Программу ведет Арслан Саидов. Принимает участие корреспондент Радио Свобода Елена Фанайлова.

Арслан Саидов: 28 августа исполнилось 80 лет со дня рождения выдающегося русского и советского писателя Юрия Трифонова, автора повестей "Дом на набережной", "Обмен", "Другая жизнь", "Старик", "Время и место". Его творчество было и остается образцом художественной свободы и нравственной нормы.

Елена Фанайлова: "Дом на набережной" - словосочетание для всего читающего мира такое же знаковое, как "хрущевская оттепель" или "альманах "Метрополь". В доме на бывшей Софийской набережной, напротив Кремля, жил в детстве Юрий Трифонов, сын советского партийного деятеля. Оттуда он был выселен после ареста родителей. Во время войны работал на заводе, затем окончил литературный институт. Лауреат Государственной премии 1951 года за дипломный роман "Студенты", Трифонов в 60-е годы становится странным писателем, которому разрешают существовать только в качестве примера широты и многогранности советской литературы. Его сюжеты - расказачивание, терроризм, репрессии. Но движущая их сила - тонкие психологические материи. Сохранились свидетельства о том, как в дни вторжения советских войск в Афганистан Трифонов читает Коран.

Юрий Трифонов был другом Генриха Беля и Владимира Высоцкого, Юрия Любимова и Виктора Некрасова, Василия Аксенова и Льва Гинзбурга. В год смерти Трифонов был выдвинут на Нобелевскую премию. Умер в 56 лет в бедной больнице.

О Юрии Трифонове говорит известный литературовед Наталья Иванова, автор одной из первых монографий о творчестве писателя.

Наталья Иванова: Для своего времени он был явлением не очень понятным. Когда стали появляться его повести - а я, в общем, настоящего Трифонова числю, начиная с повести "Обмен", "Предварительные итоги", "Долгое прощание", "Другая жизнь", "Дом на набережной", вот с этих московских повестей, - он был воспринят противоречиво интеллигенцией шестидесятнической. С одной стороны, как писатель, который вскрывает социальные, психологические особенности бытования интеллигенции в современной России, а с другой стороны, как человек, который чуть ли ни клевещет на эту саму интеллигенцию, изображая ее с достаточно отрицательными качествами. Не увидели в Трифонове современники его исторической глубины, которая в нем была. Он, не упомянув даже ни разу слово "Сталин" в своем "Доме на набережной", скажем, или в "Исчезновении", романе, который был напечатан уже посмертно и находился в его бумагах, тем не менее, дал такой анализ сталинского времени, такой прогноз, что это никуда из человека уйти так быстро не может, как, может быть, никто другой из писателей не только его времени, но и до сих пор.

Постепенно начало открываться то, что есть Трифонов, после его смерти, когда был прочитан уже и "Опрокинутый дом", и "Время и место" (роман тоже опубликован посмертно), читатели увидели метафизическую сторону его дарования, которую не видели с самого начала. Ведь Твардовский говорил ему: "Что это у вас какие-то вечные темы..." То есть, с одной стороны, он как бы был важен и полезен для нашего "общелиберального дела", но это "общелиберальное дело" проигнорировало вот эту его метафизическую сторону. И он ушел, в общем, непонятым. И он же все время говорил, эзоповым, правда, языком, что для него важен читатель, который умеет читать между строк. А читатели и критики тогда читали не между строк, а прямо по строкам - и много чего проглядели. Влияние его на состояние умов, тем не менее, было очень большим, но оно доходило постепенно.

Елена Фанайлова: Метафизическую составляющую трифоновского творчества, о которой говорила Наталья Иванова, уже не могли пропустить читателей и писателей младшего поколения. Например, Александр Кабаков или Сергей Гандлевский. Прозаик Андрей Левкин говорит о своем прочтении Трифонова.

Андрей Левкин: Странное впечатление. Это страна, в которой нет дезодорантов, страна, в которой все едут на работу на автобусе. Где постоянно какое-то гудение и запах дизтоплива от дешевого бензина. Такое впечатление, что все находятся в процессе какого-то совместного окисления. И вот тут начинается фантастика. Трифонов предъявил некоторое описание, структуру, и она оказалась губкой. И то, что там было в обиходе, а по сути дела - весь Советский Союз 70-х, он всосался в эту штуку. Тут же еще волшебство отсутствия цвета, это все серое. А когда фотография черно-белая, серая, с полутонами, она получает некую дополнительность, она становится какой-то очень важной.

Елена Фанайлова: Андрей Левкин считает, что проза Юрия Трифонова так современна, что его героев вполне возможно перенести в наше время. Той же идеи придерживается литературовед Наталья Иванова.

Наталья Иванова: Трифоновские сюжеты постоянно реализуются и сегодня. Если из них вынуть эту псевдосоветскую составляющую, то "Обмен" происходит и сейчас, "Долгое прощание" происходит и сейчас, и "Долгая жизнь" тоже есть сейчас. И архивы также скрываются, как и тогда, или интерпретируются так же неправильно, как и тогда. Поэтому ничего не устарело. После смерти Чехова прошло 50 лет, после того, как его проза очнулась в трифоновской прозе, потому что Чехова не было в нашей литературе ни в 10-е, ни в 20-е, ни в 30-е, ни в 40-е годы. Так и с Трифоновым - он живет подспудно, а явно его присутствие будет, я думаю, дальше обнаружено.

И конечно, присутствует Трифонов в театре, в любимовском театре. У нас была первая международная конференция по Трифонову несколько лет тому назад, и мы все пошли смотреть спектакль "Дом на набережной". И все звучит, и все актуально, и ничего никуда не делось. Юрий Любимов поднял зал, чтобы все вспомнили Трифонова. И я думаю, что мы и сегодня должны встать, чтобы его помнить.

Елена Фанайлова: А встать в честь Юрия Трифонова не помешает, потому что он был и остается примером эстетической свободы и этической нормы как в Советском Союзе, так и в новой России.