Лиля Пальвелева: Самая эфемерная составляющая устной речи – это интонация. На письме она передается условно. Да, есть вопросительные и восклицательные знаки, запятые и многоточия. Но нам никогда не узнать, как звучала русская речь в далекие эпохи, до появления звукозаписывающих устройств. Быть может, громко и подчеркнуто эмоционально, как сегодня принято на Юге России, а может быть, как на Севере, где-нибудь в Архангельской области, - обстоятельно, с большими паузами, да не повышая голоса?
Еще один момент: притом, что в разных ситуациях мы говорим по-разному (бытовая скороговорка – это одно, а чтение доклада – другое), интонация каждого человека индивидуальна, почти как отпечаток пальца. Благодаря этому, а не только тембру, мы мгновенно узнаем в телефонной трубке голос позвонившего нам знакомого. Бывают совсем уж причудливые варианты. Помню человека, вся речь которого состояла из сплошных вопросов. Он таким образом даже здороваться умудрялся.
Дает ли языковедение ответ на вопрос, как формируется индивидуальная интонация? Вот разъяснения Максима Кронгауза, директора Института лингвистики РГГУ.
Максим Кронгауз: Вообще, интонация, может быть, самая загадочная область фонетики. Исследования интонации только-только начинаются. Поэтому здесь скорее мы можем делать какие-то предположения. Есть различные фонетические характеристики, что действительно формирует звуковой образ собеседника, в частности, может быть, нам не очень приятного во время разговора, а может, наоборот, сразу располагать. Владение этим аппаратом – почти всегда интуитивное – очень помогает человеку в коммуникации.
Что же касается феномена, на который вы обратили внимание – вопросительные интонации, здесь скорее речь идет о какой-то неуверенности человека в себе и сознательном переводе в вопросительный регистр всех своих фраз, как бы требуя или прося подтверждения у собеседника. Но еще раз говорю, индивидуальные интонации изучены не очень хорошо.
Лиля Пальвелева: А бывает ли мода на какую-то интонацию, также как отдельные словечки вдруг становятся модными? Я помню, что в середине 80-х годов вдруг все стали к месту и не к месту вставлять «как бы». Так вот, возникает ли мода на отдельную интонацию?
Максим Кронгауз: Да, конечно, хотя ее труднее зафиксировать. Просто потому, что для слов есть словари, где мы можем описать новое значение, а для интонации есть только научные статьи. Но, безусловно, в последнее время мы эту моду можем видеть чаще, чем раньше. Появилось много заимствованных интонационных контуров.
Лиля Пальвелева: Несвойственных русскому языку?
Максим Кронгауз: Да, несвойственных русскому языку – конец фразы с высокой интонацией, хотя обычно в русском языке наоборот, происходит снижение. Конец фразы маркируется снижением интонации.
Лиля Пальвелева: Если я вас правильно поняла, например, если с места событий журналист заканчивает репортаж и обращается к ведущему в студии, он говорит примерно с такой интонацией: «Татьяна?» (ударение на последнем слоге).
Максим Кронгауз: Да, это вопросительная интонация. Это как раз вполне стандартная вопросительная интонация. Это проверка связи: «Я закончил и, тем самым, маркирую связь». Это, конечно, тоже новое для русской коммуникации, но это, скажем так, - профессиональное. А именно имитация речи англоязычных дикторов и ведущих с повышением интонации в конце фразы… Могу назвать некоторых ведущих, которые задают моду, в частности, безусловно, модной стала интонация Леонида Парфенова. Некоторые молодые ведущие просто копируют ее.
Еще в последнее время возникла довольно специфическая мода. Ей даже довольно трудно подобрать название. Скажем, гламурная – специально растянутые гласные. Так любят говорить девушки в кафе. Приведу один пример, где совмещаются модное словечко и модная интонация. Заимствованное междометие «вау», которое позволяет тоже очень растягивать гласные и, соответственно, произносить «ва-а-а-у-у-у».
Лиля Пальвелева: Если говорить о развитии русского языка в целом, а не об отдельных его носителях и не об отдельных коротких временных промежутках, интонация меняется - с годами, с веками?
Максим Кронгауз: Интонация меняется, но даже словарный запас мы не всегда можем четко зафиксировать во времени. А вот записи интонации фактически не было, записи устной речи тоже возникли в ХХ веке. Поэтому, исходя из общих соображений, можно сказать, что – да, интонация меняется. Меняется очень медленно, это консервативная вещь. Сказать, что Толстой, Пастернак ( я приближаюсь к нашему времени), говорили иначе нельзя, нет. Мы узнаем все интонационные контуры. Скорее можно говорить об изменении произношения, но это вещи быстрее меняющиеся. А вот такие большие вещи, как интонация, менее подвижны и значительно более консервативны.
Лиля Пальвелева: При этом, подчеркивает Максим Кронгауз, есть сферы, в которых за короткий период произошли существенные изменения - это театр, телевидение и радио. Широко распространенным в наши дни стал такой интонационный рисунок.
Неизвестный голос: Как мы обещали, мы сейчас попробуем дозвониться, постараемся это сделать и будем сейчас набирать. Что, Гоша, давай попробуем. Ну-у, 8-900… Все как говорилось.
Лиля Пальвелева: Для сравнения – другой голос
Юрий Левитан: Это акт составлен на русском, английском и немецком языках. (пауза) Только русский и английский тексты (пауза) являются аутентичными.
Лиля Пальвелева: Отчего сейчас не услышишь таких пауз и такой чеканной фразировки, как у Левитана? Вот тонкое наблюдение Анны Петровой, преподавателя сценической речи, доктора искусствоведения, профессора.
Анна Петрова: Мне кажется, что в каждую эпоху человек осуществляется в звучании соответственно своему времени. Манера речи очень быстро становится штампом, приобретает характер привычного и недостаточно живого и искреннего звучания.
Лиля Пальвелева: Тогда начинается поиск другой интонации?
Анна Петрова: И начинается поиск другого выражения образа мыслей, образа чувства, образа своего времени.
Лиля Пальвелева: Ушла советская эпоха, а вместе с ней – державные интонации. Речь журналистов (дикторы исчезли) приблизилась к разговорной, стала более демократичной. Но все хорошо в меру. Так распространенную сейчас разухабистость Анна Петрова считает проявлением неуважения к слушателю.
Анна Петрова: Влияние средств массовой информации неизмеримо и, в общем, почти непобедимо. Специально плохо говорят по-русски. Потому что отражают как бы нижний слой бытия: как они живут чудовищно, так и говорят. Несколько слов и все, а остальное только повизгивание. Мне кажется, что это страшный совершенно слой воздействия на людей. Он очень опасен тем, что заразителен. Потому что так может каждый. Чем ниже мы спускаемся по уровню культуры, по уровню возможностей человека, реализации человека, тем проще. Честно говоря, я чувствую себя оскорбленной за русскую культуру.
Лиля Пальвелева: Утверждает Анна Петрова.
