таких потенциально полезных (а среди них немало славных писательских имен - и Ромен Роллан, и Лион Фейхтвангер, и Мартин Андерсен-Нексе) ВОКС и приглашал в Советский Союз.
"АМЕРИКАНСКИЕ ПЛАНЫ"
Как и всякое советское учреждение, ВОКС работал по плану. В плане Американского отдела этой организации на 1947 год значились две главные задачи:
1. Вести активную наступательную пропаганду против идеологии американских реакционных кругов, разоблачать поджигателей войны, разоблачать антисоветских клеветников.
2. Всемерно содействовать укреплению и росту прогрессивных демократических сил в США.
Эта формулировка главных задач Американского Отдела основывалась на советском понимании политической обстановки в Соединенных Штатах 1947 года. В объяснительной записке к плану начальник отдела - многократно иронически помянутый в Русском дневнике Стейнбека Иван Хмарский писал:
Особенностью этой обстановки является усиление в США реакции и антисоветской пропаганды, выразившихся в распространении империалистических, расистских и милитаристских идей, в клевете на советский народ и его культуру, в ограничении демократических прав народа, в преследовании прогрессивных деятелей и многих других признаках. Вместе с тем возрастает активность широких масс американского народа и передовых кругов интеллигенции, равно как и усиливается интерес к Советскому Союзу.
Стейнбек, как явствовало из присланной из Лос-Анджелеса секретной характеристики, к передовой интеллигенции не относился. Однако интерес к Советскому Союзу проявил. Писателем он был хоть и не прогрессивным, зато известным. Конечно, был риск: мог написать всякое... Но если с ним соответствующим образом поработать, то есть показать "преимущества социалистической системы над капиталистической системой в США и, в частности, - преимущество советской демократии как демократии высшего типа", разоблачить "утверждения американских реакционных кругов о преимуществе американской культуры над советской", показать "борьбу Советского Союза за прочный, демократический мир и безопасность, вопреки утверждениям американских реакционеров о якобы империалистических устремлениях СССР", разоблачить "атомную политику" и "долларовую демократию" реакционных кругов США по отношению к малым странам", [...] разоблачить "лживую реакционную выдумку, имеющую хождение в США, о "Железном занавесе", и, наконец, пропагандировать, ему "идейность Советского искусства", то, согласитесь, можно было и надеяться, что в том, что напишет Стейнбек, (а его прочтут многие!), прозвучит и услышанная им "наступательная пропаганда против идеологии американских реакционных кругов", и разоблачения "поджигателей войны", а также "антисоветских клеветников" .
Я прошу прощения за это затянувшееся цитирование. Но теперь, думаю, что понятно работать со Стейнбеком должен был именно ВОКС. А Союз Писателей, главные задачи которого были совершенно иными, мог быть лишь помощником в этой работе.
"МОЛЧАЛИВАЯ БОРЬБА"
Всего этого Стейнбек конечно не знал. Даже уже приехав в Советский Союз, он некоторое время полагал, что остается этаким бесхозным гостем. Хотя от иностранцев, живущих в Москве узнал, что это невозможно.
В настоящее время в Советский Союз можно приехать только в качестве гостя какой-то организации или для выполнения какой-то определенной работы. Мы не были уверены, занимается нами Союз писателей или же ВОКС, и не были уверены, что они сами это знают. По всей вероятности обе организации стремились свалить эту сомнительную честь друг на друга. "ВОКС,- заключил Стейнбек,- проиграл и получил нас".
Документы свидетельствуют, что не было никакой "молчаливой борьбы" обеих упомянутых писателем-путешественником организаций за право быть радушным хозяином, попечителем и бдительным надсмотрщиком Стейнбека. Он по определению был клиентом ВОКСа. А ССП только выполнял воксовские поручения.
ПОДГОТОВКА
Еще когда Стейнбек ждал свою советскую визу, а затем томился два месяца в больнице (летом 47-го он сломал ногу), еще когда Капа только паковал свои "Контаксы" и "Роллейфлексы", которыми снимал на войне, и многочисленные пленки к ним, еще когда они оба - писатель и фотограф - в Бетфорд-баре обмывали полученные разрешения на въезд в СССР, в ВОКСе вовсю уже шла подготовка к их приему.
СПРАВКА ССП
Полученная из Лос-Анджелеса краткая характеристика была аккуратно подшита к секретному делу и занесена в секретную картотеку спецотдела. Но для работы со Стейнбеком сведений оказалось недостаточно. И тогда ВОКС запросил у Союза писателей дополнительную информацию. Помимо биографических сведений и библиографии она содержала развернутую идеологическую оценку творчества известного американца. Ну, например:
ДИКТОР:
После успеха "Гроздьев гнева" привлек внимание критики и читателей США более ранний роман Стейнбека "О мышах и людях" /1937 г./ В нем на первый план выступает патологический момент, присущий всему творчеству Стейнбека. [...]
В 1945 г. вышел небольшой роман Стейнбека "Консервный ряд"[...]. В этой последней книге Стейнбек, как отмечает американская критика, "уже не интересуется судьбой" своего народа, как то было в "Гроздьях гнева". Писатель превозносит пассивное отношение к жизни, философия его героев - брать жизнь такой, как она есть, и максимально извлекать из нее простые радости, вместо того, чтобы наподобие рядовых американцев, заниматься погоней за богатством и комфортом. Наряду с этим в "консервном ряду", как всегда в книгах Стейнбека, имеется некоторая болезненность, тяготение к патологии.
Кроме того дотошные референты писательского союза сообщили некоторые важные, по их мнению, для работы со Стейнбеком сведения. Например:
Во время войны Стейнбек, по поручению военного министерства, написал брошюру в помощь подготовки кадров авиации "Сбросить бомбу".
Или:
В интервью, данном Стейнбеком левой французской журналистке Андре Виоллис /1946 г./ писатель сказал, что на деньги, следуемые ему за издание "Гроздьев гнева" в СССР он собирается оборудовать лабораторию для изучения жизни моря и подарить ее СССР.
ДЖЕССИКА СМИТ
Как я уже отметил, прогрессивные соотечественники были к Стейнбеку куда строже, нежели их советские товарищи. В воксовском 47-го года досье на Стейнбека с информацией о нем, полученной из ССП соседствует справка, составленная редактором журнала "Совьет Раша Тудей" Джессикой Смит:
Джон Стейнбек со времени "Гроздья гнева" проделал большой путь назад. Превратился в разложившегося и циничного человека. В своей последней книге "Кеннери Роу" обнаружил свои индивидуалистические, анархистские, антиинтеллектуальные взгляды. Его тенденция - снизить людей до уровня рефлексов: он одобряет людей с чисто животными инстинктами, как бродяга, желания которого сводятся только к тому, чтобы посидеть на солнышке, пойти за первой встречной женщиной, выпить и т.д.
Стейнбек против капитализма, потому что он слишком организован, и против социализма по той же причине.
Его военные корреспонденции были довольно бессодержательными. Он всегда уклонялся занимать какую-либо положительную позицию в прогрессивном движении. Он не верит во "вступление" в организацию.
В то время, как некоторые люди считают, что его взгляды могут в конечном счете стать фашистскими, другие считают, что он в самом деле ненавидит фашизм, антисемитизм и т.д., хотя фактически он никогда не был склонен бороться с фашизмом любым организованным путем.
"ПРЕЖДЕВРЕМЕННО СЧИТАТЬ СОВЕРШЕННО БЕЗНАДЕЖНЫМ"
Но даже столь идейно бескомпромиссная Джессика Смит вынуждена была признать:
Тем не менее, возможно, было бы преждевременным считать его совершенно безнадежным. Следует иметь в виду, что такая оценка была бы умозрительна - в действительности точно неизвестно, какова его позиция по важнейшим вопросам в настоящее время.
НАДО РАБОТАТЬ!
В общем стало ясно: со Стейнбеком можно и нужно работать. Хотя это и непросто...
Но в Москве были к этому готовы!
КАК ОПИСЫВАТЬ ПУТЕШЕСТВИЕ
И в "Русском дневнике", и - много позднее - в "Путешествии с Чарли в поисках Америки" Стейнбек подробно объяснил, как следует описывать путешествия. Если коротко, то урок американского писателя сводится к следующему: путешествуя, скажем, по России или Америке, вы описываете не Америку и не Россию, а именно свое путешествие. А потому, как это не противно, должны непременно рассказать и о себе. Следуя этому завету, скажу сейчас пару слов о том, как я готовился к своему путешествию.
МОЯ ПОДГОТОВКА
Поскольку я был твердо убежден, что в России сохранился другой дневник, связанный с путешествием Стейнбека в СССР 1947 года, я в конце апреля написал письмо начальнику Центра общественных связей Федеральной службы безопасности России господину А.Здановичу. Изложив идею создания цикла передач, первую из которых вы сейчас слушаете, я почтительно высказал означенному господину следующее:
Некоторое знание советской действительности позволяет предположить, что [...] визиты американского писателя [в СССР] не были обделены вниманием советских органов безопасности, и надеяться, что документальные следы этого внимания к будущему Нобелевскому лауреату сохранились в архивах Вашей Службы.
В связи с этим я прошу Вас предоставить [...] возможность ознакомиться с архивными материалами ФСБ, связанными с визитами Дж. Стейнбека в СССР и советской реакцией на его поведение и творчество.
Отпечатав это на фирменном бланке, я переправил это письмо в Москву, где попросил моего коллегу Илью Дадашидзе лично передать его в ФСБ. О дальнейшем Илья расскажет сам.
В этой истории мне повезло один единственный раз. Поначалу. Когда позвонив в нынешнем мае в Центр общественных связей ФСБ , я с первой попытки связался с его руководителем Александром Александровичем Здановичем. Его предшественник на этом посту вот так, по телефону, был совершенно недоступен. Во всяком случае, для меня.
- Пришлите нам по факсу запрос, - было сказано мне,- и мы выясним, есть ли в нашем архиве какие-либо материалы о пребывании Джона Стейнбека в 1947 году.
Факс был послан. Прошло дней 20, и я позвонил в Центр общественных связей поинтересоваться, нет ли новостей. Зданович отсутствовал, и дежурный переадресовал меня к сотруднику который был в курсе дела.
- Не так скоро,- сказал тот, в ответ на мой вопрос о документах. - Архив у нас не компьютеризирован, искать приходится по старинке, а это требует времени. Ждите. И вообще, - мой невидимый собеседник помолчал,- едва ли эти документы сохранились.
Я принялся ждать.
Прошло еще 2 месяца.
- Но вот, - сказал мне все тот же голос по телефону,- я же еще в прошлый раз объяснил, что документов по Стейнбеку у нас нет.
- Дайте официальный ответ ,- попросил я, - не по телефону, а в письменном виде, чтобы все было, как полагается, честь по чести.
- Хорошо,- легко согласился мой невидимый собеседник,- диктуйте номер вашего факса.
Я продиктовал и три последующих дня настырно допытывался у коллег по московской редакции Радио Свобода, не видел ли кто-нибудь из них факса, который всенепременнейше должен был прийти для меня из ФСБ. Факса никто не видел, он так, увы, и не пришел.
Уже перед тем, как изложить всю эту растянувшуюся почти на полгода историю, я в последний раз попытался связаться с Центром общественных связей ФСБ. Зданович оказался в отпуске, его секретарь не в курсе, а телефон отдела, занимающегося прессой вообще и радиожурналистами в частности , все время показывал занято. Во время очередной попытки дозвониться туда, я даже вклинился в чей-то телефонный разговор и поспешил повесить трубку, чтобы не подумали, упаси Бог, что я подслушиваю госбезопасность.
ДРУГОЙ ДНЕВНИК
Жаль, конечно, что архив ФСБ (как и большинство других российских архивов) не компьютеризирован. Ну, а в то, что там нет бумаг на Стейнбека, поверить, извините, невозможно. Но вот во что я продолжал верить, зная некоторые закономерности советского делопроизводства, так это в то, что искомые бумаги - другой дневник стейнбековского путешествия 1947 года - сохранились не только в бывшем КГБ. И несмотря на обескураживающий ответ Службы безопасности, я надеялся их найти.
Продолжение...
ВВЕДЕНИЕ
50 лет назад в Советский Союз прилетели известный американский писатель Джон Стейнбек и фотограф Роберт Капа.
Мы объяснили свой замысел: никакой политики, просто хотим поговорить и понять русских, посмотреть, как они живут, постараться рассказать нашим людям об этом,
Так родился "Русский дневник"Стейнбека.
50 лет назад его путешествие тайно описывали и другие. Этот другой русский дневник Стейнбека никогда не был опубликован и предназначался для узкого круга читателей. (Это была политика.)
Стейнбек демагогически пытался отделить советский народ от советского правительства.
50 лет спустя я направился про следам этого путешествия, вглядываясь в изменения и разыскивая следы прошлого.
ТЕМА
Честно сказать, эта тема для меня отнюдь не случайна. Но утверждать, что избрана она только потому, что будущий Нобелевский лауреат полвека назад посетил "столицу мира, сердце всей России" и мне-де, или кому другому, надо поэтому непременно повторить его маршрут, (а как только я сообщил об этом историческом факте своим коллегам, они стали так и утверждать, заявляя, правда, при этом, что конечно проделают путешествие и опишут его лучше меня), говорить такое было бы нечестно. То есть это правда, но не вся.
ПРАВДА
А правда состоит в том, что я давно уже придумывал повод для командировки в Россию. Мои пражские коллеги туда часто ездят по самым разным поводам. Одни устанавливают контакты с ретранслирующими нас радиостанциями, другие ищут (и находят!) там следы итальянских музыкантов прошлого, третьи едут освещать перманентные российские выборы и оказываются потом (и здорово это описывают!), кто на сахалинском кладбище, а кто в родной деревне.
Им все можно. Поскольку они, как сейчас говорят в России, - по жизни - известные журналисты и писатели.
ВЕРХИ НЕ ХОТЯТ
Я - не писатель. "По жизни" я - редактор. А потому, как считает мой Директор, должен постоянно сидеть в лавке, то бишь в здании РС с видом на Градчаны и лошадь - конный памятник святому Вацлаву, и как означенный бронзовый всадник никуда с места не трогаться. Главная моя задача, говорит все тот же Директор, не пропускать в эфир чужих ошибок и глупости. (А на свои я, вроде как, права и не имею.) Ну, и иногда (крайне редко, ввиду всецелой поглощенности этим непомерным трудом) делать хорошие передачи. (Слово хорошие он произносит с такой интонацией, что я понимаю: все что я сделал на радио за почти полтора десятка лет работы до этого уровня не дотягивает). А кроме того, говорит он, командировки у тебя не очень получаются. И припоминает случай трехлетней уже давности, когда я вылетел в Москву, с целью дальнейшего погружения в жизнь российской глубинки, а он каждодневно звонил мне в город-герой и порт пяти морей, требуя немедля отправляться далее - в какой-нибудь Сыктывкар. И я наконец отправился. В город-герой и порт. В Одессу. Праздновать шестидесятилетие Жванецкого. И, между прочим, сделал об этом пару, по-моему, неплохих передач. Но он мне этого "Сыктывкара" простить до сих пор не может.
ПОВОД
Осознав, что судьба и начальство столь ко мне суровы, я стал думать, как бы их обхитрить. Нужно было придумать такой повод, чтобы он оказался достаточным, а моя командировка признана необходимой.
СТЕЙНБЕК
Тут я и вспомнил про Стейнбека. Про его командировку в Россию в 1947 году. Тогда он приехал в Москву вместе с веселым молодым человеком, замечательным фотографом Робертом Капой, приехал, чтобы сделать для "Геральд Трибюн" очерк о том, как живут в России. Они решили так:
Это будет простой честный репортаж: без комментариев, без выводов о том, что мы недостаточно хорошо знаем, и без раздражения на бюрократические препоны. Мы знали, что будет много такого, чего нам не понять, что нам не понравится, и что будет много неудобств. Так происходит всегда в любой чужой стране. Но мы решили, что если и будем что-нибудь критиковать, то лишь после того, как сами это увидим, а не до того.
1947
В 1947-м Стейнбеку было 45. В Америке его имя уже более десятилетия числилось в списках авторов бестселлеров, а роман "Гроздья гнева" принес ему всемирную славу. Его знали даже в СССР, где он впервые побывал в канун приснопамятного 1937-го. Величия надвигающейся советской исторической драмы этого года тогда он, кажется, не ощутил. Россия тогда была для него лишь одним из этапов путешествия по Европе: Великобритания, Ирландия, Швеция и... СССР.
Вот что рассказывает о первой поездке Стейнбека в СССР профессор Мидлберри-Колледжа Патрик Полинни, с которым по моей просьбе беседовала в США Марина Ефимова:
Это было время великой депрессии в Америке. И Стейнбек был сосредоточен на материальной стороне жизни в России, на вещах первой необходимости. Я не уверен, что Стейнбек в это время знал о сталинских показательных судах. Хотя, вообще говоря, о чем-то он должен был догадываться. (Стейнбек был интеллектуалом, у него был огромный круг общения...) Однако, очевидно, что ничего конкретно он не знал. Только, может быть, подсознательно чувствовал. И общая атмосфера безусловна окрасила его впечатления от страны. Жизнь в России показалась ему страшно примитивной. И его впечатления были негативными
Во время войны он наверное не раз вспоминал об этом своем кратком визите в Советский Союз. А через 2 года после ее завершения, весной 47-го, жизнь развернулась так, что Россия из объекта воспоминаний стала темой каждодневных раздумий писателя.
ВЫЗОВ ВРЕМЕНИ
Дело в том, что началась холодная война. И Россия, о которой еще вчера писали в Штатах, как о верном и наиболее пострадавшем в войне союзнике, разом превратилась на страницах американских газет (и если бы только там!) в главного противника. Ощущая себя, по его собственным словам, "честным свободомыслящим человеком", Стейнбек не мог не подметить этой трансформации. Тема России стала для него в этот момент творческим вызовом. Как писать о ней? Не ЧТО, а КАК писать о России - именно это прежде всего обдумывал писатель весной 47-го. Позже он вспоминал:
Мы были подавлены не столько последними международными событиями, сколько тем, как они подаются . [...] Некто сидящий за письменным столом где-нибудь в Вашингтоне или Нью-Йорке читает телеграммы, подгоняет их под свои взгляды и ставит под ними свою подпись. То, что мы привычно принимаем за новости, - это всего лишь мнение одного из полудюжины редакторов, истолковавших их на свой лад.
Роберт Капа, с которым Стейнбек за несколькими дозами коктейля "Суисесс" в баре отеля "Бедфорд" на 40-й улице Восточной стороны Нью-Йорка обсудил однажды эту проблему, оказался абсолютно согласен с писателем. Стейнбек резюмировал:
Ежедневно в газетах появляются тысячи слов о России. О чем думает Сталин, что планирует русский генштаб, где дислоцированы русские войска, как идут эксперименты с атомной бомбой и управляемыми ракетами, и все это пишут люди, которые в России не были, а их источники информации далеко не безупречны.
ВЫБОР ТЕМЫ
От того, как не надо писать, перешли к проблеме, О ЧЕМ надо писать:
...нам вдруг пришло в голову, что в России есть много такого, о чем вообще не пишут, и именно это интересовало нас больше всего. Что там люди носят? Что у них на ужин? Бывают ли там вечеринки? Что они едят?Как русские любят, как умирают? О чем они говорят? Танцуют поют, играют ли они? Ходят ли их дети в школу?
Нам показалось, что было бы неплохо выяснить это и написать обо всем этом.
Русская политика не менее важна, чем наша, но ведь есть и другая не менее обширная область их жизни, как есть она и у нас. Ведь существует же у русского народа частная жизнь, но о ней нигде не прочтешь - об этом никто не пишет и не фиксирует ее на фотопленке.
НАДО ЕХАТЬ
Короче говоря, и Стейнбек, и Капа оба решили - надо ехать! И через несколько месяцев "Геральд трибюн", как я уже говорил, отправила их в Россию.
НИЗЫ МОГУТ!
Своевременно вспомнив эту историю, описанную Стейнбеком в его "РУССКОМ ДНЕВНИКЕ", я решил, что полувековой юбилей стейнбековского визита и есть тот необходимый и достаточный повод просить о командировке по его маршруту 47 года и предложил сделать серию радиопередач на эту тему.
С тех пор прошло 2 года, и я, наконец, поехал...
ПРОБЛЕМЫ
Но обосновать перед начальством придуманную тобой тему (об этом не буду сейчас) и выбить командировку по следу Стейнбекову, это - только полдела (хотя для меня - победа великая) . Другая, как выражается один мой знакомый депутат российской Госдумы, большая половина дела - написать об этом. Сразу возникло несколько проблем, которые я до отъезда в Россию благоразумно скрывал.
ПОИСК ПУТИ
Задача рассказать про "частную жизнь русского народа" (именно так формулировал Стейнбек свои цели) мне не подходит. Во-первых, непомерна, во-вторых, бессмысленна. Стейнбек рассказывал об этом американцам, многие из которых действительно не знали тогда, "бывают ли [у русских] вечеринки, и что они едят"; сегодня интересующиеся Россией американцы знают о ней куда больше. Но мои слушатели - в России. Мне рассказывать им про их "частную жизнь" было бы глупо.
А вот они мне рассказать про нее могут.
ИНОЗЕМНАЯ ЭТНОГРАФИЯ
И тут я, в сравнении со Стейнбеком, пожалуй, в более выгодном положении. При всем его уме, таланте, замечательной писательской наблюдательности не знавший языка, истории и традиций страны, в которую он приехал, Стейнбек многого не увидел в ней, а многое из того, что увидел, не мог понять. (Он сам знал это, и потому от описания многих сторон советской действительности сознательно отказался; избрал бытовую повседневность и честный принцип - пишу, что вижу.) Но вследствие всего этого "РУССКИЙ ДНЕВНИК" при множестве несомненных для меня достоинств этого бесхитростного сочинения великого американца - вещь все же невеликая - из жанра этнографической журналистики (или писательской этнографии - уж , не знаю, как лучше определить).
СВОЙ?
Направляясь через полвека в Россию в схожем со стейнбековским статусе иностранца, я все же не ощущал себя заезжим чужаком. И меня так в большинстве случаев не воспринимали. Мы были свои, говорили на одном языке, вспоминали о нашем общем прошлом, спорили о настоящем и не соглашались в прогнозах на будущее. Но моим собеседникам, кроме разве некоторых официальных лиц, нечего было от меня скрывать. Иногда они по долгу службы излагали мне официальную позицию, не всегда совпадающую с их личными взглядами и оценками, но и в этом случае часто не скрывали этого расхождения.
(Доказывая мне свою правдивость, один из казенных людей Украины, живописавший до этого прелести сегодняшних порядков в сравнении с 1947 годом и безотносительно к нему, сказал: "Так уж жизнь устроена: его [Стейнбека], наверное, надо было тогда обманывать, а вас зачем? Вы же и сами все знаете, вы - из нас, вас не обманешь...")
ИЗМЕНЕНИЯ ОТНОШЕНИЙ
Дело тут не только в том, что Стейнбек был чужаком, а я, - вроде как, свой. За прошедшие полвека, точнее за последние 10 -15 в тех местах, где он (а теперь и я) побывали, отношение к иностранцам (а я, повторяю, родившись и прожив в этой стране две трети своей жизни, приехал в нее по следу Стейнбека иностранцем), это отношение сильно изменилось.
DEMO
По словам Стейнбека, в 47-м американцы (да и, добавлю от себя, вообще иностранцы; исключение тут - прогрессивные граждане складывавшегося тогда социалистического лагеря) изображались советской пропагандой "с хвостами и рогами". Было еще одно исключение - прогрессивные буржуазные деятели. В эту категорию (по части культуры) после "Гроздьев гнева" попал и Стейнбек. (В 47-м он был уже другим, чем тогда, когда писал "Гроздья гнева", - об этом я еще расскажу,-но его былую "прогрессивность" попытались гальванизировать.) При визитах прогрессивных в Советский Союз заведено было демонстрировать им преимущества социализма и советского образа жизни. Вот Стейнбеку и была прокручена эта demo version, которую он, несмотря на свою проницательность порой принимал за настоящую повседневность.
ПОТЕМКИНСКАЯ ДЕРЕВНЯ
Когда в 1990-м (через 42 года после американского издания) в СССР вышел наконец перевод "РУССКОГО ДНЕВНИКА" автор предисловия к этому изданию Леонид Жуховицкий написал:
Если считать РУССКИЙ ДНЕВНИК рассказом о стране, в нем много неточного, но ведь это скорее рассказ о том, как выглядела "потемкинская деревня", выстроенная для либеральных зарубежных визитеров и в течение десятилетий функционировавшая достаточно успешно.
Когда я через 50 лет после Стейнбека направился по его "русскому" маршруту, потемкинское сооружение уже рухнуло. Но хранители его традиций из числа официальных лиц остались. (Вы услышите их.)
Однако даже их почему-то ужасно раздражали "неточности", о которых написал Жуховицкий.- Все наперебой старались если уж не "исправить", то дополнить Стейнбека, его рассказ о советском 47-м годе. Мне это показалось занимательным, и я решил включить эти сюжеты в свою серию радиопередач.
"СВОБОДА"
Все знают: теперь отношение к иностранцам в бывшем Советском Союзе изменилось. Ко мне (как это ни глупо звучит) - особенно. Но это не оттого, что я какой-то особый, а просто потому что работаю на Радио Свобода, и иногда меня даже можно слышать.
КОПИИ: ПАПЕ РИМСКОМУ...
Эти изменения я подметил давно. Еще до ГКЧП. Но уже после того как Иван Кузьмич Полозков стал главным российским партвождем. (Видите как давно: сейчас уже не всякий в России может припомнить, когда это было, а некоторые не помнят даже, кто такой Полозков...)
В прошлом году я сдал в архив Бременского университета кучу писем слушателей, писем, полученных мною еще в Мюнхене. Среди них несколько - с однотипным набором адресатов: Ельцину и...мне. Копии: Папе Римскому, Президенту Соединенных Штатов и еще, кажется, Генеральному секретарю ООН. Содержания, к стыду своему, сейчас не помню; это были обычные для радио жалобы - неправильно высчитали трудовой стаж, занизили пенсию; не считаются с особым положением инвалида, не ставят телефон; а соседке (она в торге работает) поставили... Ну, что-то в этом роде.
СОБЕС
- Это конец! - сказал один мой приятель, которому я рассказал тогда про эти письма. - Не тебе, - ты еще помучаешься (тут он как в воду глядел). Партии конец. Раньше такие письма писали только в Кремль и ЦК, а копии - в "Правду", и собес. А теперь - ты им вместо ЦК, а Запад вместо собеса будет.
Насчет партии и собеса он, по-моему, преувеличил. Однако действительно, примерно с тех пор на иностранца, приезжающего в Россию по делу смотрят уже не как на идеологического диверсанта, а примерно как раньше на чиновника собеса: он, возможно, и гад, но из него может проистечь и польза, и помощь; а потому будем взаимно вежливы
ЦК
А слова про ЦК я вспомнил, когда по стейнбековскому маршруту приехал в Волгоград. Кто-то из пришедших на встречу со мной ветеранов войны, труда и партии стал вдруг обличать городское и областное руководство (а оно с конца 80-х персонально изменилось мало) в предательстве коммунистической идеи и требовать, чтобы я их заклеймил и приструнил. (Но об этом - в следующих передачах.)
ПОДХОД
А тогда я решил: пусть те, с кем я встречаюсь, говорят сами, сами отвечают на те вопросы, которые когда-то задавал в Советским Союзе Стейнбек.
А слушатели - сами сравнивают то, что было тогда , и сейчас. И сами оценивают произошедшие за полвека изменения.
СТАРАЯ ПРОФЕССИЯ
А еще,- подумал я,- пусть я не писатель. Но зато некогда много и профессионально работал в архивах. А именно там и должен сохраниться другой русский дневник Стейнбека. Не тот, что он опубликовал в 48-м. А тот, что вовсе для публикации не предназначался. Тот (вернее - те), которые вели во время стейнбековской поездки внимательные и бдительные специально отобранные и подготовленные к этой литературоведческой миссии советские люди. Я решил, что этот рассказ о Стейнбеке (и о рассказчиках тоже) может быть интересен и сегодня. И шансов найти этот, другой дневник Стейнбека у меня - бывшего архивиста - больше, чем у иных писателей и даже литературоведов.
ВИЗА
Итак, решив ехать в СССР, Стейнбек и Капа запросили въездные визы и, как им казалось, скоро и без хлопот получили их.
В должное время наш запрос о визах ушел в Москву, и довольно скоро моя виза была уже готова .
Но не все было так просто. Как только в Советском Союзе стало известно о намерении Стейнбека, в соответствующих компетентных органах началась кропотливая подготовительная работа. Чтобы понять, чем чревата планируемая американским писателем поездка в СССР и какие выгоды из нее можно извлечь, нужно было выяснить политическое лицо Стейнбека. По линии МИДа были даны соответствующие поручения зарубежным сотрудникам.
КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
28 июня 47 года вице-консул СССР в Лос-Анджелесе Туманцев отправил в отдел США советского МИДа и в ВОКС отпечатанную в трех экземплярах (третий остался в заведенном им на Стейнбека деле) секретную депешу, содержащую, в частности, краткую характеристику на знаменитого писателя.
Недавно в мемуарах бывшего советского посла во Франции я прочел, как за рубежом изготовлялись подобные характеристики: дипломаты, которым поручалось их составление, наспех переписывали данные из биографических справочников и энциклопедических словарей, что удавалось, накапывали в быстро листаемых газетах, а затем весь этот довольно скудный и безликий улов переносили в шифртелеграммы и как секретную информацию передавали в Москву.
Созданная Туманцевым характеристика отчасти (лишь отчасти!) была изготовлена по этому рецепту.
СТАЙНБЕК, Джон родился в г. Салинас, штата Калифорния, США 27 февраля 1902 года. Среднюю школу окончил в гор. Салинасе. В 1919 году поступил в Станфордский университет (Калифорния). Первым крупным произведением была "Чашка золота", изданная в 1929 году. Широкую известность получил после издания романа "Гроздья гнева", в 1939 году.
МНЕНИЕ ПРОГРЕССИВНЫХ
Но неслучайно на Стейнбека, подававшего заявление о визе и получавшего ее в Нью-Йорке, секретная характеристика создавалась в Лос-Анджелесе. Там у советских товарищей имелись доверительные друзья из числа "прогрессивных писателей Голливуда", которые могли рассказать о Стейнбеке такое, чего не прочтешь в биографическом словаре. И советский вице-консул использовал в своей характеристике и эту информацию.
Прогрессивные писатели Голливуда относят его к той группе писателей, которые написав в 30-х годах ряд хороших, полных социального значения книг, отказались от изображения в своих книгах серьезных социально-экономических проблем США. Роман "Гроздья гнева", создавший Стайнбеку репутацию прогрессивного писателя, является продуктом кризиса и развившегося в связи с ним движения среди многих писателей США за освоение марксизма. Стайнбек был среди тех, кто считал марксизм модой и старались следовать этой моде. После романа "Луна зашла" - 1942 год (о борьбе народа одной оккупированной страны против фашистских захватчиков), Стайнбек написал романы "Кэнери Роу" и "Уэйуард Бас", в которых отсутствует какая либо социальная идея.
По тогдашним советским понятиям приговор Туманцева и "прогрессивных писателей Голливуда" был строг, но справедлив:
Стайнбек никогда не принимал активного участия в работе прогрессивных организаций, а сейчас старается вообще держаться от них в стороне. Он из числа тех, кто несколько лет тому назад считались либералами, а сейчас "не понимают" внешней политики СССР, "разочаровались" в СССР и готовы обвинить СССР в нежелании сотрудничать с Объединенными Нациями, в частности, в нежелании согласиться с планом Барука, который они считают идеальным.
ВОКС
Здесь надобно, наверное, разъяснить, почему советский дипломатический представитель в Лос-Анджелесе адресовал свою секретную депешу не только в родной МИД, но и в ВОКС - Всесоюзное общество культурных связей с зарубежными странами.
В советских энциклопедиях можно прочесть, что задачей этой возникшей в 1925 году общественной организации было прежде всего "ознакомление общественности СССР с достижениями культуры зарубежных стран". Но даже краткое мое знакомство с документами ВОКСа убеждает меня в том, что главная его задача состояла в другом: в пропаганде и популяризации Советского Союза за рубежом, в налаживании там всевозможного рода связей с людьми, которые так или иначе СССР могли быть полезны. Таких потенциально полезных (а среди них немало славных писательских имен - и Ромен Роллан, и Лион Фейхтвангер, и Мартин Андерсен-Нексе) ВОКС и приглашал в Советский Союз.
"АМЕРИКАНСКИЕ ПЛАНЫ"
Как и всякое советское учреждение, ВОКС работал по плану. В плане Американского отдела этой организации на 1947 год значились две главные задачи:
1. Вести активную наступательную пропаганду против идеологии американских реакционных кругов, разоблачать поджигателей войны, разоблачать антисоветских клеветников.
2. Всемерно содействовать укреплению и росту прогрессивных демократических сил в США.
Эта формулировка главных задач Американского Отдела основывалась на советском понимании политической обстановки в Соединенных Штатах 1947 года. В объяснительной записке к плану начальник отдела - многократно иронически помянутый в Русском дневнике Стейнбека Иван Хмарский писал:
Особенностью этой обстановки является усиление в США реакции и антисоветской пропаганды, выразившихся в распространении империалистических, расистских и милитаристских идей, в клевете на советский народ и его культуру, в ограничении демократических прав народа, в преследовании прогрессивных деятелей и многих других признаках. Вместе с тем возрастает активность широких масс американского народа и передовых кругов интеллигенции, равно как и усиливается интерес к Советскому Союзу.
Стейнбек, как явствовало из присланной из Лос-Анджелеса секретной характеристики, к передовой интеллигенции не относился. Однако интерес к Советскому Союзу проявил. Писателем он был хоть и не прогрессивным, зато известным. Конечно, был риск: мог написать всякое... Но если с ним соответствующим образом поработать, то есть показать "преимущества социалистической системы над капиталистической системой в США и, в частности, - преимущество советской демократии как демократии высшего типа", разоблачить "утверждения американских реакционных кругов о преимуществе американской культуры над советской", показать "борьбу Советского Союза за прочный, демократический мир и безопасность, вопреки утверждениям американских реакционеров о якобы империалистических устремлениях СССР", разоблачить "атомную политику" и "долларовую демократию" реакционных кругов США по отношению к малым странам", [...] разоблачить "лживую реакционную выдумку, имеющую хождение в США, о "Железном занавесе", и, наконец, пропагандировать, ему "идейность Советского искусства", то, согласитесь, можно было и надеяться, что в том, что напишет Стейнбек, (а его прочтут многие!), прозвучит и услышанная им "наступательная пропаганда против идеологии американских реакционных кругов", и разоблачения "поджигателей войны", а также "антисоветских клеветников" .
Я прошу прощения за это затянувшееся цитирование. Но теперь, думаю, что понятно работать со Стейнбеком должен был именно ВОКС. А Союз Писателей, главные задачи которого были совершенно иными, мог быть лишь помощником в этой работе.
"МОЛЧАЛИВАЯ БОРЬБА"
Всего этого Стейнбек конечно не знал. Даже уже приехав в Советский Союз, он некоторое время полагал, что остается этаким бесхозным гостем. Хотя от иностранцев, живущих в Москве узнал, что это невозможно.
В настоящее время в Советский Союз можно приехать только в качестве гостя какой-то организации или для выполнения какой-то определенной работы. Мы не были уверены, занимается нами Союз писателей или же ВОКС, и не были уверены, что они сами это знают. По всей вероятности обе организации стремились свалить эту сомнительную честь друг на друга. "ВОКС,- заключил Стейнбек,- проиграл и получил нас".
Документы свидетельствуют, что не было никакой "молчаливой борьбы" обеих упомянутых писателем-путешественником организаций за право быть радушным хозяином, попечителем и бдительным надсмотрщиком Стейнбека. Он по определению был клиентом ВОКСа. А ССП только выполнял воксовские поручения.
ПОДГОТОВКА
Еще когда Стейнбек ждал свою советскую визу, а затем томился два месяца в больнице (летом 47-го он сломал ногу), еще когда Капа только паковал свои "Контаксы" и "Роллейфлексы", которыми снимал на войне, и многочисленные пленки к ним, еще когда они оба - писатель и фотограф - в Бетфорд-баре обмывали полученные разрешения на въезд в СССР, в ВОКСе вовсю уже шла подготовка к их приему.
СПРАВКА ССП
Полученная из Лос-Анджелеса краткая характеристика была аккуратно подшита к секретному делу и занесена в секретную картотеку спецотдела. Но для работы со Стейнбеком сведений оказалось недостаточно. И тогда ВОКС запросил у Союза писателей дополнительную информацию. Помимо биографических сведений и библиографии она содержала развернутую идеологическую оценку творчества известного американца. Ну, например:
ДИКТОР:
После успеха "Гроздьев гнева" привлек внимание критики и читателей США более ранний роман Стейнбека "О мышах и людях" /1937 г./ В нем на первый план выступает патологический момент, присущий всему творчеству Стейнбека. [...]
В 1945 г. вышел небольшой роман Стейнбека "Консервный ряд"[...]. В этой последней книге Стейнбек, как отмечает американская критика, "уже не интересуется судьбой" своего народа, как то было в "Гроздьях гнева". Писатель превозносит пассивное отношение к жизни, философия его героев - брать жизнь такой, как она есть, и максимально извлекать из нее простые радости, вместо того, чтобы наподобие рядовых американцев, заниматься погоней за богатством и комфортом. Наряду с этим в "консервном ряду", как всегда в книгах Стейнбека, имеется некоторая болезненность, тяготение к патологии.
Кроме того дотошные референты писательского союза сообщили некоторые важные, по их мнению, для работы со Стейнбеком сведения. Например:
Во время войны Стейнбек, по поручению военного министерства, написал брошюру в помощь подготовки кадров авиации "Сбросить бомбу".
Или:
В интервью, данном Стейнбеком левой французской журналистке Андре Виоллис /1946 г./ писатель сказал, что на деньги, следуемые ему за издание "Гроздьев гнева" в СССР он собирается оборудовать лабораторию для изучения жизни моря и подарить ее СССР.
ДЖЕССИКА СМИТ
Как я уже отметил, прогрессивные соотечественники были к Стейнбеку куда строже, нежели их советские товарищи. В воксовском 47-го года досье на Стейнбека с информацией о нем, полученной из ССП соседствует справка, составленная редактором журнала "Совьет Раша Тудей" Джессикой Смит:
Джон Стейнбек со времени "Гроздья гнева" проделал большой путь назад. Превратился в разложившегося и циничного человека. В своей последней книге "Кеннери Роу" обнаружил свои индивидуалистические, анархистские, антиинтеллектуальные взгляды. Его тенденция - снизить людей до уровня рефлексов: он одобряет людей с чисто животными инстинктами, как бродяга, желания которого сводятся только к тому, чтобы посидеть на солнышке, пойти за первой встречной женщиной, выпить и т.д.
Стейнбек против капитализма, потому что он слишком организован, и против социализма по той же причине.
Его военные корреспонденции были довольно бессодержательными. Он всегда уклонялся занимать какую-либо положительную позицию в прогрессивном движении. Он не верит во "вступление" в организацию.
В то время, как некоторые люди считают, что его взгляды могут в конечном счете стать фашистскими, другие считают, что он в самом деле ненавидит фашизм, антисемитизм и т.д., хотя фактически он никогда не был склонен бороться с фашизмом любым организованным путем.
"ПРЕЖДЕВРЕМЕННО СЧИТАТЬ СОВЕРШЕННО БЕЗНАДЕЖНЫМ"
Но даже столь идейно бескомпромиссная Джессика Смит вынуждена была признать:
Тем не менее, возможно, было бы преждевременным считать его совершенно безнадежным. Следует иметь в виду, что такая оценка была бы умозрительна - в действительности точно неизвестно, какова его позиция по важнейшим вопросам в настоящее время.
НАДО РАБОТАТЬ!
В общем стало ясно: со Стейнбеком можно и нужно работать. Хотя это и непросто...
Но в Москве были к этому готовы!
КАК ОПИСЫВАТЬ ПУТЕШЕСТВИЕ
И в "Русском дневнике", и - много позднее - в "Путешествии с Чарли в поисках Америки" Стейнбек подробно объяснил, как следует описывать путешествия. Если коротко, то урок американского писателя сводится к следующему: путешествуя, скажем, по России или Америке, вы описываете не Америку и не Россию, а именно свое путешествие. А потому, как это не противно, должны непременно рассказать и о себе. Следуя этому завету, скажу сейчас пару слов о том, как я готовился к своему путешествию.
МОЯ ПОДГОТОВКА
Поскольку я был твердо убежден, что в России сохранился другой дневник, связанный с путешествием Стейнбека в СССР 1947 года, я в конце апреля написал письмо начальнику Центра общественных связей Федеральной службы безопасности России господину А.Здановичу. Изложив идею создания цикла передач, первую из которых вы сейчас слушаете, я почтительно высказал означенному господину следующее:
Некоторое знание советской действительности позволяет предположить, что [...] визиты американского писателя [в СССР] не были обделены вниманием советских органов безопасности, и надеяться, что документальные следы этого внимания к будущему Нобелевскому лауреату сохранились в архивах Вашей Службы.
В связи с этим я прошу Вас предоставить [...] возможность ознакомиться с архивными материалами ФСБ, связанными с визитами Дж. Стейнбека в СССР и советской реакцией на его поведение и творчество.
Отпечатав это на фирменном бланке, я переправил это письмо в Москву, где попросил моего коллегу Илью Дадашидзе лично передать его в ФСБ. О дальнейшем Илья расскажет сам.
В этой истории мне повезло один единственный раз. Поначалу. Когда позвонив в нынешнем мае в Центр общественных связей ФСБ , я с первой попытки связался с его руководителем Александром Александровичем Здановичем. Его предшественник на этом посту вот так, по телефону, был совершенно недоступен. Во всяком случае, для меня.
- Пришлите нам по факсу запрос, - было сказано мне,- и мы выясним, есть ли в нашем архиве какие-либо материалы о пребывании Джона Стейнбека в 1947 году.
Факс был послан. Прошло дней 20, и я позвонил в Центр общественных связей поинтересоваться, нет ли новостей. Зданович отсутствовал, и дежурный переадресовал меня к сотруднику который был в курсе дела.
- Не так скоро,- сказал тот, в ответ на мой вопрос о документах. - Архив у нас не компьютеризирован, искать приходится по старинке, а это требует времени. Ждите. И вообще, - мой невидимый собеседник помолчал,- едва ли эти документы сохранились.
Я принялся ждать.
Прошло еще 2 месяца.
- Но вот, - сказал мне все тот же голос по телефону,- я же еще в прошлый раз объяснил, что документов по Стейнбеку у нас нет.
- Дайте официальный ответ ,- попросил я, - не по телефону, а в письменном виде, чтобы все было, как полагается, честь по чести.
- Хорошо,- легко согласился мой невидимый собеседник,- диктуйте номер вашего факса.
Я продиктовал и три последующих дня настырно допытывался у коллег по московской редакции Радио Свобода, не видел ли кто-нибудь из них факса, который всенепременнейше должен был прийти для меня из ФСБ. Факса никто не видел, он так, увы, и не пришел.
Уже перед тем, как изложить всю эту растянувшуюся почти на полгода историю, я в последний раз попытался связаться с Центром общественных связей ФСБ. Зданович оказался в отпуске, его секретарь не в курсе, а телефон отдела, занимающегося прессой вообще и радиожурналистами в частности , все время показывал занято. Во время очередной попытки дозвониться туда, я даже вклинился в чей-то телефонный разговор и поспешил повесить трубку, чтобы не подумали, упаси Бог, что я подслушиваю госбезопасность.
ДРУГОЙ ДНЕВНИК
Жаль, конечно, что архив ФСБ (как и большинство других российских архивов) не компьютеризирован. Ну, а в то, что там нет бумаг на Стейнбека, поверить, извините, невозможно. Но вот во что я продолжал верить, зная некоторые закономерности советского делопроизводства, так это в то, что искомые бумаги - другой дневник стейнбековского путешествия 1947 года - сохранились не только в бывшем КГБ. И несмотря на обескураживающий ответ Службы безопасности, я надеялся их найти.
Продолжение...
