[ Радио Свобода: Программы: История и современность: Документы прошлого ]
Елена Зубкова: Так уж получается, что в начале июня много и охотно пишут, говорят о детях. Поводов для этого не счесть: День защиты детей, начало летних каникул, выпускной школьный бал, наконец. Наша сегодняшняя передача тоже посвящена "детской теме". И вот почему. В этом году исполнится 70 лет, как Сталин произнес свою знаменитую фразу: "Сын за отца не отвечает". А слово, как известно, не воробей. Тем более, что Сталин редко позволял себе случайные оговорки. Владимир Тольц: Давайте для начала напомним нашим слушателям, в какой связи вождь вдруг вспомнил об "отцах" и "детях". Случилось это в декабре 1935 г. В Москве проходила встреча передовых комбайнеров с партийным руководством (подобные посиделки тогда начали входить в моду). Много говорили, докладывали об успехах и, как водится, благодарили высокое начальство. И вот один из выступавших, молодой комбайнер сказал: "Хотя я и сын кулака, но я буду честно бороться за дело рабочих и крестьян и за построение социализма". В ответ Сталин бросил реплику: "Сын за отца не отвечает". А спустя какое-то время газетчики превратили эту реплику в "указание товарища Сталина". Казалось, что времена противостояния "отцов и детей" уходят в прошлое. "Тов. Горький! [...] Мы - дети, окончившие семилетку, мечтаем попасть в профшколы... но, увы, мы - дети бывших людей и нам двери закрыты везде и всюду [...] потому что нас зачал, родил чуждый элемент для Советской власти. Жаль, что мы не могли выбрать родителей и тем самым приобрести право на дальнейшее существование. Учиться не дают возможности, служить не пускают, работать не принимают, землю для обработки не дают [...] Жить так дальше нельзя... это садизм. Таких людей надо уничтожать, родителей - кастрировать. Ведь мы никакого преступления не совершили - зачем так жестоко карать. Проклят час, когда нас родили". Елена Зубкова: Это письмо было написано в 1929 году. Тогда в стране полным ходом шла кампания против так называемых детей социально-чуждых элементов. В газетах появилась рубрика "Отрекаемся от своих отцов". И отрекались, и публично каялись в своем "неправильном" происхождении. Впрочем, и покаяние, и предательство не всегда гарантировали индульгенцию. Новая власть строго следила за тем, чтобы во всем соблюдался "классовый подход". Что это означало, например, в области школьного образования, объяснил один из идеологов и энтузиастов воспитания "нового человека", Юрий Ларин: "... В основном вопросе, - какой класс обслуживает начальная и средняя школа, в практике этой работы не было достаточных классовых достижений, необходимых с точки зрения пролетариата. Здесь имело место увлечение "общепросветительными" задачами в ущерб интересам пролетариата - лишь бы побольше школ, без достаточного внимания к тому, кто их оканчивает [...] Мерилом классовой правильности обслуживания населения начальной и средней школой должно служить, какой процент детей рабочих, батраков и бедноты оканчивает школы [...] Нельзя требовать от государства больше средств на начальное и среднее обучение, чем у него есть. Но можно и необходимо распределить предоставляемые средства более правильно в классовом отношении, чем это до сих пор делалось [...]". Елена Зубкова: Что и говорить: "Мерило классовой правильности" - это, конечно, лихо. Но как отделить "правильных" детей от "неправильных" - этот вопрос Ларин оставил без ответа. Но мне все-таки интересно, чем руководствовались люди, проводящие этот странный отбор - классовым чутьем или анкетой? Мы пригласили сегодня в студию историка Татьяну Смирнову. Татьяна, Вы много работали в архивах и знаете, как в действительности проходил процесс деления на "чистых" и "нечистых". Скажите, кто же попадал в категорию "детей социально чуждых элементов". И за что их так не любила новая власть, которая, как мне помнится, бралась за перевоспитание всего и вся? Татьяна Смирнова: Безусловно, никакой инструкции, в которой было бы указано, какие дети являются "чистыми", "нашими", "своими", а какие являются "чужими", никаких инструкций, конечно, не было. В значительной степени это решение оставалось на усмотрение местных властей, руководства самих школ, высших учебных заведений и так далее. В целом же, если говорить о том, кого относили к детям чуждых, то надо сказать, что это понятие трактовалось достаточно широко. В основном же это были дети бывших дворян, помещиков, чиновников, жандармерии, белых офицеров, в последствии нэпманов, кулаков и так далее. Это были как малолетние дети, так и взрослые. И здесь отношение власти было совершенно различным. Если говорить о малолетних детях, то надо сразу сказать, что в первое десятилетие после революции власть никогда не проводила дискриминационную политику, официальная центральная власть не проводила дискриминационную политику по отношению к малолетним детям. Напротив, всячески подчеркивалось, что все дети являются равноправными детьми советской республики. Говорилось, что эти дети лишь физически родились до Октябрьской революции, духовно же они родились и выросли уже в советские годы. Совсем другое дело - взрослые дети. К этим детям изначально отношение было совершенно другим. Считалось, что эти дети, которые получили буржуазное воспитание, это дети, которые являются носителями враждебной идеологии, враждебной культуры. И естественно совершенно, что таких детей предпочитали не допускать не только к органам власти, но и пытались ограничить их возможность получить высшее образование и так далее. Владимир Тольц: Логика большевистской власти порой трудно объяснима. Можно, например, понять, когда она боролась против "бывших", вычеркивая их из новой жизни как абсолютно бесперспективных в плане совместного существования. Но, поступая аналогичным образом в отношении детей "чуждых элементов", сторонники классовой чистоты фактически своими руками готовили "пятую колонну" или, по крайней мере, множили ряды недовольных. И кстати, далеко не все большевистские вожди могли "похвастать" пролетарским происхождением. Не говоря уже о чиновниках рангом пониже. Впрочем, именно такие, кто сам был не без "греха", порой вступались за обиженных. Например, Арон Сольц, сын купца, писал в январе 1932 года прокурору Вышинскому: "Уважаемый товарищ! В ноябре месяце ко мне обратилась гр. НИКУЛИНА, работающая няней в одном из детдомов г. Москвы по поводу высылки ее детей - 18-ти летнего Гавриила, в прошлом году окончившего школу и после этого работавшего самостоятельно от родителей в г. Малоархангельске в советском огородном хозяйстве, и 13-ти летнего Василия, ученика школы-семилетки. По ее словам этих ребят летом с.г. неожиданно арестовали и выслали в Казахстан, как кулаков. Я просил местного прокурора расследовать этот случай и если факт подтвердится, выяснить, кто вынес подобное головотяпское постановление, кто его выполнил. На это я получил прилагаемый в копии ответ, в котором, не опровергая фактов, райпрокурор т. РАЗОРЕНОВ оправдывает высылку этих ребят соображениями о том, что у их родителей (с которыми они не живут) имелось в прошлом - до 1925 г. - кулацкое хозяйство. Между прочим, в 30 году раскулачивание Никулиных было отменено. Из описи 29 г. видно, что все имущество их оценивалось в 790 руб. - это вызывает, конечно, сомнение в правильности отнесения хозяйств стариков Никулиных к категории кулацких. Но независимо от этого, я считаю, что высылать ребят за старые грехи их родителей, ребят воспитанных или воспитываемых уже в нашей советской школе, притом высылать их вне всякой связи с высылкой родителей, - величайшее головотяпство и бессмыслица, свидетельствующая о полном непонимании нашей политики по отношению к молодежи. Прокурор, который должен был в свое время не допустить этого безобразия, оказывается, ему поддакивал, а теперь его защищает, считая, что все, мол, правильно. Считая, что такое понимание тов. Разореновым своих задач в области надзора за революционной законностью чревато дальнейшими перегибами в районе, я счел своим долгом сообщить об этом Вам". Елена Зубкова: Братьям Никулиным повезло. Однако не у всех детей, репрессированных за свое происхождение, находились заступники такого высокого ранга. Как правило, им приходилось отстаивать свои права в одиночку. А чаще всего просто просить в надежде быть услышанными. "Дяденьке Калинину от детей. Это мы тебе пишем, дяденька, мы - спецпереселенцы. Ты живешь там в городе, а мы тут с отцами маемся. Мы живем от Архангельска далеко. А отцы наши все лежат да охают, а хлеба у нас мало. Тяжело нам, дяденька, вот как тяжело. Нам по 12 лет, а даже меньше есть нас в детдоме, и все просят хлеба. Чего делать, не знаем. И вся-то наша надежда на тебя. От того тебе пишем. Вот что, дяденька Калинин, если в случае тебя отпустят, или сам отпросишься, то выбери время как-нибудь там весной, приезжай к нам в поселок. Зимой не езди: поселок наш далеко от города, а если поедешь в санях, обязательно простудишься аль отморозишь руки и уши. Как приедешь, так прямо к нам. Отсюда до города мы сами отвезем тебя на чьей-нибудь подводе, а может, комендант и очередную даст. Эх, горе, а видно уж поздно. Ну вот что, приезжай. Нас ты быстро найдешь, мы плохие такие, маленькие. Коль не выберешь время, письмо шли. Мы с тобой письма будем друг дружке слать, пиши больше - все разберем. Ну вот что, дяденька, это мы тебе на ухо: у нас в голове одно - вырастем большими, впишемся в партию и будем драться с нуждой. Нужда - это буржуи. Адрес наш: Архангельский округ, Пинежский район, станция Кокорная, в детдом. Писали и сочиняли тебе дети. Дяденька, не обижайся, что письмо без марки, у нас нету денег". Елена Зубкова: Письма от детей часто приходили на имя Калинина, "дяденьки Калинина", или, как его еще называли, "дедушки Калинина". Другим любимым адресатом ребят был легендарный Клим Ворошилов. Бравому маршалу Ворошилову дети больше рапортовали об успехах. А с проблемами, жалобами на свое житье-бытье шли к "дедушке Калинину". Что думал на самом деле "дедушка" о положении детей, не имеющих "правильного" происхождения, видно на примере его переписки с Крупской. Речь тогда шла о детях лишенцев, т.е. людей, лишенных избирательных прав. 24 ноября 1934 г. Крупская писала Калинину: "По инструкции дети лишенцев не лишаются избирательных прав, предлагается только по отношению к ним проявлять большую бдительность. А по линии просвещения им часто заказаны все пути. Лет пять тому назад я подняла этот вопрос, была даже комиссия при Совнаркоме, все со мной соглашались, но на практике ребят сплошь и рядом ставят в тяжелое очень положение. Надо бы тут дать определенное указание и обсудить этот вопрос в печати". Елена Зубкова: Прочитав письмо Крупской, Калинин ответил: "В настоящее время нашим законодательством вопрос об избирательных правах детей лишенцев решен в положительном для них смысле. В связи с этим решается также вопрос о приеме их на работу. Нужно только добиваться, чтобы на местах не допускали извращения советских законов, а в случае допущения тех или иных перегибов, немедля устранять эти перегибы. ... Что же касается приема детей лишенцев в высшие и специальные учебные заведения, то при общей большой тяге к учебе, когда нам приходится отказывать в предоставлении мест в вузах, втузах и других учебных заведениях многим детям рабочих, служащих и колхозников, ... было бы неправильно давать такое указание, чтобы принимали детей лишенцев. Это не исключает, конечно, что в отдельных случаях наиболее способных и выдвинувшихся на работе детей лишенцев можно помещать в тот или иной вуз, техникум и т.п. Считаю, что в печати этот вопрос поднимать нет основания". Елена Зубкова: В своем письме Крупской Калинин ссылается на некое законодательство, которое, якобы, уже решило все проблемы детей лишенцев. Что в данном случае имел в виду Михаил Иванович? Какие такие законы? Этот вопрос я адресую нашему сегодняшнему эксперту Татьяне Смирновой. Татьяна Смирнова: С точки зрения Калинина, видимо, действительно проблем никаких не было, поскольку, начиная с 30 года, достаточно активно центральная власть обращалась к этому вопросу, и был принят ряд постановлений, связанных с положением детей "чуждых". В частности, в марте 30 года постановлением ЦИК в избирательных правах были восстановлены все дети "чуждых", лишенные избирательных прав не за какие-то свои деяния, а исключительно за то, что они были на иждивении лиц, лишенных избирательных прав. Затем через три года, в марте 33 года, было решено восстановить в избирательных правах всех детей кулаков, достигших к этому времени совершеннолетия, в случае, если они в этот момент занимались самостоятельным общественно-полезным трудом. Владимир Тольц: Несмотря на то, что со временем власть - и в центре, и на местах, - все-таки смягчила свою позицию по отношению к детям так называемых "бывших", большинство из них при возможности старались скрыть факт своего происхождения. Правда, всегда сохранялась опасность, что при очередной чистке обман и сокрытие обнаружатся. "В Президиум Московского городского комитета партии. Август 1933 г. От преподавателя Института слепых детей Георгиевского. 1 минувшего июня Рабоче-крестьянская инспекция Дзержинского района постановила сделать мне строгий выговор и снять меня с работы за неудовлетворительное будто бы состояние крольчатника при Институте слепых. ... Более всего внимания при разборе дела, на котором я лично присутствовал, уделялось на подчеркивание моего социального положения: из духовного звания, окончил духовную школу, был год псаломщиком, около 7 лет состоял воспитателем духовной семинарии. Я нисколько не считаю себя виновным, что я родился в семье бедного сельского пономаря, и безмерно благодарен своим родителям, которые на свои трудовые копейки провели меня через среднюю, хотя и духовную, школу (ведь о гимназии или о реальном училище нечего было и думать). Нельзя меня укорять и за то, что восемь первых лет своей самостоятельной жизни я служил, в силу социальных условий, в духовном ведомстве. Но обследователи моего жизненного пути должны были увидеть в моем трудовом списке, которым они, по-видимому, руководствовались, что последние 25 лет были проведены мною в педагогической работе среди трудновоспитуемых детей, главным образом, слепых. За мою службу мне присвоена пожизненная академическая пенсия [...] При таком стечении обстоятельств я считаю невозможным держаться за службу в институте, но я никак не могу смириться с несправедливым надо мною приговором РКИ, а потому убедительно прошу Вас расследовать мое дело и снять с меня незаслуженное пятно". Елена Зубкова: Если судить по материалам всевозможных чисток, - а они проводились в 1920 - 1930-е годы во всех советских учреждениях, - дети священнослужителей довольно часто становились объектом нападок. "В Комиссию по чистке аппарата Сокольнического Отдела народного образования. Февраль 1930 г. Довожу до сведения Комиссии о следующем факте. Я начал работать в школе с 1922 г., поступив в этом году в школу № 27 в качестве преподавателя обществоведения. В анкетах и картах при заполнении графы о социальном происхождении мною проставлялось - сын служащего, в то время как я по своему происхождению являюсь сыном дьякона одной из Московских церквей [...] Если недопустимо такое скрывание своего происхождения вообще, то в настоящее время, когда классовая борьба обострилась и когда происходит резкое размежевание либо на ту, либо на другую сторону, оно вдвойне преступно. Сознание этого заставляет меня сделать настоящее заявление [...] Со всей силой своих убеждений я заявляю, что мой обман был лишь формальным обманом партии и советской власти, но не обманом по существу. Цель, которую я преследовал, делая это, была - иметь возможность совершенно беспрепятственно работать в интересах Советской власти и партии. Сознавая, что партия - при условии честной и преданной интересам Советской власти работы - не ставит происхождение в вину - я все же не имел достаточного мужества открыто заявить о нем, боясь, что мое происхождение может все-таки помешать мне работать. Еще раз повторяю, что ни Советскую власть, ни партию я не обманывал, ибо являюсь по своим убеждениям сторонником социалистического общества, которое мы строим и убежден в гибели капиталистической системы, исчерпавшей все свои возможности, но еще способной оказывать упорное сопротивление. [...] С 1919 г. я не живу с отцом. Никакой идеологической связи с ним у меня нет. Связь моя с отцом в настоящее время ограничивается материальной поддержкой его существования. С 1922 или 1923 г. отец не несет постоянной службы при какой-либо церкви". Елена Зубкова: Остается только выяснить, каким образом комиссиям по чисткам становился известен факт "неправильного" происхождения человека. Ведь всех не проверишь - слишком хлопотное это дело. А чистку нужно было проводить в конкретные сроки. Поэтому без "добровольных помощников" здесь было никак не обойтись. И, надо признать, в такого рода "добровольцах" никогда не было недостатка. "Дети священника (попа), гр-на Смирнова, 7 человек, с помощью старых религиозных монархических своих друзей, ныне стоящих в разного рода наших советских учреждениях ответственными руководителями, пролезли в совучреждения и смело говорят, что они там всюду невиданно ведут вредительскую свою работу, как и у себя в бывшем собственном отцовском доме, и подтачивают общее наше, ныне социалистическое строительство, а в особенности пятилетку. Вот нижеуказанные конкретные факты их уличают. Вся эта вредительская поповская семья проживает ныне по Верхне-Красносельской улице в доме № 22, в своем собственном бывшем отцовском доме, отец, который и ныне служит попом в приходской церкви, а его дети все служат в нижеуказанных, разного рода советских учреждениях. Анна Смирнова - педагог в 31 школе, Любовь - счетовод в Правлении Московской Северной железной дороги, Лидия - учится в 58 школе, химические курсы, Николай - счетовод в Правлении Московской Казанской железной дороги, Петр - счетовод в Мосстрое ... Сын Николай сумел скрыть свое поповское социальное положение и как сын служащего пролез в комсомольские ряды членом, но я его с помощью прессы оттуда вырвал с корнем в 1926-27 гг. Вся эта вредительская семейка с помощью тех же, очевидно, лиц при рационализации и разного рода сокращениях не подвергалась сокращению. С момента революции и по сие время, живущие в бывшем своем доме, они все время ведут самую наглую и открытую вредительскую подрывную работу: склоку, травлю, подсиживание, а главное, разрушение своей квартиры, скрытие отца от правильности обложения фин. налогом и квартплаты, а самое важное, что он организованно все время старался тормозить в работе Правления Жилтоварищества. О чем через прессу разных редакций я и забил тревогу в набат еще с 1919 г. и стал сигнализировать во всю ширь, ввиду чего и было много разного рода расследований по заметкам, но ответов конкретных и до сего момента я ниоткуда не получил. Дорогие товарищи предупреждаю я вас, что эти люди для того, чтобы прикрыться и завоевать себе авторитет, конечно, могут быть активными, но помните, что это до момента, а срочно необходимо их всюду вычистить. Рабкор Куликов. Январь 1930 г." Елена Зубкова: Вполне возможно, что рабкор Куликов или человек, подписавшийся этим именем, вовсе не считал себя доносчиком. Я бы даже поверила, что он мог взяться за перо по идейным соображениям. Если бы не одно обстоятельство. Уж слишком явно здесь "торчат уши" пресловутого квартирного вопроса. И в этой связи я хочу спросить нашего эксперта, Татьяну Смирнову. Скажите, Таня, по каким соображениям люди писали доносы на детей "социально чуждых". Какие мотивы преобладали: тупая идейность или прагматический, а может быть, и шкурный интерес? Татьяна Смирнова: Безусловно, доносы по идейным соображениям тоже были, но таковых доносов были единицы. Основной поток доносов был мотивирован теми или иными причинами. В первую очередь это тот самый квартирный вопрос, о котором вы говорите. Авторы доносов были соседями тех, на кого они писали. Вслед за бесконечными обвинениями, где писалось, что жилец такой-то комнаты или квартиры является одновременно и белым офицером, и бывшим жандармом, и помещиком, и священником, и кем угодно, и двоюродный брат его какой-нибудь польский дворянин, и так далее, и тому подобное, вслед за этим бесконечным потоком нелепых обвинений вдруг внезапно указывалось, что: и вот этот нехороший человек занимает такую замечательную, большую, светлую, теплую комнату, в то время как мы, идейные пролетарии, проживаем в маленькой, темной, сырой комнатушке и так далее. Вот таких заявлений соседей подавляющее число в огромной массе доносов. Владимир Тольц: Времена, как и родителей, не выбирают. И молодым людям, имеющим, с точки зрения новой власти, сомнительное происхождение, приходилось как-то устраиваться в этой новой жизни, как-то приспосабливаться к ней. Вот как об этом вспоминал Варлам Шаламов: "Я кончил школу пятнадцати лет, первым учеником. И хоть давно было известно, что в высшее учебное заведение можно попасть только по командировке, а командировку не дадут сыну священника, отец продолжал на что-то надеяться [...] Тут же выяснилось, что никаких командировок в ВУЗ детям духовенства никакое РОНО давать не будет. Выяснилось той же осенью, что все мои школьные товарищи, абсолютно все: из детей дворян, купцов, торговцев - все поступили в Ленинграде - туда, куда хотели... У всех оказались какие-то связи, какие-то знакомства". Владимир Тольц: Поступить в вуз, получить работу... А еще надо было заводить семью, рожать детей. Причем таких, к происхождению которых у власти уже не было бы никаких претензий. Которым не надо было бы "отвечать за отцов". Скажите, Татьяна, как решали для себя все эти проблемы люди с клеймом "социально чуждых"? Татьяна Смирнова: Было бы ошибкой полагать, что "чуждое" происхождение ставило крест на карьере человека, в том числе и партийной карьере. Можно привести немало примеров достаточно успешной и профессиональной, и личной, и даже партийной карьеры выходцев из непролетарских, "чуждых" слоев. Значение здесь играли самые разные факторы. В частности, большое значение имели связи, знакомства. В частности, выходец из старинного княжеского рода Сергей Голицын в своих воспоминаниях писал о том, что его отец устроил его на бухгалтерские курсы исключительно благодаря тому, что имел какого-то знакомого, бывшего знакомым с кем-то из тех, кто был знаком с секретаршей директора этих курсов. Если говорить о девушках, то большое значение имели брачные узы. Причем, судя по воспоминаниям современников, барышни из "бывших" пользовались очень большим успехом в качестве невест среди красных командиров. Если говорить о юношах, то наиболее успешным путем интеграции в новое общество была служба в Красной армии. То есть пути были самые и самые разные.
[04-06-05]
1935 год: "Сын за отца не отвечает..."?
Редактор и ведущийВладимир Тольц
Авторы Елена Зубкова и Ольга Эдельман
Елена Зубкова: Так уж получается, что в начале июня много и охотно пишут, говорят о детях. Поводов для этого не счесть: День защиты детей, начало летних каникул, выпускной школьный бал, наконец. Наша сегодняшняя передача тоже посвящена "детской теме". И вот почему. В этом году исполнится 70 лет, как Сталин произнес свою знаменитую фразу: "Сын за отца не отвечает". А слово, как известно, не воробей. Тем более, что Сталин редко позволял себе случайные оговорки. Владимир Тольц: Давайте для начала напомним нашим слушателям, в какой связи вождь вдруг вспомнил об "отцах" и "детях". Случилось это в декабре 1935 г. В Москве проходила встреча передовых комбайнеров с партийным руководством (подобные посиделки тогда начали входить в моду). Много говорили, докладывали об успехах и, как водится, благодарили высокое начальство. И вот один из выступавших, молодой комбайнер сказал: "Хотя я и сын кулака, но я буду честно бороться за дело рабочих и крестьян и за построение социализма". В ответ Сталин бросил реплику: "Сын за отца не отвечает". А спустя какое-то время газетчики превратили эту реплику в "указание товарища Сталина". Казалось, что времена противостояния "отцов и детей" уходят в прошлое. "Тов. Горький! [...] Мы - дети, окончившие семилетку, мечтаем попасть в профшколы... но, увы, мы - дети бывших людей и нам двери закрыты везде и всюду [...] потому что нас зачал, родил чуждый элемент для Советской власти. Жаль, что мы не могли выбрать родителей и тем самым приобрести право на дальнейшее существование. Учиться не дают возможности, служить не пускают, работать не принимают, землю для обработки не дают [...] Жить так дальше нельзя... это садизм. Таких людей надо уничтожать, родителей - кастрировать. Ведь мы никакого преступления не совершили - зачем так жестоко карать. Проклят час, когда нас родили". Елена Зубкова: Это письмо было написано в 1929 году. Тогда в стране полным ходом шла кампания против так называемых детей социально-чуждых элементов. В газетах появилась рубрика "Отрекаемся от своих отцов". И отрекались, и публично каялись в своем "неправильном" происхождении. Впрочем, и покаяние, и предательство не всегда гарантировали индульгенцию. Новая власть строго следила за тем, чтобы во всем соблюдался "классовый подход". Что это означало, например, в области школьного образования, объяснил один из идеологов и энтузиастов воспитания "нового человека", Юрий Ларин: "... В основном вопросе, - какой класс обслуживает начальная и средняя школа, в практике этой работы не было достаточных классовых достижений, необходимых с точки зрения пролетариата. Здесь имело место увлечение "общепросветительными" задачами в ущерб интересам пролетариата - лишь бы побольше школ, без достаточного внимания к тому, кто их оканчивает [...] Мерилом классовой правильности обслуживания населения начальной и средней школой должно служить, какой процент детей рабочих, батраков и бедноты оканчивает школы [...] Нельзя требовать от государства больше средств на начальное и среднее обучение, чем у него есть. Но можно и необходимо распределить предоставляемые средства более правильно в классовом отношении, чем это до сих пор делалось [...]". Елена Зубкова: Что и говорить: "Мерило классовой правильности" - это, конечно, лихо. Но как отделить "правильных" детей от "неправильных" - этот вопрос Ларин оставил без ответа. Но мне все-таки интересно, чем руководствовались люди, проводящие этот странный отбор - классовым чутьем или анкетой? Мы пригласили сегодня в студию историка Татьяну Смирнову. Татьяна, Вы много работали в архивах и знаете, как в действительности проходил процесс деления на "чистых" и "нечистых". Скажите, кто же попадал в категорию "детей социально чуждых элементов". И за что их так не любила новая власть, которая, как мне помнится, бралась за перевоспитание всего и вся? Татьяна Смирнова: Безусловно, никакой инструкции, в которой было бы указано, какие дети являются "чистыми", "нашими", "своими", а какие являются "чужими", никаких инструкций, конечно, не было. В значительной степени это решение оставалось на усмотрение местных властей, руководства самих школ, высших учебных заведений и так далее. В целом же, если говорить о том, кого относили к детям чуждых, то надо сказать, что это понятие трактовалось достаточно широко. В основном же это были дети бывших дворян, помещиков, чиновников, жандармерии, белых офицеров, в последствии нэпманов, кулаков и так далее. Это были как малолетние дети, так и взрослые. И здесь отношение власти было совершенно различным. Если говорить о малолетних детях, то надо сразу сказать, что в первое десятилетие после революции власть никогда не проводила дискриминационную политику, официальная центральная власть не проводила дискриминационную политику по отношению к малолетним детям. Напротив, всячески подчеркивалось, что все дети являются равноправными детьми советской республики. Говорилось, что эти дети лишь физически родились до Октябрьской революции, духовно же они родились и выросли уже в советские годы. Совсем другое дело - взрослые дети. К этим детям изначально отношение было совершенно другим. Считалось, что эти дети, которые получили буржуазное воспитание, это дети, которые являются носителями враждебной идеологии, враждебной культуры. И естественно совершенно, что таких детей предпочитали не допускать не только к органам власти, но и пытались ограничить их возможность получить высшее образование и так далее. Владимир Тольц: Логика большевистской власти порой трудно объяснима. Можно, например, понять, когда она боролась против "бывших", вычеркивая их из новой жизни как абсолютно бесперспективных в плане совместного существования. Но, поступая аналогичным образом в отношении детей "чуждых элементов", сторонники классовой чистоты фактически своими руками готовили "пятую колонну" или, по крайней мере, множили ряды недовольных. И кстати, далеко не все большевистские вожди могли "похвастать" пролетарским происхождением. Не говоря уже о чиновниках рангом пониже. Впрочем, именно такие, кто сам был не без "греха", порой вступались за обиженных. Например, Арон Сольц, сын купца, писал в январе 1932 года прокурору Вышинскому: "Уважаемый товарищ! В ноябре месяце ко мне обратилась гр. НИКУЛИНА, работающая няней в одном из детдомов г. Москвы по поводу высылки ее детей - 18-ти летнего Гавриила, в прошлом году окончившего школу и после этого работавшего самостоятельно от родителей в г. Малоархангельске в советском огородном хозяйстве, и 13-ти летнего Василия, ученика школы-семилетки. По ее словам этих ребят летом с.г. неожиданно арестовали и выслали в Казахстан, как кулаков. Я просил местного прокурора расследовать этот случай и если факт подтвердится, выяснить, кто вынес подобное головотяпское постановление, кто его выполнил. На это я получил прилагаемый в копии ответ, в котором, не опровергая фактов, райпрокурор т. РАЗОРЕНОВ оправдывает высылку этих ребят соображениями о том, что у их родителей (с которыми они не живут) имелось в прошлом - до 1925 г. - кулацкое хозяйство. Между прочим, в 30 году раскулачивание Никулиных было отменено. Из описи 29 г. видно, что все имущество их оценивалось в 790 руб. - это вызывает, конечно, сомнение в правильности отнесения хозяйств стариков Никулиных к категории кулацких. Но независимо от этого, я считаю, что высылать ребят за старые грехи их родителей, ребят воспитанных или воспитываемых уже в нашей советской школе, притом высылать их вне всякой связи с высылкой родителей, - величайшее головотяпство и бессмыслица, свидетельствующая о полном непонимании нашей политики по отношению к молодежи. Прокурор, который должен был в свое время не допустить этого безобразия, оказывается, ему поддакивал, а теперь его защищает, считая, что все, мол, правильно. Считая, что такое понимание тов. Разореновым своих задач в области надзора за революционной законностью чревато дальнейшими перегибами в районе, я счел своим долгом сообщить об этом Вам". Елена Зубкова: Братьям Никулиным повезло. Однако не у всех детей, репрессированных за свое происхождение, находились заступники такого высокого ранга. Как правило, им приходилось отстаивать свои права в одиночку. А чаще всего просто просить в надежде быть услышанными. "Дяденьке Калинину от детей. Это мы тебе пишем, дяденька, мы - спецпереселенцы. Ты живешь там в городе, а мы тут с отцами маемся. Мы живем от Архангельска далеко. А отцы наши все лежат да охают, а хлеба у нас мало. Тяжело нам, дяденька, вот как тяжело. Нам по 12 лет, а даже меньше есть нас в детдоме, и все просят хлеба. Чего делать, не знаем. И вся-то наша надежда на тебя. От того тебе пишем. Вот что, дяденька Калинин, если в случае тебя отпустят, или сам отпросишься, то выбери время как-нибудь там весной, приезжай к нам в поселок. Зимой не езди: поселок наш далеко от города, а если поедешь в санях, обязательно простудишься аль отморозишь руки и уши. Как приедешь, так прямо к нам. Отсюда до города мы сами отвезем тебя на чьей-нибудь подводе, а может, комендант и очередную даст. Эх, горе, а видно уж поздно. Ну вот что, приезжай. Нас ты быстро найдешь, мы плохие такие, маленькие. Коль не выберешь время, письмо шли. Мы с тобой письма будем друг дружке слать, пиши больше - все разберем. Ну вот что, дяденька, это мы тебе на ухо: у нас в голове одно - вырастем большими, впишемся в партию и будем драться с нуждой. Нужда - это буржуи. Адрес наш: Архангельский округ, Пинежский район, станция Кокорная, в детдом. Писали и сочиняли тебе дети. Дяденька, не обижайся, что письмо без марки, у нас нету денег". Елена Зубкова: Письма от детей часто приходили на имя Калинина, "дяденьки Калинина", или, как его еще называли, "дедушки Калинина". Другим любимым адресатом ребят был легендарный Клим Ворошилов. Бравому маршалу Ворошилову дети больше рапортовали об успехах. А с проблемами, жалобами на свое житье-бытье шли к "дедушке Калинину". Что думал на самом деле "дедушка" о положении детей, не имеющих "правильного" происхождения, видно на примере его переписки с Крупской. Речь тогда шла о детях лишенцев, т.е. людей, лишенных избирательных прав. 24 ноября 1934 г. Крупская писала Калинину: "По инструкции дети лишенцев не лишаются избирательных прав, предлагается только по отношению к ним проявлять большую бдительность. А по линии просвещения им часто заказаны все пути. Лет пять тому назад я подняла этот вопрос, была даже комиссия при Совнаркоме, все со мной соглашались, но на практике ребят сплошь и рядом ставят в тяжелое очень положение. Надо бы тут дать определенное указание и обсудить этот вопрос в печати". Елена Зубкова: Прочитав письмо Крупской, Калинин ответил: "В настоящее время нашим законодательством вопрос об избирательных правах детей лишенцев решен в положительном для них смысле. В связи с этим решается также вопрос о приеме их на работу. Нужно только добиваться, чтобы на местах не допускали извращения советских законов, а в случае допущения тех или иных перегибов, немедля устранять эти перегибы. ... Что же касается приема детей лишенцев в высшие и специальные учебные заведения, то при общей большой тяге к учебе, когда нам приходится отказывать в предоставлении мест в вузах, втузах и других учебных заведениях многим детям рабочих, служащих и колхозников, ... было бы неправильно давать такое указание, чтобы принимали детей лишенцев. Это не исключает, конечно, что в отдельных случаях наиболее способных и выдвинувшихся на работе детей лишенцев можно помещать в тот или иной вуз, техникум и т.п. Считаю, что в печати этот вопрос поднимать нет основания". Елена Зубкова: В своем письме Крупской Калинин ссылается на некое законодательство, которое, якобы, уже решило все проблемы детей лишенцев. Что в данном случае имел в виду Михаил Иванович? Какие такие законы? Этот вопрос я адресую нашему сегодняшнему эксперту Татьяне Смирновой. Татьяна Смирнова: С точки зрения Калинина, видимо, действительно проблем никаких не было, поскольку, начиная с 30 года, достаточно активно центральная власть обращалась к этому вопросу, и был принят ряд постановлений, связанных с положением детей "чуждых". В частности, в марте 30 года постановлением ЦИК в избирательных правах были восстановлены все дети "чуждых", лишенные избирательных прав не за какие-то свои деяния, а исключительно за то, что они были на иждивении лиц, лишенных избирательных прав. Затем через три года, в марте 33 года, было решено восстановить в избирательных правах всех детей кулаков, достигших к этому времени совершеннолетия, в случае, если они в этот момент занимались самостоятельным общественно-полезным трудом. Владимир Тольц: Несмотря на то, что со временем власть - и в центре, и на местах, - все-таки смягчила свою позицию по отношению к детям так называемых "бывших", большинство из них при возможности старались скрыть факт своего происхождения. Правда, всегда сохранялась опасность, что при очередной чистке обман и сокрытие обнаружатся. "В Президиум Московского городского комитета партии. Август 1933 г. От преподавателя Института слепых детей Георгиевского. 1 минувшего июня Рабоче-крестьянская инспекция Дзержинского района постановила сделать мне строгий выговор и снять меня с работы за неудовлетворительное будто бы состояние крольчатника при Институте слепых. ... Более всего внимания при разборе дела, на котором я лично присутствовал, уделялось на подчеркивание моего социального положения: из духовного звания, окончил духовную школу, был год псаломщиком, около 7 лет состоял воспитателем духовной семинарии. Я нисколько не считаю себя виновным, что я родился в семье бедного сельского пономаря, и безмерно благодарен своим родителям, которые на свои трудовые копейки провели меня через среднюю, хотя и духовную, школу (ведь о гимназии или о реальном училище нечего было и думать). Нельзя меня укорять и за то, что восемь первых лет своей самостоятельной жизни я служил, в силу социальных условий, в духовном ведомстве. Но обследователи моего жизненного пути должны были увидеть в моем трудовом списке, которым они, по-видимому, руководствовались, что последние 25 лет были проведены мною в педагогической работе среди трудновоспитуемых детей, главным образом, слепых. За мою службу мне присвоена пожизненная академическая пенсия [...] При таком стечении обстоятельств я считаю невозможным держаться за службу в институте, но я никак не могу смириться с несправедливым надо мною приговором РКИ, а потому убедительно прошу Вас расследовать мое дело и снять с меня незаслуженное пятно". Елена Зубкова: Если судить по материалам всевозможных чисток, - а они проводились в 1920 - 1930-е годы во всех советских учреждениях, - дети священнослужителей довольно часто становились объектом нападок. "В Комиссию по чистке аппарата Сокольнического Отдела народного образования. Февраль 1930 г. Довожу до сведения Комиссии о следующем факте. Я начал работать в школе с 1922 г., поступив в этом году в школу № 27 в качестве преподавателя обществоведения. В анкетах и картах при заполнении графы о социальном происхождении мною проставлялось - сын служащего, в то время как я по своему происхождению являюсь сыном дьякона одной из Московских церквей [...] Если недопустимо такое скрывание своего происхождения вообще, то в настоящее время, когда классовая борьба обострилась и когда происходит резкое размежевание либо на ту, либо на другую сторону, оно вдвойне преступно. Сознание этого заставляет меня сделать настоящее заявление [...] Со всей силой своих убеждений я заявляю, что мой обман был лишь формальным обманом партии и советской власти, но не обманом по существу. Цель, которую я преследовал, делая это, была - иметь возможность совершенно беспрепятственно работать в интересах Советской власти и партии. Сознавая, что партия - при условии честной и преданной интересам Советской власти работы - не ставит происхождение в вину - я все же не имел достаточного мужества открыто заявить о нем, боясь, что мое происхождение может все-таки помешать мне работать. Еще раз повторяю, что ни Советскую власть, ни партию я не обманывал, ибо являюсь по своим убеждениям сторонником социалистического общества, которое мы строим и убежден в гибели капиталистической системы, исчерпавшей все свои возможности, но еще способной оказывать упорное сопротивление. [...] С 1919 г. я не живу с отцом. Никакой идеологической связи с ним у меня нет. Связь моя с отцом в настоящее время ограничивается материальной поддержкой его существования. С 1922 или 1923 г. отец не несет постоянной службы при какой-либо церкви". Елена Зубкова: Остается только выяснить, каким образом комиссиям по чисткам становился известен факт "неправильного" происхождения человека. Ведь всех не проверишь - слишком хлопотное это дело. А чистку нужно было проводить в конкретные сроки. Поэтому без "добровольных помощников" здесь было никак не обойтись. И, надо признать, в такого рода "добровольцах" никогда не было недостатка. "Дети священника (попа), гр-на Смирнова, 7 человек, с помощью старых религиозных монархических своих друзей, ныне стоящих в разного рода наших советских учреждениях ответственными руководителями, пролезли в совучреждения и смело говорят, что они там всюду невиданно ведут вредительскую свою работу, как и у себя в бывшем собственном отцовском доме, и подтачивают общее наше, ныне социалистическое строительство, а в особенности пятилетку. Вот нижеуказанные конкретные факты их уличают. Вся эта вредительская поповская семья проживает ныне по Верхне-Красносельской улице в доме № 22, в своем собственном бывшем отцовском доме, отец, который и ныне служит попом в приходской церкви, а его дети все служат в нижеуказанных, разного рода советских учреждениях. Анна Смирнова - педагог в 31 школе, Любовь - счетовод в Правлении Московской Северной железной дороги, Лидия - учится в 58 школе, химические курсы, Николай - счетовод в Правлении Московской Казанской железной дороги, Петр - счетовод в Мосстрое ... Сын Николай сумел скрыть свое поповское социальное положение и как сын служащего пролез в комсомольские ряды членом, но я его с помощью прессы оттуда вырвал с корнем в 1926-27 гг. Вся эта вредительская семейка с помощью тех же, очевидно, лиц при рационализации и разного рода сокращениях не подвергалась сокращению. С момента революции и по сие время, живущие в бывшем своем доме, они все время ведут самую наглую и открытую вредительскую подрывную работу: склоку, травлю, подсиживание, а главное, разрушение своей квартиры, скрытие отца от правильности обложения фин. налогом и квартплаты, а самое важное, что он организованно все время старался тормозить в работе Правления Жилтоварищества. О чем через прессу разных редакций я и забил тревогу в набат еще с 1919 г. и стал сигнализировать во всю ширь, ввиду чего и было много разного рода расследований по заметкам, но ответов конкретных и до сего момента я ниоткуда не получил. Дорогие товарищи предупреждаю я вас, что эти люди для того, чтобы прикрыться и завоевать себе авторитет, конечно, могут быть активными, но помните, что это до момента, а срочно необходимо их всюду вычистить. Рабкор Куликов. Январь 1930 г." Елена Зубкова: Вполне возможно, что рабкор Куликов или человек, подписавшийся этим именем, вовсе не считал себя доносчиком. Я бы даже поверила, что он мог взяться за перо по идейным соображениям. Если бы не одно обстоятельство. Уж слишком явно здесь "торчат уши" пресловутого квартирного вопроса. И в этой связи я хочу спросить нашего эксперта, Татьяну Смирнову. Скажите, Таня, по каким соображениям люди писали доносы на детей "социально чуждых". Какие мотивы преобладали: тупая идейность или прагматический, а может быть, и шкурный интерес? Татьяна Смирнова: Безусловно, доносы по идейным соображениям тоже были, но таковых доносов были единицы. Основной поток доносов был мотивирован теми или иными причинами. В первую очередь это тот самый квартирный вопрос, о котором вы говорите. Авторы доносов были соседями тех, на кого они писали. Вслед за бесконечными обвинениями, где писалось, что жилец такой-то комнаты или квартиры является одновременно и белым офицером, и бывшим жандармом, и помещиком, и священником, и кем угодно, и двоюродный брат его какой-нибудь польский дворянин, и так далее, и тому подобное, вслед за этим бесконечным потоком нелепых обвинений вдруг внезапно указывалось, что: и вот этот нехороший человек занимает такую замечательную, большую, светлую, теплую комнату, в то время как мы, идейные пролетарии, проживаем в маленькой, темной, сырой комнатушке и так далее. Вот таких заявлений соседей подавляющее число в огромной массе доносов. Владимир Тольц: Времена, как и родителей, не выбирают. И молодым людям, имеющим, с точки зрения новой власти, сомнительное происхождение, приходилось как-то устраиваться в этой новой жизни, как-то приспосабливаться к ней. Вот как об этом вспоминал Варлам Шаламов: "Я кончил школу пятнадцати лет, первым учеником. И хоть давно было известно, что в высшее учебное заведение можно попасть только по командировке, а командировку не дадут сыну священника, отец продолжал на что-то надеяться [...] Тут же выяснилось, что никаких командировок в ВУЗ детям духовенства никакое РОНО давать не будет. Выяснилось той же осенью, что все мои школьные товарищи, абсолютно все: из детей дворян, купцов, торговцев - все поступили в Ленинграде - туда, куда хотели... У всех оказались какие-то связи, какие-то знакомства". Владимир Тольц: Поступить в вуз, получить работу... А еще надо было заводить семью, рожать детей. Причем таких, к происхождению которых у власти уже не было бы никаких претензий. Которым не надо было бы "отвечать за отцов". Скажите, Татьяна, как решали для себя все эти проблемы люди с клеймом "социально чуждых"? Татьяна Смирнова: Было бы ошибкой полагать, что "чуждое" происхождение ставило крест на карьере человека, в том числе и партийной карьере. Можно привести немало примеров достаточно успешной и профессиональной, и личной, и даже партийной карьеры выходцев из непролетарских, "чуждых" слоев. Значение здесь играли самые разные факторы. В частности, большое значение имели связи, знакомства. В частности, выходец из старинного княжеского рода Сергей Голицын в своих воспоминаниях писал о том, что его отец устроил его на бухгалтерские курсы исключительно благодаря тому, что имел какого-то знакомого, бывшего знакомым с кем-то из тех, кто был знаком с секретаршей директора этих курсов. Если говорить о девушках, то большое значение имели брачные узы. Причем, судя по воспоминаниям современников, барышни из "бывших" пользовались очень большим успехом в качестве невест среди красных командиров. Если говорить о юношах, то наиболее успешным путем интеграции в новое общество была служба в Красной армии. То есть пути были самые и самые разные.
