В передаче участвуют:
Светлана ИННИКОВА - историк, религиовед
Серафима НИКИТИНА - филолог
Владимир ТОЛСТОЙ - директор музея-заповедника "Ясная поляна"
Духоборцы:
Илья ПОПОВ
Елена ПОДОВИННИКОВА
Анна КАЗАКОВА
Благодарность Михаилу СУББОТИНУ, США
Ирина Лагунина: В середине 18 века, борясь со староверами, российская власть обнаружила в некоторых деревнях неведомых ранее еретиков. Крестьяне жили дружными общинами, были высоконравственны, трудолюбивы, очень религиозны. Но в церковь не ходили, иконы называли деревяшками и отказывались от военной службы. По одной из легенд, архиепископ назвал их в сердцах духоборцами - борцами против Духа Святого. Название прижилось: мы, духоборцы, боремся духом, - отвечали упрямцы. В 30-е годы 19 века многих из них переселили на завоеванный Кавказ. Оттуда не брали в армию, первый же военный призыв вызвал огромный, на всю Россию, скандал. За духоборцев вступился Лев Толстой. Он помог многим семьям переехать из России в Канаду. Духоборцы до сих пор говорят: "Наш дедушка, Лев Николаевич".
Елена Ольшанская: Во второй половине 17 века вместо предсказанного в книгах Конца Света и Страшного Суда случился церковный раскол. Главная проблема для верующего - как спасти свою душу - неожиданно стала делом личного выбора, и многие православные принялись искать собственный ответ на этот вопрос. Борьба российского правительства с инакомыслием была жестокой. Только в царствование Николая Первого было принято 495 тайных постановлений против разного рода религиозных диссидентов (именно тогда впервые стали использовать это слово). Среди тех, кто окончательно порвал с православием, выделялись своей непримиримостью так называемые "духовные христиане" (мы рассказывали о них в одной из передач цикла - о Расколе). Духовные христиане говорили, что "церковь не в бревнах, а в ребрах", то есть, не в формальном исполнении обрядов и правил, а в сердце человека, в его добрых делах. Главной заповедью духовных христиан стал принцип "не убий, не причини другому зла", потому что "убив человека, мы совершаем великий грех разрушения храма, где обитает душа". Люди эти, по большей части, были простыми крестьянами из центральных российских губерний, они наотрез отказывались служить в армии.
Светлана Инникова: Были периоды, когда духоборцы дезертировали, не служили в армии, особенно конце 18-го века. Во времена Александра Первого они служили, потому что царь пошел как бы им навстречу, какие-то им послабления были. Принцип веротерпимости, конечно, очень условно мы можем говорить о веротерпимости, но, тем не менее, какое-то для них облегчение было сделано. И, тем не менее, все равно дезертирство было. Правда, они могли уже откупаться, они могли вместо себя нанимать магометан, покупать специальные квитанции. И вот наступает такой момент, когда их переселяют в Закавказье - и молокан, и духоборцев - всех, кто не принял православие, их всех послали в недавно присоединенные районы Грузии. Когда они переселились на Кавказ, они столкнулись с горскими племенами, некоторые из них были кочевыми, и сосланные заняли какие-то их земли, пастбища, начались столкновения. У них забирали скот, уводили даже женщин и детей в Турцию. Тогда им пришлось взяться за оружие. У меня был такой документ, подтверждающий, что царское правительство предложило им по льготной цене купить винтовки, и они все купили. На Кавказе воинской повинности не было, они были на протяжении многих лет свободны от нее. После того, как ввели воинскую повинность, это совпало со смертью их руководительницы, Лукерьи Васильевны Калмыковой, произошел раскол в этой группе. Одни пошли за ее фаворитом Петром Васильевичем Веригиным, другие заявили, что линия пресеклась и больше вождей не будет. И вот на день Петра и Павла в 1895-м году они свезли несколько возов оружия, можете себе представить, сколько было накоплено оружия, и сожгли в трех уездах. Но если в двух уездах это прошло спокойно, то на Холодном (сейчас это один из районов Грузии), это получило очень широкий резонанс.
Елена Ольшанская: В нашей передаче принимает участие видный деятель канадского духоборческого движения, писатель и историк Илья Алексеевич Попов.
Илья Попов: Рожден я в Канаде в 1921-м году. Мои родители рождены в России, в Закавказье, в так называемой Карской области, теперь эта область уже перешла в Турцию. Там, где мой отец жил и рос, это место уже не принадлежит России. По отцу их племя произошло из Екатеринославской губернии и идет аж со времени Петра Великого. Был некий дьяк, который ушел из церкви, его звали Аникей, у нас предание говорит, что у него было 11 сыновей, а так как он происходил из церкви, то наших так и назвали - Поповы. Из этих 11-ти братьев вышло несколько духоборческих фамилий, по его сыновьям. Один был Тихон - вышли Тихоновы, другой был Макар - вышли Макаровы, был у них сын Леон - стали Леоновы. За Кавказом их больше стало. Стали Никишины, стали Осеевы, все именно из этих происхождений духоборцы. В то время их называли иконоборцы, а потом только в 1785-м году стали называть духоборцы. Отец мой был призван в солдаты в 1898-м году, а когда он отказался, то он был сослан в Сибирь.
Елена Ольшанская: Вот как позже, уже живя в Канаде, описывал эти события Иван Семенович Махортов, бывший вместе с отцом Ильи Алексеевича. Воспоминания были напечатаны в духоборческой еженедельной газете "Искра". В этом рассказе, как и в голосе самого Ильи Алексеевича, слышны интонации и обороты живой крестьянской речи конца 19-го века, сохранившиеся в языке первого поколения русских канадцев. "Среди прекрасных полей и широкой долины, при царском режиме в южной части России, около станицы Екатеринограда в Терьской области была построена большая крепость для исправления непокорных и провинившихся солдат... И в этой крепости над молодыми духоборцами от 21-го до 24-х лет возраста производились всякого рода издевательства. Без жалости и без милости томят голодом и мучают холодом; бьют кулаками, бьют шашками и бьют прикладами ружья, секут розгами и сажают в холодные карцеры... И духоборцы просили Господа на помощь... " (Когда вышел правительственный указ о ссылке непокорных солдат в Якутскую область на 18 лет, полковник стал отговаривать молодых духоборцев идти в Сибирь, убеждал их принять воинскую присягу). "Мы ему ответили, - пишет Махортов, - за ваши добрые желания, барин, мы вас благодарим, но своим убеждениям мы не можем изменить. Служить солдатами, хотя нынче мирно во всей стране, но завтра могет подняться сильная война и польется невинная кровь этими же солдатами. Откровенно говорим вам, лучше бейте и мучейте нас, но мы по учению нашего Господа Иисуса Христа не можем служить, потому что убивать своих братьев-людей никогда не станем". Полковник о выслушал нас и сказал: - Ну, ребяты-духоборцы, в добрый час. Прошу я вас, простите мне за все. Мы вас много испытывали и всячески мучили вас, но это наша обязанность. Если вы имеете какую-нибудь жалобу на кого-нибудь, то, пожалуйста, скажите. Мы сказали, что от нас недавно какой-то взводный отобрал пять рублей. Полковник грозно зашумел солдатам сейчас его сюда представить и когда того привели, то он строго приказал отдать духоборцам то, что взял. Взводный воротился в крепость и сейчас же принес и отдал нам наши пять рублей". Наказаны были не только отказавшиеся от призыва, но и их семьи.
Светлана Инникова: Духоборцев сослали в аулы, расселили по несколько семей в татарских аулах, в грузинских селах, причем, без земли, работать они не могли. Духоборцы перешли на жесткое вегетарианство. Как вы понимаете, люди, которые всю жизнь ели мясо, потому что они жили на высоте две тысячи метров над уровнем моря, там мало что вызревало и основное, конечно, их занятие животноводство, изобилие молока, мяса, и вдруг резко они переходят на вегетарианство. Более того, они перестали пить чай, а русский человек никогда не будет кипятить воду, если не чай, то, значит, сырая вода. Начались страшные инфекции. За несколько лет пребывания в этой ссылке погибла тысяча человек, тысяча человек это в основном, конечно, дети, большинство, и очень много заболело "куриной слепотой", когда глаза вытекали. То есть, понимаете, это просто был какой-то ужас, страдания на страдании, чуть ли не семьи погибали. И благодаря толстовцам это стало известно на всю Россию.
Владимир Толстой: 1890-е годы - это годы сожжения оружия, 1895-й год - обряд сожжения оружия, когда духоборцы приняли клятву не брать в руки оружия. Это было очень близко Толстому, в эти годы он писал именно свои публицистические статьи, большинство из которых были направлены против войны, против военной службы. И здесь взгляды духоборов и их мощная кавказская акция были Толстому очень близки. И Толстой принимает решение оказать помощь, действенную помощь, понимая, что спасти их внутри России, защитить их от произвола, не представляется возможным. Единственным выходом он считал выезд большой массы духоборческого народа за пределы России. И получилось так, что именно в эти годы Толстой заканчивал работу над романом "Воскресение", это был период, когда он уже отказался от своих авторских прав, гонораров авторских за литературные произведения. И именно ради духоборцев он отменил свой отказ от литературных прав и гонорар от романа "Воскресение" полностью был направлен на снаряжение экспедиции , выезжавшей из России. Толстой обратился с письмом к крупнейшим финансовым магнатам того времени с просьбой оказать поддержку, и на это письмо откликнулись.
Елена Ольшанская: "Люди нашего мира живут без всякой веры, - писал Лев Толстой в статье "Что такое религия и в чем сущность ее". - Одна часть людей, образованное, богатое меньшинство, освободившееся от церковного внушения, ни во что не верит, потому что считает всякую веру или глупостью, или только полезным орудием для властвования над массами. Огромное же бедное, необразованное большинство, за малыми исключениями людей, действительно верующих, находясь под действием гипноза, думает, что верит в то, что ему внушается под видом веры, но что не есть вера, потому что оно не только не объясняет человеку его положения в мире, но затемняет его... Никогда ни в какие времена религиозного упадка не доходило пренебрежение и забвение главного свойства всякой религии и в особенности христианской - равенства людей - до такой степени, до которой оно дошло в наше время: Главную причину ужасной в наше время жестокости человека к человеку, кроме полного отсутствия религии, составляет еще и та утонченная сложность жизни, которая скрывает от людей последствия их поступков"... Атака Толстого на прогресс, его презрение к религиозной мистике и уверенность в том, что истинно нравственная жизнь - дело разума и доброй воли, у многих вызвали гнев и возмущение, но и привлекли немало сторонников, среди которых были богатые и образованные люди. Распространение толстовских идей стало их главной целью, некоторые из них (Дмитрий Хилков, Александр Бодянский и другие) решительно взялись помогать духоборцам.
Светлана Инникова: Дмитрий Хилков начинал как блистательный военный, у него была фантастическая карьера, ему было где-то 20 с небольшим, он был подполковником. И вдруг он встретил духоборцев, во время русско-турецкой войны 1877-78-го годов, у них там стоял их полк, и так получилось, что он побывал в духоборческом селе, вот откуда интерес к духоборцам у толстовцев. У него были свои какие-то мысли о несправедливости владения землей. Потом он прочитал Толстого и, вы знаете, он отдал свое имение крестьянам. Александр Бодянский очень богатый был помещик и, то же самое, отдал свою землю крестьянам, пропагандировал Толстого. Потом у них начались расхождения по поводу понимания личности Христа. Но Бодянский оказался более толстовец, чем сам Толстой, он все время Толстого толкал на крайние высказывания, требовал от него писем к духоборцам, чтобы он их подтолкнул на путь подвига религиозного. Они хотели на религиозной почве неприятие государства довести до такой пассивной забастовки - непротивление, неподчинение, пацифизм. И надо сказать, что толстовцы очень преуспели в этом. Они создали в духоборческом селе свою маленькую толстовскую коммуну. Они считали, что духоборцы близки им по своим религиозным убеждениям, идейным убеждениям, и решили сблизиться с ними и создать своего рода пример для подражания. Иван Михайлович Трегубов, ближайший друг Толстого, Чертков, который вложил огромные деньги во всю эту эпопею переселенческую: С одной стороны, они все были добрейшие люди, которые свое отдавали, и в то же время, такое ощущение, что они не понимали, на что они толкают духоборцев.
Илья Попов: Духоборцы переехали из Закавказья в Канаду в числе 7500 душ, это было в 1899-м году. И, кроме этого, приехали из Сибири от 150 до 200 душ. Потом уже приезжали отдельные личности. И духоборцы, когда переехали в Канаду, то жили селами, общинами, работали, трудились вместе. Из-за этого они смогли сохранить русский язык, смогли сохранить свои традиции. В западной стране, в капиталистической стране не позволяют этого, и разорили духоборческую общину - первый раз, когда они разработали 225 тысяч акров, это более тысячи гектаров разработанной земли общины. Правительство отобрало всю эту землю и заставило их купить в одиночку, они лишились возможности, они должны были перейти из одной провинции в другую, там, где опять приобрели землю в куплю, опять построили общину. И эта община до 20-х годов была очень сильной, она оценивалась уже до десяти миллионов долларов, она работала, были свои пильни, были свои кирпичные заводы, были свои мельницы, все свое. Но это раздражало все англосаксонское население вокруг, и эту общину тоже разорили.
Светлана Инникова: Когда они приехали в Канаду, все эти семь с половиной тысяч, представляете, выходят они в своих старинных одеждах, поют заунывные псалмы, даже отмечали, что моются не так, как англичане. Это, с одной стороны, такое неприятие и желание как-то от этого общества отгородиться, как-то о себе заявить. С другой стороны, выделилась среди духоборцев группа людей, которые вдруг увидели, что в Канаде свобода предпринимательства, а духоборцы люди очень предприимчивые, очень трудолюбивые, просто до фанатизма трудолюбивые. И когда они увидели, что Канада сулит такие выгоды, им дают землю, фактически бесплатно, и когда они поняли, что они могут стать фермерами, некоторые стали склоняться к тому, чтобы принять и подданство, и землю. И нужно было создать такую ситуацию, которая бы не дала бы духоборцам возможности ассимилироваться, противопоставить себя канадскому обществу, канадской власти, нужен был конфликт. Чтобы не было угасания религиозного энтузиазма, нужны гонения.
Илья Попов: Духоборец считает так, в его мировоззрении: меня не может радовать, если я буду иметь довольствие, а народ где-то сбоку меня страдает. Если я хочу, чтобы у меня было, то я должен заботиться, чтобы у брата моего было то же самое. В мире, где нет такого равенства, где есть страдающий народ, то духоборец должон жить скромнее. Как только он имеет чуть больше довольствия, он должон поделиться с теми, кто не имеет. Когда касается "свободников", которые появились в Канаде, в России этого не было, и это именно нерациональная часть духоборцев. Они думали, что какая бы ни была власть, то это уже нелюди, демоны. И когда они перешли в Канаду в таком слабом состоянии, в таких великих затруднениях в своей жизни от властей, то у них была какая-то боязнь властей. И когда в Канаде они прожили первых пять-шесть лет общиной, а потом правительство стало от них отбирать земли, потому что они подданство не принимали, то им казалось, опять это вертается какая-то экзекуция над ними. Духоборцы хотели иметь свои школы в своих селах, правительство настаивало, что вы должны ходить в гражданскую школу, тогда те, которые волновались, эти "свободники", то у них тогда выходил протест, говорили, что мы не будем своих детей в школу посылать, эта группа была небольшая. А община старалась, чтобы уладить этот вопрос, чтобы не страдали за это. Но появились такие фанатично настроенные люди: когда правительство построит школу в их селе, ходите в эту школу, то они даже сжигали эту школу.
Елена Ольшанская: Илья Алексеевич - многолетний редактор еженедельной англо-русской газеты "Искра", автор нескольких книг по истории духоборческого движения.
Илья Попов:
Живя в Канаде, отец очень-очень, как и все духоборцы, скучал по своей родине. Отец у нас носил стихотворение, даже не знаю, откуда он его взял, носил в своем кармане. В 20-х годах он его записал, и я теперь нашел в его вещах, и вам просто будет интересно, какое у них было понятие о том, что они были заброшены в далекой Канаде:
"Давно заброшен я судьбою
В далекий край, где нет друзей.
С тех пор страдаю я душою
И в мире стало мне тесней.
Нет светлых дней, не сплю я ночи,
Тоска легла в душе моей.
И слезы мне туманят очи,
Не рад я участи своей:
Всегда я всюду одинокий,
Я дни за днями провожу.
Иду туда, где лес высокий,
И там покой не нахожу.
Вернись ко мне, былая радость,
Рассей печаль и грусть мою.
И расцвети еще раз младость
В далеком здесь чужом краю".
Любимый стих Алексея Ивановича Попова, отца нашего. Вот в такой атмосфере вырастали. Несмотря, что у нас уже третье-четвертое, даже пятое поколение имеется наших детей, у всех в нашей семье русская речь осталась, любовь к родине, любовь к писателям, русским классикам. Нашего благодетеля мы называем дедушкой, Льва Николаевича Толстого. И, несмотря на то, что прожили более ста лет, и в наших детях это осталось.
Елена Подовинникова - дочь Ильи Алексеевича Попова: У нас Британская Колумбия - это западная провинция Канады, она на Тихом океане оканчивается. Наш большой город - это Ванкувер. Мы жили, скажем, шесть часов езды на восток от Ванкувера. А наш город, маленький город, там было четыре-пять таких разных городов, и мы очень близко жили один к другому, может быть, час на машине ехать. И мы чувствовали, что этот маленький кусочек земли в мире - это наш кусочек. Местечко по природе великолепное - горы, реки, озера. Когда я вырастала, я чувствовала, что все люди на свете добрые, всем хорошо, все любят один другого, все по-соседски дружат и все общее. Впечатление такое было, что мы живем в раю. Когда я поступила в школу, сразу я почувствовала, что нет, мы как будто необыкновенные люди, как-то не подходим. Не то, что я по-английски не знала, я по-английски знала раньше, чем я поступила в школу, но как-то они как будто живут в ритме своей жизни, а мы не включаемся. Я хотела быть как те, которые живут в этом мире, а я не принадлежу к ним. Я чувствовала себя виноватой, потому что у меня идеальная жизнь, я так чувствовала от очень молодых лет, и в чем-то у них не была такая идеальная жизнь. И это не их вина была, а как-то моя вина. Если в школе дети отбирали у меня обед, если они меня пихали, у них плохо было дома, так я думала, что поэтому они так делают.
Елена Ольшанская: Анна Казакова - ровесница Елены Подовинниковой, она родилась и выросла в старинном духоборческом селе Гореловка на Кавказе, переименованном в колхоз имени Ленина.
Анна Казакова: Отец работал радистом, всю жизнь электрик, радист. На самом деле, он четко, строго передавал, его называли Левитаном, все понимали, хотя были еще люди, которые работали там. Мама колхозница была. Потом мама тоже ушла из колхоза, пошла строителем. Село наше большое. Климат очень суровый - высокогорье, высота 2100 над уровнем моря, фрукты никакие не растут, зимы там очень суровые, потому что леса практически нет, там степи и горы вулканического происхождения. Если начинался ветер, то продувало нас насквозь. Наши предки, как в Сибирь на каторгу, были сосланы в те места, пять русских сел. Одни окали, другие якали, Спасовка село, Орловка, село Калинино, и вот этот говор сохранился. Многие из Калинина, из Ефремовки говорят: "Взяли мяшок, пойдем пяшком, бягом". В нашем селе среднее образование 10-11 классов, а в других школах 8-летнее, поэтому вся молодежь, кто хотел учиться, они все приезжали к нам и заканчивали среднюю школу. Отношения между селами были нормальные, хорошие.
Елена Подовинникова: Когда я подростком была, я решила так: духоборчество - это слишком тяжело, мне это не нужно, я уезжаю от него. Я поехала в университет в Ванкувер и первый год я стала изучать Шекспира. Когда я кончила его изучать, я решила, что Шекспир был духоборец, потому что все, что я учила по литературе, меня вело назад к духоборчеству.
Владимир Толстой: Линия моя идет от третьего ребенка в семье Льва Николаевича и Софьи Андреевны. Старший сын, как известно, Сергей, потом была дочь Татьяна и мой прадед Илья. У самого Ильи Львовича было тоже восемь человек детей. Мой дед - Владимир Ильич, в честь которого в свое время и меня тоже назвали Владимиром. После Второй Мировой войны в 1945-м году мой дед, белый офицер, блестящий агроном, закончивший Белградский университет и возглавлявший крупную сельскохозяйственную общину в Сербии, принял решение вернуться с семьей в Россию, что, по тем временам, был поступок не только смелый, но даже безрассудный. Люди, его окружавшие и любившие его, пытались его отговорить от этого шага. Но он всегда говорил о том, что да, Югославия стала нам второй родиной, это удивительная страна, но мои дети родились в Югославии, значит, на чужбине, не в России. И я хочу, чтобы мои внуки родились в России, а если Бог даст, то правнуки чтобы родились в Ясной поляне, в месте, которое всегда будет главным для семьи Толстых.
Серафима Никитина: Ведь что такое духоборцы? Это люди, которые отвергают священство, не признают церковной иерархии, отвергают все церковные обряды и все символы визуальные, которые в церкви есть - иконы, они отвергают святых. Они считают, что, конечно, были страдальцы, которые страдали из-за своей веры, но они не сделали никаких чудес, чудеса делает только Бог. Они не признают крещения, они отвергают все внешние атрибуты церковные, которые отвергал и Лев Николаевич, считая, что Царство Божье внутри нас, так же как и дьявол внутри нас. "Что такое ад? - говорится в одном из духоборских псалмов.- Ад есть не знающие света люди". Это как учение близко к учению Толстого, тем более, что и Христос выступает как идеальный этический человек. Вы знаете, когда я в первый раз была у духоборцев, это было в 1985-м году, то в одном доме увидела, что стоят тома из академического собрания сочинений Толстого, те тома, где как раз "В чем моя вера?", все эти его религиозные сочинения. И когда я с удивлением спросила владельца дома: вы это читали? Он говорит - конечно. - Как вы относитесь ко Льву Николаевичу? - Ну как? Наш человек!
Елена Ольшанская: В дневниках Корнея Чуковского сохранился рассказ Горького о том, как однажды Шаляпин на Пасху христосовался с Толстым: "Христос воскресе, Лев Николаевич!" Толстой дал себя поцеловать, а потом сказал: "Христос не воскрес, Федор Иванович!" Толстой знал, что как великий писатель он бессмертен, жизнь подарила ему любовь, семью, детей, творчество, прижизненную славу. Тем не менее, он всенародно признался, что несчастен, и предположил, что похож в этом на остальных людей. Это самое удивительное в Толстом - он не считал себя отличным от других. Кажется, что он встал на путь отрицания собственного прошлого, на опасный путь учительства, по одной лишь причине - твердо решив, что доискался до главной причины человеческих бед. Он знал, что для многих уважаемых им людей станет предметом поношения и горьких насмешек, и страдал от этого. Для других он стал кумиром (чтобы было ему не менее тягостно), толстовцев презрительно называли сектой.
Владимир Толстой: Мне кажется, что квинтэссенцией выражения этого толстовского отношения к народу была постановка вопроса и сам заголовок его статьи: "Кому у кого учиться писать - крестьянским детям у нас или нам у крестьянских детей?" Когда Толстой занимался школой, он увидел в каждом крестьянском ребенке вот этот зачаток творческой натуры, его поразило это открытие. Да, в тот момент было не так мало людей, вышедших, что называется, из народа, получивших образование и пытавшихся проявить себя в интеллектуальном, в творческом труде. Часто это были, кстати говоря, далеко не симпатичные Толстому примеры, можно говорить об интересе , но при этом о сложном отношении Толстого к Горькому, допустим, или к ряду писателей, вышедших из этой народной среды. Гораздо больше Толстой ценил незамутненный образованием, незамутненный какой-то идеей, просто внутренний творческий потенциал тех людей из народа, с которыми ему приходилось иметь дело. Он очень ценил таких народных мыслителей. К их числу, безусловно, относились и люди из духоборческой среды, которые не просто проживали жизнь день за днем, а это были люди, обращавшиеся в своей повседневной жизни к каким-то сокровенным очень важным вопросам бытия и будущего, к философским вопросам, к религиозным вопросам.
Илья Попов: Мы не желали, чтобы нас называли сектантами, потому что во время Петра Великого, если кто знает историю, было много разделений, были хлысты, были штундисты, были малеванцы, их тогда в презрение называли сектами. Духоборцы не желали называться сектой, они были частью христианского направления, они желали руководствоваться живым словом своих пророков, своими рассказами, которые они составляли не только по рассказам из своей истории, но брали именно из учения Христа и даже из Нового завета много. Поучения такие, которые они называли своими псалмами, они их называли "это наша живая книга", они их изучали. Они все были безграмотные, произошли из крестьянства. Они изучали эти псалмы наизусть. И все их учение было изустное, и так они говорили, что "мы руководимся не мертвой буквой в книгах, а мы руководимся живым словом, которое исходит из уст человеческих". И всегда молитвенные собрания проводятся в чтении этих наставлений. У нас такие псалмы поучительные, самый поучительный называется "Будь благочестив", и у нас такая поговорка от первого духоборческих вождей: "Яблочко познается по вкусу, цветок познается по запаху, а христианин познается по своим добрым делам".
Елена Подовинникова: По поводу вождей я хотела сказать, что вчера или позавчера я нечаянно телевизор включила, и там говорил Горбачев с некоторыми учеными, и они как раз говорили о диктаторах и вождях. И я так с интересом села, я опаздывала, но все равно мне нужно было до конца дослушать, что они говорили о вождях. Потому что в духоборчестве всегда был вождь, одна даже женщина была. И они все по линии пошли по крови от отца до сына, до дочери. И у нас всегда разговор был: если у каждого есть внутри себя ответственность развивать себя морально по совести, жить хорошо, почему нужен вождь? Мы всегда чувствуем, что нам нужно жить в коллективе, чтобы мы вместе жили. Я всегда говорила в Канаде, что духоборцы прошли историю очень близкую к российской истории. Петр Васильевич Веригин был в Сибири, когда духоборцы переселились в Канаду, а потом он приехал и был вождем. В него верили как в Бога - вождь. Петр Петрович Чистяков-Веригин был его сын, он остался в России с теми духоборцами, которые не уехали. Когда Петюшка, как мы его называли, умер в Канаде, Петр Чистяков приехал в Канаду и стал вождем в Канаде. Его внук был Иван Иванович, Веригин-старший просил, чтобы он с ним поехал. Внуку Ивану Ивановичу было шесть лет в это время, и он приехал с дедушкой в Канаду. До Веригина когда дошло, до Ивана Ивановича, уже прошло чувство к вождю как к Богу, осталось уважение, чувство, что он понимает очень много в духоборчестве, он опора наш.
Илья Попов: Духоборцы считают, что в каждом человеке есть частичка Бога, это его душевное состояние, душевное понятие. Но у духоборцев понятие такое: как все равно электрический ток имеется 50 ватт, другая лампочка 100 ватт, а имеется и 250. Духоборцы понимают так, что вожди имеют именно божественный ток в себе и связь с Вечной силой, которую мы признаем за Бога. Но вот среди людей всегда бывает, что один имеет больше знаний. Духоборцы, когда в своей группе, в своей общине сидят рассуждают, и видно, что в одном человеке есть больше, чем в других, то со временем они признают таких за духовных вождей. Когда дедушка Толстой помогал духоборцам, он имел большую перепись с нашим вождем Петром Васильевичем Веригиным. И что именно в последние дни тревожило Толстого - что он продолжает жить барской жизнью. Это его мучило, это и духоборцев мучает. Видишь, духоборцы, их образ жизни - трезвость, вегетарианство, тесный путь, вольная скорбь, нищета, странничество. Духоборцы не могут жить богатой барской жизнью, настоящие по духу духоборцы. И это, конечно, мучило и Толстого. Вслед за Толстым, я бы сказал, что наши уважают Достоевского. Есть среди духоборцев любители Пушкина, стихотворства вообще. Когда вышел Шолохов "Тихий Дон", это уже всех просто поразило, многие из духоборцев произошли из казачества из тех краев, это такое родное, такое близкое казалось духоборцам. Этот фильм, когда вышел по-первости, я думаю, каждый духоборец его смотрел десять раз.
Анна Казакова: Как таковых не было вождей, у нас не было вождей, люди жили своим укладом. Раньше, когда еще помню, маленькие были, у нас были два коммуниста, то к ним старики относились с осуждением. А потом как-то пошло, политику родины, политику партии выполняли. Отец у меня был убежденный коммунист, но он настолько был общительный, настолько он любил всех людей и все село его любило, поэтому так особо никто не заострял внимания, просто считали, что его блажь. Наши духоборские села были обособлены, никого практически не впускали туда, никто не мог потребовать, покомандовать. Все праздники, утром рано, в четыре-полпятого, идут на могилы, идут на поклонение, там поют, что-то закусывают и возвращаются обратно. Это все сохраняется. Вся вера осталась. Люди сильные духом - духоборцы, духоборы. Это, может, канадцы духоборцы, у них произносится так, у нас больше - духоборы. В моем понятии духоборец или не духоборец - это, прежде всего, быть человеком. И для моих детей я говорила и говорю, что всегда должно быть почитание старших. Пусть им не нравятся те же иконы расписные, красота в церкви. Мне они всегда нравились. Но правильно, неправильно, я, допустим, не буду никогда креститься, не знаю почему, я не могу. Мне говорят, что вы не стоите на учете у Бога. Я размышляю так, что главное - верить во что-то святое.
Елена Ольшанская: Анна Васильевна Казакова уехала из села Гореловка тридцать лет назад, она оказалась талантливой спортсменкой-лыжницей, стала мастером спорта международного класса, потом работала в органах милиции. Но с родной деревней связи не рвала. Она не знала, что в некоторых домах ее односельчан много лет были спрятаны последние экземпляры уничтоженной когда-то советской властью "Животной книги" - сборника псалмов, переписанного молодым Владимиром Бонч-Бруевичем, соратником Ленина. Бонч-Бруевич вместе с толстовцами сопровождал духоборцев в Канаду, музыкальная и литературная одаренность этих людей поразили его. Потом, после революции, он пытался организовать возвращение духоборцев на родину. Немало пострадал за эту дружбу, но не изменил ей. Елена Подовинникова издала в Америке три поэтических сборника, сейчас она работает воспитателем в Британской школе в Москве, ее родители и трое взрослых детей со своими семьями планируют переехать на родину. После распада СССР из Грузии и из других бывших советских республик духоборцы начали возвращаться в Россию. Они по-прежнему стараются жить вместе, рядом - в городах, деревнях и поселках. Когда-то Лев Толстой, восхищенный силой духа их предков, назвал духоборцев людьми 25-го века. Сегодня это определение кажется странным, как и многие поздние идеи Толстого. Но мы живем еще только в самом начале 21-го века, когда "великий незнакомец" (так сто лет назад русские мыслители назвали крестьян) сходит с исторической сцены, так до конца и не понятый отечественной культурой.
Владимир Толстой: Духоборцы времен Толстого своим подвижничеством, своей необыкновенной самоотверженностью и целеустремленностью в вере действительно производили впечатление людей далекого-далекого будущего. Сегодняшние духоборцы, живущие и в Канаде, и в России, вынуждены по обстоятельствам, по исторической судьбе, во многом ассимилироваться и подстроиться под окружающую их жизнь. В Канаде - под окружающую их жизнь канадского общества, в России - под окружающую их жизнь в советском, и ныне в российском обществе. Представляете, прожить более ста лет в абсолютно иной стихии, в абсолютно ином укладе жизни, и при этом все-таки сохранить и религиозные основы, пусть в своих каких-то зачатках, и традиционную кухню, и традиционный язык, и традиционную систему отношений, уклад. Это очень дорогого стоит, это люди, заслуживающие огромного уважения за то, что они сумели это не потерять. Я сужу даже по своей семье. Толстые, оказавшиеся за рубежами России, живущие в Швеции, во Франции, в Италии, в Америке, даже язык не сохранили. Да, они помнят и знают, что они принадлежат к семье Толстых, они дорожат родством с великим русским писателем, но очень многое утрачено. Потому что это люди, которые вырастали в рассеянии, вне непосредственной связи с традиционной национальной культурой. Может быть, только Александре Львовне Толстой, младшей дочери Льва Николаевича, удалось в Соединенных Штатах создать Толстовский фонд, толстовскую ферму и, благодаря этому, дети и внуки Толстых, жившие в окрестностях, рядом, до сих пор сохраняют, кстати сказать, православие, и русский язык, и русские традиции.