Юрий Жигалкин: Почему американцы верят прессе, но не испытывают уважения к журналистам? Портрет жены тирана - нью-йоркская премьера фильма о Надежде Аллилуевой. Таковы темы уик-энда в рубрике «Сегодня в Америке».

Большинство американцев доверяет прессе, а подавляющее большинство - 62 процента - уверены, что журналисты представляют собой положительную силу в обществе. Таковы сенсационные результаты общенационального опроса общественного мнения, проведенного Миссурийским университетом. Дело в том, что отношение американцев к прессе традиционно колеблется между крайностями. «Средства информации - родник, к которому приникает демократическое общество», - провозгласил 50 лет назад кандидат в президенты Адлай Стивенсон. «Газета - инструмент, превращающий невежду в еще большего невежду, сумасшедшего - в безумца», - ответил ему Генри Менкен, виднейший американский журналист и критик. Считается, что американцы сегодня разделяют этот циничный взгляд профессионала, по крайней мере, достоверно известно, что члены журналистского цеха едва ли вызывают к себе уважение.

Мой собеседник - профессор Миссурийского университета Джордж Кеннеди, координатор последнего опроса общественного мнения.

Джордж Кеннеди: Журналистика никогда ни в каких опросах не входит в число уважаемых американцами занятий. Журналисты традиционно оказываются в одной компании с юристами, управляющими крупных фирм, а ниже этого может быть только одна профессия - продавцы подержанных автомобилей - ходульный символ мошенника в глазах американца.

Юрий Жигалкин: Профессор, а есть ли ответ, откуда взялся такой ярлык?

Джордж Кеннеди: Я думаю, это легко объяснить. Скажем, люди видят на экране Джералдо Риверу, раздувающего в своих так называемых репортажах дешевую сенсационность, или стаю журналистов, преследующих Майкла Джексона, или репортера, с жаром обсуждающего на экране сальные подробности интимной жизни какой-нибудь звезды, - и образ сформирован. "Боже мой, о чем это они?!" - думает средний американец. Однако наши исследования показали, что под этим поверхностным ощущением скрывается совершенно другое: 90 процентов опрошенных сказали, что средства информации помогают им принимать жизненно важные решения, что они полагаются на прессу, чтобы лучше понять происходящее вокруг них и происходящее в мире, что пресса способствует нормальному функционированию общества. И что очень важно, большинства американцев все-таки верит журналистам, хотя, конечно, скепсис тоже присутствует.

Юрий Жигалкин: Но не мягко ли сказано - скепсис? Ведь 85 процентов ваших опрошенных сказали, что американская пресса небеспристрастна.

Джордж Кеннеди: Да, это широко распространенный взгляд. Но я бы не воспринимал эту оценку как однозначно негативную. Ведь почти никто не обвиняет американские средства информации в необъективности. А либеральный уклон объясним, если мы взглянем на, так сказать, должностные инструкции прессы. Мы обнаружим, что среди ее важнейших обязанностей обязанность подвергать сомнению действия властей, высокопарно выражаясь, говорить от имени тех, чей голос слаб. А это - традиционная роль либерального крыла американского общества. Поэтому мне кажутся бессмысленными упреки в либеральной предвзятости американской прессы. Так же как и дебаты в журналистском сообществе: опасно ли доминирование либералов в прессе или нет? Функция журналиста по сути своей зиждется на либеральных ценностях.

Юрий Жигалкин: Так профессор Миссурийского университета Джордж Кеннеди объясняет парадоксальное смешение двух чувств - скепсиса и доверия, - с которыми американцы относятся к своей прессе.

Как воспринимают такое отношение к своей профессии сами журналисты. Владимир Абаринов спросил об этом американского журналиста, бывшего корреспондента «Уолл стрит Джорнэл» и «Файнэншл Таймс» Дэвида Саттера.

Владимир Абаринов: Почему американская публика часто считает американскую прессу тенденциозной? Позволительно ли журналисту иметь собственную позицию?

Дэвид Саттер: Думаю, вот что происходит на самом деле. Люди сами стали настолько тенденциозны, особенно в вопросах, которые не так важны, как эмоциональны (я имею в виду вопросы образа жизни, такие как религия в школах, право на аборты, однополые браки), они сами тенденциозны и потому воспринимают объективную информацию как одностоннюю. Это касается и некоторых международных проблем, таких как ситуация на Ближнем Востоке. В том, что публика обвиняет прессу в тенденциозности, нет ничего необычного, потому что публика просто не чувствует своей собственной тенденциозности.

Владимир Абаринов: В последнее время репортеры крупнейших американских газет - "Нью-Йорк Таймс" и "Ю-Эс-Эй Тудэй" - были уличены в фальсификации материалов. Не забывает ли американская журналистика свой кодекс профессиональной чести?

Дэвид Саттер: Такая опасность существует. Но я думаю, что такие случаи вскрывают не столько недостаток честности среди журналистов, сколько бюрократическую сторону дела - чрезмерную концентрацию на сенсациях в ущерб аналитическому подходу.

Владимир Абаринов: Президент России любит рассуждать о зависимости частных средств информации от взглядов и вкусов своих владельцев. Как на самом деле строятся взаимоотношения владельца и редакции в Америке, где практическая вся пресса находится в частных руках?

Дэвид Саттер: Некоторые владельцы вмешиваются в редакционную политику. Это происходит, например, с "Вашингтон Таймс", которая отражает консервативную точку зрения. Но большинство владельцев понимает, что, если они будут делать это, они потеряют репутацию объективного средства информации, и это принесет им коммерческие убытки. Это просто вопрос рынка. Американцы покупают газеты ради объективной информации. "Уолл Стрит Джорнэл" имеет ясно выраженную консервативную позицию в своих редакционных комментариях, но ее новостные полосы совершенно объективны.

Юрий Жигалкин: В этой части рубрики «Сегодня в Америке» мы поговорим о нью-йоркской премьере документального «Жена Сталина». В этот уик-энд в нью-йоркском кинотеатре «Куад» состоялась премьера документального фильма «Жена Сталина», снятого кинорежиссером Славой Цукерманом. Образы двух главных диктаторов - деспотов двадцатого столетия Гитлера и Сталина - постоянно занимают внимание американских авторов, они настойчиво докапывающихся до истоков зла. Но попытка рассказа о жене Сталина - первая, и она привлекла внимание ведущих американских газет.

«В фильме Славы Цукермана, - пишет "Нью-Йорк Таймс", - создан портрет сильной, решительной, хорошо образованной женщины, которая была уничтожена мужем, охваченным паранойей, паранойей, что столь часто окутывает диктатуры».

Отрывок из фильма

- Сталин очень любил Надежду Сергеевну.

- Он все время издевался над ней. Мы уже привыкли, она вечно в слезах на его хамство и грубость.

- И она его очень любила и чрезвычайно уважала. И понимала свою великую миссию - находиться около Сталина.

Юрий Жигалкин: Мой собеседник - автор сценария и режиссер фильма «Жена Сталина» Слава Цукерман.

Слава, почему вы решили сделать фильм о Надежде Аллилуевой?

Слава Цукерман: Никто не подходил с личной стороны к Сталину. Очень интересно посмотреть, так сказать, каков Сталин, и не только Сталин, а, в общем, Сталин - часть эпохи, окружения, всего исторического процесса, как этот процесс сказался на простой женщине, которая попала, как кур в ощип, в эту ситуацию. Надо сказать, кроме того, она вышла замуж за Сталина, когда ей было 16 лет, только исполнилось, а ему было 39, шел 40-ой. И она была девочка, а он был как бы революционный герой, друг семьи, человек, который больше, чем все окружающие, сбегал из ссылок и из тюрем, - в общем, явно романтический герой. И прожила она с ним 14 лет - из романтического героя он превратился в абсолютного диктатора страны. И оказалось, что счастья ей это не принесло, а наоборот, то ли она покончила с собой, то ли он ее убил, но, во всяком случае, совершено очевидно она хотела покончить с собой, и совершенно очевидно она не была счастлива.

Юрий Жигалкин: Слава, в вашем фильме вы уделяете большую часть времени обсуждению того, что один из критикующих вас рецензентов называет слухами.

Слава Цукерман: Почти все мне задают вопрос: правда ли это, что говорится в фильме, что Надежда сделала 10 абортов? Это абсолютная правда, я держал ее медицинскую карту в руках. Об этом спрашивали меня, поскольку они не были в архивах и не держали эта карту в руках, и ее родственники, и они были так же шокированы этим, как и публика сегодня, родственники Надежды. Мне захотелось дать историю как такой коллаж из всех мнений и документов, которые существуют по этому поводу. И документы эти противоречат друг другу в большинстве случаев, а не подтверждают друг друга, и какие-то вопросы так и остаются неразгаданными. Мне казалось, что это и есть лучший способ передать дух истории и время - создать его образ и дать людям понять, как и что было, и оставаться при этом правдивым, не лгать.

Юрий Жигалкин: Слава, вы в фильме выдвигаете или повторяете смелые предположения, не приводя однозначных фактов, например - о том, что Сталин мог быть отцом своей жены, или о том, что она могла быть убита, и при этом вы приводите лишь одну улику - явно сфабрикованную справку об официальных обстоятельствах ее смерти.

Слава Цукерман: И это факт, от которого никуда не денешься, факт, который можно было бы опровергнуть более серьезным исследованием, то есть эксгумацией трупа Надежды Аллилуевой, и тогда при помощи современных анализов можно было бы проверить эти вещи. Вот такой способ существует, но я не думаю, чтобы сегодня в России кто-либо стал это делать.

Юрий Жигалкин: Слава, совершенно очевидно, что одна из основных интриг вашего фильма, если можно это назвать интригой, - это образ Сталина. С одной стороны, он явный монстр, с другой стороны, и это, кажется, новое, что дает ваш фильм, - ощущение того, что Сталин был, возможно, и не монстром, а любящим и добрым человеком.

Слава Цукерман: Я не думаю, что термин, который вы применили - любящий и добрый человек, - это правильный термин. Мы все-таки говорим о человеке, больше 20 близких родственников которого погибли от его рук. Как может добрый и любящий человек сделать такое? Также у него молодая жена делает 10 абортов. Он был, очевидно, очень груб в своей сексуальной жизни, и никто с этим не будет спорить, это очевидно и известно, много свидетельств. Он не был легкий и приятный человек. Другое дело, да, есть много свидетельств того, что дети его любили, он любил детей. В общем, можно много говорить, это сложный образ, он и не может быть иным.

Юрий Жигалкин: Сталинская эпоха довольно известная, изучаемая, изученная, интересующая Россию. Лично для себя, снимая этот фильм, вы что-то вынесли новое, неожиданное об образе Сталина, об образе его жены, об образе эпохи?

Слава Цукерман: Да, я вынес много неожиданного. Я вынес самые неожиданные некоторые детали, о которых мы уже говорили, очень интересные, и я сложил общую картину как бы. Не правы те, кто все валит на какого-то определенного человека, - валили на Троцкого, потом валили на Сталина, теперь опять на кого-то пытаются валить. Конечно, это все неразрывная часть российской истории, и так, как за Гитлера голосовал народ Германии, так, хоть и не было прямого голосования за Сталина, Сталин поднялся на общественном мнении, и в партии, и вне партии. Он всегда придерживался тех точек зрения, которые выбирало большинство, и его нельзя без окружения, без истории партии, без истории революции, без истории России рассматривать просто как какого-то неведомого злодея, прилетевшего со стороны и захватившего власть.

Юрий Жигалкин: О документальном фильме «Жена Сталина» я говорил с его автором, режиссером Славой Цукерманом.