Анна Качкаева: Пропагандистская обработка накануне украинских выборов в самом разгаре. Второе воскресенье подряд о зловредных украинцах и происках американцев на канале «Россия» рассказывает Аркадий Мамонтов. Подключилось и НТВ, которое уже обеспечивало разоблачительные кампании против грузинского президента Саакашвили и Михаила Ходорковского. Теперь вот очередь в связи с Украиной дошла до плетущего антироссийские козни Бориса Березовского, против которого на экране свидетельствуют его бывшие приспешники и прихлебатели, которые не брезгуют рассказывать, как брали сначала деньги, тут же тайно записывали разговоры своего благодетеля. Один даже использовал для этого собственного ребенка. Березовский, разумеется, - не самый симпатичный персонаж политической сцены, хотя именно этот лондонский сиделец ездил приглашать в Кремль нынешнего российского президента. И дело здесь даже не в Березовском. Фильм, исполненный по принципу «В огороде бузина, а в Киеве – дядька», оставляет пакостное ощущение разборок двурушников: разоблачители Березовского на экране, многих из которых – бывшие офицеры спецслужб, выглядят мелковато, воровато, как будто не из могущественного ведомства. Фильм на НТВ вышел в рубрике «Чистосердечное признание», которая в последнее время специализируется на темах крайней жестокости, и вслед за агрессивно-развлекательной программой «Максимум» и желтеющей на глазах «Профессия – репортер» собирает самые высокие рейтинги.
Когда-то после пропагандисткой жвачки советских новостей невзоровские «600 секунд», напористые и страшноватенькие, выглядели очень свежо. В «секундах», по свидетельству в ней работавших, тоже исповедовали принцип верстки кошмариков «трупик – попик – филармония». Но смакование мерзости и грязи тогда все-таки не зашкаливало, и исполнители были ироничны и талантливы. Уже потом, в программе «Паноптикум» Невзоров действительно смаковал смерть и страх.
На нынешнем НТВ человеческую ненорму возвели в программный принцип. Что стоит за модой на криминал и жестокость? Почему не всякое разоблачение и не всякий сериал на криминальную тему, даже очень рейтинговый, оказываются в эфире? Чем считать тему «чернухи» или тему «зоны» - новым видом развлечения или зеркалом системы? Обо всем этом мы сегодня будем разговаривать с режиссером-постановщиком сериала «Зона» Петром Штейном, автором и ведущим программы «Совершенно секретно» Андреем Калитиным и моей коллегой, обозревателем газеты «Коммерсант» Ариной Бородиной.
И, наверное, Арина, вопрос к вам, первый, чтобы вы задали тему. Вы – одна из самых последовательных и жестких критиков превращения НТВ в криминальный канал, в криминальную зону. Но зритель, что называется, вашими же словами выражаясь, подсел. Как вы это объясняете?
Арина Бородина: Вы знаете, Аня, когда вы меня приглашали в эфир и сформулировали тему, я тоже пыталась себе ответить на этот вопрос. Вы понимаете, здесь действительно нет единственно правильного ответа, кто первичен – зритель, который этого хочет, или телевидение, которое потакает зрительским этим вкусам и все больше и больше расширяет. Я думаю, что и телевизионные социологи, и те, кто телевидение делает прежде всего, и мы, зрители, я себя в данном случае не отделяю, и те, кто о телевидении пишет – мы, наверное, все несем ответственность за это. Провести какой-то водозраздел здесь невозможно. Другой вопрос, что если все-таки мы говорим о проекте, который режиссер этого проекта сериального «Зона», который был в эфире НТВ, я все-таки считаю, что для общефедерального канала, который показывает в самое смотрибельное время, это все-таки скорее аномалия. И более того, вы очень хорошо заметили, что это попытка отражения системы. В нашей стране, где телевидение цензурируется, и все более и более активно, в первую очередь, политическое телевидение, говорить о том, что этот сериал – отражение системы, было бы сильным преувеличением. А скорее, это новый действительно вид развлечения. Другой вопрос – что этот продукт действительно сделан очень профессионально, динамично, жестко, то есть с точки зрения качественности, мастерства, к нему, наверное, нет вопросов. Действительно, это драма жесткая и так далее. Но вот с точки зрения психологии эфира, зрительского восприятия, смотреть в восемь вечера подробности жизни зоны, мне кажется, все-таки для психики это аномалия. Так же, собственно, как и смотреть по воскресеньям зверства, которым подвергаются дети из неблагополучных семей, и показывать в самое смотрибельное время все эти жестокие сцены с насилием, мне кажется, это тоже аномалия, которая добром не должна кончиться.
Анна Качкаева: Петр, Арина сформулировала собственно свое отношение к вашему сериалу. Я с Ариной согласна, с точки зрения драматургии, это сильная работа, там хорошие актерские роли, там прописанный сценарий. Вы, как в прошлом театральный режиссер, конечно же…
Петр Штейн: Почему в прошлом? Как это?
Анна Качкаева: Тогда извините, и сейчас, и в основном театральный режиссер. Наверное, вы вполне можете объяснить интерес публики к ненорме. У меня-то есть эти претензии к романтизации и зоны, и, на мой взгляд, неуместной цитаты из Тарковского, потому что миллионы смотрящих этот сериал вряд ли понимают ваши ассоциации с тем, что вы вынесли в эпиграф. Но это уже детали. Все-таки каким был для вас заказ на канале? Что от вас хотели? Что вы сняли? И готовы ли вы с нами согласиться, что это некая романтизация - уж точно не противостояние или отражение системы? Или что-то другое?
Петр Штейн: Вы знаете, романтики-то я там никакой не увидел. На самом деле, в нашей жизни все происходит случайно. Я и в сериал этот попал совершенно случайно. Я все лето готовил другой сериал костюмный про Пушкина. Но по разным причинам как-то Пушкин рухнул. Может, еще потом возродится, хотя сейчас, сразу после «Зоны», туда не хочется.
Анна Качкаева: Наоборот, очиститесь.
Петр Штейн Петр Штейн: Компания «РВС» - продюсеры Сапронов и Стернов – они потихонечку этот сериал готовили, там даже режиссера не было пока, но был некий подготовительный период. Просто ходили мимо меня лица какие-то страшные, они приходили на кастинги. И так получилось, что они мне предложили, потому что у меня в тот момент не было работы: «А не возьметесь ли вы за «Зону»?» Я сначала рассмеялся, потому что, собственно, как с работниками ГАИ я ни с кем не общался из людей в милицейской форме. Такой более-менее послушный граждан ин. Но случилось так, что они меня отвезли на целый день в тюрьму, где-то в 200 километрах от Москвы. Причем тюрьма-то даже была показательная. Ну, вы знаете, на меня это произвело такое чудовищное впечатление – вот все. Причем я прошел весь путь зэка: с момента, когда приезжает автозак, за ним все закрывается, дальше меня прошманали как бы, меня как бы помыли, мне как бы дали скатку, я пошел в камеру, там посидел.
Анна Качкаева: Скатка – это что такое?
Петр Штейн: Скатка – это такой матрац, иногда с бельем, иногда без, на чем спят. Я как бы вот в это погрузился. Надо сказать, впал в депрессию. И потом под этим впечатлением стал всю эту историю снимать. Поэтому романтизировать это я совершенно не собирался, потому что у меня было ощущение, что мне там побыть три дня, и я все свои болезни не отдам за то, чтобы только там не быть.
Анна Качкаева: А что канал-то хотел? Зачем каналу понадобилось 50 серий такого сериала?
Петр Штейн: Трудно сказать. Я не думаю, что это направленность именно этого канала. Ну, продукт вроде был приличный, сценарий приличный, это могло идти, наверное, и на другом канале. Я тут не вижу никакой связи. Я телевизор, к сожалению, очень мало смотрю. Я знаю, что у них там много криминала. Ну, что значит, много криминала? Ну, переключи на СТС, какие проблемы? Есть выбор. Кто-то покупает газету «Жизнь» а кто-то читает только «Культуру». Я не хотел бы навязывать никак.
Арина Бородина: Вот у меня к вам вопрос, мне просто интересна психология ваша. Вы сказали, что вы погрузились в депрессию, когда побывали там. Ведь вы же – режиссер, вы делали много спектаклей. А почему вы полагаете, что многомиллионная аудитория должна тоже вечером после трудового дня, естественно, должна погружаться в депрессию, видя, что это происходит? Вы считаете, что это нормально для человека? Вы считаете, что эти эмоции необходимы зрителям? Мне просто интересна ваша логика, когда много миллионов людей должны смотреть вот эти жестокие и жесткие сцены.
Петр Штейн: Вы знаете, я ничего по этому поводу не считаю. Я опять же говорю: не нравится, смотрите на другом канале что-то. Дело в том, что когда речь шла о времени, мы как бы с продюсерами не имели права голоса, но тем не менее советовали и говорили: «Ребята, не ставьте на 19:40, потому что у меня дочка десятилетняя, я бы не хотел, чтобы она это видела, даже случайно». Хотя она и не стала смотреть, она продолжала смотреть «Мою прекрасную няню» и «Не родись красивой», мы не запрещаем ей это смотреть, хотя у меня разные соображения. Но мне кажется, что канал, к которому я отношусь все равно с большим уважением, продолжаю там работать, мне кажется, что они совершили некую тактическую ошибку. Но потом они ее исправили, но уже исправили ее так, что теперь не знаю, кто нас смотрит, потому что это показывается ночью в воскресенье, когда людям в основном вставать на работу.
Анна Качкаева: Кстати, об ошибке. Как вам объяснили? Нам объяснили мотивами заботы о телезрителе. То есть вас сначала не послушали.
Петр Штейн: Вы знаете, мы же все равно до конца ничего не узнаем.
Анна Качкаева: Ну, почему? Я могу сказать нашим слушателям, это тоже никто не подтверждал, но тем не менее, и в кулуарах, и коридорах останкинских говорили о том, что руководство канала вызвали начальники ГУИНа и сказали, настучав им по голове: «Что же вы показываете таких мерзавцев из правоохранительных органов?»
Петр Штейн: Я не думаю, что начальники ГУИНа могут быть начальниками над каналом. Я думаю, что все было довольно серьезно. Но опять же что? Мы можем сейчас питаться слухами, говорить про президента, и что прямо там все приняли решение. Я ничего не знаю, нас поставили перед фактом, перевели на это время. Хотя я сейчас был в Германии, по «НТВ-мир» это идет по будням в 19:40 точно так же, как это шло здесь. «НТВ-Америка» показывает пять раз в неделю в совершенно нормальное время, и ничего. А здесь так решили наказать кого-то или не наказать.
Анна Качкаева: Я думаю, что решили наказать, потому что если внимательный зритель отрешится от блатной фени, от жестких диалогов, от неприятия созерцания того, что происходит в камерах, то он увидит в общем не сильно симпатичных, иногда, на мой взгляд, гораздо более симпатичных заключенных, и не сильно симпатичных людей в погонах, которые коррумпированы, жлобоваты, сострадания сильного ни к кому не испытывают. Но об этом мы еще поговорим.
Я хочу, чтобы Андрей Калитин, наконец, автор и ведущий программы «Совершенно секретно», подключился к нашей беседе, потому что я знаю, что контракт не продлен с вашей телекомпанией у канала НТВ. Я посмотрела две последние ваши программы, которые, я знаю, куплены каналом, но тоже не поставлены в эфир. Одна из них посвящена юмору на телевидении, но это тема отдельная, там могут быть корпоративные интересы задеты. А вот тема программы вашей, которая называется «Милицейские истории», напрямую связана с тем, о чем я говорю, то есть беспредел и ненаказуемость милиции, которая измывается над людьми по разным поводам, иногда совершенно не мотивированно. И невозможность наказать этих людей – собственно, главная тема ваших 44 минут этого репортажа. Там несколько историй: от Благовещенска до Буденновска, от истории с избиением депутата Государственной Думы до использования детей в детском доме, заставляющих их взять на себя некие преступления. И эта программа тоже не поставлена в эфир. Как-нибудь вам объяснили причину того, почему ее не показывают?
Андрей Калитин Андрей Калитин:Нам, к сожалению, канал не объяснял причину, почему не показал эти две программы. Кроме всего прочего, не показаны еще шесть, в том числе программа под рабочим названием «Переговорщики», которая была посвящена терактам, в том числе и в Нальчике, и Буденновск мы вспоминали. Мы понимали, к сожалению, что эта тема, так же как и тема милицейского беспредела, непроходная на канале. Для нас это было очевидно, когда мы это делали. Потому что канал, несмотря на то, что сегодня канала НТВ, безусловно, самый криминализированный, с точки зрения информационного вещания и подачи материала в эфире, тем не менее, некоторые темы просто не проходят, потому что, видимо, нет желания с кем-то вступать в определенную политическую полемику.
Что касается сериала «Зона», который, безусловно, с моей точки зрения, наверное, как телезритель я об этом могу сказать, самый профессиональный сериал и самый интересный созданный за последние 5-6 лет в России, я подозреваю, что имело место определенная политическая дискуссия на тему, показывать этот сериал или не показывать, в какое время он должен идти. Я просто знаю, что такой разговор на канале был. Хотя, что касается собственно «Зоны», у меня за профессиональную карьеру, за 15-16 лет, так сложилось, что я объехал колонии совершенно разные, просто по градации, по категориям: это мужские зоны, женские зоны и следственные изоляторы, где сидят психически нездоровые люди в ожидании экспертизы в институте имени Сербского, и зоны для бывших сотрудников правоохранительных органов, зоны для иностранцев. Все это у нас было в эфирах разных лет, в том числе и на канале НТВ. Конечно, это сломанные судьбы, конечно, это определенные эмоции, чувства. Зона, как это ни банально звучит, - это срез всего нашего общества. И интерес к тюремной тематике, который подогревается совершенно естественно в течение последних пятнадцати лет, - то, что эта тематика существует на телевидении, вполне понятен интерес зрителей. Я в этом смысле хотел бы к Арине Бородиной обратиться относительно того, что она сказала, как показывают тюрьмы сегодня, это игра на потребу зрителя, или зритель этого хочет? Наверное, и то, и другое, потому что эта тема, конечно, дает рейтинг, эта тема, безусловно, интересна, она волнует очень многих, если ее показав, затронув определенные социальные аспекты, показать людей, которые там находятся, что они чувствуют и что они переживают, с одной стороны. Но с другой стороны, все это вытесняет, к сожалению, информационные сообщения с показами трупов, с показами крови. Абсолютно не обращается внимание на собственно первопричины того или иного явления. Вот это очень трагично. И канал сегодня, как и все, наверное, телевидение, переживает очень серьезный кризис, и прежде всего, это связано с очевидной пожелтевшей политикой всех без исключения каналов.
Арина Бородина: Я бы тоже хотела несколько слов сказать. То, что говорит Андрей, не противоречит. Я говорю, что здесь ответственность обоюдная: и зрителей, и тех, кто телевидение делает. Но для меня в начале самого эфира нашего было действительно сильным откровением, очень важным для меня, что для самих создателей сериала «Зона» это время показа, с их точки зрения, было ошибкой. Я все-таки считаю, что здесь целиком за показ этого проекта нес ответственность канал.
Но надо сказать, что то, как этот проект сняли – это тоже аномалия, потому что, строго говоря, телевидение коммерческое, каким является канал НТВ, не должно регулироваться инстанцией свыше, будь то президент, администрация, другие государственные органы. Проект рейтинговый, он коммерчески успешный, и на канале просто радовались безумно таким высоким цифрам, соответственно, рекламным доходам. И когда административный ресурс вмешивается в коммерческую прибыль – это тоже аномалия, не меньшая, наверное, чем само содержание этого сериала. Это тоже неправильно, в этом проблема.
Кроме того, я хочу сказать, ведь в новостях НТВ за последние два дня не было новости о том, что Михаил Ходорковский, находясь в зоне в Краснокаменске, вновь посажен в следственный изолятор за то, что он распивал после девяти вечера чай с сокамерниками, как сообщают агентства. Этих событий в эфире НТВ мы не увидим, потому что это запрещено. Нет такой персоны, каковой является Ходорковский.
Но сериал «Зона» - конечно, это очень показательная вещь, этот сериал действительно надо было показывать, и интерес к этой теме есть. Но его просто изначально программировать надо было на другое время. Я хочу сказать, что вот те две недели, когда сериал перенесли на полночь, у него были очень высокие цифры. Но сейчас они упали. Я только что получила рейтинги за вчерашний вечер, там доля достаточно небольшая. Я думаю, что она будет снижаться ровно потому, что сейчас проект показывают с большим интервалом. Он действительно имеет право на существование в эфире, но, на мой взгляд, в совершенно четко ограниченное время. Так же, как могли быть в эфире и ЧП, и все эти обзоры за неделю. Но просто на канале НТВ руководство сознательно делает ставку на эти проекты, потому что они приносят рейтинг, и тем самым здесь не нужно готовить какой-то иной продукт, потому что есть жесткие рамки в эфире, которые уже забиты вот этими криминальными программами, и это приносит рейтинг.
Анна Качкаева: Я хочу еще раз напомнить, что действительно в этом смысле аномалия с точки зрения рейтинга, потому что и «Зона» лишилась своих необходимых пунктов рейтинга, и это означает, что снижены доходы, и «Совершенно секретно», которая закрыта, тоже имела вполне приличные рейтинги. Просто весь вопрос в том, что развлекать, видимо, уродством, страхом и агрессией гораздо более безопасно для государства, чем пытаться внятно рассказывать о причинах, проблемах и действительно творящихся безобразиях в собственных же органах. И как только, видимо, читается намек на какое-то зеркало, то от этого стараются так или иначе избавиться.
Я сейчас прочту некоторые из высказываний наших слушателей. Дмитрий пишет: «Никакая все это не аномалия. Люди всегда любили кровавые зрелища. Древним грекам нравились кулачные бои с разбитыми головами, гонки на колесницах с переломанными костями. Римляне получали кайф от гладиаторских боев. В средние века уважали турниры – тоже не самые бескровные развлечения. Так что в этом смысле ничего нового нет».
«У нас свободное телевидение, мы вправе видеть, во что превратилась страна, с тем, чтобы принять жесткие меры и остановить результаты либеральной демократии. Весь народ как раз за диктатуру (то есть за зону, видимо), у кого есть инстинкт самосохранения и патриотизм», - пишет нам Наталья.
Арина Бородина сказала о том, что не видит, например, сериал «Зона» отражением системы или зеркалом системы, и что система, разгневавшись, не позволила этому сериалу идти в прайм-тайм. А вот Андрей Калитин только что подтвердил отчасти эту мысль тем, что сообщил, что уже восемь программ «Совершенно секретно» в том числе со сложными темами, которые явно могут не понравиться правоохранительным органам, не запущены в эфир канала НТВ. Хотя те программы, которые я видела, сделаны вполне профессионально и на том же уровне, на котором компания «Совершенно секретно» привыкла такие программы делать. Другое дело, что, конечно, очень трудно для этих «Милицейских историй» найти милиционеров. Там только один у вас в затемненном виде то ли следователь, то ли работник ГУИНа говорит.
Андрей Калитин: Да, к сожалению, это действительно так. У нас согласился принять участие в программе Владимир Васильев, бывший замминистра внутренних дел, ныне депутат Госдумы, возглавляющий Комитет по безопасности. Но в пресс-службу МВД нам сказали, что, например, на тему благовещенских зачисток они с нами вообще разговаривать не будут, хотя обещали дать комментарии, но, естественно, они в проигрышной ситуации, потому что были пытки, были избиения, людей стаскивали просто в мини-концентрационный лагерь в центре города. Это в регионах происходит на каждом углу. Благовещенск просто всплыл благодаря печатной прессе, прежде всего, потому что новости практически об этом не сообщали. В тех или иных регионах, например, в Калмыкии это происходит постоянно. Доверие к милиции, согласно социологическим опросам, в последнее время не превышает цифру 12%. Это ужасно страшная цифра, в то же время на сегодня Россия находится в пятерке лидеров, с точки зрения совершения преступлений, с точки зрения криминализированности общества.
Анна Качкаева: И у вас там адвокат в фильме говорит страшненькую фразу. Я думаю, что это могло сильно очень не понравиться. В связи с Благовещенском он передает слова тех людей, которые пострадали от этих зачисток. ОМОНовцы, когда их хватали, их спрашивали: «Зачем же вы это делаете?», а они говорили: «Сегодня Конституцию отменили». Это как раз совпало с Днем Конституции по времени вот этих четырехдневных историй. И вот этих садистов в погонах, которыми называют в вашем фильме люди, пережившие это все, вы, Петр, художественно собственно показали. Они у вас там разные. И вчерашнюю серию если пересказывать, там персонаж без сердца, который шарашил дубинкой этого зэка, которого отпускают. Вообще, там три принципиальных сюжета во вчерашних двух сериях: упекли бомжа, который случайно спалил сарай, и он без суда…
Петр Штейн: Он уже умирает.
Анна Качкаева: И он без суда просидел год на нарах, и в общем, его освобождают уже вперед ногами, что называется. И причем эти фразы, которые сопровождают происходящее. Люди в погонах говорят: «Да ладно, мелкая история, сплошь и рядом это у нас». Я уж не говорю о том, что появляющийся прокурорский чин, который договаривается со своим человечком, как он говорит, и обещает ей повышение по службе, тут же говорит, чтобы она по возможности закрыла глаза на то, что произойдет в результате - какого-то свидетеля не станет.
Петр Штейн: Там детективная история развивается.
Анна Качкаева: Вы уже получали реакции правоохранительных органов?
Петр Штейн: В смысле я лично?
Анна Качкаева: Ну, вдруг.
Петр Штейн: У нас есть сайт zona - tv , вы может на него выйти, там и пресса о нас, там я читаю форумы и всякие гостевые книги, читаю гадости, читаю какую-то хвалу. Я все время читаю, почти каждый день, мне интересно. Хотя я никому не собираюсь отвечать, я считаю, что мы – не спорт, где выиграл «Зенит» 2:1, значит, он выиграл. А в искусстве никто не выигрывает. И я совершенно нормально отношусь к тому, что это кому-то может не нравиться. Потому что мне тоже многое не нравится из того, что получает всякие «Ники» и даже «Оскары» - посему я не претендую на последнюю инстанцию абсолютно.
Анна Качкаева: То есть вы не соглашаетесь с метафорой, что зона – и есть вся страна?
Петр Штейн: Знаете, я политикой никогда не занимался. Но, конечно, это разрез общества. Все самое чудовищное, что есть в нашем обществе, все, что осталось от государства – от того, в котором я, к сожалению, провел лучшие свои годы, когда я Радио Свобода мог слушать через какие-то жуткие глушилки, это все было, это немножко такое дежа-вю сейчас, но какое-то смешное для меня. Потому что сейчас уже в интернете что-либо закрывать как-то смешно.
Анна Качкаева: Ну, вот перед вами сидит яркий представитель – Андрей Калитин.
Петр Штейн: Ну, значит, эта передача будет продаваться на Горбушке, и ве равно кто хочет, будет ее смотреть.
Анна Качкаева: Андрей, а что вы в интернет не выставите? Или потому, что по заказу канала, и есть права?
Андрей Калитин: Каналу, конечно, принадлежат права, потому что программа ими принята. Другое дело, что им решать, показывать или не показывать. В данном случае они решили просто не показывать.
Петр Штейн: Нас вроде показали, могли тоже не показать, все равно все бы проникло.
Анна Качкаева: Олег, журналист, нам пишет: «Передача «Смотрим телевизор», пожалуйста, перестаньте делать вид, что медиа не являются отражением общества. Музыку заказывают те, кто владеет рестораном».
Петр Штейн: О! Как здорово!
Анна Качкаева: Вы согласны с этим?
Петр Штейн: Я ничего по этому поводу даже не считаю.
Анна Качкаева: Мне тут советуют не смотреть телевизор, чтобы не отравляться.
Петр Штейн: Правильно.
Анна Качкаева: Сидят два ярких представителя. Как же можно вас не смотреть?
«Когда говорите о том, что нужно переключиться на другую кнопку, чтобы не видеть мерзостей, на другой кнопке расположились такие же, как вы. Если кому-то не нравится, вы насаждаете насилие и бездуховнсть. Пора положить предел делающих деньги на крови и разврате».
Петр Штейн: Вы знаете, так смешно. Я так живо давно, я еще помню, когда были статьи «Я Пастернака не читал, но он мне не нравится заочно». «Жук в навозной куче» - была такая кампания против «Доктора Живаго». К сожалению, очень многое повторяется, потому что вот эти страшные 70 лет советской власти сформировали такой жуткий менталитет каких-то людей, которые занимаются доносительством, стукачеством, они все время выясняют с кем-то отношения. И если у соседа, который чуть-чуть стал лучше жить, сгорел дом, они радуются. Что делать? Мы живем в этом обществе.
Анна Качкаева: Да, кстати, «Зону» мы уже тоже смотрим на дисках, так же как и «Доктора Живаго», которого еще не успели показать, но тоже на жутких дисках.
Петр Штейн: Может, он его еще не смонтировал и не снял, а на дисках есть.
Анна Качкаева: Нет, уже смонтировал, снял.
Петр Штейн: На Западе это преследуется, наверное, правильно, потому что это действительно кошмар. У нас это все нормально.
Анна Качкаева: Учительница Ольга Николаевна говорит: «Цель показа зверств на телевидении, криминала – парализовать волю человека и манипулировать образовавшимся людским стадом». Может быть, в этом есть что-то?
Петр Штейн: Вы знаете, я считаю, что вообще, чему-то научить, если я изначально не хочу убить человека, его ограбить, никакое телевидение меня этому не обучит. Понимаете? У меня были папа с мамой, у меня есть моя семья, у меня есть книжки, которые я читал. Это вообще глупейшая позиция – говорить, что телевидение может воспитать. Я могу смотреть, мне интересно смотреть «Совершенно секретно», я это смотрю, или неинтересно. А кому-то интересно смотреть ситкомы. Почему воспитать-то кого-то это все должно?
Анна Качкаева: Воспитывать не обязательно, хотя у телевидения все равно подспудно есть такая функция, с этим ничего поделать нельзя, с этим «ящиком» человек очень много времени проводит.
Андрей, вопрос к вам. Смотрите, как вы относитесь к тому, что вообще сейчас на телевидении под неким документальным расследованием подразумевается констатация ужаса, самого преступления, есть такая драма, как с «Детками в клетке» или с людоедами, или с проститутками, но нет попыток разобраться в истоках. Я уж не говорю, что темы искупления, помощи, сострадания вообще в принципе нет, но и нет попытки того, что называется журналистским расследованием. Это с чем-то, на ваш взгляд, связано, вот такое облегченное отношение к материалу? Или опять же это все потому что рейтинг требует упрощенчества и развлечения?
Андрей Калитин: Прежде всего, конечно, рейтинг. Это ключевой момент. И сегодня то, что мы могли прочитать в подвальчике, на первой полосе внизу газеты «Московский комсомолец» - «Кирпич упал на голову бабушке», «Внучка родила от собственного дедушки» - весь этот кошмар вылился в телевизионный эфир сегодня, и все это продолжается на всех каналах в равной степени, может быть, на НТВ, кстати говоря, чуть больше. Что касается в принципе жанра журналистского расследования, то у нас была возможность сравнивать разные совершенно эпохи. Я начинал работать в программе «Взгляд» в 1990 году, и тогда даже какие-то материалы, которые у нас появлялись, конечно, там не было ни налета желтизны, не было того оттенка, который нес в себе Александр Глебович Невзоров в «600 секундах». Потом был совершенно другой этап развития журналистского расследования в эпоху с 1991 по, может быть, 1999 год, когда на журналистское расследование реагировала власть, кстати говоря. По-разному реагировала, нас, например, в 1999 году закрыли на Российском канале из-за интервью Скуратова, за попытку показать Абрамовича. Сейчас мало кто помнит, как в 1999 году его никто в лицо не видел, его никто не знал, как он выглядит. Мы тогда показали, нас закрыли.
Анна Качкаева: Да и сейчас особенно его никто не знает.
Андрей Калитин: Сейчас он просто не дает интервью.
Анна Качкаева: Показывают, но тоже…
Андрей Калитин: Интервью он не дает. Сейчас, конечно, жанр сам себя, к сожалению, изживает. И делается, собственно говоря, во многом это руками журналистов, которые в борьбе за рейтинг идти на легковесность подачи темы и откровенно на желтый оттенок. Практически не осталось программ, где собственно ведется это журналистское расследование. Может быть, единственный пример «Спецрасследование» на Первом канале, очень изредка появляющееся в эфире. Мы делали эту попытку на НТВ.
Анна Качкаева: А вы, кстати, куда перебираетесь?
Андрей Калитин: Во-первых, мы продолжаем работать и на Первом канале тоже, причем, может быть, даже в несвойственной немножко для нас рубрике, которую мы только осваиваем, занимая новые ниши. Это цикл «Личная жизнь».
Анна Качкаева: То есть тоже в общем «желтеете» потихонечку.
Андрей Калитин: Нет, это абсолютно не «желтый» проект. Мы сейчас работаем с Владимиром Жириновским очень плотно, и в апреле покажем этот фильм, абсолютно не скандальный. Я надеюсь, что мы покажем его с совершенно неожиданной стороны. Но в то же время мы, конечно, будем продолжать программу «Совершенно секретно» делать, это однозначно.
Анна Качкаева: Нина Васильевна из Подмосковья, вы в эфире.
Слушатель: Я слушаю передачу вашу, есть очень много интересных тем, которые я слушаю с удовольствием. Но вот товарищ режиссер, который сейчас рассказывает, по-моему, он, кроме этих фильмов, не хочет работать над своей головой, чтобы показать что-то приятное, интересное, интеллектуальное.
Анна Качкаева: Нина Васильевна, я должна вам сказать, что Петр еще и «Бедную Настю» снимал, если уж говорить о трепетной любовной истории.
Слушатель: Надо уже переходить, как раньше снимали фильмы. Эти скороспелочки все тоже неинтересны.
Анна Качкаева: Ничего себе скороспелочка на 50 серий! То есть Петр, я бы так сказала немягко, вы – безнравственный человек, снимаете…
Петр Штейн: Я ничего не хочу сказать Нине Васильевне, ничего.
Анна Качкаева: Тогда давайте послушаем Владимира из Московской области.
Слушатель: Во-первых, по поводу сериала «Зона». Конечно, те, кто заказывал сериал, и те, кто создавал – они имели две разные точки зрения. Одни заказывали как бы такую «клубничку» о жизни в заключении, а другие сделали реальность – что есть, и вот эта несостыковка, когда проявилась, особенно в лексике, она и дала повод для того, чтобы перенести его под любыми предлогами на более позднее время и сделать выход только в воскресенье, допустим. Но то, что сам сериал отражает действительность и особенно ту лексику, в которой живут люди, которым глубоко безразлична страна, которым совершенно безразлично все. Живут они одним днем сегодняшним, этими мелкими интересами, которые являются смыслом их жизни. Помните книгу «Один день из жизни Ивана Денисовича»?
Петр Штейн: Да помнится такое, да.
Слушатель: Где человек жил в заключении один день и был счастлив, что он остался жив. И в принципе вся страна так живет одним днем, чтобы сегодня выжить. И это все и есть отражение это. И кто увидел это в художественной работе, и поняли, что совершили, когда увидели, что получается. Половина смотрит - те, кто видит жизнь в «розовых» очках, а вторая половина – те, кто прошел эту зону.
Анна Качкаева: Благодарю вас, Владимир. Как вы относитесь к такому мнению?
Петр Штейн: Я отношусь хорошо, потому что вроде бы он так хвалит. Но, понимаете, он себе представляет каких-то людей, наверное, с длинными носам, которые хотят «клубнички» и хотят обогащаться, вы знаете, там работают вполне белые люди, которые существуют в той атмосфере, которые тоже хотят, чтобы было хорошо, чтобы искусству было неплохо. И те комплименты, которые я получал, я их получал за то, что у меня нет замыленных артистов, что у меня артисты, которых мы вытащили с нашей кастинг-директором Мариной Симоновой, что они мало светились, но хорошо играют. Меня, честно говоря, больше интересовали эти вещи, потому что я следующую историю буду делать очень большую про больницу. И поверьте, что я сумею вскрыть не менее страшные язвы нашего общества на материале больницы. Слава Богу, имею страшный опыт пребывания там. Поэтому тут абсолютно дело не в теме, а в том, как ее можно повернуть. Я про армию то уж вообще не говорю. Это уж совсем беда.
Анна Качкаева: Кстати, а про армию у нас совсем сейчас не снимают. И Андрей, вы заметили, что у нас идет теперь кампания анти-дедовщины в связи с Андреем Сычевым?
Андрей Калитин: Конечно. Я, отвечая на звонок Владимира, еще бы добавил. Владимир говорит о том, что показан такой действительно срез общества и показано, как все есть на самом деле. Нужно понимать, что прежде всего режиссер создавал художественный образ, должен был отразить определенные жизненные коллизии, судьбы, показать все это. Если с точки зрения документалистики подойти к этому вопросу и показать на самом деле, что существует на сегодня, например, в Бутырском сизо, где в камере на 20 человек спят 80, они спят по 6 часов.
Петр Штейн: Да у нас «Щелкунчик» - наша «Зона», наш фильм рядом с тем, что происходит в Бутырке. Слава Богу, я знаю.
Андрей Калитин: И почему сегодня телевидение не показывает, как где-нибудь в Иркутской области люди живут в деревнях, не имея никаких средств к существованию, на 150 рублей в месяц? У нас этого нет, социального аспекта вообще нет на телевидении в последнее время. Что касается армии, если бы не история с Андреем Сычевым, кстати, опять надо отдать должное пишущим журналистам, потому что она, конечно, появилась в печатной прессе. И после этого какое-то отражение в телевизионной картинке нашло, но в очень маленькой степени, потому что это тоже происходит на каждом углу. Правды об армии сегодня никто не показывает, никто не говорит, и никто это не даст в эфир, к сожалению, сегодня. Вот в чем дело. Существует определенный список фамилий на каждом канале людей, которые не должны попадать в эфир. Мы об этом говорили, готовя ту же программу о «Милицейском беспределе». Говорили об этом с Григорием Явлинским, я его сразу же предупредил, что в эфир он, конечно же, не попадет. Он прекрасно это понимает. Где он последние полгода появлялся? Нигде. Такой список можно увидеть на каждом канале в той или иной форме.
Что касается армии, то сейчас все бросились армию защищать вместо того, чтобы бороться с теми же проявлениями дедовщины, которые там происходят. Что армию защищать, когда ее надо реформировать? Это совершенно другая, наверное, тема, она займет отдельно целый эфир.
Анна Качкаева: Да, конечно. Так же, как и милицию, что ее защищать, если ее надо реформировать? Это тоже одна из тем и мыслей вашей программы про «Милицейские истории».
Андрей Калитин: Да, безусловно.
Петр Штейн: У нас на сайте «Зона» есть цитаты из выступления нашего министра обороны, где он говорит, что такие фильмы, как «Зона», порождают дедовщину. Я как-то даже был странно шокирован, что этот мальчик, который сейчас там лежит искалеченный, умирает, что в общем, практически я в этом виноват. Очень интересная мысль.
Анна Качкаева: Игорь из Подмосковья, вы в эфире.
Слушатель: Хочу выразить ваше мнение по поводу вашей дискуссии. Все, что я увидел в этом фильме, крайне удивляет. Насколько этот человек, который ставил этот фильм, очень банально смотрит и думает, что он – человек искусства. Это настолько бездарно, настолько глупо. Почему? Потому что таким образом поднимать свой рейтинг – это просто безнравственно человеку, который считает себя человеком искусства.
Анна Качкаева: Игорь, а вы смотрите «Зону»?
Слушатель: Я ее смотрю периодически. Не могу ее смотреть все время, потому что этот фильм поставлен только для людей, которые еще не сформировались как личности, у них не сформирована психика. Это фильм для детей.
Анна Качкаева: А, для детей?! Вот именно поэтому его на 23:30 перенесли, видимо.
Анатолий Николаевич, вы в эфире, из Москвы.
Слушатель: У меня вопрос, во-первых, к автору сценария.
Анна Качкаева: Здесь автора сценария нет, здесь есть режиссер-постановщик, но он может ответить.
Слушатель: Этот сценарий – это реальность или это выдумка?
Петр Штейн: Как-то вы сразу ставите в тупик. Это художественное произведение, построенное, естественно, на каких-то реалиях. «Война и мир» - в общем, тоже выдумка, кроме известных событий. Все выдумка, Ростовых не было, не существовало – выдумка. А война была 1812 года.
Слушатель: Ну, это вы далеко зашли. Я вам другое хочу сказать, я 4 года оттараторил в зоне. Вы показываете зону или тюрьму?
Петр Штейн: Тюрьму.
Слушатель: Тюрьму?
Петр Штейн: Да.
Слушатель: Но это не «Зона» тогда.
Петр Штейн: Не зона.
Слушатель: Тогда зачем нужно это было называть «Зоной»?
Петр Штейн: Вы эпиграф прочтите.
Слушатель: Потому что даже то, что в тюрьме сделано при следствии, многое может быть, я согласен, и Ходорковского сегодня вспоминали, в позавчерашней газете была статья по поводу того, что он не может уже вообще ничего платить, ему 25 рублей сейчас платят. В это я верю. Но в то что такие собаки сейчас от начальника тюрьмы и до кума, и до всех этих самых толстых, которые только курицу жрать могут, я не верю в это. Если вы там были, если вы сидели сейчас в эти последние десять лет, и мне подтвердите, что это так.
Анна Качкаева: Точно Петр не сидел.
Петр Штейн: Я не готов спорить с вами. Вы высказали свое мнение, дозвонились, ну, и дай вам Бог здоровья.
Анна Качкаева: Во-первых, очень многие зрители ругают за то, что вы отрицаете воспитательную роль телевидения. Это их право и ваше право не признавать ее.
Татьяна из Москвы нам пишет: «Что же вы приглашаете только тех, кто все время скулит? Все им не нравится, все не так, а они все такие хорошие, любят называть себя элитой. Смешно и глупо». За весь час я ни разу не слышала, чтобы Андрей или Петр назвали себя элитой, уважаемая Татьяна.
Петр Штейн: Мы тайком, наверное, думаем про себя, что мы – элита, а мы на самом деле не элита.
Анна Качкаева: А насчет того, что они скулят, мне кажется, что нет, пытаются объяснить, что происходит на телевидении, и может быть, чуть-чуть про то, чего вы не видите, просто включая телевизор как бытовой прибор.
Мария Николаевна, вы в эфире.
Слушатель: Я хочу сказать, что я, во-первых, - вполне состоявшийся человек и взрослый, это к тому товарищу, который говорил, что смотрят только люди дошкольного возраста.
Анна Качкаева: Да спят уже дети в пол двенадцатого.
Слушатель: Вот именно, это смешно. Я просто хочу сказать, что я была потрясена этим фильмом, была страшно разочарована, когда каждовечернее сидение перед экраном у меня отпало. А почему, я скажу вам. Потому что это кинофильм дышит правдой.
Анна Качкаева: Ну, вы все и сказали, Мария Николаевна, спасибо вам большое. А как вы полагаете, вам бы было интересно смотреть настоящее документальное расследование про все то, что сказано?
Слушатель: Конечно.
Анна Качкаева: А как вы думаете, почему их все меньше и меньше на экране?
Слушатель: Ясно, у нас же никто не вздохнет, не охнет, это сверху все идет абсолютно. А как иначе? У нас же не решаются иначе вопросы. Поэтому если кто-то не озвучивает эту истину, это просто смешно, но все это понимают.
Анна Качкаева: Вот такое мнение, вполне, по-моему, здравое.
Скажите, пожалуйста, Петр, вы, по-моему, расстроились мнениями наших слушателей.
Петр Штейн: Ну, что вы! Я живу давно.
Анна Качкаева: А, то есть уже не расстроились?
Петр Штейн: Да что вы!
Анна Качкаева: Ну, и слава Богу! А если бы вам предложили вам сейчас снимать про армию, вы бы взялись?
Петр Штейн: А я буду.
Анна Качкаева: Будете?
Петр Штейн: Да. Я буду снимать про больницу. Дело в том, что я сейчас стал как бы художественным руководителем кинокомпании «РВС», которая выпускает длинные истории. Там у меня будет много помощников, скажем так. Там довольно сложная структура производства. Она связана с НТВ, кстати. Ближайшая история – это больница, она будет делаться по такому же принципу, как «Зона», то есть это будет пространство внутри с некоторыми небольшими кусочками на натуре, на подъездах. То есть структура абсолютно такая же. Это будет больница в неком среднерусском городе, скажем так. А другой проект – это подводная лодка всего-навсего, тоже где-то как бы на берегу какого-то энского моря, судьбы людей, какие-то плавания. Это будет история, которая тоже так или иначе… При том, что у меня не было никаких политических целей, я ничего не хотел вскрывать, я просто увидел жизнь. Вот я видел я такой, какая она есть. То же самое будет с больницей. Мне интересны люди. Я совершенно не собираюсь решать проблемы украинско-российского флота. Мне это неинтересно, без меня решат, даже не решат никогда. Мне люди интересны там, кто там служит, кто умирает, кто кого любит. Вот я про это буду делать всю эту историю.
Анна Качкаева: Я надеюсь, что и Андрей будет продолжать делать свои истории из программы «Совершенно секретно», которую пока вы не видите в эфире, но, может быть, все-таки увидите на каком-нибудь из каналов, так я понимаю.
Андрей Калитин: Безусловно.
