Ирина Лагунина: Казалось, что как все события, протесты мусульманского мира дойдут до верхней отметки – до насилия и погромов, а потом пойдут вспять. И казалось, что вершиной были погромы в Бейруте и Дамаске. Но нет, вслед за Ближним Востоком последовал Пакистан. И конечно, от карикатур толпа только оттолкнулась. Карикатуры были предлогом. Антиамериканские лозунги, с которыми шла толпа, ничего общего с карикатурами не имеют. И гнев против президента Первезза Мушаррафа, который считается союзником Соединенных Штатов тоже никак не связан с оскорбительными изображениями пророка Мухаммеда. Но этого надо было ожидать – в Пакистане. Страна тяжело перенесла авиаудар по пакистанской деревне 13 января, когда американские разведка и военные целились в членов «Аль-Каиды», но попали и в мирных жителей тоже. Президенту Пакистана тогда пришлось долго оправдываться перед общественностью, почему он не знал о готовившемся ударе. В Афганистане тоже протесты связаны с «Аль-Каидой» - там вообще из рядов протестующих шел набор в ряды сети. А ситуация в Нигерии вызвала даже ответ Ватикана. Бенедикт 14 заявил в официальном послании, что молится за службы безопасности, которые должны восстановить законность и порядок, к чему стремятся все люди доброй воли. Протесты против карикатур в Нигерии вылились в антихристианские погромы. В них погибли более 50 человек. Религиозный мыслитель, автор более 500 публикаций, в прошлом посол США, глава американской делегации в Комиссии по правам человека в ООН Майкл Новак. Как реагировать на все это и какие уроки извлечь? Надо ли все-таки всему западному миру и правительству Дании, в частности, извиниться от имени газеты и народа?
Майкл Новак: Это – сложный вопрос. Я ненавижу, когда люди высказывают неуважение к религиозным лидерам. Я ненавижу, когда издеваются над Иисусом или Девой Марией. В Соединенных Штатах пару лет назад появились чудовищные картины – распятие в моче или Дева Мария с хоботом слона. Это все – вопрос уважения к религии. И то же самое я испытываю к тем, кто высмеивает пророка Мухаммеда. Мне бы очень хотелось, чтобы ничего подобного не было. Второй вопрос заключается в том, как на это отвечать. И ответ состоит в том, что уничтожение собственности и убийство людей просто из-за того, что кто-то испытывает очень сильные эмоции, неприемлемо. Мы живем в мире, где мусульмане составляют шестую часть человечества. Только шестую. И они должны понять, что пять человек из шести не проповедуют ислам и относятся к религии иначе. И это иное отношение тоже надо уважать. Так что, по-моему, проблема упирается в то, что мы не достаточно работаем над взаимным уважением. Третий вопрос: вопрос свободы слова, вопрос о том, когда карикатурист или журналист или просто газета в целом в свободной стране делают что-то неверно. Правительство не несет и не может нести за это ответственность. Этот подход отнюдь не является превалирующем в ближневосточных государствах, но он должен быть таковым. И именно из-за того, что эта идея не является главенствующей, как раз и объясняет природу тиранических режимов и частых вспышек насилия на Ближнем Востоке. Есть и еще один момент: ненависть к другим религиям проявляется постоянно в самих арабских газетах, в карикатурах, которые публикуются на Ближнем Востоке, в тональности публикацией. Ненависть преподается в мусульманских школах. Порой даже кажется, что это – официальная государственная позиция. И все это не способствует тому, чтобы другие религии относились к исламу с уважением. По-моему, об этом тоже надо задуматься. Так что это очень сложный вопрос, объединяющий одновременно около пяти разных проблем. И именно поэтому он вызывает такие сильные эмоции и интеллектуальные споры.
Ирина Лагунина: Но как все-таки относиться к этим карикатурам – вне зависимости от того, извинилось ли правительство Дании за них или нет?
Майкл Новак: Я думаю, это – проявление неуважения, которое, может быть, и не карается законом, но отвергается моралью. Это отвратительно и глупо. И, по-моему, надо подвергнуть эти действия критике. Можно, например, высмеять этих карикатуристов так же, как они высмеяли Ислам. Но только насилие все равно неприемлемо.
Ирина Лагунина: Майкл Новак, религиозный мыслитель, эксперт Института American Enterprise, автор более 500 публикаций, в прошлом глава американской делегации в Комиссии ООН по правам человека. Интервью с Майклом Новаком записал наш корреспондент в Вашингтоне Владимир Абаринов. Но вот опять, что любопытно. Мы уже говорили о том, что первые протесты начались в секторе Газа, в Палестинской автономии. И их использовала экстремистская группировка «Хамас». В Нигерии тоже довольно активно действует местная ячейка «Аль-Каиды». Христиане в этой стране вообще стали людьми второго сорта после того, как в 2000 в Нигерии был введен мусульманский закон. А христиане составляют половину из 140 миллионного населения этой страны. Мы беседуем с экспертом по терроризму, главным научным сотрудником Шведского военного колледжа Магнусом Рансторпом. Используют ли террористические организации эти карикатуры для того, чтобы дестабилизировать режимы. Ведь все началось с фатвы, с которой выступила египетская экстремистская группировка «Мусульманское братство».
Магнус Рансторп: Не надо прибегать к теориям заговора, чтобы понять, что после того, как «Хамас» победила на выборах в Палестинской автономии, на нее было оказано огромное давление – и со стороны Израиля, и Европейским Союзом и США, и даже изнутри палестинского общества – с тем, чтобы добиться от нее отказа от насилия после прихода к власти. И, по-моему, тот факт, что протесты по поводу карикатур начались в Газе, показывает, что карикатуры были идеальным моментом, который можно было бесконечно эксплуатировать, чтобы дать «Хамас» хоть какую-то передышку. Может быть, не сама «Хамас», но явно какие-то силы в Палестине хотели привлечь большее внимание к карикатурам. А в более широком контексте, конечно, на Ближнем Востоке есть оппозиционные силы, которые хотели бы использовать удобный момент. И когда я говорю «оппозиционные силы», я имею в виду не только политическую оппозицию существующим режимам, но и оппозицию американскому присутствию в Ираке, оппозицию мирному урегулированию конфликтов в более широком смысле. Естественно, что они пытаются максимально использовать ситуацию для того, чтобы создать проблемы, выиграть время, перегруппироваться и завоевать определенные позиции.
Ирина Лагунина: Вы говорите так, как будто эти организации, особенно «Хамас», политически опытны и мудры.
Магнус Рансторп: Они мудры и опытны. Конечно, у «Хамас» было несколько откатов. Те, кто мог бы вести «Хамас» к политическому будущему, были за последние два-три года уничтожены Израилем. Правда, некоторые нынешние лидеры, особенно Исмаил Хания в Газе, на редкость политически дальновидны. Они составляли очень эффективную политическую оппозицию. Они дисциплинированны, у них четкое стратегическое политическое видение. Так что не надо недооценивать их способность лавировать в очень сложной политической обстановке. Достаточно посмотреть, как они действовали, находясь в оппозиции – они буквально зажали Фатх между палестинским народом и Израилем.
Ирина Лагунина: А что касается ливанской – вернее, проиранской - «Хезболлах»?
Магнус Рансторп: «Хезболлах» тоже очень сильная политическая организация. Даже Израиль вынужден вести с ней дела, не целиком с организацией, поскольку она отвергает существование государства Израиль, а с ее лидером Насруллой. И хотя Израиль не готов признать «Хезболлах», он уважает и признает политика Хассана Насруллу. Насрулла тоже выступил с резким заявлением, которое даже в большой мере не касалось самих карикатур. Не забывайте, что «Хезболлах» - шиитская организация, а в шиитской религии вполне можно рисовать изображение пророка Мухаммеда, это не считается преступлением. Так что для шиитов это отнюдь не повод для гнева. Повод – в каком виде был изображен Мухаммед. И это заставило Насруллу выступить с заявление и пригрозить послать террористов-самоубийц к тем, кто это сделал. Но его заявление надо рассматривать в контексте того давления, которое оказывается сейчас на Иран. Между Ираном и «Хезболлах» есть органические связи, так что это – часть более широкой геополитической проблемы. А карикатуры удобны. Они – нейтральная проблема для региона, которая не вызывает недовольства Сирии, но при этом раскачивает ливанский режим. Понимаете, когда «Хезболлах» выходит на улицы с протестами, то эти протесты никогда не переходят в насилие. А в данном случае они закончились погромами, и это – очень точный сигнал. «Хезболлах» тоже лавирует в очень сложном политическом пространстве, и карикатуры легко использовать по максимуму.
Ирина Лагунина: В некоторых Ближневосточных государствах протестов не было, или были, но совсем небольшие, не приведшие ни к каким беспорядкам. Кувейт, Арабские Эмираты, например. О чем это говорит? Что, эти страны просто монархии, в которых общественная и политическая жизнь настолько зажата, что люди не имеют возможность высказывать свои чувства на улицах? Так может, такие системы в чем-то и лучше для Ближнего Востока, чем демократии? Такой вывод напрашивается?
Магнус Рансторп: Во многих государствах Аравийского полуострова происходят очень интересные процессы. Государства «открываются», в них есть общественная дискуссия, там есть интересные телевизионные программы – тоже дискуссионного характера. Поднимаются такие темы, как: что представляет собой Западная демократическая модель, что значит для государства быть западной демократией и так далее. В этих странах также инвестируются огромные средства в образование. Сократить разрыв в уровне знаний – это то, что необходимо сделать многим ближневосточным государствам. И сейчас открываются новые научные и учебные центры, которые предоставляют образование высочайшего мирового класса. Так что во многих арабских странах эта проблема – с карикатурами - стоит не так остро, и на то есть основания.
Ирина Лагунина: Магнус Рансторп, старший научный сотрудник Шведского военного колледжа. Так с чего же все-таки начался этот протест? Кто-то скажет, что с момента опубликования карикатур. Кто-то предложит посмотреть чуть раньше – на убийство кинорежиссера Тео Ван Гога осенью 2004 года. Кто-то – на фатву против Салмана Рушди за его «Сатанинские стихи». В любом случае в результате этих протестов мусульманский мир открылся Западу во всем его многообразии и во всей неоднозначности.
Политика Москвы в каспийском регионе.
Ирина Лагунина: Москва уже более десятилетия пытается взять на себя функции государства, которое определяет политику на Каспии. Это началось еще в середине 90-х годов, когда Россия вырабатывала статус Каспийского моря и предлагала применить к нему то же международное право, которое действует применительно к международным озерам. В то же время, как считаю эксперты, Москва пока не в силах использовать потенциал даже той части этого крупнейшего в мире водоёма, которая ей принадлежит уже длительное время. Рассказывает наш корреспондент Олег Кусов.
Олег Кусов: Каспийское море находится в сфере жизненно важных интересов России. Об этом говорят многочисленные заявления российских политиков по этой проблеме. Каспий, согласно утверждению представителей официальной Москвы, имеет для страны довольно существенное стратегическое и экономическое значение. Именно этим фактом российская сторона обосновывает идею создания здесь совместных военно-морских сил. Рассказывает наш корреспондент Феридэ Аббасова.
Феридэ Аббасова: Впервые эта идея прозвучала в Астрахани во время встречи командующих флотами пяти омываемых Каспием стран – Азербайджана, Казахстана, России, Туркменистана и Ирана. Как официальная инициатива России «Касфор» получил огласку в начале октября в ходе плановых переговоров рабочей группы по определению статуса Каспийского моря в Баку. Основная особенность «Касфор», согласно планам России, заключается в том, что в нем не должно быть задействовано ни одно государство, кроме пяти омываемых. Главная задача военно-морских сил «Касфор» – это борьба с терроризмом, контрабандой, а также ликвидация угрозы распространения оружия массового уничтожения на Каспийском море. Во многом задачи «Касфора» сходны с уже действующим на Черноморском флоте «Блэксифором», который также был создан по инициативе России и преследовал аналогичные цели. Официальный Баку положительно отнесся к инициативам Москвы создать на Каспийском море многонациональные силы «Касфор». Об это заявил зам министра иностранных дел Азербайджана Халаф Халафов.
Халаф Халафов: Характер наших взаимоотношений позволяет говорить о стратегическом партнерстве отношений между Азербайджанской республикой и Российской Федерацией.
Феридэ Аббасова: По словам Халафова, Азербайджан, как член антитеррористической коалиции, уже успешно осуществляет ряд мероприятий по борьбе с терроризмом как на международном, так и на двустороннем уровне. Вафа Гулузаде, политолог, бывший советник по международным вопросам при президенте.
Вафа Гулузаде: Целью этого «Касфора» является не охрана границ, не борьба с контрабандой, ни что-либо другое. У России нет огромных экономических возможностей, чтобы вновь притянуть к себе свои прежние колонии. У России есть только один способ притянуть – это военный способ. То есть расположить базы, либо совместно охранять границы.
Феридэ Аббасова: По мнению бывшего советника, Россия пытается опередить США и НАТО по реализации различных программ на Каспии и всяческими силами старается не допустить их во внутренний Каспийский водоем.
Вафа Гулузаде: Россия хочет наложить свой контроль на каспийский регион. Это противоречит интересам Соединенных Штатов Америки. Здесь не столько даже роль Азербайджана. Если бы Азербайджан не отдал нефтяные контракты Америке, и Баку-Джейхан если бы не был построен за счет западного капитала, если вся азербайджанская нефть шла по Баку-Новороссийск, я бы сказал, конечно, Россия. Но сейчас это невозможно, чтобы каспийскую нефть контролировали Соединенные Штаты Америки, а в военном отношении Каспий контролировала бы Россия.
Олег Кусов: Российская береговая линия на Каспии самая протяженная – 1460 километров, что составляет более 35 процентов от общей длины берега. Среди крупных каспийских портов Оля и Махачкала принадлежат России. Россия претендует на большую часть морских ресурсов, но в тоже время в ее каспийской политике военная составляющая выглядит гораздо внушительнее, чем социально-экономическая. Так считают эксперты.
О том, как использует Москва свои экономические возможности на Каспии, по мнению нашего корреспондента Магомеда Мусаева, наглядно демонстрирует положение дел в Республике Дагестан.
В Дагестане ещё лет пятнадцать-шестнадцать назад функционировала крупная морская отрасль. Одни только рыбные заводы давали внушительные поступления в местный бюджет, обеспечивали работой большое число местных жителей. В последние годы возможности этой республики, казалось бы, только должны были вырасти, поскольку она стала приграничной, то есть фактически стала выполнять функции южных морских ворот в Россию. Но, тем не менее, Дагестан стал дотационным регионом, в котором почти не используются возможности приморского положения. Слово старшему научному сотруднику Магомед Багамедову.
Магомед Багамедов: Москва пока не имеет единой политики, стратегии своего экономического развития. В Москве и вообще в России преобладают интересы монополий, интересы отдельных лиц, интересы корпораций каких-то. Там, где они продавливают, там эти интересы осуществляются. Вот этот монополизм, что личности, отдельные субъекты, интересы какие-то привели к тому, что природные ресурсы Каспия оказались разграблены, рыбные запасы истощены. Во-первых, красная рыба выбита вся браконьерами, этим хищническим ловом. Для того, чтобы белая рыба вступила в плодоношение, должно пройти двадцать лет. Двадцать лет надо ждать, пока новые особи могут дать икру. Но рыбозаводы находятся на подпитке государства, но это незначительно, по сравнению с советским временем выпускается мальков в десятки раз меньше. Нерестовые площади, которые были, Аграханский залив или в районе Калмыкии, в результате непродуманных действий пришли в негодное состояние.
Порт имеет большие перспективы, потому что порту выделяются средства, осуществляются работы, расширение происходит. Но здесь даже не столько порт препятствует или отсутствие парома, здесь просто отсутствие таких зрелых отношений, чтобы наладить экономический обмен на взаимовыгодной основе. В Азербайджане и Туркмении есть много товаров, которые обходятся в несколько раз дешевле, их производство. Они готовы поставлять их. У нас политика государства как лебедь, рак и щука. Есть свои интересы у Министерства финансов, какие-то свои интересы у таможенников, мало того, еще групповые интересы есть теневые интересы. Россия должна вступить в ВТО, об этом говорится уже десять лет. Судя по тому, какие деньги проходят через таможню и остаются в таможне, судя по тому, что 50% бюджета идет из таможни, а еще гораздо большая сумма просто уходит по разным каналам через таможню, теневых денег, никогда Россия в ВТО не вступит.
Олег Кусов: Уникальное положение приморской республики позволяет развивать в ней транспортную, рыбную, рекреационные отрасли. Насколько это удаётся делать, размышляет доктор экономических наук, заведующий отделом Института социально-экономических исследований Дагестанского научного центра Российской Академии наук Сергей Дахалян.
Сергей Дахалян: Наш Дагестан – это приморский край, регион, который занимает особое гео-экономическое положение. Конечно, мы не используем реально даже процентов на десять те возможности, которые заложены у нас в регионе. Это использование транзитного коридора, использование биологических ресурсов, использование природных ресурсов, возможности рекреационного комплекса.
Олег Кусов: Торговый порт «Махачкала» - самый южный российский порт. Но его потенциал используется недостаточно. Продолжает Сергей Дахалян.
Сергей Дахалян: Наш торговый порт, он уникальный порт для России. Дело в том, что он не замерзающий порт, он может функционировать круглый год. И вот, скажем, учитывая, что у нас есть железнодорожные ветки, есть возможность связи с остальной частью страны, этот порт мог бы нести большую нагрузку, чем несет сейчас. С одной стороны, можно сказать, он развивается, его объемы увеличиваются, товарооборот увеличивается, но говорить о том, что все возможности исчерпаны – это, конечно же, преждевременно. Еще возникает вопрос: строится порт в Астрахани Оля, казалось бы, было бы более целесообразно вкладывать деньги в наш махачкалинский торговый порт. Больше всего вызывает беспокойство именно поведение федерального правительства. Кстати, оно дает повод для различных ненужных толкований и ненужных разговоров. Это такая двойственная позиция, что как бы мы боимся, мы осторожничаем. Но если федеральное правительство осторожничает, то что можно, какие-то претензии предъявлять каким-то стратегическим инвесторам?
Олег Кусов: У дагестанского ученого Набиюлы Гичиева есть конкретные предложения по эффективному использованию возможностей махачкалинского порта.
Набиюлы Гичиева: Махачкалинский морской порт нашел новые возможности для развития. В первую очередь это строительство элеваторов по перевалке зерна. Но однако, мы считаем, это недостаточно, есть и другие выгодные направления. В частности, учитывая сезонность поставок грузов из Ирана, учитывая, что они транзитом проходят через морской порт, грузы предназначены для других регионов Российской Федерации, нужно было наладить поставку и организацию оптово-розничной сети складов, которые бы способствовали развитию торговли именно через использование инфраструктур махачкалинского морского порта, обеспечение видами продукции, например, цитрусовыми, плодово-ягодными позициями.
Олег Кусов: Рыбное хозяйство Дагестана так же, как и другие составляющие приморского комплекса, переживает далеко не лучшие времена. Говорит доктор экономических наук, заведующий отделом Института социально-экономических исследований Дагестанского научного центра Российской Академии наук Сергей Дахалян.
Сергей Дахалян: Одной из структурообразующих отраслей Дагестана, одним из трех китов, на которых строилась экономика республики Дагестан в советское время – это было рыбное хозяйство. Это было мощное производственное объединение Дагрыбпром. Наши рыбные промыслы были по всему побережью Дагестана. Мы очень активно осваивали побережье, прибрежный лов. С середины 60 годов мы ушли ловить в южный Каспий. И объемы рыбы были достаточно крупными. Но сегодня за последние 10-15 лет, когда был допущен активный браконьерский лов, природные ресурсы, биоресурсы, рыбные ресурсы были подорваны и очень существенно. В первую очередь это, конечно, касается осетровых. Но надо добавить, что мало того, что был браконьерский лов, он велся еще варварским способом с использованием тралов, в результате чего нарушалась экологическая система моря и наносила двойной ущерб нашим биоресурсам, которые сегодня нуждаются в активной политике по воспроизводству. Именно воспроизводственная политика находится на очень низком уровне. Заводы, которые занимаются воспроизводством, терский завод вообще не функционирует, они, конечно, не работают в том объеме, который необходим для нашей экономики рыбного хозяйства. С другой стороны, в Дагестане была уникальная система не только по добыче рыбы, но и по переработке рыбы. Сегодня, к сожалению, многие предприятия рыбной промышленности утратили практически свое значение, они находятся в полуразрушенном состоянии. Это связано с тем, что была подорвана сырьевая база, с одной стороны. С другой стороны, после приватизации был неэффективный собственник, который не заботился о развитии своих предприятий. Мы помним, приватизация была далеко не самая благополучная. И из процветающей рыбной отрасли мы получаем сегодня практически отсутствующую отрасль, то есть мы можем говорить о ней уже практически в прошедшем времени.
Олег Кусов: Ситуация в приморском Дагестане почти целиком зависит от политики Федерального центра. Этому способствует действующая политико-экономическая схема в России. Пока официальная Москва, как следует из утверждений дагестанских специалистов, не спешит менять сложившееся положение дел, впрочем, как и отказываться и от претензий на роль ключевого каспийского государства.
Как получить научную степень в России? Явно не публикуясь на Западе
Ирина Лагунина: Ученая степень - это важнейший показатель квалификации, от которого во многом зависит карьера ученого. В России эту сторону научной жизни курирует государственная Высшая аттестационная комиссия - ВАК. Недавно в газете "Поиск" появилась заметка о том, что ВАК перестала принимать заявки на соискание докторской степени, если российский ученый опубликовал свои основные результаты в международных научных журналах. А вот с публикациями в малоизвестных российских ведомственных журналах проблем не возникает. Об этой ситуации и о статусе ВАК рассказывает автор упомянутой статьи, председатель диссертационного совета по астрономическим специальностям Санкт-Петербургского университета профессор Константин Холшевников. С ним беседует Александр Сергеев.
Александр Сергеев: Что является продуктом, результатом работы ученого?
Константин Холшевников: Двойственный ответ. С одной стороны, есть некоторые научные достижения. Это может быть некая научная теория, это может быть открытие нового неизвестного факта. Если наука инженерная – это создание новой техники. С другой стороны, об этом должна знать научная общественность. Поэтому результаты научных исследований обязательно должны быть опубликованы в научных журналах, которые читает эта научная общественность, и тем самым признаны научным сообществом. То есть диссертационный совет, который оценивает работу ученого, учитывает и мнение всей научной общественности.
Александр Сергеев: Если человек утверждает, что он изобрел новый двигатель, может быть даже вечный и опубликовал об этом информацию, например, в газете «Труд» - это не является научной публикацией, которая может рассматриваться при оценке его научных достижений.
Константин Холшевников: Более того, публикация, скажем, в газете «Труд» какого-то результата до публикации в научных журналах считается в научных кругах крайне неприличным. Это некий признак лженауки. Все эти лжеученые кричат, что нас не признают старые замшелые консерваторы, а мы обращаемся к широкой публике, пусть широкая публика оценит, какова масса бозона Хикса.
Александр Сергеев: Потому что ей, конечно, виднее, чем специалистам.
Константин Холшевников: Да, конечно. Масса бозона Хикса, каждая домохозяйка знает чему равна.
Александр Сергеев: Есть журнал «Наука и жизнь» – это научный журнал или не научный?
Константин Холшевников: Нет, это не научный журнал – это журнал научно-популярный.
Александр Сергеев: А журнал «Природа»? Где проходит граница?
Константин Холшевников: Научно-популярный журнал – это журнал, который должны понимать люди, не специалисты в данной области. Люди, ученые – это, как правило, люди очень широких интересов. Я, например, люблю разные статьи по биологии, не только вовсе по астрономии, по физике, по истории. Таким образом, там должно быть так написано, чтобы статья по биологии была понята химику, физику и историку. Это искусство целое, искусство популяризовать – это очень важная часть научной работы. Но есть журналы для специалистов, которые неспециалистам лучше даже не открывать. Иногда меня даже охватывает отчаяние. Открываю журнал в смежной отрасли и мало что понимаю. Но специалисты должны все это понять и разобраться.
Александр Сергеев: А вот такие журналы для специалистов, научные журналы, каким образом приобретают свой статус.
Константин Холшевников: Если в России, то, как правило, там написано, кто учредитель, что это журнал Академии наук или журнал Вестник петербургского университета, значит отвечает за этот журнал Петербургский университет своей честью.
Александр Сергеев: А в мире?
Константин Холшевников: Тоже будет журнал «Нейче», известный всем. Есть много журналов, имеющих международный статус.
Александр Сергеев: Если я, например, захочу учредить журнал с международным статусом, начну выпускать его на английском языке, позову туда печататься кого-то из знакомых ученых, в какой момент он станет серьезным журналом, признаваемым?
Константин Холшевников: Это вопрос тонкий, потому что критериев нет.
Александр Сергеев: То есть это не вполне формальный процесс. Тем не менее, для представления диссертации требуются публикации в формально признаваемых изданиях.
Константин Холшевников: Были времена такие, когда ВАК, Высшая аттестационная комиссия, публиковала список журналов, в которых должны быть опубликованы результаты докторской диссертации. Таким образом на уровне кандидата наук формальных никаких препятствий нет. То есть просто вы должны сами решить, члены совета, достаточно ли хорошо представлены публикации этого кандидата в кандидаты наук или нет. И сейчас это так. То есть кандидаты наук на совести советов. А доктора, бывали разные периоды. В одних периодах никаких требований не было, то есть требования неформальные. А скажем, сейчас, такое и раньше бывало, ВАК опубликовала некий список журналов, в которых должны быть опубликованы основные результаты его научной работы.
Александр Сергеев: Причем весь этот список – это российские журналы и только российские?
Константин Холшевников: Тут два аспекта есть. Во-первых, мотивы, почему ВАК это сделала, мотивы оправданные. После распада СССР полное безобразие во многих местах у нас началось, и в частности, расцветали как грибы псевдонауки. Она и сейчас, к сожалению, расцветает. Поэтому бывало такое: какая-то узкая группа специалистов публикует свои результаты в своем ведомственном журнале «вестник такого-то университета», малопрестижного отнюдь, вот они все там опубликованы, никто другой этого не знает. На совете в этом же институте все это утверждается, посылается в ВАК и получается недобросовестная картина. Поэтому идея была в том, чтобы результаты были опубликованы в журналах, которые знает вся страна научная и тем самым закрыть дорогу такой квази-науке. Эта идея мне нравится. Но, с другой стороны, я не знаю, по каким соображениям, там остались журналы только российские - это очень плохо, это фактически железный занавес. Сейчас наша наука стала частью мировой. Если раньше контакты были довольно трудными, сейчас - пожалуйста.
Александр Сергеев: Вот встает вопрос: человек публикует работу, выполненную в соавторстве с несколькими зарубежными коллегами. Понятно, что такую работу надо публиковать в международном журнале. В результате он не может подать ее в качестве результатов для докторской диссертации.
Константин Холшевников: Я немножко смягчу ваш удар. На самом деле я знаю такие результаты и сам так делал. И в наших журналах они весьма престижны, многие наши журналы публикуют результаты совместной работы. Наши очень многие журналы ведущие, российские я имею в виду, выходят сразу в двух вариантах – в русском и английском. Но большинство, вы совершенно правы, большинство международных журналов печатается там. И то, что ВАК их не учитывает, это, с моей точки, зрения очень плохо.
Александр Сергеев: Ведь по сути дела тогда российскому ученому может оказаться проще получить степень PhD где-нибудь в Америке, например, чем степень доктора наук.
Константин Холшевников: Конечно. Если он основные результаты опубликовал в международных журналах, то все, он не может у нас стать доктором наук. Я считаю, что это реликт старой эпохи, холодной войны, что ли.
Александр Сергеев: Это делалось для того, чтобы ограничить строго проверенными журналами круг тех изданий, в которых могут публиковаться докторские материалы. Как я понял, после этого взяли и это ограничение снова ослабили.
Константин Холшевников: Да, ВАК пересматривала свое решение. В первом варианте, кажется, там было около семи журналов ведомственных, ведущих – Московский университет, Петербургский университет.
Александр Сергеев: То есть за которые можно поручиться.
Константин Холшевников: А дальше кто-то звонит: мы институт тоже весьма престижный. Ну давайте его тоже включим. И сейчас 70 штук. То есть сейчас практически первое задание – ограничить приток недобросовестных диссертаций. Сейчас уже не решается этим списком. В то время как вторая задача, задача типа железного занавеса, по-прежнему блестяще решается. Российские ученые подолгу живут на Западе, публикуют свои результаты в основном в международных журналах, они отсекаются.
Александр Сергеев: Фактически подталкивают к тому, чтобы выезжать из страны.
Александр Сергеев: Совершенно верно.
Александр Сергеев: Вы как председатель диссертационного совета, как можно исправить эту ситуацию?
Константин Холшевников: Я предложил на обсуждение два варианта в газете «Поиск» – это газета научного и образовательного сообщества. Первый: просто решение ВАК, а дальше мы уже неформально будем рассматривать. Разрешить ученым советам самим думать, достойно представлены публикации данного претендента или недостаточно. Второй вариант, более жесткий, и он проще может быть. Потому что если диссертационный совет скажет – нет, это плохо опубликовано, то ясно, что диссертант потом будет жаловаться, что к нему несправедливо отнеслись. Второй вариант, он проще для диссертационных советов: сделать все-таки список, но тогда в него надо включить все международные журналы, в редколлегии которых входят российские ученые.
Александр Сергеев: А, кстати, во многих зарубежных журналах есть российские члены редколлегий?
Константин Холшевников: В большинстве, причем в подавляющем. Не говоря о том, что те журналы, которые стали заграничными, которые на Украине издаются, в Армении, в Грузии, там всегда наши ученые есть.
Александр Сергеев: А эти журналы тоже не признаются ВАК?
Константин Холшевников: Не признаются. Журнал на русском языке выходит «Астрофизика», в Ереване издается, а тем не менее, это просто подножку подставить русскому языку в Армении. На Украине то же самое есть. Это во-первых. А во-вторых, все престижные журналы просто поголовно. А уж степень престижности просто надо, чтобы кто-то определил. Это могут быть, в конце концов, те же экспертные советы ВАК. Так что Высшая аттестационная комиссия по-прежнему будет иметь руку на пульсе.
Александр Сергеев: Здесь бы хотелось сказать про саму Высшую аттестационную комиссию, каков ее статус? Кто наделил ее полномочиями решать подобные вопросы от имени научного сообщества?
Константин Холшевников: За то время, что я себя помню в науке, два было варианта положения ВАК. Один вариант – это непосредственное подчинение Совету министров, и второе – подчинение какому-то министерству. Сейчас ВАК подчиняется Министерству образования и науки. В верхушку ВАК входят академики обязательно, возглавляет ВАК академик. Естественно, экспертные советы из докторов наук состоят.
Александр Сергеев: То есть именно структура ВАК гарантирует, что степени докторов, кандидатов получают настоящие ученые, а не псевдоученые.
Константин Холшевников: Именно так. Поэтому я за то, чтобы сохранить эту структуру на десятки лет. Может быть через 50 лет наша страна станет очень культурной и образованной и достаточно будет разрешить университетам самим, как скажем, в Америке. Пускай будет доктор Петербургского университета и все. Но сейчас это действительно преграда разгулу псевдонауки.
Александр Сергеев: Псевдонаучные структуры уже вхожи и в Государственную думу и нередко во всякие министерства, получают финансирование. Нет опасности, что через такие каналы можно будет взять под контроль государственные структуры и тем самым легализовать псевдонауку?
Константин Холшевников: Это не только опасность, которая есть, - это хуже, эта опасность уже свалилась на нас. Если в нашей армии есть полковники астрологии, все - это верный путь проигрывать войны. Будем надеяться, что войн не будет, но это ужасно. Уже в государственные структуры они проникли. Это может быть опять же побочный продукт демократии, между прочим. Если в науку очень трудно просочиться, тоже просачиваются и в науке бывают проходимцы, но все-таки очень трудно в науку пролезть невежественному человеку, то в Госдуму – пожалуйста. Народ чаще проголосует за рубаху-парня, свой человек, говорит просто, обещает очень хорошую жизнь. А то, что он обещает накормить всю страну электрической энергией из торсионных полей, что противоречит закону сохранения энергии некоторому – это мало кого волнует.
Александр Сергеев: В этом отношении показательна ситуация, когда российская Академия естественных наук, это именно общественная организация, избрала почетным академиком Рамзана Кадырова за достижения в Чеченской республике.
Константин Холшевников: Это очень не хорошо. Я, кстати, тоже вхожу в эту академию, и Капица в нее входит. Даже я помню, Капица давал интервью, что он думал, может быть выйти из этой академии в знак протеста против некоторых нехороших действий, еще лет пять назад. Но потом решил, что если я выйду и другие выйдут, то там останутся одни проходимцы и решил не выходить. Не знаю, если это будет продолжаться дальше в таком направлении, то потом порядочные люди уйдут из этой академии. Но пока что все-таки там больше достойных людей. Подождем лет десять, что будет. Вообще хорошим тоном в научной общественности признано политических деятелей никуда не выдвигать до того, как сто лет со дня их смерти пройдет. Таково, например, постановление международного астрономического союза. Малые планеты не называются именами политических деятелей, но вот через сто лет, пожалуйста, посмотрим. Но никак не сегодняшних. Я могу даже такой пример привести: хотя прошло две тысячи лет, а назвали кратер на Луне Юлий Цезарь. Специально было сказан, что этот катер был назван в честь Юлия Цезаря не за его политические и военные успехи, а за то, что он ввел календарь, который называется юлианским в его честь. Он сделал большую, очень важную реформу календаря, то есть внес вклад в науку некоторым образом.
Программы поддержки семьи и детства в России.
Ирина Лагунина: Детское население России неуклонно сокращается, так что непонятно, кто в недалеком будущем будет кормить пенсионеров. Казалось бы, нужна срочная программы поддержки семьи и детства, но те немногие семьи, которые решаются иметь больше двух детей, чаще всего оказываются самыми незащищенными. У микрофона Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Сегодня речь пойдет об одной петербургской семье: мама, папа и шестеро детей – от года до 12 лет. Это, что называется, нормальная семья, трезвая, работящая, опора общества, и общество, несомненно, обопрется о нее, когда придет время, - мальчиков призовет в армию, со всех оперившихся детей соберет налоги. Но сегодня помощь – очень небольшая – нужна самой этой семье, но о ее потребностях никто знать не хочет. Я пришла к Валентине и Александру, когда узнала, что они с детьми ввосьмером ютятся в 15-метровой комнате. Как это возможно, трудно понять, пока не увидишь своими глазами. Маленькая хрущевская квартира с крохотной 4-метровой кухней и двумя комнатами, превращенная в коммуналку. Хозяин второй комнаты пока, по счастью, отсутствует – дверь заперта. Потолки и обои обшарпанные, стены и окна давно не крашены – нет смысла делать ремонт, когда мечтаешь выехать из этой мышеловки. В комнате огромный аквариум, множество цветов. Диван, на котором спят родители, днем, естественно сложен, оставляя в центре комнаты клочок пространства, по которому увлеченно передвигается годовалая Ирочка. Все остальное место занято двухъярусными кроватями и кроватками, четыре из них отделены шкафом, поставлены углом друг к другу, так что там полутемно, да и залезть можно, видимо, только с трудом. Говорит мама, Валентина Петрова.
Валентина Петрова: Почему мы в такой комнате? У меня есть сестра, которая тоже в браке живет с родителями в квартире. У мужа есть брат с женой, живет у матери с двумя детьми. То есть возможности жить у родителей у нас нет. Поэтому, когда мне по завещанию осталась одна вторая доля этой квартиры, мы переехали сюда. Потому что до этого мы жили в девятиметровой комнате у свекрови.
Татьяна Вольтская: Стало лучше, но и детей стало больше.
Валентина Петрова: Когда мы сюда переезжали, у нас было трое детей. Трое уже родились на данной территории.
Татьяна Вольтская: Вы как-то пытаетесь улучшить свои условия?
Валентина Петрова: Мы обращались к депутату законодательного собрания Заушниковой Зое Валентиновне, она за нас ходатайствовала, огромное ей спасибо. Но все равно пришел вежливый отказ, даже ее ходатайство не помогло. Потом мы обращались к Матвиенко, но только с письмом, потому что записаться к ней на прием практически нереально. В свою районную администрацию, конечно же. Потом писала на имя Путина, на имя комитета по социальным вопросам, туда обращалась. И везде практически по одному шаблону.
Как мы сюда переехали, мы встали на очередь – это два с половиной года. Люди стоят по двадцать лет. Указывают на то, что маленький срок постановки на очередь. В основном упирают на то, что есть люди, которые стоят дольше и находятся в не лучшем положении.
Татьяна Вольтская: Неужели нет никакой возможности помочь многодетной семье? Я спросила об этом депутата Законодательного собрания Петербурга Наталию Евдокимову.
Наталья Евдокимова: Есть некие программы в городе, которые с жильем работают. Прежде всего для молодежи доступное жилье. Но, правда, все относительно. Наше жилье, которое мы выкупаем для молодежи, оно в два раза дешевле, нежели рыночное.
Татьяна Вольтская: Наталья Леонидовна, вот у нас столько разговоров о стабилизационном фонде – мол, нельзя его трогать, а то увеличится инфляция. Но ведь если отремонтировать поликлиники и детские учреждения и помочь с жильем тем, кто готов растить детей, инфляции, по-моему, как раз не случится. Ведь даже это ваше дешевое жилье большинству молодых семей не по карману – для них и это неподъемная сумма.
Наталья Евдокимова: И эта тоже сумма. Есть возможность получить из федерального бюджета на каждого рожденного ребенка на стоимость для него этой квартиры. Берем мы эти деньги, заключаем договор. Все равно это легче, тем более, что можно кредит взять на десть лет, нежели вообще ничего. У нас есть ипотечное кредитование с докладыванием денег из бюджета, безвозмездных субсидий. У нас есть безвозмездные субсидии на выкуп жилья. У нас сейчас появилась программа для бюджетников, то бишь социальная сфера, образование и медицина. Появляется. Но это не те деньги, которые может выделить Стабилизационный фонд. И я с вами абсолютно согласна.
Татьяна Вольтская: А вот что говорит отец семейства Александр Юсов, чья позиция – отнюдь не иждивенческая – мне показалась очень здравой.
Александр Юсов: Все письма, которые мы рассылали, там был, грубо говоря, заместитель кого-то там, то есть младший помощник старшего дворника отвечал. Я надеялся, что хоть какое-то лицо, которое обременено властью, может быть хотя подпись свою подпишет. Нет, это все помощники по общественным связям, еще что-то.
Татьяна Вольтская: То есть люди, которые реально ни за что не отвечают.
Александр Юсов: Они ни за что не отвечают. Самое главное, что у нас не очень хорошо получилось: мы в жилищный комитет ходили, нам сказали, что возможно нам улучшат жилищные условия, предоставят одну комнату. Но в силу вступил новый Жилищный кодекс, по которому у нас эта частная собственность, отобрать не могут и по новому Жилищному кодексу нам не могут дать частную собственность. А нам не надо, дайте нам муниципальное жилье. Причем я не прошу – дайте, я могу взять кредит нормально, по-человечески. Но под нормальный процент, не грабительский. Потом ходили по поводу ипотеки. Нам говорят, что возьмите в банке кредит, тогда вам город возместит. Даже когда у нас было трое детей, я ходил в банк, мне сказали такую сумму, которую я должен зарабатывать, чтобы они могли хоть что-то высчитывать, ну никак. Очень сложная ситуация. Сумасшедших банков нет. Когда нам город доплачивает до прожиточного минимума, ни один банк не даст кредита, а без кредита нам не дают субсидию. То есть город не может возместить часть стоимости квартиры.
Татьяна Вольтская: Круг замыкается.
Александр Юсов: В общем, да. У меня такое впечатление, что наш губернатор бездетный. Я не вижу в ее глазах, что она мать, даже когда показывают по телевизору ее с сыном. Когда я людям просто говорю, что мы живем в таких условиях. А город? Я говорю: не надо смотреть телевизор, не надо смотреть обращение губернатора, то есть губернатору докладывают только то, что город может сделать безболезненно.
Татьяна Вольтская: И все-таки меня буквально потряс оптимизм этой семьи. Валентина и Александр не собираются останавливаться на достигнутом, мечтают еще хотя бы об одном – седьмом ребенке.
Александр Юсов: Люди говорят, что тяжело, еще как-то. Я прихожу с работы, эта вся толпа меня встречает и, собственно, а чего еще надо? Мне, например, больше ничего не надо. Когда меня спрашивают: а как ты расслабляешься? Я не пью. Я не понимаю просто, зачем это нужно. Я прихожу домой, у меня есть дети, с ними я оттягиваюсь по полной. Единственное плохо в выходные, когда хочется отоспаться. Они же все просыпаются и всем надо поцеловать папу.
Татьяна Вольтская: Александр считает свою проблему специфически петербургской.
Александр Юсов: В Москве каждый последующий ребенок получает больше денег, чем предыдущий. Причем неважно количество. У нас это количество ограничено двумя. После второго ребенка дотации меньше. У нас в Петербурге нужно иметь только двух детей, ты будешь получать на них максимальные деньги. Если третий - уже меньше.
Татьяна Вольтская: Мы так стимулируем рождаемость.
Александр Юсов: Останавливаем рождаемость на двух детях. Я, правда, не понимаю, почему, потому что во всех остальных городах это нормально. В регионах дети нужны. В других городах, в провинции жильем молодоженов и детей, которые рождаются, обеспечивают. Это не делается в Москве и в Петербурге.
Татьяна Вольтская: Конечно, в такой ситуации проблемы имеются.
Валентина Петрова: У нас два школьника, не обладающих хорошими учебными знаниями и старший не очень хорошо учится, и дочка. Просто не сосредоточиться на учебе. Потому что приходят довольно поздно из школы, у одного школа далеко, дочка приходит после продленного дня и как раз в этом время вся малышня садиковская дома. Маленькие играют, шумят, им хочется внимания старших братьев и сестер, и они мешают учиться, заниматься. А так как много устных предметов, страшим ребятишкам не сосредоточиться.
Александр Юсов: Если Катя садится писать, все маленькие хотят рисовать.
Валентина Петрова: Столов мало, поэтому когда старшие занимаются, младшим рисовать негде, а им это очень хочется. Они где-то в уголочке пристраиваются, ну и в итоге получается так.
Татьяна Вольтская: Во время нашего разговора дома был только Алеша, старший, 12-летний мальчик, и годовалая Ирочка, она постоянно шумела, роняя кубики. Где ты делаешь уроки, Алеша?
Алеша: Вот за этим столом делаю.
Татьяна Вольтская: Тебе мешают дети младшие?
Алеша: Нет.
Валентина Петрова: Он приходит часа в четыре, успевает сделать уроки до прихода малышей. Поэтому он справляется.
Татьяна Вольтская: А успехи?
Валентина Петрова: Наверное, потому что он быстро делает, скоренько пытается, успехи не очень хорошие.
Татьяна Вольтская: Вообще, Леша, хотелось бы, чтобы была своя комната или чуть побольше места?
Алеша: Да. Хотелось бы, чтобы своя именно комната была у каждого, чтобы никто не мешал.
Татьяна Вольтская: Что ты любишь? У тебя есть какие-то любимые занятия, хобби?
Алеша: Компьютерные игры и рисую я очень хорошо.
Татьяна Вольтская: Александр Юсов задумывается о том, почему многодетных семей не так много, как хотелось бы.
Александр Юсов: Я опрашивал своих знакомых, почему они не могут себе позволить второго ребенка.
Татьяна Вольтская: Хотя бы второго.
Александр Юсов: Потому что пока я их знаю, по одному у них родилось и есть мысли. Когда они маленькие – это такая прелесть, это такое чудо, когда смотришь, как начинается. А когда после трех лет – это уже взрослая автономная единица, которая имеет право на свое собственное мнение.
Татьяна Вольтская: Это обидно?
Александр Юсов: В общем, да. Я спрашиваю: «Неплохо зарабатываешь?». «Неплохо зарабатываю, но квартиру не смогу купить». «А почему не родишь?». «Понимаешь, живу с родителями. Куда? Я в одной комнате с ребенком, сейчас у родителей отобрали комнату, поселили своих детей». У каждого стоит эта проблема – жилье. То есть финансово обеспечить, прокормить, одеть, отдать в хорошую школу - это нормально. Но купить квартиру – это просто нереально.
Татьяна Вольтская: Жилье для молодой семьи – проблема не только в России. Помогает ли государство многодетным семьям в Латвии? Рассказывает наш латвийский корреспондент Михаил Бомбин.
Михаил Бомбин: Семья в Латвии считается многодетной, если в ней трое или более трех детей. О том, какие льготы распространяются на латвийские многодетные семьи, рассказывает член комитета рижской мэрии по выделению жилья Татьяна Емельянова.
Татьяна Емельянова: У нас 11 тысяч человек, которые стоят в очереди на получение жилья. Из них на разных регистрах 55 многодетных семей на сегодняшний день зарегистрировано на получение помощи от самоуправления. В первую очередь это означает, что люди действительно остро нуждаются. В зависимости от количества членов семьи, они получают трех-четырехкомнатные квартиры. Мы считаем, что в течение этого года примерно пятьсот квартир, эти люди будут обеспечены. Не забывайте, что в этой 11-тысячной очереди существует более трех тысяч, которые уже стоят некоторые с 95-86 года.
Михаил Бомбин: Самые бедные, так называемые малоимущие семьи, кто относится к этой категории малоимущих? Как получить статус малоимущего?
Татьяна Емельянова: Есть определенная привязка к прожиточному минимуму.
Михаил Бомбин: Двести долларов пособие составляет.
Татьяна Емельянова: Зависит от количества членов семьи.
Михаил Бомбин: Классический пример – двое детей, двое взрослых.
Татьяна Емельянова: Если есть дети, то на взрослого одного 70 долларов и на детей должно по сорок латов оставаться. В зависимости от того, каковы они, если инвалиды, то тоже сорок латов, если, например, неработоспособные - 23. Таким образом, если даже человек стоит на очереди, мы не можем дать ему то, что положено по всем нашим нормам, крышу над головой получают все. Это и пенсионеры, и инвалиды. Но многолетние семьи в первую очередь.
