Лиля Пальвелева: Русский язык живет и развивается по своим собственным законам. Он ведь «великий и могучий» - это соображение давно стало общим местом в лингвистике. Но не бывает правил без исключений. Топонимы, к примеру, куда как часто меняются благодаря стороннему вмешательству.
Нет смысла перечислять, какие города (а также поселки, деревни и улицы) переименовывались в течение последних лет ста. Это слишком длинный список. Но вот загадка: одни названия менялись, да не по одному разу, а другие оставались прежними. Уцелело же старинное слово «Москва»! И на названия рек (это самые древние из топонимов) тоже никто никогда не покушался.
Не успела закончиться последняя волна переименований, связанная с возвращением исторических названий, как возникло новое явление. Все реже услышишь «Татария», «Башкирия», «Киргизия». Почти анахронизмом уже кажется «Туркмения». Как относиться к таким переменам?
Правильно ли говорить «Татарстан», «Башкортостан», «Киргизстан», «Туркменистан»? Вот как отвечает на эти вопросы Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ.
Максим Кронгауз: Что касается этой чехарды с названиями, то здесь мы скорее имеем дело с политической конъюнктурой, а не с какими-то интересными языковыми процессами. Иногда эта политическая конъюнктура идет вразрез с естественным развитием языка и иногда даже отторгается. Приведу несколько примеров таких изменений. Некоторые из них сохранились, некоторые не были приняты языком. В начале Киргизия изменила название на «Кыргызстан».
Лиля Пальвелева: Но и до сих пор так. Вчера в одном политическом журнале я нашла именно такое словоупотребление – «Кыргызстан».
Максим Кронгауз: Да, это было официальное требование со стороны киргизских властей, притом, что, конечно, для русского языка крайне не характерно такое сочетание "кы", "гы". В нормальной речи вы такого произнесения не услышите. Если и говорят, то скорее «Киргизстан», сохраняя более привычное "ки" и "ги".
Лиля Пальвелева: Но все-таки не «Киргизия»?
Максим Кронгауз: Да, здесь пошли навстречу политическим желаниям союзных стран.
Лиля Пальвелева: А почему стали настаивать эти страны именно на таком произнесении? Вот эта часть слова "стан", что она означает?
Максим Кронгауз: Это просто страна, в данном случае.
Лиля Пальвелева: Это на тюркских языках означает "страна"?
Максим Кронгауз: Да. Это попытка, я сейчас, может быть, использую окрашенное слово, навязать свое название другому языку, что совершенно необязательно, потому что в русском языке есть свои традиции.
Я приведу еще один пример таких политических отношений с более далекими странами. В свое время изменили название африканские государства. Берег Слоновой Кости стал называться Кот-Девуар, а острова Зеленого мыса стали называться Кабо-Верде. На самом деле Кабо-Верде и означает острова Зеленого мыса по-португальски, а Кот-Девуар означает Берег Слоновой Кости по-французски. Раньше на все языки названия этих стран переводились, а политическое требование руководства этих стран заключалось в том, чтобы сохранять французскую и португальскую форму. Здесь просто попытка навязать всем языкам, в данном случае удачная попытка, свое национальное название.
Есть более смешные вещи. Сразу после перестройки наши власти перешли на официальное написание столицы Эстонии с двумя "нн" - Таллинн, притом, что название города закрепилось в русском языке с одним "н". Это соответствовало тем правилам передачи названий, которые были в русском языке - удвоенные согласные на конце в именах и названиях сокращались до одной. Есть традиция языковая, и никакого политического аспекта, оттенка - ни позитивного, ни негативного - здесь нет. Поэтому эта традиция так и не прижилась, и сейчас Таллин пишут с одним "н", хотя возможны и колебания. Такое политическое вмешательство в нашу жизнь часто приводит скорее к путанице, а не к каким-то положительным изменениям. Еще раз говорю, с языком, с лингвистикой здесь ничего общего нет. Это политическая воля одного государства, и иногда безволие другого государства, готового принять все, что угодно ради хороших отношений.
Лиля Пальвелева: При том, что язык - это такая самоорганизующаяся стихия, при наличии электронных средств массовой информации эти чуждые для русского языка формы все равно приживаются.
Максим Кронгауз: Да, приживаются, поскольку ухо привыкает к этому. Еще один пример. Здесь речь идет не о названии страны, а о названии некоторой области. В русском языке существовало слово "Прибалтика", к которому мы привыкли. Еще раз говорю, ничего унизительного в этом слове не было.
Лиля Пальвелева: Хорошее слово с прозрачной этимологией.
Максим Кронгауз: Да, да и построенное по законам русского языка - Приморье, Приамурье. Приставка "при" означает область рядом с чем-то. Понятно, что Балтика - Балтийское море. Поэтому здесь жест наших соседей был не очень понятен. Почему эта область должна называться Балтией? Но, тем не менее, слово "Балтия" вошло в официальный язык. В быту сейчас существует наравне.
Лиля Пальвелева: Как относиться к слову "Молдова"?
Максим Кронгауз: Точно также. Более привычному и традиционному слову русского языка "Молдавия" противопоставляется слово из молдавского (теперь говорят даже румынского) языка. Но еще раз говорю, что здесь речь идет о политической конъюнктуре, потому что когда отношения устойчивые, страны не требуют изменения своего названия. Германия не требует от нас, чтобы мы ее называли «Дойчленд», и так далее.
Лиля Пальвелева: Если говорить не о политике, грамотно ли это?
Максим Кронгауз: Грамотность - вещь условная. В пределах даже одной человеческой жизни меняются правила. Словари сопротивляются, они более консервативны, чем живая речь, но постепенно признают существующее положение дел. Поэтому, безусловно, нормы меняются. Здесь же в топонимах мы вынуждены следовать некоторым официальным предписаниям, особенно если речь идет о государствах. Поэтому сказать, что «Молдова» неграмотно, я не могу. Я могу сказать, что это непривычно, не очень понимаю, зачем это надо менять, потому что ведь мы должны менять название страны или название города, если произошло реальное переименование. Но то, о чем мы с вами говорим, это не реальное переименование. Это навязывание некоторой формы, прежде всего, фонетической, другому языку. Мне кажется, важнее сохранять свои традиции. Но сказать, что это грамотно, а это не грамотно, я не могу.
Лиля Пальвелева: Теперь то, что интригует больше всего. Вместо "поехать на Украину" все чаще и чаще мы слышим "поехать в Украину". Допустимо ли это?
Максим Кронгауз: Здесь опять пример продолжающий этот ряд. Конечно, грамотно говорить по-русски "на Украину" и "на Украине". Слово существует в русском языке очень давно. Падеж, который мы выбираем, и предлог - это сочетание сложилось очень давно. И это правильное употребление. Изменения, о которых вы говорите, то есть замена предлога "на" на предлог "в" связана с давлением со стороны наших украинских соседей. Мотивация такая - Украина самостоятельная страна, следовательно, мы должны говорить "в", поскольку так мы говорим о подавляющем большинстве стран. Но в любом правиле могут существовать исключения. Это было исключение, обоснованное этимологией происхождения слова "Украина". "Украина" по происхождению соответствует русскому "окраина". Естественно, мы говорим "на окраине". Так сложилось в течение многих веков. Я бы считал по-прежнему, что остается грамотным и правильным сочетание с предлогом "на".
Лиля Пальвелева: Подчеркивает Максим Кронгауз.
