Виктор Шендерович: Сегодняшний разговор начну неожиданно - стишками Иосифа Бродского: «Зима. Что делать нам в Нью-Йорке? Он холоднее, чем луна. Возьмем себе чуть-чуть икорки и водочки на ароматной корке… Согреемся у Каплана». Роман Каплан – владелец ресторана «Русский самовар» в Нью-Йорке. Легенда русского Нью-Йорка у нас в гостях, в студии Свобода. Доброе утро, Роман.
Роман Каплан: Доброе утро.
Виктор Шендерович: И добрый вечер, Россия. Ну, еще раз с добрым утром. Знаете, много есть, когда я говорю «легенда русского Нью-Йорка»,.. очень часто легенды при ближайшем рассмотрении теряют. Ресторан «Русский самовар» и Роман Каплан – это та легенда, которая при ближайшем рассмотрении не блекнет, а совсем наоборот. Поэтому, уверю вас, что это дело стоит того. Это я отвечаю на письмо ядовитое некоего нашего радиослушателя, который так написал: ну повстречались два приятеля в Нью-Йорке, у самовара посидели, ветер им в парус. Чего ж тут нам интересного? Смысл был такой. Нам может быть интересно, потому что действительно довольно уникальная штука. Много в эмиграции питейных заведений и кабаков а-ля-рюс, «Русский самовар» стоит действительно особняком, и во многом из-за личности его создателя. Кстати, создателем вместе с Романом Капланом был Иосиф Бродский и Михаил Барышников, если я не ошибаюсь, и было это прикуплено на часть Нобелевской премии Иосифа Александровича.
Роман Каплан: Так и есть.
Виктор Шендерович: И действительно это не вполне ресторан, а больше еще и клуб, и даже музей. Вчера я имел счастье гастрономическое, не только счастье побывать у вас, Роман. И конечно, я пожалел о том, что столики стоят так близко к стенам. Вы не подумали о том из того, что из того, висит на стенах, создать отдельную экспозицию, чтобы люди могли узнать поближе о тех людях, чьи автографы развешены на стенах и чьи лица там есть, о посетителях и друзьях ресторана?
Роман Каплан: Вы знаете, я с этой точки зрения никогда к этому не подходил, хотя, может быть, неплохо было бы их осветить. Моя простая теория заключается в том, что если человеку интересно оглядеться вокруг, посмотреть, то он посмотрит невзначай на стены. А, посмотрев невзначай, он увидит, что там что-то любопытное. Потому что почти все, как вы совершенно верно заметили, там довольно симпатично и интересно. Это не крупные шедевры живописи, но это все подарки в основном.
Виктор Шендерович: Да, это не крупные шедевры живописи, хотя там висит на стенках Шемякин. Это не крупные шедевры поэзии, хотя там автографы и Бродского, и Ахмадулиной, и Окуджавы, и Искандер, по-моему. Но, конечно, как факт возникновения еще одного очага русской культурной жизни, безусловно, причем такой жизни, которая в Москве-то не знаешь, куда пойти, по какому адресу пойти в Москве, чтобы увидеть эти автографы, эти лица. Должен сказать, что в Москве, рискну сказать, дай бог, чтобы я ошибался, может быть, я просто по счастью не знаю такого места, оно есть, но я не знаю такого места, где эти лица были бы и эти тексты. Вы ощущаете это как такое хранилище некоторого ушедшего пласта культуры или уходящего?
Роман Каплан: Определенно. Определенно. С самого начала такова была моя установка, чтобы собрать вокруг людей творческих, думающих, какого-то более-менее одного уровня. Потому что я уехал рано - в 72 году, поэтому мое представление вообще о ресторанах было полностью построено на моем советском опыте, опыте моей советской жизни. Я, например, в простые рестораны практически и не ходил.
Виктор Шендерович: Как это? Рискованное заявление вы сейчас сделали. По каким ресторанам вы ходили в 70-х годах в России?
Роман Каплан: Я вам объясню, что я имею в виду. Конечно, приходилось бывать и здесь, и там, но в то время каким-то образом получалось, что мы находили себе места, в которых… Например, в Ленинграде было замечательное заведение, куда мы все ходили абсолютно, и Иосиф, и Сережа Довлатов.
Виктор Шендерович: Не «Сайгон»?
Роман Каплан: Нет, не «Сайгон». «Сайгон» наступил позже, много позже. Это был ресторан «Восточный», который назвался ресторан «Восточный», и мы все туда ходили. Это было место, где можно было очень вкусно поесть, можно было послушать замечательную цыганскую музыку.
Виктор Шендерович: Это в каких годах? 70-х?
Роман Каплан: Нет-нет, я уехал из Ленинграда вообще в 63 году.
Виктор Шендерович: То есть совсем такие ранние.
Роман Каплан: Это были совсем ранние.
Виктор Шендерович: Мы продолжим разговор, просто у нас висит звонок, человек дозвонился, мы его сейчас послушаем, потом продолжим.
Слушатель: Добрый вечер, Виктор, доброе утро вашему собеседнику из Америки. Это Иван из Москвы. Я пенсионер, но иногда задаю интересные вопросы.
Виктор Шендерович: Давайте.
Слушатель: А то вы давно в прямом не были. Я тоже сижу и мечтаю: вот сейчас свой пенсионный ужин съел и сижу, мечтаю. Вот вы краем уха сказали про ресторан «Россия», я там бывал в 90-х годах. Нет, в 90-м, я разбился в 87 на машине, а 85 и так далее. А вопрос конкретный. В «Домжуре» я был, по-суворовски мясо было.
Виктор Шендерович: В чем вопрос-то?
Слушатель: Я хотел спросить конкретно у нашего гостя, а сколько мне стоил бы небольшой товарищеский ужин на одного, такого типа – бифштекс, мясо по-суворовски, икорочки, какой-то салатик и так далее? Мечтаю ведь.
Виктор Шендерович: Хорошо.Вопрос понятен.
Слушатель: Вообще очень рад вас слышать в эфире.
Виктор Шендерович: Спасибо. Вопрос понятен и подковырка в нем понятна. Сначала давайте по фактам: сколько будет стоить вот такой бифштекс и водочка с икорочкой в «Русском самоваре»?
Роман Каплан: Но это нужно подумать. Примерно, я должен сказать, около ста долларов.
Виктор Шендерович: Около ста долларов, если водочка с икорочкой.
Роман Каплан: Если водочка с икорочкой. Так можно 50-ю обойтись.
Виктор Шендерович: А теперь давайте, поскольку в вопросе очевидно была, грустная нота была слышна в этом вопросе. Такая нота, я бы сказал, из конца булгаковского романа, помните, когда там Коровьев с Бегемотом пошли в Торгсин, и он кричал: видите, этот горемыка, что же ему, взял горемыка на пробу мандарин. Вот на самом деле, если говорить о том, что это, конечно, не для всех удовольствие, это не для всех удовольствие даже в Америке или в Америке «Русский самовар» для американцев, для рядового ньюйоркера - это вещь совершенно обычная и недорогая?
Роман Каплан: Ну, в общем, я не могу сказать, чтобы ресторан считался дорогим, он - средний ресторан. Он не дешевый, но и не безумно дорогой. В Москве есть гораздо более дорогие рестораны.
Виктор Шендерович: Вот. Я хотел как раз ответить нашему радиослушателю вот что: я за эти сутки прошелся по Нью-Йорку, сегодня утром, поскольку у меня перелет был вчера, и я все равно ночью проснулся и спать не мог. И я пошел рано утром, прошелся по Нью-Йорку, который начинал работать с пяти утра, начинал вкалывать, и я это впервые наблюдал своими глазами. И я вам должен сказать удивительную вещь: в центре Нью-Йорка в самом дорогом месте, там, где делается половина денег мира, как говорится, поесть дешевле, чем в Москве. Вот вы понимаете, какая штука. Вот вы не можете объяснить, Роман, почему в Нью-Йорке, в Манхеттене дешевле, чем в Москве?
Роман Каплан: Я думаю, что это объясняется тем, что в России и в Москве гораздо больше денег у людей, чем в Нью-Йорке, гораздо более богатых русских людей, чем их существует в Нью-Йорке.
Виктор Шендерович: Вам не кажется, что это странно?
Роман Каплан: Сегодня мне уже ничего не кажется странным. Как говорили древние римляне – nil admirari , то-есть ничему не удивляться. Я ничему и не удивляюсь главным образом.
Виктор Шендерович: Обладатели русских денег заходят в ваш ресторан, те самые новые русские, из-за которых Москва стала обладательницей шальных денег, в общем-то мало трудовых, из-за чего Москва стала городом самым дорогим вместе с Токио. Эти люди не заходят к вам?
Роман Каплан: Нет почему, заходят. К нам заходят всякие люди абсолютно. У нас демократичный ресторан, и мы пускаем и приветствуем всех, кто сюда приходит. Поэтому среди них бывают и очень крупные люди, очень богатые люди. Но все оставляют одежду при входе в ресторан.
Виктор Шендерович: Номенклатура заходит какая-нибудь такая?
Роман Каплан: Что вы имеете в виду?
Виктор Шендерович: Советско-российские чины.
Роман Каплан: Конечно, чиновники заходят, конечно.
Виктор Шендерович: Тоже оставляют одежду при входе и ведут себя так же.
Роман Каплан: Ведут себя все как в бане, должен сказать, одинаково, никто ничего... Все знают, кто есть кто, на самом деле. Потому что для русского человека, неужели ему интересно, например, пойти может быть интересно, но кому он может показать, кто он есть, если он пришел не в русский ресторан?
Виктор Шендерович: Ну, в общем да, резонно.
Роман Каплан: В русском ресторане его знают, его приметят и будут знать. Похвалиться можно только в русском ресторане.
Виктор Шендерович: Роман Каплан, владелец и хозяин, и душа ресторана «Русский самовар» в Нью-Йорке - в нашей студии в Нью-Йорке – это я напоминаю о госте. И хочу сказать, что, видимо, многие, кто приходят, приходят уже как в место музейное, приходят для того, чтобы отметиться. Это одна из точек, куда ты должен попасть. Вас не смущает такое включение в обязательный список для посещения?
Роман Каплан: Наоборот, это дает мне уверенности в том, что что-то из того, что я делаю, правильно.
Виктор Шендерович: Давайте вернемся в те 60-50-е. С тех времен знакомства с Барышниковым, Бродским, вы были друзьями тогда или это уже случилось здесь?
Роман Каплан: С Барышниковым меня познакомил здесь Иосиф, правда, довольно много лет тому назад, но, тем не менее, здесь. У нас были общие друзья и приятели в Питере, но мы сами не были знакомы. Иосифа же я знаю с… не могу сказать, что с детских лет, но с лет начинающей зрелости, после 20, мне было года 22, а ему было лет 19, когда мы познакомились впервые.
Виктор Шендерович: Расскажите о той доресторанной первой жизни, про вашу живописную, искусствоведческую юность. Потому что про это мало кто знает, и вы редко про это рассказываете. Потому что вас знают как ресторатора, а вы не ресторатор по образованию все же.
Роман Каплан: Да, но у меня, можно сказать, два образования первое – это искусствоведческое, а второе – это языковедческое, лингвистическое. Я познакомился когда-то в театре, Кировском театре, Мариинском теперь театре с поразительным человеком. Он был тоже балетоман, а я в то время ухаживал за балетными девушками.
Виктор Шендерович: Во множественном числе – это вы сказали замечательно.
Роман Каплан: Во множественном числе, да. Его звали Матвей Александрович Гуковский, и он был замечательным ученым, высокого класса специалист по ренессансу, по Возрождению. И мы с ним когда более-менее сошлись, он мне сказал: «Почему бы тебе не поступить ко мне в аспирантуру в Эрмитаже и не заниматься искусством?». А в Эрмитаж мы ходили как к себе домой, по крайней мере, два раза в неделю, смотреть картинки. Я так и сделал, я сдал экзамены в Эрмитаже в аспирантуру и стал его аспирантом. Потом у меня, правда, случились большие неполадки, неприятности с советской властью.
Виктор Шендерович: С этого места подробнее.
Роман Каплан: С этого места подробнее. Дело в том, что как раз в какой-то момент я, вы знаете, в то время люди, которые были абсолютно причастны впрямую к суду над Бродским, эти люди бесновались и до того, как они засадили Бродского. И одной из таких первых жертв этих людей – Лернера, Медведева, был я.
Виктор Шендерович: То есть вы успели до Бродского.
Роман Каплан: Я успел до Бродского.
Виктор Шендерович: Каким образом удалось, расскажите?
Роман Каплан: Мне удалось таким образом: однажды в Эрмитаже меня попросили провести экскурсию, и можете представить, с кем я ходил два часа или три часа по Эрмитажу? Это был знаменитый композитор и дирижер Леонард Бернстайн.
Виктор Шендерович: Ничего себе!
Роман Каплан: И он сказал: «Называй меня Лени». Мое знание иностранных языков в то время мне сильно помогло.
Виктор Шендерович: А что вы знали к 60-му году языки иностранные?
Роман Каплан: Меня всегда больше всего интересовали языки, мне очень нравилось.
Виктор Шендерович: Шпион. Давайте дальше.
Роман Каплан: Да, вот они так тоже. Дело в том, что он подарил мне доллар.
Виктор Шендерович: Бернстайн?
Роман Каплан: Бернстайн. При нашем расставании. И я, который никогда не носил никаких украшений, ни на руках, ни на ногах, ни на груди, я вдруг проделал дырку, просверлил дырку в этом долларе и на цепочке носил этот доллар, всем говоря о том, что – Америка, свобода. Таких людей, как я, в те годы называли «штатниками». Это были люди, которые безумно любили Америку, гораздо лучше знали Америку, чем истые американцы, которые здесь живут. Могли назвать столицу каждого штата и каждого музыканта, мы слушали радио...
Виктор Шендерович: Сколько таких людей было в Ленинграде, по вашим прикидкам?
Роман Каплан: Сколько таких людей было в Ленинграде? Я думаю, человек двести, наверное.
Виктор Шендерович: То есть вы одновременно проколом этого доллара нанесли ущерб российской идеологии и американскому бизнесу, потому что вы испортили доллар.
Роман Каплан: Я начал переписываться с Бернстайном. И я как раз писал ему о том, что я ощущаю, что когда я ношу этот доллар, я вспоминаю его и далекую Америку, которая меня манит издалека.
Виктор Шендерович: С этой точки мы вернемся, почему вас манила Америка в 60-е. У нас есть звонок, мы послушаем звонок, а потом выясним, почему вас манила Америка и кто не доглядел. Здравствуйте, вы в эфире.
Слушательница: Здравствуйте.
Виктор Шендерович: Добрый вечер.
Слушательница: Здравствуйте. Добрый вечер. Меня зовут Татьяна, я звоню из Москвы.
Виктор Шендерович: Очень приятно.
Слушательница: Во-первых, спасибо гостю за его теплые слова о Питере 60-х. Я училась в Питере, правда, попозже и даже советское время - я далека была от политики, может быть сейчас другое какое-то представление. Но действительно была масса мест, несмотря на систему и что существовало, у нас были встречи, разговоры, обсуждения. То-есть прекрасная юная студенческая жизнь. Это первое. Поэтому за это вам спасибо. Теперь второе: по роду своей службы я часто бываю в Штатах. Но что-то мне не пришлось бывать в вашем ресторане. Он находится в Бруклине?
Виктор Шендерович: Вот отвечайте. Это скрытая реклама, за это меня выгонят с работы. Это я пошутил.
Слушательница: Это неважно, это не имеет значения.
Виктор Шендерович: Я понял, сейчас ответит.
Слушательница: Нет, это не так важно, дайте мне продолжить. Вы понимаете, что интересно: я бываю в командировках в Колумбийском университете, в других университетских городках. Конечно, у меня много друзей в Бруклине, я заезжаю к ним и даже живу у них.
Виктор Шендерович: Татьяна, у нас очень мало времени, если можно, вопрос.
Слушательница: Вопрос: у меня такое ощущение, они все приехали в то время, немножко позже, когда наш собеседник, и они хотели стать американцами, но они все стали опять русскими. И все, что было дорого для них в России, даже Питер и все, только это осталось с ними. Я хочу, чтобы ответил на вопрос: вот этот доллар по-прежнему является неким идеалом или все-таки Россия со всем прошлым, которое прожил?
Виктор Шендерович: Спасибо, вопрос понятен. Замечательный вопрос.
Роман Каплан: Замечательный вопрос, я тоже считаю так. Самое поразительное то, что я был в Москве американцем, а здесь я стал русским. Это поразительно. Но Америка всегда меня манила, начиная с самых ранних дней моей жизни. Потому что первую свиную тушенку и первый раз по-настоящему поели, когда мы ели американскую тушенку.
Виктор Шендерович: Причем военную.
Роман Каплан: Военную, да.
Виктор Шендерович: А вы блокадный?
Роман Каплан: Я блокадный ребенок, блокадный человек.
Виктор Шендерович: Я бы сказал так, рискну сказать, что тут дело не в долларе, а в том, что за этим долларом стоит.
Роман Каплан: Определенно.
Виктор Шендерович: Я думаю, что если бы этот доллар подарил не Леонард Бернстайн, то цена ему была бы другая, этому доллару. По поводу того, что в Америке стали русским – это очень характерная вещь. Ближайшее рассмотрение 30-летнее Америки не разочаровало?
Роман Каплан: Нет, конечно, в какой-то степени разочаровало. Когда ты близко знаешь кухню, то она тебе всегда не нравится. Но дело в том, что Америка все равно самая свободная из всех стран мира. В этом плане, где еще можно сидеть, разговаривать, кого-то критиковать? Только в Америке.
Виктор Шендерович: В Англии еще можно, во Франции, в Германии последние полвека запросто, я полагаю. Думаю, что пример подала Америка в значительной степени.
Роман Каплан: Я думаю, что да. И такого рода свободу… Дело в том, что вы назвали Англию, я согласен насчет Англии, что в Англии тоже вполне свободное общество. Во Франции, например, если ты плохо говоришь по-французски, то тебя уже не так принимают. И вообще быть иностранцем во Франции много хуже, чем быть иностранцем в Америке. В Америке очень просто быть иностранцем.
Виктор Шендерович: Америка – страна иностранцев.
Роман Каплан: Очень просто.
Виктор Шендерович: Я вынужден прервать моего гостя, потому что жестка эфирная дисциплина.
ИНФОРМАЦИЯ
Виктор Шендерович: Нам тут пишут, иногда пишут ядовито довольно: «Как в Америке со стриптизом? Не умер ли он? Кто там исполнительницы – американки или российские девушки?». Спрашивает Николай Совковский из Смоленской области. Может быть Роман и знает про это, но только не по своему ресторану. Там, могу вам сказать, вместо стриптиза замечательная музыка, замечательный пианист и скрипач, и должен сказать, музыка не аля-рюс, а вполне себе мировой широты - от джазовой классики до русского романса. А вчера я был свидетелем того, как иностранцы и ньюйоркеры веселились под танго из «Бриллиантовой руки»: «Помоги мне, помоги мне, в ясноглазую ночь позови» и ничего. То есть популяризирует ресторан не русский стриптиз, хотя россиянки-стриптизерши наверняка есть, а что-то другое. А тут еще вопрос… Да, Совковский еще пишет: «Из ресторанов не знаю ничего лучше сгоревшего «Славянского базара» на Никольской». Мне тоже нравился «Славянский базар», хотя я там внутри не был. Но я хочу вам заметить, Николай, что да, в «Славянском базаре» встречались Станиславский с Немировичем-Данченко, но в русском ресторане встречался Бродский с Довлатовым, и Барышников, и Ахмадулина. Я думаю, что в этом смысле конкуренцию он выдерживает. Роман, вот тут вопрос вам: «Если бы вы открывали ресторан в Нью-Йорке сегодня, каким бы он был и сколько бы стоило это мероприятие?». Спрашивает Олег.
Роман Каплан: Ой…
Виктор Шендерович: Тяжелый вопрос задал Олег.
Роман Каплан: Тяжелый вопрос. «Знал бы я, что так бывает, когда пускался на дебют».
Виктор Шендерович: Вы знаете, я подозреваю, что вы единственный ресторатор в мире, который может так начать ответ на этот вопрос. Но тем не менее.
Роман Каплан: Сейчас я не стал бы открывать ресторан. Потому что я отрыл ресторан 20 лет тому назад, когда была невероятная потребность собираться друг с другом, видеть друг друга, мне всегда хотелось быть окруженным... Ресторан, я говорил, что раньше ресторан что означал? Это место, где можно увидеть друга, приятеля, знакомого. Тоесть когда ты приходил в ресторан, ты никогда не оставался один, ты всегда мог к кому-то подсесть и начать разговор.
Виктор Шендерович: Приходил не поесть.
Роман Каплан: Приходил не поесть. Приходил ради чистоты, света и общения. Поэтому это всегда было самым главным, этого я и хотел добиться. А это бывало где – это бывало не столько просто в обыкновенных ресторанах, сколько в клубах. Кто-то там говорил про Дом журналистов, по Дом кино, про ВТО и так далее. В этих местах всегда была совершенно особая атмосфера, и она заключалась в том, что там создавалась какое-то чувство тепла из-за того, что все люди вокруг так или иначе знали друг друга или что-то знали о друге.
Виктор Шендерович: А как найти золотую середину между просто плохим демократизмом, когда просто размываются лица и это становится общепитом, и закрытым клубом, куда запрещен вход с улицы? Ведь в «Русский самовар» может войти любой с улицы, а почему-то он держится, интонация ресторана осталась.
Роман Каплан: Мне кажется, что это заключается в том, что многие люди, заходя в ресторан, сразу же с первого шага ощущают себя дома, перестают быть скованными. Есть же люди, которым незнакомо это чувство, потому что они принадлежат к чему-то другому. В каждом мирке маленьком, созданным тобою или кем-то еще, есть свои какие-то правила, есть свой воздух, которым надышали. Один мой друг говорит, что здесь намолили.
Виктор Шендерович: Есть такое понятие - намоленное место.
Роман Каплан: Намоленное место, да. Этим я сильно определяю это место. А потом наличие двух великих имен – имя Бродского, имя Барышникова…
Виктор Шендерович: Причем смешно, мне рассказывала одна приятельница, несомненно наша общая знакомая нью-йоркская, как ее сын, - причем она давно знакома с Бродским, и сын знал, что она знакома с Бродским, - но когда сын узнал, что она знакома с Барышниковым, он немедленно страшно зауважал мать. Имя Бродского говорит американцам, разумеется, меньше, чем имя Барышникова. Или уже говорит?
Роман Каплан: Вы знаете, оно будет еще говорить, мне кажется. Потому что раньше, когда они, например, сидели вдвоем в ресторане, то никто никогда не узнавал Иосифа, а все всегда узнавали Мишу. Сегодня имя Бродского становится все более и более известно среди вообще всех людей, которые знают поэзию, любят поэзию. Он принадлежит миру и будет принадлежать миру и дальше.
Виктор Шендерович: Вы так легко и много, и охотно цитируете стихи. Это такая детская любовь, с юности или это связано с близким знакомством с Бродским и со всеми его знакомыми?
Роман Каплан: Дело в том, что я вряд ли общался с Бродским так много лет, если бы он не знал, что я люблю стихи. И конечно, моя любовь к стихам началась задолго до того, как я познакомился с Бродским. Но, конечно же, его стихи, про которые даже трудно сегодня говорить, потому что я вспоминаю, что говорила Ахматова: Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными. Вот он каким-то образом на пустой земле, на голом месте вдруг вырвался таким образом, что сразу же стал собеседником Мандельштама, Пастернака, Цветаевой. Он не просто был поэт, он не просто есть поэт, он выдающийся поэт, великий поэт, для которого диалог с Вергилием, диалог с Овидием вполне понятен и вполне доступен нам. Хотя это поразительно, что подумать о том, как через столетия, через тысячелетия вдруг возникает человек, который может на равных говорить с самыми великими поэтами Земного шара. Если бы я, например, не читал стишки и не знал бы их, то ему не было бы вообще не о чем разговаривать.
Виктор Шендерович: У нас звонок. Здравствуйте, вы, кажется, в эфире. Попробуйте что-нибудь сказать.
Слушатель: Виктор, сегодня прощеное воскресенье, так что прошу меня простить. Хочу сделать нашему гостю из Америки подарок - очень короткий рецепт горячей закуски. Это Иван.
Виктор Шендерович: Если короткий – давайте.
Слушатель: Берется три любых растительных жира или три мясных жира, это он потом будет фантазировать. Берется картошка, соединяется указательный и большой палец и получается размер картошки, если больше, то делится пополам. В кипящий жир, во фритюр, как она становится коричневая, так она вынимается оттуда, толченым чесноком с солью посыпается и это вносится. Можно даже крышкой закрыть.
Виктор Шендерович: Замечательно! Спасибо, Иван!
Слушатель: Такое получается! Просто подарок хочу. От Ивана с любовью.
Виктор Шендерович: Спасибо. Роман аплодирует в студии. Между прочим, в русском ресторане есть такой обычай – готовятся только те блюда, которые Роман Каплан может приготовить самостоятельно. Я, по крайней мере, так читал.
Роман Каплан: Это правда.
Виктор Шендерович: Это правда. Значит вы своими руками. Началось это еще и с того, что вы сами любите готовить, как я понимаю?
Роман Каплан: Я всегда любил готовить, поскольку часто голодал.
Виктор Шендерович: То есть опять с блокадного.
Роман Каплан: Научился готовить и полюбил это дело на самом деле. Всегда рад, особенно если друг приходит, что-нибудь такое приготовить собственными руками.
Виктор Шендерович: Я когда-то слышал много лет назад, когда в нашу студию табаковскую на первом в курсе приходил Катаев, он рассказывал, как приходили голодные будущие классики Олеша, Ильф, Петров, как они голодные приходили, собирали по рублю и шли в Елисеевский. На пять рублей нельзя было на пятерых купить, на десять можно. Поэтому они сначала шли в казино, которые еще были в Москве в середине 20-х, и Булгаков всегда ставил на красное или черное, как правило, выигрывал. По поводу того, что «с нечистой силой шутки плохи», как-то было связано. И вот уже с десяткой они шли в Елисеевский. Так что голодные звезды будущие литературы - это вам тоже, видимо, знакомо. У нас есть еще вопрос. Да, пожалуйста, вы в эфире.
Слушатель: Добрый день. Это Владимир из Подмосковья. Я прежде всего обращаюсь к Роману Ароновичу Каплану. Роман Аронович, я у вас учился английскому языку, это было в школе в районе Красной Пресни. Мне очень приятно вас слышать. Я раньше тоже слышал, что вы в Нью-Йорке, и о вашем ресторане. Это приятные воспоминания молодости. Сейчас я на пенсии. И также большой привет господину Шендеровичу. Всего доброго.
Виктор Шендерович: Спасибо. Вы преподавали английский на Пресне?
Роман Каплан: Был такой в моей жизни, когда в 20 школе, это было в 60-х годах. Меня пригласили, в общем я там проработал полтора года, преподавал им английскую литературу и американскую литературу.
Виктор Шендерович: Это был предмет такой?
Роман Каплан: Да, это был предмет такой.
Виктор Шендерович: Что за школа такая?
Роман Каплан: 20 спецшкола города Москвы.
Виктор Шендерович: Ничего себе! Я знал вторую математическую, где были вольные нравы, а что можно было преподавать… Давайте вернемся к ресторанной теме. Тут опять интересное письмо: «Отнюдь не ностальгируем по советским временам, - пишут Майоровы (не написали, к сожалению, откуда), - однако в те годы мы двое, как сейчас говорят, бюджетников - инженер и педагог - часто посещали ресторанчики. Пара салатов, пара бифштексов, бутылочка сухого вина, а то и коньяка, легкий десерт без икры обходился в 20-25 рублей. Привет господину ресторатору». Пишут Майоровы. Господа Майоровы, это подтверждается, действительно можно было. Но вы, если в этом письме есть ядовитое жало по поводу цен, то хочу вам заметить, что 20-25 рублей сорок лет назад означало пятую часть зарплаты.
Роман Каплан: Определенно.
Виктор Шендерович: Те люди, которые сегодня с водочкой, с икрой, со всем вами перечисленным оставят сто долларов в ресторане «Русский самовар», это не будет пятой частью их зарплаты, понимаете, какая штука. Даже двести долларов, все равно это не будет пятой частью их зарплаты. Поэтому действительно ностальгировать по советским временам не стоит, не говоря уже о том, что все-таки, видимо, вы говорите о Москве или Петербурге, а были еще другие города, где еда кончилась значительно раньше, я думаю. У нас есть звонок. Пожалуйста, вы в эфире.
Слушатель: Здравствуйте. Такой вопрос странный, может быть. Вы знаете, что ожирение – заразная болезнь? На самом деле его вызывают микроорганизмы, то есть некая зараза, а не холестерин или стресс. Вот вы, работая в ресторане, не заразились от американцев еще?
Виктор Шендерович: На этот вопрос могу ответить я. Роман Каплан в блестящей форме физической, и судя по тому, что он есть в своем собственном ресторане регулярно, видимо, качество еды там достаточно хорошее и от американцев булимией он не заразился. А вообще вам пришлось стать знатоком, профессионалом из любителей, когда вы открыли этот ресторан?
Роман Каплан: Нет, я не могу сказать, что я стал профессионалом. Я по-прежнему ничего не понимаю про бизнес, для меня было самое главное всегда одно: чтобы это как-то кипело, и вот и все. Забота у нас простая.
Виктор Шендерович: Кто после смерти Иосифа… Видимо, Барышников не часто бывает сейчас уже в вашем ресторане?
Роман Каплан: Сейчас уже не так часто.
Виктор Шендерович: Кто сейчас составляет, я понимаю, что эти места не заняты и не могут быть заняты, но кто сейчас здесь, кто душа этого ресторана, кроме вас, кто круг вашего общения в ресторане за столиками?
Роман Каплан: Должен сказать, что таких близких очень друзей у меня почти нет здесь. Мои главные близкие друзья в Москве. Но из всех тех, с кем я дружу, самой значительной фигурой я считаю Льва-Феликса Збарского. Художник довольно большого масштаба, просто безумно интересный и умный человек, с которым поразительно интересно.
Виктор Шендерович: Вы же были одним из людей, популяризировавших галерею Нахамкина и вообще занимавшийся по первой своей специальности, как сейчас говорят, раскручивавший российскую живопись, наш авангард в Нью-Йорке.
Роман Каплан: Было такое.
Виктор Шендерович: Вы сейчас забросили эти занятия, вы не занимаетесь живописью, вас она не интересует профессионально?
Роман Каплан: Нет, не занимаюсь профессионально совсем. Но иногда, конечно, вспоминая старые времена, главным образом мое участие и причастие к живописи составляют друзья, приятели, знакомые и иногда попытка кого-то предложить, помочь продать другу-художнику какие-то произведения искусств.
Виктор Шендерович: Кого бы вы сейчас могли навскидку назвать, какие-то фамилии, если хотите назвать фамилии людей, которые, на ваш вкус, будут продаваться или просто вас интересуют, как любителя живописи - из отечественных прежде всего?
Роман Каплан: Я дружу с Виталием Комаровым из бывших Комара и Меламид.
Виктор Шендерович: Эта пара распалась, они не работают вместе?
Роман Каплан: Эта пара распалась, они сейчас работают отдельно. Я достаточно близок с Гришей Брускиным, которого я считаю замечательным художником, выставляется он блистательно здесь в знаменитой галерее.
Виктор Шендерович: А из нового поколения? Потому что это так или иначе 60-70-летние, под 60. А молодое поколение, может быть те, кто в России, вы за этим не следите уже?
Роман Каплан: Молодое поколение я почти не знаю. Я знаю, когда я бываю в Москве, иногда я захожу в галерею, главным образом там есть два человека – Марат Гельман, у которого замечательная галерея, и Айдан Салахова, дочка Таира Салахова, моего московского друга.
Виктор Шендерович: Вот я не являюсь знатоком живописи, не могу вам даже ничего порекомендовать. А вот вопрос опять возвращает нас к ресторации: «Какие в Нью-Йорке есть рестораны, клубные места, связанные с другими национальностями?», - спрашивает Ева.
Роман Каплан: В Нью-Йорке есть вообще все, любые рестораны этнические, на все вкусы – и эфиопские, и афганские, и марокканские рестораны.
Виктор Шендерович: А уж китайские и японские…
Роман Каплан: Китайские и японские – это просто... на каждом шагу.
Виктор Шендерович: На каждом шагу. Вообще не заставляйте Романа Каплана пропагандировать и рекламировать другие рестораны. Ева, я вас уверяю, что первым делом нужно, конечно, в «Русский самовар». Кстати, я думаю, нас простят и не обвинят в рекламе, тем более она не скрытая, а просто открытая, одна из наших слушательниц спрашивала, где находится «Русский самовар». Так вот он находится на углу 52 стрит и 8 авеню. Приходите, не пожалеете.
Такой странный вопрос - вернемся к вашим литературным привязанностям и писательским привязанностям. Время от времени в «Русском самоваре» проходят поэтические вечера. Вы сами отбираете тех людей, которые читают стишки (любимое ваше слово), стишки читают в вашем ресторане или есть кто-то, чьему вкусу вы доверяете?
Роман Каплан: Здесь есть несколько поэтов: Володя Гандельсман, крупный и острый поэт, поразительный мастер слова, которому я полностью доверяю.
Виктор Шендерович: Как замечательно - Владимир Гандельсман будет гостем нашей студии в Нью-Йорке через неделю, так что будем считать это анонсом будущей программы. Кто еще? Наверное, Лосев?
Роман Каплан: Лосев – это один из самых выдающихся людей вообще русской эмиграции. Но я думаю, что он такой же выдающийся был и в российской жизни. Я думаю, он занимает тоже довольно серьезное место.
Виктор Шендерович: Понимаете, какая штука, безусловно, занимает, и я отношусь к числу горячих почитателей давних Льва Лосева, но так устроена жизнь, не только, думаю, наша, я думаю, нью-йоркская тоже, что человек, сознательно выпавший из тусовки, он выходит из фокуса внимания. Я думаю, что нам долго, что в Нью-Йорке, что в России придется останавливать прохожих за локоть, прежде чем мы встретим того человека, который знает это имя. Между тем это действительно крупнейший русскоязычный поэт, просто один из самых крупных.
Роман Каплан: Литературная фигура очень крупная, культурная фигура очень крупная.
Виктор Шендерович: Вам кажется нормальным, что поэзия вообще, это Бродский когда-то пытался подсчитывать, что один процент населения интересуется поэзией? Это не грустно?
Роман Каплан: Нет. Понимаете, в чем дело, этот один процент составляет самых замечательных людей Земного шара - для меня, например. Потому что больше ничто не определяет для меня человека так, как его любовь к поэзии. Чаще всего мне присылают книжки, я читаю эти стихи. Если приходит ко мне мой приятель Андрей Грицман, поэт, и говорит, что приезжают из Москвы Сергей Гандлевский, замечательный поэт, и не буду ли я возражать, если он почитает стихи в «Самоваре»? Не только я не буду возражать, я буду счастлив, если поэт..
Виктор Шендерович: А Гандлевский еще не был у вас?
Роман Каплан: Был.
Виктор Шендерович: Замечательно. Кто еще? Я спрашивал про живопись, кто еще, может быть про поэтов, кого бы еще хотели, кто не был в «Самоваре», а вы хотели бы видеть - из пишущих стихи сегодня?
Роман Каплан: Из пишущих стихи сегодня? Я думаю, мне было бы интересно послушать там Кибирова. Он там не был у нас. Но вообще на самом деле огромное количество поэтов, десять лет продолжаются эти чтения, и они бывают как русские поэты, не только русские поэты, но американские поэты тоже. Будет, например, 16 апреля у меня будет поразительный вечер в ресторане, я сейчас уже могу сказать, что это поразительный вечер, потому что там будет два выдающихся американских поэта: один Марк Стрэнд, который был довольно близким другом Иосифа, а второй Джонатан Эйрон, который живет в Бостоне, преподает в Кембридже и тоже был близким другом Иосифа. Поэтому тут уже соберется вся компания, которая знает и помнит, и никогда не забывает. Потому что есть большая группа людей, которые говорят об Иосифе или вспоминают об Иосифе или что-нибудь цитируют Иосифа каждый день своего существования. Поэтому будет интересный вечер.
Виктор Шендерович: Смотрите, какая штука – Бродский стал модой. Нобелевская премия, сделали рыжему биографию, смерть. И посмертное - это такое дело привычное, когда человек становится культовой фигурой. Среди тех людей, для которых он стал культовой фигурой, довольно ведь немного людей, которые его любили и ценили при жизни. Это нормально или нормально, вам кажется?
Роман Каплан: Мне кажется, что это не совсем так. Я не могу с вами согласиться. Мне кажется, что было огромное количество людей, которые его любили. Просто, насколько я себе представляю это, что он был гордостью мира вообще, гордостью русского языка, который он вывел снова на мировую орбиту. То есть он сделал то, что мало кому удается - он перестал быть просто русским поэтом, он стал поэтом мира.
Виктор Шендерович: Вы знаете, я абсолютно соглашаюсь с вами в итоговой оценке. Я только хочу сказать, когда вы десять минут назад сказали, что из ничего, я тут хочу вступиться за русскую советскую литературу. Конечно, не из ничего. Конечно, был значительный перерыв после имен, о которых вы говорили: Мандельштам, Пастернак - был перерыв. Но сам Бродский говорил, что начал писать стихи после того, как прочел Слуцкого. Был Самойлов, был Окуджава. Не прекращалась эта линия.
Роман Каплан: Все эти люди, которых вы назвали, были, конечно, поэтами, но в общем не такого большого ранга. Поэтому, конечно, если сравнивать с Пастернаком, Мандельштамом, которые были запрещены, - они же были запрещены!
Виктор Шендерович: Вы знаете, - хотя я вынужден завершать беседу, потому что время наше подходит к концу, но - по поводу того, что они были поэтами меньшего ранга, я хочу вспомнить слова самого Бродского про Баратынского, что на этих вершинах нет иерархии.
